удовольствие, цена которому - детство

раннее утро встретило небольшое городишко своим очарованием. первая пара в университете начинается ровно в восемь тридцать, но преподавателя ещё нет. союз тоскливо смотрит в окно, уже понимая, что товарищ вряд-ли сегодня придет, а соответственно, день пройдет скучно. ❝ пережить бы эти несчастные три пары и пойти домой... ❞ – мимолётно пронеслось в голове. и вот, спустя десять минут, преподаватель всё-таки пришел на пару и начал занятие. нужно было записывать материал, ведь когда начнутся экзамены будет необходимо показать свои записи, чтобы получить высший балл, а многие экзаменаторы без наличия конспектов хорошую оценку не поставят. но русский не собирается ничего записывать. по крайней мере, на первой паре уж точно. усталость. лень. и в целом не было никакого желания что-либо делать после очередной бессонной ночи. лучи теплого солнца падают на уставшее лицо, будто жалеют, относятся с пониманием. но коммунисту не нужна жалость солнца, одногруппников или друзей. главное, чтобы рядом был любимый сынишка, большего и желать нельзя. нет, никого, кроме него, коммунист не любил и не думал любить. все мысли просвещены только своему сыну. лишь один его образ в голове вызывал сотни тысяч бабочек в животе, что на самом деле было ненормально со стороны сторонника социализма. да, мальчишка был неплохим, порядочным. светлые кудрявые волосы напоминали бескрайнее поле пшеницы, что располагалось около университета, где обычно проходили прогулки у студентов. волосы постоянно путались и их было необходимо периодически расчёсывать, а вот расчесываться рсфср очень сильно не любил. на шее весел... нет, будет правдивее сказать, болтался красный пионерский галстук, потому что российская республика был слишком активным ребенком. он постоянно бегал, лазал по деревьям, падал, из-за чего постоянно имел разбитые коленки, локти и различные травмы. белая рубашка была идеально выгляжена, но гладить ее приходилось постоянно, чтобы вид оставался прилежным. стать отцом союзу пришлось рано, поэтому он подошел очень ответственно к воспитанию и внешнему виду своего дитя. на поясе был коричневый кожаный ремень, который передался по наследству от самого коммуниста. серые шорты были чуть выше колен, что были постоянно заклеины пластырями. на ногах были гольфы, которые хоть чуть-чуть, да спасали пионера от лишних ран и ссадин. он был свободным, из-за чего даже сам ссср иногда завидовал собственному сыну, который словно имел крылья за спиной. детские мечты окрыляли, одаривая свободой и счастьем. заставляли забыть о своих проблемах и просто наслаждаться жизнью. но не все было так радужно. ту самую свободу, что дарило детство, русский стремился отобрать. не из-за зависти, а из-за ревности. когда мальчишке исполнилось семь лет его как и всех остальных детей отправили в школу. в скором времени он нашел себе друзей и стал хорошо учиться. все бы ничего, да вот союз не мог смотреть спокойно на то, что его сын общается с другими детьми. а вспомнив себя в его годы, ревность перешла все границы. он вспомнил, что впервые влюбился именно в первом классе, а такой же судьбы для своего отпрыска совок не хотел. в итоге российская республика был на домашнем обучении, что ему сильно не нравилось. хотелось общения, друзей, но ничего этого не было. единственным другом был германия, что был чуть младше него. и то, социалист разрешил дружить только из-за того, что побоялся быть раскрытым. отец германии был далеко не дураком и мог догадаться, почему же рсфср так сильно опекают. проблем с немцем коммунист жуть как не хотел, а потому решил сделать исключение, разрешив детям общаться. то, что тайное всегда становится явным – правда. в перерывах между парами рейх часто спрашивал у своего товарища, почему же он перевел ребенка на домашнее обучение, но русский тихо вздыхал, смущённо отводил взгляд и каждый раз переводил тему разговора. разумеется, это выглядело очень подозрительно, но что поделать? не устраивать же допрос своему единственному другу! к тому же, все было даже несколько очевидно. однако даже не смотря на это ариец все равно продолжал задавать один и тот же вопрос уже даже не для того, чтобы услышать ответ, а для того, чтобы увидеть реакцию. первая пара закончилась, студенты попрощались с преподавателем и перешли в другую аудиторию. в другой аудитории коммунист встретил своего друга, которому было просто лень идти на первую пару. да и какой смысл был на нее идти, если оба все