***
— Это мое место. Эндрю оглянулся вокруг, заглянул под сиденье, затем обернулся и усмехнулся. — Твое чертово имя написано на нем? — говорит он и поднимает глаза, чтобы увидеть лицо мальчика, а затем… Деревья становятся зелёными. Небо теперь голубое. И цвета стали такими невероятно яркими. — Может быть и так. Я сижу здесь каждый… — Мальчик замирает как вкопанный. Его рот широко открывается, и Миньярд понимает, что тот тоже это замечает. — Блять, — пробормотал мальчик и взъерошил волосы, прежде чем провести рукой по лицу. Эндрю слишком потрясен, чтобы что-либо сказать. — Хорошо. Ты собираешься просто сидеть и смотреть или мы поговорим об этом? — Не о чем говорить, — автоматически отвечает Эндрю. Вот только поговорить есть о чем, потому что он, кажется, встретился со своей второй половинкой. Мальчик фыркает: — А я никто. — Он пожимает плечами: — Я Алекс, но зови меня Абрам. — Эндрю.***
— Знаешь, всегда можно просто попросить о помощи, математика — мой лучший предмет. — Скорее, это твой единственный предмет. Ты отстой во всем остальном, — бормочет Эндрю. — Придёшь? Тест в четверг. — Надо чем-то помочь маме в среду. Сегодня и во вторник? — спрашивает Абрам. — Мои приёмные родители против того, чтобы я приводил посторонних людей. Дни, когда я могу видится с тобой — среда, — говорит Эндрю, записывая в свой блокнот новую формулу. Та семья, в которой ему приходилось жить в данный момент, мало отличалась от тех других, что были ранее. Всё так же было мало что позволено, хоть и положение было чуть лучше, чем в прошлых семьях. Те дети, которые являлись любимцами в подобных домах, получают больше свободы и прав, но, по крайней мере, его не подвергали насилию каждый чертов день. Абрам хмурится. — Я посмотрю, смогу ли я заняться этим во вторник, чтобы успеть к среде. Эндрю нравилось то, что Абраму было все равно на то, что он приемный ребенок, парень даже не спросил об этом. Просто принял это. Абрам вернулся в школу во вторник с синяком под глазом. — Идиот. Глупый ребенок. Вот только Эндрю знает, что это не какой-то глупый ребенок. Несмотря на проблемы с поведением Абрама, тот изо всех сил старается вести себя сдержанно, казаться несуществующим. — Ты придешь завтра? Абрам улыбается и кивает.***
— Как-то так, — заканчивает говорить Эндрю, пожимая плечами. — Я могу убить их, — сказал Абрам. Миньярд фыркает. — Их слишком много. — И я найду способ убить их всех. Я обещаю тебе. — Конечно, — говорит Эндрю. Он не может удержаться от улыбки: Абрам был в его комнате, лежал у него на коленях и смотрел на него. Эндрю не мог не провести пальцами по волосам Абрама. — Моя мать меня бьет, — шепчет Абрам. Миньярд кивает. Они начинают игру под названием «Правда за правду».***
— Это выглядит как дерьмо. — Это шоколадное мороженое с мармеладными мишками. — Это мерзость, вот что это такое. — И в этот момент Эндрю слышит что-то другое в тоне Абрама. — Повтори. — Что? — спрашивает тот. — Скажи то, что ты только что сказал. Абрам поднимает бровь: — Это мерзость, вот что это такое… — С каких это пор ты говоришь с британским акцентом? Щеки Абрама краснеют за считанные секунды, а затем его уши тоже становятся розовыми. — Ой? Смущаешься теперь? — говорит Эндрю. — Почему сейчас? Абрам пожимает плечами. — Иногда это выскакивает случайными словами. Семья моей матери британцы, я жил там какое-то время… — И ты это маскируешь? — Не обязательно. Я жил во многих местах, и у меня возник этот странный акцент отовсюду. Иногда проскальзывает, — объяснил парень. — Это горячо. — Щеки Абрама снова краснеют.***
