По разбитым зеркалам

      Цзинлю устала. Очень.       Мастер меча живёт слишком долгую жизнь: жизнь, полную вечных страданий. Цзинлю видит не только свою боль; её клинок на протяжении сотен лет резал и будет резать врагов. Цзинлю можно сравнить с айсбергом: ни расколоть, ни растопить, как ни старайся. Она отчаянно пытается подавить в себе хоть какие-то остатки своей человечности, которой она так боится. Она не хочет показаться слабой, она же сильная, могущественная и властная, разве ей положено плакать?       Именно поэтому по ночам она закрывает комнату на замок, закрывается ото всех, от всего квинтета (который сама же создала), чтобы никто не увидел её, бьющуюся в истерике в попытках сохранить рассудок, после чего лежащую на кровати и смотрящую в потолок пустым взглядом, а по утрам просыпается будто бы разбитая, со взглядом мертвеца. Даже её ученик не решается подойти к ней, потому что видит, что наставницу лучше не доставать лишний раз — ему и так хватает усиленных тренировок за выходки.       Цзинлю утопает в маре. Она задыхается, будто бы руки мары тянут её вниз, на дно самого океана, пытаясь забрать себе, и женщина так отчаянно пытается сопротивляться, что даже не замечает, что пытается сохранить в себе хотя бы каплю той самой человечности.       Цзинлю смотрит на себя в зеркало и не узнаёт человека личность, стоящую перед ней. Она не узнаёт саму себя. Ещё вчера она была сильной и уважаемой на Лофу мечницей, а сейчас она смотрит и не видит ничего. В ней осталась одна пустота. Мара отнимает у неё всё, в том числе и эмоции с чувствами. Она протягивает руку вперёд...       Зеркало разбивается вдребезги.       Цзинлю тоже разбивается.       Обессиленная падает на колени, прислоняясь к разбитому на стене стеклу. Обломки холодно взгрызаются в спину, но это помогает хотя бы чуть чуть отвлечься от хаоса, происходящего в её голове.       В дверь кто-то постучал.       Женщина не сдвинулась с места.       Из-за странного шума в голове она не может слышать чего-то другого. Цзинлю теряет связь с реальностью.       Цзинлю и сама теряется.       А потом она чувствует у себя тепло под щекой. У неё не хватает сил поднять голову, но она быстро понимает, кто к ней явился. её тепло она узнает из тысячи.       Лисица гладит дрожащую и лежащую у неё на груди мастера меча, обвив её своими руками и пышным хвостом, после чего поцеловала ту в макушку.       Байхэн умеет успокаивать людей. Она сейчас словно тёплое солнышко, которое согревает своими лучиками такую холодную луну.       Что-то внутри Цзинлю тает.       Она больше не дрожит, но слёзы предательски катятся по щекам. Байхэн ничего ей не говорит на это, лишь улыбается и гладит. Она впервые видит мечницу такой уязвимой, но что-то ей подсказывало, что рано или поздно Цзинлю сломается, разобьётся на кусочки, и тогда ей будет нужна помощь. Байхэн готова предложить руку помощи.       Когда Цзинлю находит в себе силы отстраниться, лисица аккуратно сплетает их руки и замечает её красные от слёз щёки и такого же цвета глаза, в которых Байхэн ясно видела усталость. Женщина же старается избегать её взгляда. Она знает, что Байхэн никогда не осудит её и всегда поддержит, но боится. Боится, потому что кто-то увидел её человеком. Не глыбой льда, не Мастером меча, а просто Цзинлю.       Кажется, мара отступила, словно она боится чего-то яркого и солнечного, кого-то, как например Байхэн.       — Посиди со мной... — шепчет ей Цзинлю, впервые переведя взгляд на неё, и Байхэн соглашается.