равно ничего не записывали, а смеялись и мешали другим людям, что сидели рядом. – здравствуй. а почему ты опоздал на первую пару? сегодня же к первой... – с нотками огорчения спросил союз, уже заранее зная ответ. – мне было лень вставать. все равно на первой паре мы ничего не делаем, а если и делаем, то за наши «делания» нас выгоняют из аудитории. и зачем мне лишние замечания? нытье, да и только. – будто заученным текстом ответил немец, совсем не удивляясь такому вопросу, что успел стать риторическим. разложив книги на парте, между парнями даже не смотря на то, что преподаватель пришел, все равно завелся непринуждённый разговор о том, как же здорово, что время от времени преподаватели опаздывают на пары и можно отдохнуть, а также о том, как же круто они сегодня выпьют и накурятся, что на утро совсем ничего не вспомнят. ❝ вот это я понимаю - дружба. настоящий друг это тот друг, с которым даже потрахавшись в сотый раз останешься друзьями. ❞ – с гордостью отзывался рейх о своей дружбе с совком, который постоянно краснел от таких высказываний, хоть и в глубине души был согласен. девушка, сидящая рядом, попросила не мешать ей своими разговорами, на что социалист кивнул в знак понимания и замолчал, так как считал, что если сам не учишься, то другим не мешай. а вот немцу без разговоров было скучно. плюсом, он считал, что если кто-то хочет или не хочет учиться, то это явно не его проблемы. студент всячески пытался спровоцировать товарища на диалог, но видя, что тот ни в какую - решил пойти на крайние меры, чтобы хоть как-то обратить на себя внимание. подсев ближе, ариец хитро улыбнулся. такая улыбка никогда ничего хорошего не предвещала, и этот случай не стал исключением. положив свою ладонь на чужую ногу, он тихо прошептал: «хватит молча дрочить на своего сына, лучше со мной поговори.» план действительно сработал. ссср находился, мягко говоря, в конкретном шоке. бледные щеки тут же залились краской, а голос задрожал. – д-да как ты мог обо мне такое подумать! я что, по-твоему, педофил?! да за кого ты меня принимаешь! – горячо отреагировал сторонник социализма, еле сдерживаясь, чтобы не закричать на всю аудиторию. провокатор ещё больше заулыбался, обрадовавшись, что на него обратили внимание. – откуда такая реакция, совок? или я попал в ту самую точку? или даже в самое сердце? – продолжал ухмыляться немец, пока союзу это не надоело. последний хотел убрать чужую ладонь со своей ноги, но в итоге со стороны это выглядело немного не так, как было на самом деле. – интересно вам двоим под партой? этими делами надо заниматься ночью вдвоем, а не на парах при всех. вон из аудитории, оба! – возмутился преподаватель, выгнав студентов из аудитории. перед выходом рейх не мог не сказать «легенды вышли, дураки остались», но дважды выгнать одного человека было невозможно, поэтому никто на это так остро не среагировал. оказавшись за дверью, ссср продолжал краснеть, а его друг продолжал смеяться. – да ладно тебе, весело же было. – легонько толкнув русского, усмехнулся ариец, но видя, что товарищу совсем не смешно, добавил. – с меня две бутылки пива, ты только не обижайся, хорошо? я же просто пошутил, а если и моя шутка оказалась правдой, то я все равно не откажусь от тебя. мы же друзья. мне без разницы на кого у тебя стоит: на ребенка или на взрослого. но если на меня, то можешь рассчитывать на мою помощь. хе-хе... главное, чтобы ты был счастлив. вот и все! ведь, когда ты счастлив - счастлив я. – д-да ну тебя! тоже мне подкатил! – продолжал смущаться русский. – нас выгнали из аудитории! ну и ладно. явно не первый и не последний раз. зато мы можем пораньше погулять. вот только третью пару надо будет отсидеть и пойдем. – какую третью пару, ты чего, с ума сошел? мазохист? не знаю, как ты, совок, но я пойду домой. я спать хочу, после вчерашней ночи у меня все болит. мы так напились, что меня ещё два часа блевало после того, как я еле-еле от тебя до дома добрался. в общем, в восемь я к тебе зайду. до встречи. попрощавшись с другом, немец ушел. коммунист остался один в пустом безлюдном коридоре. попроситься зайти обратно было стыдно, тем более после прощания рейха, который одной фразой унизил всех, возвысив их вдвоем, было особенно стыдно и страшно. пойти в столовую поесть было слишком позорно, потому что буфетчица подумала бы, что союз прогульщик, а таким он никогда не являлся. голодный желудок просил есть, а настроение напрочь испортилось. ссср неспешно бродил по коридорам, заходил в каждую