— Что ты имеешь в виду под своим уходом? — спрашивает Эндрю. — Я… Я… Мне нужно уйти, мне здесь больше небезопасно. Мы и так задержались. — Возьми меня с собой. — Что? Нет. — Я сказал, возьми меня с собой. Эта приемная семья все равно от меня скоро откажется. У меня нет семьи. Меня никто не ищет. Ты — все, что у меня есть. Позволь мне пойти с тобой. Абрам выглядел разбитым. Он смотрел и смотрел, а после ответил: — Давай поговорим с моей мамой. — Абрам! Где, черт возьми, ты… Кто это? Почему ты с ним? — Мама, — медленно говорит Абрам. — Это моя родственная душа. Его мать замахивается, но Эндрю останавливает ее. — Я не так плох в бою. Умею пользоваться ножами, и если ты мне покажешь как — пистолетом. А поскольку я — приёмный ребёнок, меня не будут искать, ведь слишком большая обуза для них. Он — единственная семья, которая у меня есть, и я готов рискнуть своей жизнью ради него. Возьми меня с собой. — Говорит Эндрю. — Он — все, что у меня есть. Не забирай то, что принадлежит мне. Женщина вздохнула: — Ты подписываешь себе смертный приговор. Я Мэри. — Эндрю. Они пожимают друг другу руки.***
Миньярд учился стрелять из пистолета и спал в бронежилете, поскольку этого желал Нил. Спал он далеко не на мягком матрасе, но это совсем не доставляло дискомфорта, ведь его родственная душа была рядом. Он мог его коснуться в любой момент. Иногда Мэри била их обоих, а Эндрю позволял ей это делать, принимая несколько раз на себя удары Абрама. Новое имя, которое ему дали — Винсент, не совсем ему подходило. По крайней мере так думал сам Эндрю, который хотел бы для себя имя Уильям, говоря, что он не похож на Винсента.***
— Какой цвет ты увидел первым? — шепчет Абрам. — Вообще мне было интересно, как выглядит зелёный цвет. Было ощущение, что он повсюду. Однако, первое, что я увидел, было дерево. То есть коричневый. Абрам ухмыльнулся. — Тогда у меня были карие глаза. Эндрю кивает. — А ты? — Твои глаза. По какой-то причине мне всегда было интересно, как выглядит цвет хейзел. Я увидел твои глаза и сразу понял, что это именно он. Люди всегда описывали его как теплый и сладкий, как мед. Эндрю фыркает, потому что он полная противоположность этим вещам. — Мне нравятся твои глаза. Ну, твои настоящие. — Абрам улыбнулся. — Хотя с зелеными глазами ты тоже выглядишь привлекательно. — Ты выглядишь лучше с голубыми. — Можете ли вы двое перестать быть такими отвратительными? — ворчит Мэри.***
Мэри умерла. Эндрю она не очень-то любила. Она била его. Она била Абрама. Она раздражала и никогда не позволяла им целоваться. Но, тем не менее, она позволила ему находиться с ней и ее сыном только потому, что была готова подарить своему сыну хоть что-то в его несчастной жизни. Эндрю был за это благодарен. К тому же, несмотря на все это, Абрам любил ее. Она была причиной того, что он все еще был жив. Эндрю смотрел на Абрама, когда тот сжег машину с костями своей матери. Следующим местом, куда они отправились, был Милпорт.***
Сейчас имя Абрама — Нил. Эндрю — Эйден, очень простое имя. На секунду ему показалось, что оно слишком похоже на его настоящее, но Абрам сказал, что все в порядке. Нил был практически настоящим именем Абрама. Натаниэль, Нил… Эндрю больше нравилось именно Абрам. Милпорт был скучным. В их старшей школе была группа детей, которые планировали выпуститься как можно скорее. Большинство из них не понимали какого черта они переехали в такой город, как Милпорт после того, как жили в Нью-Йорке. Все это ложь, но Абраму приходилось придумывать это прикрытие, для отвода глаз. Нил и Эйден понравились друг другу, их семьи из Нью-Йорка, и им просто нужно было уехать из города и жить где-нибудь в сельской местности. Помимо этого никто не знал, что они явялются родственными душами друг друга. — Давай присоединимся к команде экси. Эндрю смотрит на Абрама и кивает. — Хорошо.***
— Чувак, ты выглядишь точно так же как чувак, которого знает моя подруга. Эндрю закатывает глаза: — Ты когда-нибудь сможешь сказать что-нибудь умное? — Нет, серьезно, послушай, у моей подруги есть друзья по переписке. Какой-то сайт в Интернета подбирает тебе кого-то, а ее подобрали к этому парню по имени Ники, который живет в Германии. Они нашли общий язык, поэтому теперь общаются друг с другом практически обо всем, и смотри, кузен Ники выглядит точно так же, как ты. Разве ты не говорил, что был приемным ребенком, прежде чем тебя усыновили в твою безумно богатую семью? Глаза Эндрю расширяются: — Черт возьми. — Именно!***
