***
— Нет, нет и еще раз нет, Теллин! — о чем-то горячо спорил папа с мамой. Я не из тех, кто подслушивает чужие разговоры, но в этот раз родители кричали очень громко, и любопытство взяло верх. — Я, ты, Эли — все мы должны присутствовать на балу. Иначе как я буду потом смотреть Его Величеству в глаза? — Да уж как-нибудь будешь, — протестовала мама. — Там будет столько Темных и, конечно же, эта проклятая семейка Валарис тоже. Ты же сам собственными руками вручишь им нашу дочь, Гелан! — Пока действует мазь, ее метку никто не увидит. А народу там действительно будет тьма, так что шанс, что кто-то из Валарисов заметит Эли — почти ноль, — папа недовольно сморщился и провел ладонью по глубокому шраму на щеке, словно вспомнил что-то не очень приятное. — А если и заметят, то вряд ли обратят внимание. Валарис? Я что-то читала о них, когда в школе проходили историю Царства Темных. Кажется, это очень древний род Темных, стоящий чуть ли не у самых истоков основания, когда мы еще не были разделены. Странно, что папа так спокоен. Лет пять назад он бы меня не отпустил ни на какой бал. — Через два месяца Эли исполнится восемнадцать, и тогда уже никакая мазь не поможет! — причитала мама, мечась по гостиной. — И что тогда? — Тогда удалим ее метку, — спокойно ответил папа, как само собой разумеющееся. — Что?! — вскрикнула мама, услышав, как спокойно папа размышляет об этом. А у меня в груди затянулся узелок тревоги и отчаяния. — Ты хочешь навсегда оставить нашу девочку одну? — А ты хочешь отдать ее Валарисам? — Нет, но… — На нет и суда нет, — отчеканил папа, намекая, что разговор окончен и приговор обжалованию не подлежит. — Пусть лучше будет вовсе без Предначертанного и останется с нами, чем уйдет навсегда к Темным. Только через мой труп! Значит, это были не просто слова, сказанные в запале. Папа действительно хочет стереть мою метку. А я? А как же я? Подумал ли кто-то обо мне? Спросил ли кто-то, чего хочу я? То есть, у всех моих ровесников будут соулмейты, все будут строить свои семьи, растить детей, внуков, а я так и состарюсь в одиночестве? Да, мне бы не хотелось бросать здесь родителей и уходить в Царство Темных, но никогда не познать истинной любви, никогда даже не увидеть свою родственную душу — намного хуже.***
До бала оставались считанные часы. Весь особняк будто обезумел. Прислуга сновала туда-сюда по поручениям моей матери, которая иногда нервничая покрикивала на людей. Ей, как и каждый год, абсолютно не нравился собственный образ, зато после Бала она снова скажет: «Я сегодня выглядела сногсшибательнее, чем год назад». Зато мной она была полностью довольна. Усыпанное мелкими камнями нежно розовое платье, сшитое по моим меркам, сидело на мне как влитое, правда, никого не волновало, что я едва ли дышала из-за сильно утянутого корсета. А мама восторгалась тому, как под светом люстры в гостиной я сверкаю похлеще дискошара. Две накрученные пряди темных волос у висков постоянно лезли мне в глаза и цеплялись за ресницы, отчего постоянно приходилось поправлять их руками. Длинные тяжелые серьги из маминой шкатулки оттягивали мои бедные маленькие уши чуть ли не до пола. Это ещё хорошо, что мама передумала насчёт ожерелья. В общем и целом, я чувствовала себя как новогодняя ёлка. Составлю конкуренцию ёлке в бальном зале. — Какая ты у нас красавица, Эли! — мама обняла меня. — Правда, Гелан? — Разумеется, коллеги часто мне это говорят, — натянув улыбку, проговорил папа и продолжил застёгивать запонки. Его явно что-то тревожило. — Пора. Папа подошёл к камину во всю стену и надавил на несколько кирпичей. Кирпичи разъехались в стороны и выдвинулось табло с цифрами. Папа набрал какую-то длинную комбинацию и телепорт открылся. Всегда удивлялась, как папа все помнит, я даже код школы не всегда с первого раза верно ввожу. Телепорт — штука, конечно, удобная, но иногда я так скучаю по обычным машинам, автобусам, метро… Мама в последний раз покрутилась перед зеркалом и нырнула в телепорт. — Эли, твоя очередь, — кивнул папа. Меня внезапно накрыло волнение, жар прилил к коже, ладошки вспотели. Я немного замешкалась, глядя на голубые волны в камине, так похожие на водную рябь во время ветра. — Эли? — поторапливал папа. Я глубоко вдохнула и шагнула в камин. Зал Телепортации во дворце был полон Светлых и Темных. Но сегодня все были равны. Дамы в нарядных пышных платьях горделиво выходили из