аудиторию, что была пуста и пытался найти себе хоть какое-то развлечение. в один момент он понял, что идти в одиночку на последнюю пару - себя позорить. одно дело воевать против всех вдвоем, другое дело одному против всех. ❝ ладно, этот день окончательно не задался. наверное, стоит тоже пойти домой... ❞ – подумав, совок вышел из университета. возникла мысль пойти за сигаретами, что частично утоляли голод, но тут послышался родной голос. – папа! папочка! сердце замерло в груди, а бабочки в животе буквально убивали своим нескончаемым количеством. союз стал оглядываться по сторонам, пока не заметил драгоценную фигуру. к нему подбежал его сын. весь уставший и запыхавшийся, но почему-то довольный. коммунист был настолько рад встрече, что тут же прижал свое любимое дитя к себе, крепко обнимая обеими руками и, не боясь ничего, нежно целуя в губы, запуская руку в кудрявые волосы и прижимая ближе к себе. – сынок... что ты тут делаешь? я же просил тебя не приходить на территорию университета. да и как ты сюда вообще попал? сюда без пропуска не попадешь. – наконец спросил русский, оглянувшись по сторонам, чтобы убедиться, что их никто не увидел. – охранник спал, и мы с германией этим воспользовались. он подсадил меня, чтобы я перелез через забор, а сам остался ждать меня снаружи. – с гордостью за себя и за друга ответил рсфср, доставая из кармашка шорт маленький свёрток. – папа, возьми, это тебе. ты после учебы постоянно приходишь голодным, и мне тебя стало очень жаль... эти пирожки мы с германией приготовили вместе. надеюсь, все вышло не слишком плохо, мы готовили в первый раз по твоему рецепту, но ты не переживай! мы готовили у него дома, так что с нашей кухней все нормально! правда на кухне германии мы устроили небольшой беспорядок, а я пообещал ему помочь с уборкой, так что ты ешь, а мне пора. я должен ему помочь, пока его папа не вернётся домой. помахав отцу на прощание, пионер спешно скрылся, а совок снова остался один. от поступка мальчишки хотелось плакать. ❝ таким сыном можно спокойно гордиться... ❞ – с едва заметными слезами на глазах подумал социалист, вытирая руками слезы. слезы счастья. сами пирожки пришлись ему по вкусу. единственным минусом было лишь то, что получилось слишком сладко, но русскому было все равно. любимый сын сделал это своими руками, ещё и неплохо вышло. что может быть лучше? поздная ночь. звук открывающиеся двери и резкий запах табака с алкоголем. рсфср прятался в своей маленькой комнатке под кроватью. ничего, кроме своего пьяного отца он так сильно не боялся. союз часто выпивал с рейхом, и каждый раз его реакция была непредсказуемой. непредсказуемость пугала и заставляла дрожать от страха и ужаса. ❝ ох, папочка, зачем ты опять выпил?... ❞ – закрывая себе рот обеими ладошками, мальчишка еле сдерживался, чтобы не закашлять от пыли под кроватью. на всю квартиру раздался громкий голос: «сына, ты где?». пионер вздрогнул всем телом. он молился, чтобы пьяный в хлам отец отрубился и наутро проснулся обычным. нежным и любящим. организм подставляет российскую республику, и он чихает, тут же закрывая себе рот, надеясь, что его не услышали. от приближающихся шагов сердце забилось настолько сильно, что его стук был слышен в голове. стук сердца перебивал мысли своей громкостью, а страх начинал властвовал над ребенком. в какой-то момент страх взял вверх, одержав победу над контролем эмоций. слезы потекли из и без того покрасневших от пыли глаз, падая на пол. резкое движение и коммунист смотрит в глаза сыну. ❝ ну вот и все... ❞ – последнее, о чем успел подумать мальчишка перед тем, как его, словно котенка вытащили за шкирку из-под кровати, грубо кинув на кровать. слезы хлынули ручьем, из-за которого белая постель намокала. – п-папа! пожалуйста, не делай этого! – взмолился ребенок, чувствуя, что не может сопротивляться отцу из-за сильного стресса. – пожалуйста, папочка! я ведь знаю, что ты не такой! ты не сделаешь мне больно, потому что любишь меня! я люблю тебя, папа! очень сильно люблю... но что же ты делаешь?... зачем ты выпил? ты же обещал не пить так сильно! папа... союз не слышит чужие мольбы. он яростно разрывает рубашку прямо на собственном сыне, который и без того был сильно напуган. пуговицы разлетаются в разные стороны, а вид рубашки уже никогда не будет прежний. рсфср уже ничего не говорил, потому что осознал свою учесть. отец не остановится, пока не добьется своего. слезы медленно текут из глаз, и из-за них пионер задыхается. для сторонника