Эти чёртовы уроды отняли у меня сестру!
Единственный человек, с которым я бы согласилась коммуницировать в этой, второй, жизни спрыгнул с балкона со словами «только, пожалуйста, не трогайте Сакую»! Мне хотелось тут же броситься за ней. Или лучше на поиски Цубаки, чтобы он успел оживить её до того, как сестра, имя которой как будто вырвали из памяти ребёнка, в которого я попала, станет слишком мёртвой. Я даже выскочила из комнаты, в которой находилась, подглядывая за происходящим в щёлку, я даже бросилась к сестре на балкон… Вот только мне зажали рот тоненькой женской ладошкой, а широкая мужская спина закрыла от меня обзор на серое небо с заплывшим как глаз после удара солнцем в стяжке облаков. Я не запоминала имён родителей, я не запоминала их лиц, я просто знала, что теперь я — Ватануки Сакуя, через шесть лет я повторю судьбу сестры, а ещё в этом городе бродят вампиры. И здесь есть Цубаки. Я очень надеялась, что он придёт за мной, как однажды пришёл за каноничным Сакуей. Пока что я довольствовалась лишь его словами, сказанными мне, когда я сидела на качелях. «Я обязательно приду за тобой,» — сказал Цубаки, сидя там, где ещё вчера сидела сестра. «Обещаешь?» — тогда спросила я. Он только улыбнулся. Я не видела надобности хорошо учиться — всё равно умру, зачем напрягаться зря, а потому оценки были отвратительными. Впервые в жизни моим родителям было плевать на мою успеваемость, это заставляло усмехаться, но ни капли не умаляло их греха и вины передо мной. У меня не было школьных друзей или подруг — всё равно умру, так зачем плодить себе лишние проблемы, которые могут в любой неудобный момент узнать меня на улице? Да к тому же меня просто воротило от общения с детьми, никогда их не любила, хоть теперь и была временно одной из них. Честно говоря, мысль о том, что я всё равно умру лет этак через шесть (с поправками на то, когда я об этом задумывалась) здорово облегчала жизнь. В прошлой жизни я ставила себе «таймер» на пять лет, но позже забывала сколько уже прожила и всё откладывала и откладывала дату окончания, в то время как здесь я чётко понимала — умру в шестнадцать лет. Какой удобный возраст. И, в конце концов…«Я ведь сказал, что приду за тобой.»
Я смогла поднять голову, в то время как с виска хлестала горячая солёная кровь, смешиваясь с дождём, который принёс Цубаки, а башка раскалывалась от боли, впрочем, как и всё тело, которое было сломано падением с балкона. Я действительно повторила судьбу сестры. Кровь Цубаки была просто чудесной на вкус, боль уходила, а вместо неё тело наполнялось удивительной лёгкостью… Думаю, если бы это было возможно, с меня бы ежеминутно стекало тысяч пять-шесть литров того «чудесного» коктейля ненависти к людям, который копился внутри. Эта кипящая жидкость бы вырывалась изо рта, носа, возможно даже из ушей и я бы точно плакала этой ненавистью. Она бы однозначно выходила из меня вместе с потом. Ненависть к людям, что убили единственного человека, к которому маленький Сакуя, чьи крохи воспоминаний я хранила в своей памяти как драгоценные сокровища, испытывал светлые чувства. Буду честна, свою мать он недолюбливал и был крепко на неё обижен, а отца боялся. Что ж, когда они вызвали полицию и медиков, а потом со скорбными лицами рассказывали сказочку о том, как их милый любимый сынок выпал из окна, чтобы получить страховку, мне было до ломоты в костях приятно с ноги открыть дверь и заявить о своей жизнеспособности, для красоты почёсывая голову в месте пролома черепа и размазывая по волосам, рукам и одежде, и так грязной, кровь. А потом было очень приятно с серьёзной миной рассказывать о том, как эти уёбища шесть лет назад запугивали меня немедленной расправой, чтобы я соврал о том, что моя сестра упала с балкона во время игры со мной, а сегодня они лично подтолкнули меня с объятия смерти. Гипноз помог отвести внимание полиции и медиков от меня и моего состояния, «родителей» приговорили к смертной казни. Их вытягивающиеся и стремительно серевшие лица на суде меня всё ещё смешили. Я не знаю, расправился ли с этими отморозками Сакуя из канона, возможно, он просто убил их, но я лично присутствовала на казни, смотря на дёргающиеся под дождём тела, раньше времени соскользнувшие с, неожиданно, мыльных табуретов. Я не собиралась облегчать им страдания, с лёгкой улыбкой наблюдая за тем, как закатываются их глаза и обмякают тела. Я всё ещё не знала их имён и с трудом могла различить какие-то черты лиц, но это уже было неважно. Стоящий со мной Цубаки поинтересовался, удовлетворена ли моя месть, на что я радостно кивнула, после чего пообщала ему помочь с его местью. В всяком случае, до начала канона было около восьми лет, так как мама главного героя (и будущего друга меня-из-канона) погибла только недавно. Мы стояли на пригорке среди ровных рядов могил перед небольшой, заново отстроенной могилой моей сестры, чьё имя я всё ещё не помнила. Цубаки предложил мне переезжать жить в его штаб-квартиру, я согласилась. Теперь за внимание самого совершенного, с его слов, сервампа боролось уже трое вампиров. Шэмрок шипел на меня, а Беркия регулярно пытался проткнуть. Меня полностью устраивала новая жизнь, если бы не одно «но».«Ты ведь не станешь лгать, правда?»
Я даже не вздрогнула, на моём лице не дрогнул ни один мускул. Любимая сестра, с которой я-попаданка не была никогда знакома лично, стала моим личным призраком давно угасшей совести.