каминов, махнув веером, цеплялись за своих партнёров и важной походкой направлялись в Главный Зал. Господа поправляли бабочки и мимоходом здоровались с другими господами и дамами. Меня же всегда на этих балах веселили дети и подростки, которые старательно подражали родителям. Правила этикета в их лице выглядят так карикатурно. Мы с мамой, которая уже успела пообщаться со всеми своими знакомыми, дождались папу и прошли в Главный Зал. Он был как всегда великолепен в своем убранстве. Огромный, он мог вместить в себя несколько тысяч человек. В самом центре стояла большая разлапистая ёлка, припорошенная настоящим снегом, ее кончик упирался в иллюзию открытого неба, с которого не прекращая падали маленькие снежинки, но, достигнув пола, они бесследно исчезали, не оставляя от себя даже капельки воды. Огромные лампы, встроенные в стены зала, приглушённо освещали помещение. Лица людей можно было разглядеть только на близком расстоянии, да это и не требовалось, круговорот платьев всех цветов радуги вперемешку с черными костюмами смазывал общую картинку. — Эли! — услышала я жизнерадостный голос Китси, прорывающийся сквозь аккорды классической музыки. Китси налетела на меня с обнимашками и чуть не сбила с ног. На ней было яркое платье цвета фуксии, в юбках которого она сама путалась. — А где твой кавалер? — спросила я, не увидев рядом с ней ее хваленого Редмона. — Общается с моими родителями, — хмыкнула Китси и поправила съехавшие длинные перчатки такого же цвета, что и платье. — Допрос с пристрастием устроили, ну, ты знаешь моих родителей. — И ты бросила его одного им на растерзание? — Он должен через это пройти самостоятельно, — с хитрым прищуром ответила Китси. — А ты чего не танцуешь? — Я только что пришла, да и как-то не вижу вокруг себя желающих пригласить меня на танец. — А самой пригласить? — закатила она глаза. — Так и простоишь весь бал! — Невелика беда. Я люблю балы, но не танцевать до упаду. Да и излишнее внимание к своей персоне пугает больше, чем льстит. Балы для меня возможность пообщаться с интересными людьми, обзавестись новыми знакомствами, просто быть причастной к эстетическому великолепию. — Вы позволите пригласить вас на танец? — раздалось откуда-то из-за спины. Это мне? Надеюсь, нет. Я обернулась и столкнулось взглядом с голубыми глазами, пристально рассматривающими меня. Растерялась. — Все же побегу спасать Редмона, — Китси быстро нашла предлог ретироваться. — Ещё увидимся, Эли. Я точно никогда не встречалась с ним раньше. На вид незнакомцу было не больше двадцати, по росту чуть выше меня. Его темные волосы, как и всех мужчин в зале, были уложены гелем и зачесаны назад. Это все, что я успела запомнить на тот момент, его изучающий взгляд приковывал все мое внимание. Это пугало и… одновременно разжигало любопытство. Мозг очень хотел, чтобы я отказалась от приглашения, но язык сказал: — Позволяю. Незнакомец подал мне руку, и мы направились в центр зала. Зазвучала новая композиция, медленная, наполненная нотами тоски и одиночества. Или так мне казалось. Незнакомец аккуратно обхватил меня рукой за талию, а я положила свою ему на плечо. Наши свободные руки соприкоснулись: его горячая ладонь с моей холодной. Он кружил меня в танце, и, кстати, очень умело это делал. На мгновение показалось, что все растворились и кроме нас здесь больше никого нет. Каждое движение, каждый взмах, каждое касание отзывались внутри трепетом, а каждый встречный взгляд пробегал импульсом по телу. Сколько бы балов я не посещала, со сколькими бы кавалерами не танцевала до, но только с этим незнакомцем я ощутила некое ментальное переплетение и слияние сознаний, о котором так часто мне восторженно рассказывала бабушка, вспоминая дедушку. — Так, значит, тебя зовут Эли? — незнакомец улыбнулся и неглубоко наклонил меня к полу. Китси, язык без костей! — Да, а тебя? — Адам, — ответил он и, слегка оттолкнув меня, снова притянул к себе. Даже в полумраке я смогла заметить, что кожа Адама бледнее моей, а это часто присуще Темным, так как в Царстве Темных лето намного короче, чем у нас. — Ты из Темных? Сама не поняла, зачем спросила. Возможно, где-то на подсознательном уровне понадеялась, что Адам мой соулмейт. Маловероятно, но вдруг. Он симпатичный, сдержанный и танцует хорошо. А еще меня к нему будто притягивало невидимыми нитями. — Да, — лёгкая усмешка промелькнула на его губах. — А тебя это