Парень в капюшоне, пицца и пятнадцать долларов

      — Саймон, у меня новости!       Кевин Мартенс, низкий худощавый очкарик, развязывал свой красный фартук. Его смена прошла, настало моё время вступать на пост.       Я обернулся.       — Да, Кев?       — У нас… Небольшие изменения в расписании, — мой друг замешкался, словно сам не веря в то, что сейчас скажет. — Боб… Боб уволился.       Я весь обмер. Каждая клеточка моего тела наполнилась этим самым животным страхом, похожим на тот страх, когда ты понимаешь, что не успеваешь, что твои руки трясутся не от предвкушения, а от…       Стоп. Наверное, вы ничего не поняли. Кто эти Бобы, Кевины, почему я так срусь со слов об уходе Боба, где я вообще, почему фартук красный, что это вообще за Санта-Барбара.       Сейчас объясню.       Меня зовут Саймон. Мне двадцать два, я учусь на юриста. В один прекрасный день в мою голову пришло понимание того, что клянчить деньги на жизнь у родителей — не вариант. Тогда я, мой лучший друг по имени Кевин и наш однокашник Боб Рессен решили скинуться и достать себе что то на подобии пиццерии. Купили помещение на первом этаже где-то на окраине, привели его в порядок, и вот уже как целый год зарабатываем на пицце. Помимо нас в пиццерии работает буквально пара человек — уборщики. Поэтому, как вы понимаете, потеря одного из участников дела — кранты.       — Что?! Почему?!       — Тихо, тихо, не кипятись! — парень замахал руками. — Он будет поддерживать нас… Финансово, — у Боба были очень классные родители, а потому спонсоров у нас было, есть и будет много. — Правда, теперь тебе придётся взять его пару часов на себя… А мне срываться с подработки в воскресенье…       Смены у нас троих были распределены исходя из желаний и возможностей каждого: наша тройка прекрасно понимала друг друга как на работе, так и на учёбе.       Кевин занимал только утреннюю смену, так как у него были вечерние пары пять дней в неделю — с семи до двенадцати-тридцати. Кев, ни много ни мало, был прямо-таки героем… Вставать в такую рань ради пиццы — действительно героизм (а может, героин…?). В воскресенье мой дружок-блондинчик не мог обычно прям никак. Точнее мог, но не с семи, а с десяти. По каким-то личным причинам. Но ни я, ни Боб никогда не спрашивали у него, что это за причины. В среду же у нас с Кевином был официальный выходной — в этот день, ровно как и в воскресенье, работал Боб. Этот накаченный здоровяк под два метра был настолько выносливым, и при этом очень приятным человеком, что мы оба (Я и Кев, соответственно) завидовали ему как не в себя.       Родители Боба пытались сделать из него то ли второго Эйнштейна, то ли очередную группу «Битлз» в одном человеке, но парень был нагружен тренировками по горло, поэтому если и приходил по тем пяти дням, то поздно вечером, уже после семи и моей смены, чтобы ещё до девяти — девяти-тридцати обслуживать зазевавшихся и не успевших к нам до этого клиентов. Но труд (по мнению Рессена, я бы вот с семи до девяти ещё там торчать не стал) был разделён неправильно, и волевым решением наш однокурсник решил взять на себя обязательство работать ещё и по средам и воскресеньям все три смены (С семи до двенадцати-тридцати, с двенадцати-сорока до семи и ещё свои два часа поверх). Мы пытались его отговорить, но он лишь отмахивался. Но благородные юристы (пускай и будующие), на то и благородные — и я, и Кев, по возможности, старались по этим дням заскочить в нашу пиццерию, чтобы наша машина не пахала в одиночестве. Моя смена же была вечерней — собственно говоря, с двенадцати-сорока до семи, из-за утренних пар.       — Как я понимаю, расписание сильно изменилось? — спросил я, скрещивая руки на груди и хмуря тёмные брови.       — Да… — виновато пробормотал Кевин, старательно почесывая затылок. Меня так бесила его привычка говорить виноватым тоном про то, в чём он ни капельки не виноват… Он не блефовал, правда чувствовал стыд, ибо обычно он и являлся нашей сердцевиной команды, нашим неутомимым лидеров и группой поддержки при этом. Мартенс был лучшим лидером, но никогда этого бы не признал. — Повторю: тебе придëтся работать те два часа за него… А я буду рваться в среду… Стой, на тебе, получается, ещë в воскресенье придëтся… — парень окончательно ушëл в себя, снимая с уха карандаш и что-то ожесточëнно черкая в своëм измученном блокнотике.       — Не нервничай, — я откинул с лица прядь тëмных волос. — Я смогу прийти сюда в воскресенье… Да и те два часа тоже потерплю, не сахарный, не растаю…       — Мон, ты лучший!       — Да что там… — мои щëки заметно порозовели. — Всë, всë, вон уже покупатель идёт, уходи давай, не мешай мне работать…       Кевин закивал и быстро исчез за дверью запасного выхода.       — Добрый день, — я помахал блондину с ампутированной рукой. Он был нашим постоянным клиентом, часто рассказывал всякие шутки и новости. В общем, приятный малый.       — Привет, Саймон! Давай мне сырную пиццу… Только с песто. И рассказывай, как работа, как жизнь, как учëба? А я тебе в ответ такое расскажу…       Я улыбнулся и начал быстро раскатывать тесто, болтая с ним ни о чëм, просто редкими репликами поддерживая разговор. Мне был приятен этот мужчина, а я был его любимым работником этого захолустья, ибо только я слушал абсолютно всю информацию, что он мог выдать за раз.       — Ваша пицца! — я протянул клиенту тëмную коробку.       — Спасибо, дружок, — мужчина положил в баночку для чаевых три доллара, а затем быстрым шагом вышел из пиццерии.       И тут же из-за стола с белой скатертью поднялся очередной покупатель.       — Две Зелëные Мечты… Но положи туда бекон.       — Без проблем, ожидайте заказ!