— Итак… Мы близнецы? — заявляет Аарон. — Нет, черт, мы просто чертовски похожи. Они с Аароном по большей части нашли общий язык. Стоило Эндрю рассказать все Абраму, как тот засмеялся и сказал: — Может быть, дальше мы поедем в Германию!***
Дерьмо случается на юге. Их нашли. И Абрам поступает как герой и идиот, по мнению Эндрю, одновременно. Он толкает Миньярда в воду с гребаного моста, чтобы дать ему шанс спастись. Последнее, что слышал Эндрю, были выстрелы и крики его родственной души. Вода меняет цвет с ледяно-голубого, который был похож на цвет глаз Абрама, обратно на мутно-серый, и Эндрю приходилось сдерживать себя от тошноты.***
— Я здесь, чтобы дать тебе стипендию. — Незачем. Не хочу. — Ну мне все равно. Мне нужно больше игроков, и, честно говоря, ты лучший вратарь своего возраста. — Лесть ни к чему не приведет. — Скажи мне чего ты хочешь. Я сделаю это. Эндрю думает, думает, думает, а потом ухмыляется. — У меня есть брат и кузен. Дайте им тоже стипендии. Тренер Ваймак вздыхает: — Хорошо. Где они? — В Германии. Я никогда их не встречал. — Черт возьми.***
Лисы были ужасны. Однако Эндрю не уделяет им должного внимания и считает, что от этого становится только хуже. Они называют его монстром, и, возможно, он таковым и является, но Абрам с этим не был бы согласен. Боже, почему он так много думает о нем сегодня? Что случилось с ним? Прошло три года. Почему сегодня так тяжело? Кевин смотрит на него, пока он переодеваеться, и Эндрю видит, что остальные бросают на него свои странные взгляды. — Ты сегодня играешь? — спрашивает Кевин, и почти все смотрят на них. Эндрю ненавидит играть, но он никогда не старается изо всех сил уйти от этого. Он слишком привязан к этому. Абраму это понравилось. Не говоря уже о том, что Кевин говорил так, словно хотел дать Эндрю выходной, а такого раньше никогда не случалось. — Почему бы и нет, — невозмутимо ответил Миньярд. — Эм, Эндрю, ты уверен? Сегодня же… — Ники машет руками, а остальная часть команды делает вид, что не слушает. — Это просто годовщина смерти. — Эндрю пожимает плечами. — Это ничего не меняет. — Он вздыхает. Рот Ники широко открыт. — Кто умер? — спрашивает Элисон, как всегда любопытно. — Никто, — сказал Миньярд. Он встаёт со скамейки и уходит в спортзал, но не раньше, чем слышит громкий голос Ники: — Ну, так не пойдет. Кто хочет в Сумерки?***
Они едут в «Сумерки», потому что Ники верит в сплоченность команды, а Кевин хочет победить «Воронов», а Сет по какой-то неизвестной причине, кажется, хочет наладить свою жизнь. Рене такая же добрая, как и всегда, и не может сказать «нет». Мэтт уже пьян, Элисон практически ругается с Сетом, а Кейтлин здесь. Боже, он ненавидит Кейтлин. Он знает, что не должен. Иногда он думает, что нет. Он не ненавидит ее, а потом ненавидит, а потом снова нет, и тогда она так сильно напоминает ему Абрама, что его тошнит, и он не может этого пережить. Кейтлин такая же нахальная, громкая, она настолько невероятно умна и настолько добра, что ему приходится удержаться от удара ей по лицу, когда она бросает ему улыбку. Аарон слишком боится причинить ему вред, чтобы оставить Кейтлин рядом с ним. Аарон думает, что Эндрю не может смириться с мыслью о том, что у него есть вторая половинка, и Эндрю начинает думать, что он прав. Кевин пьян. Он всегда пьян. Абрам же никогда не пил. Эндрю вздыхает и делает глоток текилы. Он бы не напился, он слишком умен и у него слишком много обязанностей, чтобы позволить себе это сделать. Он не может допустить, чтобы рядом с ним умер другой человек. Если Кевин пьян, он не может позволить себе запить свое горе. Он выпивает еще одну порцию текилы. Эндрю не танцует с командой, насколько это глупо? Он бы сказал, что не умеет танцевать, но Мэри и Нил научили его. Большую часть времени пение и танцы были единственными формами счастья, которые они себе позволяли, потому что для этого не требовались ни деньги, ни много места, пением можно было заниматься где угодно, и