социализма все в тумане и, наутро он ничего не вспомнит, чего нельзя сказать о его сыне. для мальчишки этот случай оставит ужасный отпечаток на его детской, неокрепшей психике. доверие к отцу бесследно исчезло и появилось отвращение. неприязнь порадила ненависть, а огорчение - обиду. российская республика больше никогда не подойдёт к отцу и не скажет о том, как сильно его любит, ведь его чувства исчезли без следа. они больше не будут вместе сидеть холодными вечерами, согревая друг друга любовью и заботой. они больше не будут целоваться в поле около университета, скрываясь от людских глаз. ссср больше никогда не услышит тех слов, за которые был готов отдать жизнь: «папочка, милый, я люблю тебя и никому никогда не отдам!». коммунист мог и остановиться, но вместо этого он кусал до крови детское тело, оставляя после себя следы от укусов и неприятный осадок в душе. мальчишка кричит от боли, горько плачет, но не может противостоять. ❝ ты ведь меня любишь, не так ли? ❞ – спрашивает совок, от слов которого рсфср перестает плакать, резко замолкая. ему уже было по барабану, что произойдет в ближайшем будущем. социалисту же было лучше от этого, ведь чем меньше сопротивления - тем лучше. рваная рубашка была пропитана алой кровью. отстирать ее было бы сложно, но, к счастью, в этом нет никакой необходимости. коммунист обнажает детское тело, смотрит на него, но взглядом не сталкивается. ребенок краснеет от стыда, ощущая желание навсегда убежать от отца и больше его никогда не видеть. союз чувствует жар по всему телу. вздрагивает, чувствуя, что абсолютно все, что находилось ниже пояса сильно пульсировало и являлось источником того самого жара, от которого распространялась похоть и нездоровая жажда секса. расстегнув свой ремень и спустив вниз бегунок от ширинки, он почувствовал секундное облегчение. член стоял колом, истекал природной смазкой и просил к себе внимания. слегка приспустив форминные штаны, что он так и не переодел во время учебного дня, ссср ощутил новую волну желания выебать собственного сына так, чтобы последнему плохо стало. совок притягивает мальчишку к себе за край рубашки. кусает чужие губы, удобно устраиваясь между ног. без сопротивления уже не так интересно, но зато гараздо проще. российская республика чувствует себя отвратительно, но ничего не предпринимает. социалист кусает нижнюю губу сына, тут же членом проникая в кольцо мышц. слышится сдержанный стон, пропитанный насквозь обидой и разочарованием. именно похоть двигала союзом, когда он проворачивал такие «инцестные» дела. обычно русский занимался сексом с сыном только по согласию, но в этот раз все пошло не по плану. противостоять животному желанию он не смог. от невыносимых ощущений пионер прогнулся в спине, тем самым ещё сильнее завел отца, который уже во всю вдалбливался, напрочь позабыв о всякой жалости. он любит рсфср и любит нездоровой любовью. эта любовь походила на зависимость, от которой избавиться казалось невозможно. одно было ясно точно - коммунист просто сходил с ума от собственного сына. он желал полностью овладеть детским телом, ведь плевать хотел на предрассудки и на всю свою неправильную любовь. о таком влечении знает даже его самый близкий друг и то, ему абсолютно все равно. или нет? впрочем, сейчас это совсем неважно. рваное дыхание, часто заглушенные стоны над ушами, покорность и полное подчинение, пошлые шлепки от соприкосновения тел. мальчишка полностью расцарапал отцовскую сыну, получив за это синяки и тягучую боль. последний толчок в разгоряченное тело и приятная тяга внизу захватила в свои объятия. оргазм. тяжелое, хриплое дыхание, сбитый ритм сердца и стыд. союз наспех накинул на себя одежду, тут же проваливаясь в глубокий сон. ребенок минут десять сидел в одной позе, чувствуя неимоверную слабость. хотелось тоже лечь и уснуть, но теперь дома находиться было очень страшно. было противно от поступка отца и от своего тела, что было использовано по пьяне ради грязных утех. натянув шорты обратно и поправив рваную рубашку, перед выходом из квартиры, пионер ещё раз оглянул спящего отца взглядом. тишина. молчание. безмолвие. пустота. родная, теплая и уютная квартира стала чужой. захлопнув дверь, российская республика побежал к своему другу. ему уже было все равно где ночевать - у пьяного в хлам отца-насильника или дома у друга, у которого сейчас тоже пьяный отец. он бежал, ощущая чувство, уничтожающее его изнутри. холодная луна освещала дорогу, в помощь ей были фонари, дающие более лучшее