пугает, Светлая Эли? — Нет, у меня нет предрассудков на этот счёт, — немножко слукавила я, не хотелось его обидеть. — Стой, а как ты понял, что я Светлая? — По жизнерадостным манерам твоей подруги. Это прозвучало настолько забавно и так подходило Китси, что мы оба рассмеялись. Танец закончился, и Адам проводил меня к месту, с которого увел. — У тебя ещё нет метки? — спросил он, глядя на мое оголенное плечо, на котором, конечно, не было никакой метки. — Пока нет, — ответила я Адаму так же, как и всем любопытствующим до него. Непонятная мне эмоция промелькнула в глазах Адама, но он быстро справился с ней и снова вернул на лицо вежливую улыбку. — Что ж, приятно было познакомиться, Эли, и спасибо за танец, — он склонился и мягко коснулся губами тыльной стороны моей ладони. — И тебе спасибо, Адам. Он развернулся и уже сделал два шага от меня, как вдруг остановился и, повернувшись полубоком, сказал: — Возможно, мы ещё встретимся, ведь у меня тоже нет метки. Кто знает, быть может, мы Предначертанные друг для друга, Светлая Эли. И, не дожидаясь моего ответа, Адам смешался с толпой. Может, я слишком подозрительна, но слова Адама прозвучали так, будто он догадался про меня и мою якобы отсутствующую метку. Или знал. Я не успела подумать об этом, ко мне подошёл папа. Выглядел он хмурее, чем ночное звездное небо, плотно затянутое тучами. — Ты танцевала с этим Темным? — Да, а что-то не так? Тон папы мне не нравился от слова совсем. Да и вообще, сам же хотел, чтобы я пришла на этот бал, конечно, тут будет много Темных. — Держись от него подальше. Я собиралась возмутиться или как минимум спросить: «В чем дело?», но папа и тут опередил меня. — Без вопросов, дорогая. Чем Адам не угодил папе? Да и вряд ли мы встретимся ещё раз снова. До конца бала я успела потанцевать ещё с несколькими кавалерами, все они, на радость папе, были Светлыми. Но ни один из них меня не заинтересовал, даже имен не запомнила. На фоне Адама все они были плоскими и бесцветными, никакого притяжения. Мне почему-то отчаянно хотелось когда-нибудь увидеть его ещё раз. Я могла бы загадать себе Адама под бой дворцовых курантов, которые раз в год исполняли одно любое желание того, кто их слышал, но вместо этого загадала банальное, но такое важное для самой себя: «Хочу встретить своего соулмейта».***
Мое желание сбылось по всем законам жанра: неожиданно и лучше чем мечталось, по крайней мере, мне. Оставалось полтора месяца до моего восемнадцатилетия. Я, мама, конечно же, папа — с каждым днём всё больше заряжали дом нервозной атмосферой. Ведь мою метку будет уже не скрыть. Часто слышала, как по вечерам родители ругаются из-за меня. Мама просила папу подумать ещё, а папа, судя по всему, все уже давно для себя решил. Конечно же, мое мнение никто не спрашивал. Морально готовилась либо смириться и удалить метку по настоянию папы, либо бороться за своего соулмейта до конца. Все зависело от того, кто он — мой соулмейт. В тот день я решила прогуляться после школы, часто так делала, когда хотелось развеяться, подумать о будущем или просто не идти домой. У меня есть одно любимое место — небольшая старая библиотека на окраине города, там всегда тихо и безлюдно, если не считать пожилого библиотекаря, который по совместительству сторож. По своему обыкновению взяла первую попавшуюся книгу и ушла в читальный зал, чтобы не мешать библиотекарю дремать. Села возле окна, открыла книгу, но дальше первой страницы не двинулась. Все мысли были о предстоящем дне рождения и жизни после него. Поэтому просто пялилась в покрытое инеем окно и думала, думала, думала… Глухо хлопнула входная дверь в библиотеку. Послышался голос библиотекаря, мол, отличный выбор, проходите в читальный зал. Супер, мое одиночество только что накрылась медным тазом. Собственно, уже через час стемнеет, и нужно бы выдвигаться домой. За спиной скрипнула дверь в зал, а потом шаги стали приближаться ко мне. Мысленно успела поворчать, столько мест в зале, а человек решил нарушить мое личное пространство. Но вдруг услышала над собой голос и чуть не рухнула со стула: — Могу я сесть рядом с вами? Это был он. Он. — Ты?.. — Здравствуй, Светлая Эли. Я же говорил, что мы ещё встретимся. Адам широко улыбнулся, откинул назад непослушную челку и подсел рядом. Что он здесь делает? Как это возможно? — Ты как здесь оказался? — я перешла на шепот. — Это же запрещено! Вроде бы правило нарушила