Не надо

У Сатору Годжо любовниц много, на самом деле. Любимой ни одной нет: никак не может выбрать. У одной очень красивые глаза, у второй — голос, а третья прекрасно готовит. Так и зачем же выбирать, коль уж не можешь, если можно спать со всеми! Сатору Годжо мужчина востребованный. Либидо у него высокое, а семью строить с одной и единственной не хочется. Быть верным одной женщине, любить ее, отдавать всего себя. Чтобы потом получить что? Уют в доме и отпрыска? Увольте. Годжо и без того живется несладко, куда ему еще проблемы. Саяке Сакишиме не нужен муж. Так уж сложилось, что она и сама себе кран починить может, и сама сумки тяжелые донесет до квартиры, и успокоит себя в трудную минуту сама. Да много чего сама она может. Зачем ей мужчина? Для баланса? Инь и янь? Нет, ей этого не нужно. Увольте. Быть верной женой, денно и ночно ждать супруга с работы, готовить ему еду, расстилать постель, убирать, наводить уют, воспитывать детей. Чтобы что? Для чего? Саяка не понимает. Ей этого и не нужно. Они нашли друг друга. Два полноценных и самостоятельных. Они друг другу не нужны, но почему-то вопреки своим же словам тянутся друг к другу, как противоположные полюса магнита. Сатору Годжо впервые за долгое время доверил кому-то свой сон. Саяка Сакишима впервые достала и раскрыла перед кем-то свои скетчбуки с набросками. Никогда оба не раскрывали душу на распашку настолько, что становилось страшно. До дрожи в костях. Годжо давит на ручку двери. Та поддается на раз два. Комнаты общежития при техникуме такие все обычные. Но почему-то ее собственная выглядит как уголок чего-то с душой. Сама Саяка тихо сопит на кровати. Укрылась плотно одеялом так, что и видно только лицо и запутанные волосы. Сатору аккуратно присаживается на краешек. Кровать старая, она скрипит плачем в унисон кузнечикам за окном. Годжо протягивает ладонь к Саяке, аккуратно пальцами сдвигает пряди волос с лица, гладит щеку неощущаемым касанием. Саяка всегда крепко спит, такое прикосновение и не разбудит ее никогда. Она только фыркает, когда прядь волос опасно проходится рядом с носом, щекоча. Сатору, немного еще погодя, встает, скидывает с себя обувь и гакуран. Солнцезащитные очки кладет на прикроватную тумбу. И на этот раз старается компактно уложиться на все то свободное место на узкой кровати, что оставлено ему этой ночью. А оно ему оставлено. В этом сомневаться не приходится. Сакишима возится на кровати, ворочается, но все-таки просыпается. Да, разбудить ее и вправду сложно, да только на Сатору она реагирует, как на будильник. Она рассеянно моргает, потирает глаза. Пристально смотрит на него, затем на часы на стене. Затем снова на него. — Ты время видел, придурок? — из-за сонного голоса звучит она без капли угрозы. — Что, нельзя? — Сатору выжимает из себя максимум: старается состроить максимально умилительное лицо. Саяку такое никогда не брало( вранье), но он пытается из раза в раз. Она тяжело вздыхает, снова на груди непосильный груз. Затем тянет руку, приглаживая чужие белые волосы. — Можно, — сдается она. В эту секунду касание губ другими кажется интимнее всех их ласк, что они дарили друг другу в постели, всех видов, что лицезрели. Как будто столкновение вселенных. Это мгновение заканчивается между ними так же быстро, как началось. Но в памяти оно и многие похожие ему складируются. Не забываются. Они по-прежнему друг в друге не нуждаются. Но почему-то, когда рядом, сердца бьются в унисон, без тревог и тяжести.