My queen

Сонхва с победной ухмылкой сгребает выигранные деньги, пока Хонджун разбирается с проигравшим, который, кажется, чем-то недоволен. Пару выстрелов и конфликт закрыт. Они снова одержали победу. Ким вновь делает грязную работу, а Пак вытирает ему с лица кровь бережно и заботливо, целует в губы нежно и руками обвивает шею. В знак благодарности. В знак похвалы. И отстраняется, не давая собой и близостью насладиться. Хонджун тянет свою королеву на себя, целуя совсем рвано и грубо, желая попробовать эти губы целиком и полностью, желая размазать алую помаду по всему его лицу. Он кусается и руки крепкие сжимают тонкую талию, обладатель которой не может и слова вымолвить, только беспомощно хвататься за плечи чужие и постанывать в дикий поцелуй. — Сдавайся, королева, ты же и так моя, — шепчет Ким, когда отрывается от желанных уст. И спускается ниже чмоками влажными, следы от зубов за собой оставляет, мыча предовольно. — Хорошую работу нужно отметить. И твою блядскую задницу тоже. Пак не успевает ничего говорить и делать, когда младший в таком настроении. В такие моменты лучше подчиниться и даже не пытаться раздразнивать победителя, который просто-напросто должен, нет, обязан насладиться своим сладостным трофеем и чувством победы. Хонджун не может расправиться с корсетом Сонхва, развязывает всего пару верёвочек и понимает, что уже жутко раздражён. Поэтому бросает эту затею и хватает старшего за волосы, ведя за собой под его жалобный скулёж, что только хуже заводит. Садится в кресло, опуская того на колени перед собой, наклоняется и подбородок пальцами цепляет, заставляя на себя внимательно посмотреть: — Будь послушным и сделай мне приятно, — серьёзным тоном говорит подчинённый своему боссу. Абсурднее не услышать. Но гроза преступного мира ещё та паинька, когда дело доходит до секса. — Я ждать не хочу, Сонхва. И брюнет слушается, покорно придвигаясь и раздвигая чужие ноги, искусно зубами ширинку расстёгивая, всего-навсего вниз потянув. Мычит неоднозначно, когда его чёрные локоны стягивают пуще прежнего, направляя за них ближе к члену под тонкой тканью. — Ну же, почувствуй, как сильно я тебя хочу, Сонхва-а, — дразнящим тоном тянет Хонджун. И это вымораживает. — Как сильно хочу оттрахать твой молчаливый рот. — Не молчаливый, — недовольно и тихо выдаёт Хва, цыкая и закатывая глаза по-сучьи. — Мне же необязательно говорить, как же я хочу твой член, верно? А Киму такая дерзость не нравится, он утыкает этого бесстыдника лицом в собственное возбуждение, обтянутое тканью нижнего белья. Пальцем резинку цепляет и приспускает этот элемент одежды, открывая больший доступ для «лидера», который осознаёт, что серьёзно влип и за своё поведение придётся получать по заслугам. По самое не хочу. — Лишь при условии, что ты покажешь мне это действиями, — сказал, как отрезал. И лишил Хва возможности что-либо ответить, заставив взять в рот сразу головку. Без всяких прелюдий и замедлений. — Поработай ртом, давай-давай. Хонджун уже выполнил свою грязную работу, расправившись с теми, кто не угодил его королеве. Теперь пришёл черёд расплачиваться за хорошую услугу. И далеко не деньгами. И Пак прекрасно это понимает, безоговорочно посасывает головку и послушно берёт глубже, принимаясь головой двигать мучительно медленно, пухлыми губами проходясь по каждой вздутой венке, по каждому миллиметру. Он отстраняется и целует, выцеловывает так, словно какое-то сокровище в руках держит, а не каменно стоящий член своего возлюбленного. Но долго такую инициативу проявлять не получается, Хонджун сам начинает головой старшего двигать, заставляя брать