не я, а паниковала так, будто бы я. — Ты не рада меня видеть? — Рада, но… И тут я заметила книгу, которую он взял: второй том той же книги, что взяла я. — Иногда правила нужно нарушать, если от этого зависит твоя судьба. Улыбка пропала с лица Адама, он серьезным взглядом прошёлся по мне. Будто что-то знал. — Не понимаю, о чем ты. Я соблюдаю все правила. — А сокрытие метки разве не нарушение? — Я же говорила, что у меня нет метки, — мне совсем не нравилось русло, в которое уходил разговор, и решила сбежать, пока не поздно. Но Адам несильно надавил мне на плечо и заставил снова сесть на стул. — Брось, я знаю, что на тебе метка Темных. — Нет на мне никакой метки, тем более Темных, — отбрыкивалась я, как могла. Попыталась даже уверенно держать зрительный контакт, но, наверно, получилось не убедительно. — Ты ошибаешься. Адам снял куртку и закатал рукав футболки. Я чуть не ахнула: на его плече красовалась такая же метка, как у меня, только белая… Значит, он из тех самых Валарисов, которых так не любит папа. И он мой соулмейт. — Я всё ещё ошибаюсь? Я встала и засобиралась домой. — Уже неважно, — старалась говорить холодно, хотя всю пробивала дрожь. — Через полтора месяца мне исполнится восемнадцать и я уберу метку. — Почему? — вскочил Адам. Он пытался поймать мой взгляд, но я упорно отводила глаза. — Я не нравлюсь тебе? Или все потому что я Темный? — Дело не в тебе. Я Светлая и должна находиться среди Светлых. — Должна? Ты никому ничего не должна, Эли. — Я неправильно выразилась, — поправила я себя. — Я хочу находиться среди Светлых. Сказала и сама внутренне сжалась, понимая, что обрекаю себя на одиночество. А ведь Адам мне действительно нравился, но с одной стороны он, с другой родители. Выбор очевиден. — Хочешь, чтобы я ушел? Я подняла глаза на Адама: он не шутил. Если я скажу: «Да, хочу», он уйдет. И больше никогда не вернётся. — Так будет лучше для нас обоих и для наших родных. Я знала, что когда удалю метку, то у меня уже никогда не будет другой. Зато у Адама появится новая, надеюсь, новый соулмейт будет из Темных — более подходящая партия для него. — Хорошо, я тебя услышал, Светлая Эли, — он направился к двери, взялся за ручку и напоследок бросил: — Я приду завтра снова и спрошу ещё раз. Адам ушел, не дав мне опомниться. Что значит снова? Что значит приду завтра? Что значит спрошу ещё раз? Мой ответ не изменится. Наверно.***
Я уснула только под утро. Все думала об Адаме, родителях, о том, чего хочу я сама. И не придя ни к какому решению, прокручивала мысли снова и снова. Адам сказал, что придет опять, и я бы могла просто не ходить в библиотеку, но его настойчивость задела во мне некие струны чувств, которые раньше я не испытывала. И я пошла. Он уже ждал меня там. — Думал, ты не придёшь, — и снова эта улыбка, уже такая знакомая. — Я и не собиралась, — буркнула я и плюхнулась на стул рядом. — Послушай, — начал Адам, поглядывая на меня, а я создавала видимость, что увлечена книгой. — Возможно, я герой не твоего романа и вовсе не принц на белом коне, о котором ты мечтала, но пока ты ещё не можешь удалить метку, дай мне шанс показать тебе себя настоящего. — А у меня есть выбор? Сказала специально, хотя мысленно уже давно согласилась. Пришла же. — У тебя всегда есть выбор, Светлая Эли. Но раз система выбрала нас Предначертанными друг для друга, то, значит, между нами есть родство душ. Значит, все не просто так. Следующие полтора месяца мы встречались в библиотеке каждый день. Разговаривали обо всем на свете: оказалось, у нас так много общего. Адам, как и я, обожал поэзию, у нас даже один и тот же любимый поэт, слушал рок (стоит ли говорить, что так же, как и я?). Мы любили одни и те же блюда: запеченная картошка с индейкой и банановый пирог. А ещё Адам обожал горячий шоколад и бросал туда ровно шесть кусочков маршмеллоу. Да-да, как и я. И это я ещё не говорю о любимых числах, цвете, времени года… Похожие цели, мечты, принципы — разные маленькие мелочи, что вместе складывались в огромное целое. А последнюю неделю мы даже набрались смелости выйти за пределы библиотеки: гуляли по маленькому скверу неподалеку. Там тоже не было лишних глаз, да и даже если бы кто-то заметил нас, то издалека вряд ли бы понял, что Адам из Темных. Рядом с Адамом я чувствовала себя свободной: от предрассудков, от давления общества. Я могла быть собой, не думать, что говорить и что делать, и не