танцы, если все было сделано правильно, не были слишком громкими. Мэри взъерошила ему волосы, когда он научился вальсу сразу после изучения сальсы и бачаты. Эндрю сделал еще один глоток и посмотрел на Рене, которая тихо сидела рядом с Кевином и осматривала всю толпу, не сводя глаз с команды. Она взглянула на Миньярда и улыбнулась, слегка кивнув. Эндрю кивнул, и за этим последовали еще три шота. Эндрю сидит сложа руки и запивает свое горе, когда воспоминания о том, как Мэри била его, вспыхивают в его памяти. О том, как он целовал Абрама, обнимал его и сидел у него на коленях, кормил бездомных кошек за спиной Мэри, спорил и спорил с ней о тривиальных вещах, например, был ли холод лучше, чем жара. Он помнит бронежилет, который Нил заставил его надевать и не позволял снимать, пока запах не становился настолько неприятным, что Эндрю пришлось вырубить его, чтобы снять и постирать. Он помнит, как его учили обращаться с оружием и правильно пользоваться ножами. Он столько всего помнит, и порой не знает, хорошо это или плохо. Команда снова за столом и в недоумении смотрит на Эндрю. Боже, они были невыносимы. — Я никогда не видел его пьяным. — Заявляет Мэтт. — Сегодня вечером Рене дежурит, Эндрю скорбит. — Ты говорил об этом сегодня утром, Ники. Кто умер? — спрашивает Элисон, выпивая шот. Они не поймут. У Ники есть Эрик, у Аарона — Кейтлин, у Элисон — Сет, а у Дэн есть Мэтт. Рене еще не встретила свою вторую половинку, она не знала, насколько это мучительно, как душераздирающе потерять цвета, которые делали мир таким ярким. Потерять человека, согревавшего душу. — Родственная душа, — тихо начал Эндрю. — Моя родственная душа умерла. Ники смотрит на стол и начинает играть с картошкой фри. Аарон смотрит на Кейтлин и нахмуривает брови. — Его имя было Абрам, и он умер. — Эндрю засмеялся. — Боже, одна мысль об этом дне заставляет меня хотеть блевать. — Эндрю… — начинает Рене, скорее всего, чтобы помешать ему сказать какую-нибудь глупость, но история жизни Абрама вертится у него на языке, и он не говорил о нем с тех пор, как тот умер, и он скучает по нему. Ему не хватает произнесения его имени, и он скучает по встречам с ним, он скучает по нему так сильно, что это сводит его с ума. — Мы сбежали из дома. До того, как я встретил Аарона и Ники, я сбежал с ним после того, как он позволил мне сбежать из приемной семьи, чтобы быть с ним. Его убили какие-то люди, а до этого он сбросил меня с моста в воду, чтобы я смог уплыть. Я слышал выстрелы, слышал его крики, а когда вода сменила цвет с синего на серый, я понял, что все кончено. — Эндрю глухо смеется. — Я уже даже не помню, как выглядит синий, а раньше это был мой любимый цвет. — Он машет рукой перед своим лицом. — У него были эти дурацкие ярко-голубые глаза. Он сказал, что ему нравятся мои карие, но я всегда думал, что его были чертовски потрясающими. Эндрю вздыхает. — У нас никогда не было жилья из-за всего этого. У него так и не было дома, не было приличной семьи. Он умер, думая, что ему лучше умереть, потому что он только доставил мне неприятности. Получение общежития, покупка дома в Колумбии — меня тошнило от всего этого. Он заслужил это гораздо больше, чем я. Я бы дал ему ключ. Аарон смотрит на него и отводит взгляд, прежде чем Эндрю успевает взглянуть ему в глаза. — Думай обо мне, что хочешь, — икает Эндрю. — Мне плевать. Единственным человеком, который когда-либо имел значение, был Абрам, и единственным человеком, который у меня когда-либо был, был Абрам, и все же, — смеется Эндрю. — Все равно чертова вселенная забрала его у меня. Забрала у меня единственное хорошее, что у меня когда-либо было. — Эндрю смотрит на пары, сидящие напротив него: — Меня тошнит, когда я вижу вас всех вместе. И он уходит. Как только находит свою машину, он уезжает. Он едет так быстро с опущенными окнами, что даже не слышит собственных мыслей. И что, если он разобьётся? И что, если он умрет? Рене была здесь, она могла позаботиться о нем. У него больше не было сил