***

      Я взглянул на часы. Восемь-сорок пять. Скоро закрываться будем.       Судя по-всему, клиентов больше не намечалось, поэтому я отвернулся от зала и стал развязывать фартук, насвистывая «Crazy = Genius».       Внезапно по прилавку постучали. Я испуганно выпучил глаза, завязывая фартук назад, но, обернувшись, чуть успокоился.       Передо мной стоял парень, лет двадцати пяти, чуть старше меня, в общем. Его лицо не было толком видно под сероватой кепкой поношенного вида, из-под которой пучками торчали светло-русые волосы. Поверх кепки был накинут капюшон от чëрной толстовки.       — Привет, приятель… — парень задумчиво сложил руки на груди. Я не видел его глаз, но был на сто один процент уверен, что они буквально прожигают меня. Не самое приятное ощущение, конечно, но, как говорил один мой родственник: «хочешь иметь деньги — будь приветлив и терпим с их обладателями».       Нет, я уже видел этого парня, и не раз. Он часто проходил мимо нашей пиццерии, пару раз я видел его за свою смену — он просто сидел за столиком в углу, загадочно пялясь в окно. Но почти постоянно его видел именно Боб; непонятный гость часто приходил по вечерам, сначала перекидываясь с нашим однокурсником парой фраз, а затем, заходя уже просто чтобы посмотреть, нет ли кого-нибудь ещë за стойкой. Но, всегда получая отрицательный ответ, быстро уходил. Бобик говорил, что с очень разочарованным выражением лица.       — Добрый… Вечер? — неуверенно ответил я.       — А Боб где? — спросил незнакомец, не прекращая меня разглядывать.       — Уволился… А что?       — Ничего, — «капюшон» помотал головой. — Вот и хорошо… Он был слишком разговорчив…       — А я… Выгляжу не очень разговорчивым? — тихо спросил я. Этот диалог из ниоткуда в никуда начинал меня подбешивать.       — У тебя приятный тембр голоса, — с каким то странным уважением ответил парень. — И, судя по твоей склонности продолжать равный диалог, а не просто поддакивать, ты приятный собеседник.       Я слегка покраснел. Капец, чë я такой меланхоличный?       — Как… Вас зовут то тогда? — поднял брови я.       — Флэш, — мужчина протянул мне руку в беспальцевой перчатке. Я, не шибко раздумывая, пожал еë.       — Я Саймон… Приятно познакомиться…       Парень издал что то вроде смешка, ещë какое то время подержал мою руку в своей, словно не желая отпускать, ещë раз усмехнулся и быстро ушëл.       Я глубоко вздохнул, как-то сиротливо оглядел опустевшую пиццерию, слегка поëжился от гуляющего по ней сквозняка и, не прекращая думать о странноватом новом знакомом, начал складывать вещи.