опасаться последствий за это. Для Адама я была просто Эли, а не Эли дочь Советника Второго Ранга. Наши тайные встречи перестали быть тайными за два дня до моего дня рождения. То ли папе кто-то нашептал из прислуги, то ли сам догадался, но он заметил, что я стала возвращаться домой позднее обычного. И приставил ко мне своего человека. Наблюдать. — Как ты могла, Эли?! Как ты могла поступить так с семьёй?! — заорал папа, как только я переступила порог гостиной. Никогда в жизни я ещё не видела его таким разъяренным. Мама сгорбившись сидела в кресле, опустив глаза в пол. Прислугу как ветром сдуло, все разбежались по своим углам. Я же не знала, стоит ли что-то вообще говорить. Просто стояла, виновато опустив голову. В глубинах подсознания я понимала, с чем связан папин всплеск эмоций, но так хотелось верить, что речь пойдет не об Адаме. — Молчишь? Не поможет, — папа подошёл ко мне и, схватив за плечо, затряс меня. — Я просил тебя держаться от этого парня подальше. А ты что?! Сердце ухнуло куда-то вниз, в глазах защипало от подступающих слез. «Только бы не разрыдаться», — твердила я себе. Но это так несправедливо! — Отвечай, когда отец задаёт вопрос! — рявкнул папа. — Гелан, не надо, — откуда-то сбоку послышался полушепот мамы. — Помолчи, Теллин! — снова гаркнул папа, но в этот раз на маму. — Пусть она сама учится отвечать за свои поступки. — Адам мой соулмейт! — не выдержала я. — И я имею право видеться с ним! Хочешь ты того, папа, или нет. — Вот ты как заговорила… Тогда напомню тебе, что он Темный, а Темным запрещено разгуливать по нашему Царству, — угрожающе прошипел папа. Страх, что папа может донести на Адама, пробрал до костей. — Ты его даже не знаешь, а уже ненавидишь! За что? Только за то, что он Темный? — За то, что у Валарисов нет такого понятия, как честь и отвага! — выпалил папа и поджал губы, словно сболтнул лишнего. — О чем ты? Но папа проигнорировал мой вопрос. — Я принял решение, Эли. Через два дня ты пойдешь и удалишь эту чертову метку. Либо я донесу на твоего Адама. — Ты не посмеешь! — закричала я, хотя знала, что ещё как посмеет. — Я все сказал, — рявкнул папа. — Марш к себе! И чтобы не выходила из комнаты до тех пор, пока я не позволю. Громко хлопнув дверью, я влетела в свою комнату и рухнула на кровать лицом в подушку, задыхаясь от слез. Безнадежность витала в воздухе, отчаяние разъедало глаза, лёгкие, плавило мозг, оставляя в ужасе трепыхаться лишь сердце. «Нужно сделать выбор», — шептало оно, обливаясь кровью. Я пролежала до утра, скорчившись в позе эмбриона и размышляя, что мне делать. Но ответа не находилось. Не было выбора, который бы не принес зло. В одном случае — мне, в другом — Адаму. — Эли, ты не собираешься в школу? — надо мной раздался голос мамы. Уже восемь утра? Хотя какая к черту разница. — Папа сказал не выходить из комнаты, пока он не разрешит. Вот я и не выхожу. — Эли, — мама тяжело вздохнула и присела на край кровати. — Папа желает тебе только лучшего, ты же знаешь. — А может, я не хочу лучшего, а хочу просто быть счастливой. Никто не хочет спросить, чего хочу я? — охрипшим от слез голосом говорила я. — Милая, просто поверь, у папы есть причины не доверять Валарисам, — чуть ли не умоляла мама. — Что такого они сделали, что папа их так ненавидит? Мама слегка замешкалась, но все же рассказала. — В детстве ты часто спрашивала папу, откуда у него шрам на щеке, а он всегда как-нибудь отшучивался. Ему неприятно вспоминать… правду… Он до сих пор считает себя виноватым в той… истории, — то ли запиналась, то ли подбирала слова мама. Я же не перебивала. — Самар Валарис — отец Адама — возглавлял один из отрядов армии Темных, а Гелан держал оборону на этом участке. Когда дошел официальный указ Короля о прекращении войны и разделении Царства, Гелан начал отходить, заключив мир с Самаром. А Самар ударил в спину. Очень многие из отряда Гелана тогда погибли, а сам Гелан отделался шрамом, который оставил ему Самар… Гелан до сих пор не может простить себе, что поверил Самару. — Но Адам не такой. Как папа может перекладывать на него вину за действия отца? — Я это понимаю, милая. Но и ты постарайся понять отца… — Я понимаю, мама! Понимаю! — закричала я, резко поднявшись с кровати. — Я понимаю его чувства. Но я не понимаю, как он может поступать так со мной! Это выбор системы. А если система так решила, значит, так должно быть! — Я прикажу Пине принести тебе ромашковый чай, — пробормотал мама и поспешила покинуть комнату.***