освещение. стук в дверь. – герочка, открой, пожалуйста... – что ты тут делаешь в такое время? что случилось?! о-оу, заходи, конечно! – обеспокоенно ответил маленький немец другу, впуская в дом и закрывая дверь. – пойдем в мою комнату, я тебя выслушаю и попробую помочь! – стоило русскому зайти в комнату товарища и сесть на маленький диванчик, как слезы снова хлынули рекой. германия не ожидал такой реакции. он не знал, как реагировать в такой ситуации, но знал, что сейчас рсфср нуждается в поддержке. – ты можешь мне не поверить, но папа... он никогда так раньше не делал, он... он... – губы дрожали, а сбитое дыхание мешало нормально объяснять ситуацию. взяв себя в руки, мальчишка выпалил: – изнасиловал... меня... я правда не могу в это поверить!.. маленький немец удивился, не ожидая такое услышать. он мягко провел рукой по чужим волосам, посмотрев в глаза. – все будет хорошо. я рядом, а пока я рядом он тебе не навредит. я понимаю тебя... мой отец, когда напьется иногда тоже странно себя ведёт. вчера он весь вечер кричал в окно на какую-то бабушку, что он захватит мир, и она будет ему подчиняться... сейчас он не спит, а что-то рисует... обычно, когда он рисует что-то по пьяне, то потом, когда отойдет - мне это не показывает... – героин, кто там пришел? это совок? – раздался грубый мужской голос с первого этажа. – пап... нет, это не он... – стыдливо ответил германия, чувствуя, как лицо краснеет от смущения. – ааа.. не он? ну, тогда насрать. жаль, конечно, что не он. а могли бы и напоследок потрахаться... ну да ладно... – извини, что тебе приходится это слышать... когда мой отец пьяный, то он себя слабо контролирует... – смутился маленький немец, заметив улыбку на лице друга. – значит, героин? – хихикая, перестав плакать, спросил пионер, видя, что тот краснеет ещё сильнее. – н-не называй меня так! мой отец и твой часто пробовали разные наркотики... и из самых нелюбимых наркотиков именно героин не нравится моему отцу. папа меня не любит, вот и называет так... мне больше нравится, когда ты называешь меня ласково, герочкой... – рассказав правду, германия ожидал услышать много обидных шуток, но ожидания не оправдались. российская республика тепло улыбнулся, нежно обняв друга обеими руками: «я тоже люблю тебя так называть...тебе не идёт прозвище, что тебе дал твой отец...» асфальт. серый и такой обычный. такой долгий и тянущийся куда-то далеко. время шесть вечера, самое то, чтобы сидеть над отцовской могилой и тупить взглядом. – отец... – медленно протянул рсфср, положив руку на сырую от дождя землю около надгробия. – я пришел попрощаться с тобой в последний раз. правда, в последний. я переезжаю в другой город вместе с германией. да, отец, мы с ним начали встречаться. знаю, что сейчас тебе, наверное, все равно, но я все равно скажу это. я счастлив. счастлив, что все плохое позади. мне двадцать три года, я поступил в высшее учебное заведение. я получу хорошую профессию и смогу содержать нас с германией. я не смог тебя простить сразу, отец, и вряд-ли когда-нибудь смогу. во время войны мы с тобой сражались бок о бок, но даже то, что ты мне подарил мне и остальным свободу - не оправдывает тебя и твой поступок. я был ребенком, а ты забрал у меня детство. после твоего поступка я понял, что не могу жить с тобой в одном доме, под одной крышей. мне пришлось рано повзрослеть и начать зарабатывать на жизнь. ютиться в скромной съемной квартире, лишь бы не видеть тебя. но даже не смотря на боль и обиду я рад, что ты умер вместе с тем, кого любил. да, самоубийство было не лучшей судьбой для тебя и для отца германии. мы выполнили твою просьбу и похоронили вас рядом, так что будь спокоен, отец. надеюсь, тебе хорошо на том свете. прощай, папа. – попрощавшись на последок, парень ушел с кладбища, ни разу не обернувшись. выйдя на поле, он почувствовал комок в горле. хочется закричать ❝ все закончилось! ❞, но язык словно онемел от нахлынувшей волны радости, которой не было долгое время. вернувшись к себе домой, российская республика долго не мог решиться зайти в свою квартиру, но всё-таки сделал это. германия встретил его привычными для обоих тёплыми объятиями и нежными поцелуями. – ты как?... – взволнованно спросил немец, зная, где был рсфср. – знаешь... я будто вернулся в детство, ощутил приятные покалывания в душе. я будто ожил и вновь умер в своих чувствах. – слезы потекли по скулам, как же давно парень их не ощущал на своих глаза. как же давно он в них не захлебывался, как же давно...