заботиться ни о ком. Даже о себе. Каким-то глупым чудом он добирается до дома Ваймака целым и невредимым. — Где остальные? — Черт, я не знаю. — Ты серьезно оставил их без возможности вернуться… — Моя родственная душа, — начинает Эндрю. — Он умер сегодня три года назад. — Он смотрит на часы. — Вчера, сейчас. Ваймак смотрит на него, прежде чем ответить. — Хорошо. — Его звали Абрам, он был экси-наркоманом. Он бы тебе понравился. — Я уверен, что так и было бы. Расскажи мне побольше о нем, хочешь виски? — Текила. — Хорошо. — Я чувствую себя сентиментально. Я скучаю по нему. Я не знаю, как его отпустить. Стоит проснутся, и меня сразу накрывает тот факт, что его больше нет рядом со мной. Когда я засыпаю, то злюсь, что он не говорит мне бодрствовать еще немного, даже во сне он мне снится, и в мечтах я думаю о нем. Ваймак. Останови это. Мне кажется, как будто вселенная преследует меня с его духом назло. Ваймак вздыхает. — Эндрю, ты скорбишь о своей родственной душе. Это никогда не будет легко, но станет легче. Эндрю вздыхает и проводит рукой по лицу: — Он был одержим экси, у него были голубые глаза, каштановые волосы, но они всегда были покрашены, потому что мы были в бегах. Его отец был сумасшедшим, его мать была жестокой. Он ненавидел пить и сладости, любил кошек, у него были проблемы с поведением, и он никогда не мог вовремя закрыть рот. У него были красивые губы. — Эндрю на секунду замолчал. — У него была куча шрамов, ничего подобного вы не видели и никогда не увидите, я вам это обещаю. Вы не представляете, как трудно было заставить его хоть немного чувствовать себя комфортно. — Я уверен, ты скучаешь по нему. Эндрю кивает и вздыхает. — Это глупо. Я думаю, что чертовски глупо думать о нем так много, что еще глупее завидовать своей команде только потому, что у них есть то, чего нет у меня. — Он выпивает текилу. — Насколько это глупо? У них есть так много вещей, которых нет у меня. Ваймак вздыхает. — Не глупо расстраиваться из-за того, что у других есть родственные души, в то время как ты потерял свою. Эндрю, ты прошел через столько дерьма и из-за этого ты невероятно сильный и тупоголовый. Ты заслуживаешь возможности ревновать, расстраиваться и грустить. — Однако я не хочу чувствовать такие вещи. Эти чувства так же бесполезны, как и сожаление. Грусть и плач ничего не исправят, зависть делает человека ожесточенным. Расстраиваться — это ребячество. Я так не делаю. — Но ты скучаешь по нему, а он был твоей родственной душой. Вы путешествовали по миру, и теперь его больше нет в живых. Если бы я потерял Эбби, думаю, я бы… — То, что вы делаете, не коррелирует с тем, как я это делаю. Абрам был сильным, сильнее меня, его не остановила бы моя смерть, он бы двинулся дальше так быстро, как только мог, и убежал бы от своих проблем так быстро, как ему позволили бы ноги. — Но Абрам — это не ты, и ты сейчас находишься в таком месте, где скорбеть, действительно скорбеть, безопасно и разрешено. Абрам не был здесь, Абрам не зашёл так далеко и не получил приюта, который у тебя есть сейчас, поэтому, Эндрю, сделай одолжение себе и Абраму и позволь себе горевать о вас обоих. Эндрю никогда не думал об этом таким образом. Там, где Эндрю больше не мог горевать из-за своих глупых мыслей о том, что это было ребячеством и глупостью, потому что Абрам никогда бы этого не сделал, Абрам был сильным. Он не думал о том, что Абрам, весь улыбающийся, смеющийся, озабоченный и сердитый, Абраму никогда не позволяли плакать, он никогда не хотел показывать Эндрю, что ему грустно. Эндрю смотрит на потолок и ищет какое-то мокрое место, потому что на улице сейчас идет дождь, и что-то капает, и это не может быть его лицо, и вдруг у него перехватывает горло и сжимает челюсти. — Блять. Ваймак встаёт и дает ему коробку салфеток и бутылку текилы: — Тебе нужна моя компания или ты предпочитаешь, чтобы я ушел? Эндрю, не колеблясь, встаёт и уходит из гостиной. — Я сплю в твоей комнате для гостей до конца выходных. — Хорошо. Эндрю проводит