После чая я, наконец, смогла немного поспать. Проснулась уже затемно, но не сама, а от настойчивого стука в окно. На цыпочках подошла к окну, а там торчит улыбающаяся голова Адама. Он подышал на окно и пальцем написал: «Впусти». Я тихонько, стараясь не создавать лишнего шума, открыла окно. Адам перекинул ногу через подоконник и залез в комнату. — Что ты тут делаешь? — шепнула я, прислушиваясь к звукам в коридоре. — Ты не пришла сегодня на наше место, я подумал, что что-то случилось… — Я больше не приду. Каждое слово вырывалось из меня с болью, будто острие бритвы чиркало по запястью. Адам молчал. Сквозь тусклый свет ночника его глаза нехорошо блеснули. — Ты все же решила удалить метку. Это был не вопрос. Утверждение. — Прости, — все что я смогла выговорить. Слова просто застревали в горле. — Тебе лучше уйти, пока никто не заметил. — Я не уйду, пока ты не расскажешь мне, что случилось, — твердо произнес Адам. Как бы я ни старалась держаться, но Адам на то и мой соулмейт, чтобы чувствовать то же, что чувствую я. А сейчас у меня в душе полный бедлам. После его слов я уже не смогла справиться с собой и, уткнувшись в плечо Адама, тихо разрыдалась. Тут же почувствовала, как его теплые руки крепко обнял мои плечи, а на макушку опустился подбородок. Адам не торопил меня с ответом. Его сердце билось ровно, успокаивающе действовало на меня. Застыть бы во времени, чтобы этот миг не заканчивался. Никогда. — Папа знает, что мы с тобой встречаемся, — чуть заикаясь, проговорила я. — Он донесет на тебя, если это не прекратится. — Я знал, на что иду, Эли, — он ободряюще улыбнулся. — И я готов к наказанию, если рядом со мной будешь ты. — Но я не хочу, чтобы из-за меня ты пострадал! И если единственный способ предотвратить это — удалить эту чертову метку, я это сделаю. — Но это не выход, тогда пострадаешь ты, — Адам возмущённо покачал головой. — Послушай, через полчаса тебе исполнится восемнадцать, и мы сможем уйти отсюда вместе, туда, где нас не найдут ни твой, ни мой отец. Пусть разбираются между собой, мы не обязаны страдать из-за их ошибок. Это было очень заманчивое предложение. И в словах Адама была частичка правды. Но я подумала о маме, а как же она? Я не могу поступить так эгоистично, я единственная дочь своих родителей, их маленькая принцесса, центр их вселенной. И пусть сейчас они поступают несправедливо по отношению ко мне, но лишить их себя навсегда просто жестоко. Особенно для мамы, ведь она так старается поддержать меня. Я приняла решение. Самое важное в своей жизни. — Я не могу, Адам. Не могу бросить родителей вот так. Я отстранилась от него. — Я услышал тебя, Эли, — его голос сквозил печалью. Он подошёл к окну, взялся за ручку, но напоследок обернулся и прошептал: — Верю, что ты ещё будешь счастлива, Светлая Эли. И ушел. Только скрип снега ещё какое-то время долетал до моего слуха. Он ушел. Ушел навсегда. А моя душа рвалась за ним. Если бы только могла, вылетела бы из груди и умчалась следом за ним. Хотя, наверно, всё-таки она смогла, потому что я больше не чувствовала ничего.***
Утро первого дня моих восемнадцати постучалось солнцем сквозь замороженные стекла окна. Только я чувствовала себя так, будто стою перед гильотиной и моей голове на плечах осталось быть считанные минуты. Сегодня на моей руке исчезнет метка раз и навсегда. Я подошла к зеркалу, чтобы в последний раз полюбоваться на чёрную букву на плече, запечатлеть в памяти, высечь золотом на сердце. Взглянула в зеркало и закричала от ужаса. Нет, меня напугало не опухшее и лохматое черти что в отражении. Метка. Моя Метка. Она изменилась. Вместо такой родной черной буквы на плече красовалось убогое белое число «31». Это значило только одно. Адам. Он пожертвовал своим счастьем ради меня. Эта мысль звоном колокола оглушила меня. Я села на кровать и невидящим взглядом уставилась в стену. Не осталось ни слез, ни горечи, ни жалости к себе — ничего. В комнату на крик вбежали родители и Пина. — Эли, что случилось? — мама подскочила ко мне и с тревогой принялась осматривать меня. Папа тем временем обошел комнату в поисках причины крика. Я без слов показала плечо. — Боже… — охнула мама. — А я говорил, что у Валарисов нет ни совести, ни чести, — затянул папа свою излюбленную песню, только меня это уже не задевало. — Замолчи, Гелан! Выйди вон! — взвилась мама и вытолкала отца за дверь. — Пина, принеси воды! Пина вышла, а мама попыталась утешить меня: — Милая, я понимаю твои чувства, но это не конец света. Ты ещё совсем юная, да и твой новый соулмейт хороший парень из хорошей семьи. Когда ты будешь готова, мы организуем с папой вам встречу. — Я хочу побыть одна. Мама погладила меня по плечу и вышла. Я снова легла на постель, крепко прижимая к себе одеяло. В голове промелькнула шальная мысль, которая заставила меня в буквальном смысле подпрыгнуть с кровати. Папа никогда не отпустит меня к Темным, а я вряд ли когда-нибудь полюблю кого-то так же, как Адама. Идея безумная, но, возможно, удовлетворит обе стороны. Я быстро нацепила первую попавшуюся под руку одежду и улизнула из дома, пока никто не видит.***
Когда я вернулась домой, родители опять о чем-то спорили. Ничего нового. Или мне показалось, что спорили. Я подошла к двери гостиной и прислушалась, прежде чем войти и ошарашить родителей новостью, которая точно не оставит их равнодушными. — Гелан, тебе нужно поговорить с Эли. Нормально, без криков и истерик. Ты ведёшь себя как тиран! — Да знаю я, знаю. Но ничего не могу с собой поделать, Теллин. Как только представлю, что наша Эли входит в дом Валарисов, так сразу выхожу из себя. — Тебе и Самару давно пора покончить с этой враждой. Ради обеих семей. — А есть ли теперь смысл? У Эли теперь другая метка. Решила, что подслушала достаточно, и вошла в гостиную. Папа сидел на диване, вертя в руках очки, а мама, скрестив руки на груди, стояла у окна. — Мама, папа, присядьте. Мне нужно кое-что вам сообщить, — решила не тянуть кота за хвост и начала прямо с порога. — Эли, не пугай меня, — мама бледнела на глазах. Папа же молча ждал, что я скажу, видимо, разговор с мамой возымел эффект. — Я решила, что вы правы. Я всегда должна быть с вами, — торжественно произнесла я и сделала паузу перед заветным: — И поэтому удалила метку. Теперь мы с вами никогда не расстанемся. Надеюсь, вы рады? С Днём рождения меня! Мама рухнула в кресло и, схватив со стола стакан, залпом выпила воду. Папа лишь тяжело вздохнул и прикрыл лицо рукой. Пока родители не пришли в себя, поспешила покинуть комнату. Вдогонку лишь услышала папино: — Наша дочь сведёт меня с ума. И мамин вопль: — Это все ты виноват, Гелан! Молодец! Уже в своей комнате я быстро переоделась и нырнула под одеяло. Впервые за последние несколько дней я засыпала со спокойной душой и надеждой на новую жизнь. Каждой клеточкой тела ощущала, что теперь все будет по-другому.***
Я проснулась около одиннадцати утра, выходной день, никуда идти не надо. Только потянулась, как в дверь постучали. — Не сплю. Дверь приоткрылась и заглянул папа. — Ты проснулась, дорогая? А Пина уже печет праздничный торт для тебя. Вчера был не лучший день для празднования, и мы с мамой решили перенести праздничный обед на сегодня, — папа виновато улыбнулся и быстро добавил: — Если ты не против, конечно. — Нет, все замечательно. Я скоро спущусь. — Хорошо, мы ждём. Но папа почему-то не спешил уходить, будто хотел сказать что-то ещё. — Папа, в чем дело? Он немного помялся в дверях, но все же вошёл. — Дорогая, я вел себя ужасно в последнее время, — проговорил папа, присаживаясь на край кровати. — Я не должен был давить на тебя и тем более кричать. Эта метка… не твоя вина. А мама вообще считает, что это намек судьбы для меня, — он бросил взгляд на мое плечо и замолчал. Его глаза расширились до небывалых размеров, а его лицо, клянусь, успело отразить на себе все цвета радуги. — Не может быть… Я посмотрела на плечо и чуть с ума не сошла от радости. Моя драгоценная метка с черной буквой «гамма» вновь заняла свое законное место на моем теле. Как такое возможно? — Пап, я ничего не рисовала, честно… По правде сказать, я ожидала, что папа снова начнет орать и ломать вещи, но ничего из этого не произошло. — Никогда такого не видел, — буркнул папа себе под нос. — Только слышал о подобном, но считал это сказками. Когда два человека действительно созданы друг для друга, для них никогда больше не найдется другой половинки. Что бы они ни делали, метка все равно вернётся на свое место. — Но ведь у меня была другая метка, которую… — Ты удалила, да, — папа задумчиво потёр подбородок. — Он отказался от тебя ради твоего счастья, а ты отказалась от предложенного счастья, потому что не видишь рядом с собой никого, кроме него. Это и есть Предначертанные друг для друга. — И что теперь будет? — я задала самый важный вопрос для себя. Ведь теперь между мной и Адамом стояли только наши родители, но и они теперь не в силах были что-то изменить. Папа молча встал и направился к двери, а потом вдруг спросил: — Ты правда его любишь? Ответила не задумываясь: — Всем сердцем.***