выходные, глядя в потолок и думая, а не плача, чего он и ожидал, но, очевидно, он больше не мог собраться с силами, чтобы выкрикивать глаза своему проклятому тренеру. Однако в конце концов он покидает жилой комплекс и идет в свое общежитие, где его товарищи по команде сидят кругом с алкоголем в руках. Эндрю слишком устал, чтобы беспокоиться. — Иди сюда, монстр, — кричит Элисон, а Миньярд морщится, потому что у него все еще похмелье от выпивки. Он закатывает глаза, но когда все подзывают его, он садится вперед и устраивается поудобнее на кресле-мешке, прежде чем взять рюмку Мэтта и выпить ее. — Расскажи нам о нем, — улыбаясь, просит Дэн. Эндрю вздыхает и молчит. То, что он сделал прошлой ночью, было случайностью, несмотря на то, что команда больше не была в полном беспорядке и на самом деле кое-как ладила, его срыв в «Сумерках» был пьяной и убитой горем ошибкой. Команда уставилась на него, и Эндрю практически слышал жужжание мух. — Или нет. — Дэн пожимает плечами. — Мне бы очень хотелось встретиться с ним. — Нет, ты бы этого не хотела, — говорит Эндрю и, черт возьми, Миньярд никогда не мог держать язык за зубами, когда дело касалось Абрама. — Вы бы возненавидели его в тот момент, когда он вошёл бы сюда. У него были большие проблемы с поведением. Сет фыркает. — Совершенно не ожидал, что это действительно произойдет. Команда посмеивается, и Эндрю расслабляется в кресло-мешок. Он смотрит на Аарона, который смотрит на него виноватыми глазами, и Эндрю просто хочется ударить его по голове и сказать, что все в порядке, у него есть вторая половинка. Ничего страшного, что ему не так повезло. Ничего страшного, он будет счастлив. Вместо этого он ухмыляется и говорит: — Хотя вы бы ему понравились, у него был талант помогать безнадежным людям. — Эй! — возмущенно кричит Мэтт. — Мы больше не безнадежны! Эндрю пожимает плечами: — Он также ненавидел пить. Он бы подумал, что вы все заядлые алкоголики. — Чем больше ты о нем говоришь, тем этот чувак звучит не приятнее, — говорит Элисон.— Есть ли что-нибудь, что ему в нас понравилось бы? Эндрю думает и кивает. — Он бы считал это своим домом. У него его никогда не было, поэтому ему бы понравилось здесь. — Он поворачивается к Кевину и Аарону. — Он бы нашел вас обоих невыносимыми. — Спасибо, — отвечают те в унисон. Некоторое время они сидят молча, и в конце концов именно Рене нарушает это молчание, приближаясь к Эндрю и молча спрашивая его глазами «да» или «нет», прежде чем положить руку ему на бедро. — Говори о нем всякий раз, когда тебе будет нужно. — Нет, если это повлияет на твою игру, ты… Кевин получает три удара по голове и пугающий взгляд Рене. Уокер оглядывается на него и улыбается. — Не бойся доверять нам, ты можешь говорить о нем с нами, когда захочешь, хорошо? Эндрю медленно кивает и встаёт, потому что больше не может справляться с мягкими чувствами и заботливыми взглядами. Эндрю вспоминает Абрама, который в тот момент был Нилом, и как он говорил с ним об этом самом моменте раньше.***
— Когда ты наконец сможешь сказать, что у тебя есть семья, обещай мне, что будешь говорить обо мне. — Ты моя семья, — ответил Эндрю. — Нет. Когда у тебя появится семья, пообещай мне, что не забудешь меня, но обещай, что я не буду тебя преследовать, — Абрам улыбается. — Обещай мне. — Я не буду этого делать. У меня есть семья, и это ты, — шипит Миньярд. Абрам закатывает глаза: — Эндрю, я сказал, пообещай мне. Эндрю наконец смотрит ему в глаза и вздыхает: — Я обещаю, что, когда я найду свою семью, то поговорю с ними о тебе. Буду помнить тебя, но ты не будешь меня преследовать, — говорит он, и его голос, как всегда, монотонен.***
Тогда он смеялся над идеей создания семьи, смеялся над идеей оказаться где-то без Абрама, но теперь, когда он слышит, как Лисы стучатся в дверь его комнаты после того, как он столько всего рассказал про Абрама, подкупая его лакомством и конфетами, он не может не ухмыльнуться самому себе, потому что каким-то образом ему удалось сдержать свое обещание.