Праздничный обед был поистине праздничным. Столы ломились от угощений, играла живая музыка, папа постоянно шутил, в основном над мамой, но сегодня она не обижалась на его шутки. А главное, все были свои, только обитатели этого дома, без многочисленных дальних родственников, которых видишь раз в год, без коллег по работе. Уже стоя перед зеркалом в своей комнате и разглядывая метку, мечтала о скорой встрече с Адамом. Мы оба знали, что это неизбежно. Погруженная в мысли, я не заметила вошедшего папу. — А у меня есть подарок для моей принцессы, — он тепло улыбался, но показалось, что с некоторой грустью. — Какой? Где? — Собирайся, одевайся теплее, подарок на улице. Только побыстрее. Папа всегда делал лучшие подарки. Любопытство распирало настолько, что готова была выскочить на улицу прямо в пижаме, но чтобы папа не ворчал лишний раз, все-таки утеплилась. Мы вышли на улицу, и папа повел меня на задний двор. Было так темно, что, больше ничего вокруг не видя, я ориентировалась только на папу. Мы дошли до самого конца заднего двора, там располагались ворота, выводящие к пруду. И только подойдя совсем близко к ним, заметила темную фигуру, очень похожую на… — С Днём рождения, Светлая Эли. Если бы не папа рядом, я бы заверещала на всю улицу и повисла на Адаме, но сдержалась, тактично промолчала, кроме как нечленораздельных визгов из меня бы сейчас ничего не выдавилось. — Передаю тебе мою девочку лично из рук в руки, — снова поразил меня папа. Я не верила своим ушам. — Береги ее. Но если ты ее обидишь… — Пап, — дернула я его за куртку. — Не переживайте, мистер Блоу, я позабочусь о ней. Эли ни в чем не будет нуждаться, — он протянул папе ладонь, и они пожали друг другу руки. — Передавайте привет миссис Блоу. Мы уходим? Правда, уходим вместе с Адамом? Я всё ещё не могла в это поверить. Крепко обняла папу. — Спасибо. — Все, идите, пока вас никто не заметил, — прикрывая дрожь в голосе скупостью, проговорил папа и чмокнул меня в макушку. — А мама? Я с ней даже не попрощалась. — Мама уже благословила вас заочно. Мы обязательно навестим вас, когда уладим дела с Валарисами. Идите. Адам подал мне руку, и теперь, уже не раздумывая, я пошла за ним. В последний раз обернулась и посмотрела на громоздкую фигуру особняка, где родилась и выросла. Папа помахал мне вслед, а я помахала ему в ответ. Верю, что мы ещё обязательно увидимся. И не раз. Адам вел по заснеженной местности, а я просто верила ему и шла за ним. Неважно куда, неважно, что ждёт нас теперь, неважно, где мы будем жить. Главное, мы вместе. Уже навсегда. Перейдя на другой берег пруда, мы остановились. Адам вдруг подхватил меня на руки и закружил в воздухе. От неожиданности я чуть не вскрикнула, но вовремя вспомнила, что нас не должны заметить. — Теперь нас точно никто не разлучит, — шепнул он мне на ухо, опуская на землю. — Как тебе удалось убедить папу отпустить меня с тобой? — этот вопрос я не решилась задать у ворот. — Он сам ко мне пришел. Ради тебя, — он коснулся моего лба своим. — Папа? Сам? В Царство Темных? Мне казалось, что меня уже мало чем можно удивить. — Он очень любит тебя, Эли. Хотя я и сам собирался прийти к тебе, когда с утра обнаружил метку. Сначала подумал, что сплю, а потом, что сошел с ума, — Адам тихо рассмеялся и провел пальцем по моей щеке. — Какому демону ты продала душу, Светлая Эли? — Кажется, он называл свое имя… — я сделала задумчивый вид. — Кажется, его имя Адам Валарис. — Может, тогда самое время отдать обещанное? — взгляд Адама наполнился нежностью, а его руки на моей талии прижали меня еще крепче к нему. — Забирай, — выдохнула я. Его губы легко коснулись моих, осторожно, неторопливо. До мурашек по коже, до громких фейерверков в подсознании. И чем глубже становился поцелуй, тем ярче ощущалось соприкосновение наших душ. Они переходили друг в друга, сливались, делали нас единым целым. Приятно защипало плечо. На нас больше не было меток, но они отпечатались на наших сердцах, которые теперь бились, как одно. Предначертанные друг для друга — связанные отныне навечно.