всё глубже и глубже, заставляя буквально давиться его возбуждением и не успевать продохнуть от быстрого и грубого темпа. Такого, какого хочется ему. Неприличные, хлюпающие и чмокающие звуки заполняют собой помещение, оставляя место только для тихих и коротких стонов Пака, которому приходится только расслаблять горло и принимать, принимать и принимать, хныча и всхлипывая, как последняя сучка. — Открой рот, — чуть ли не рычит Ким, прекращая свои движения, отстраняя парня от своего члена влажного и с удовольствием рассматривая его лицо: распухшие губы и карие глаза, томно смотрящие из-под пышных ресниц тёмных. — Высунь язык, Хва-я. И когда Сонхва покорно выполняет приказ, вот тогда чувствует разгорячённую плоть, что так идеально ложится на его длинный язык, что так сводяще с ума ею водят, обводят крашенные губы. И снова Хонджун на затылок давит, отчего старший снова в рот берёт, скулит и дышит до ужаса тяжело, от желания изнемогает. То ли хочет сосать и сосать этот член, то ли хочет его глубоко в себе. Неизвестно. — Боже, детка, я бы трахал и трахал твой рот, но… — низко произносит младший, продолжая двигать головой, ускоряя свои движения до самого пика. Чтобы резко остановиться на том моменте, когда мягкие и сладкие губы Хва коснулись самого основания. — Но я не хочу кончать раньше тебя, Пак Сонхва. Ким всё же отстраняет от себя окончательно, за волосы тянет вверх, безмолвно приказывая подняться на ноги, что жутко затекли в таком положении. И вновь притягивает, целует мокро, свободную руку на бедре устраивая и сжимая крепко. До побеления костяшек. — Хонджун, пожалуйста, — наконец-то слышится жалобное между поцелуями жадными. Наконец-то кто-то подал свой сладкий и ангельский голосок. Который сегодня сорвёт. — Трахни меня прямо здесь и сейчас. Киму повторять дважды не нужно. И с первого раза всё предельно ясно. Именно поэтому с Хва уже начинают стягивать чёрные брюки, не имея никого желания раздевать до конца. Несомненно, изящную и худую фигуру хочется пожирать взглядом и не только, хочется целовать и оставлять одни засосы на нежной бледной коже. Но сейчас ждать — последнее, чего хочется. — Быстрее, — хнычет старший, укладывая руки на плечи Хонджуна, сжимая, тем самым намекая на то, чтобы тот торопился. — Я ждать не хочу. Младшего смешит такая смена эмоций, сначала сопротивление, а теперь… А теперь он приспускает нижнее бельё, пока поцелуями и резкими, грубыми укусами по шее проходит. Но не выдерживает и кружева рвёт напрочь, с наслаждением слушает треск ткани и закусывает губу. — Расскажи, часто ты себе удовольствие доставляешь собственными пальцами? — горячо шепчет прямо на ухо, прикусывая мочку и зализывая сразу же место укуса, извиняясь. — Я же чувствую, какой ты влажный внутри. — Мог бы и чаще, — язвит, пока не получает звонкий шлепок по заднице, вздрагивает и тыкается носом в шею Хонджуна. Теперь Ким Хонджун здесь лидер, а не он… — Мог бы и чаще на моём члене скакать, — хрипло произносит и раздвигает ягодицы, осторожно пальцами касаясь входа. — Но тебя, видимо, куда лучше ублажают твои пальцы. Чем они лучше меня, а? — Ничем, прости, прости, — он мгновенно извиняться начинает, цепкими пальцами сжимая плечи чужие, выдыхая и горячим дыханием шею обжигая. Он изгибается, выгибается в пояснице, чтобы тому было удобнее его растягивать и трогать там. — Значит, смазка нам не нужна, да, детка? — спрашивает Хонджун и давит на колечко мышц, аккуратно вводить начиная палец. — Пиздец, ты прямо перед заданием… — Готов перед каждым заданием стараться так для тебя, Джун-а, — едва слышно шепчет старший, приподнимаясь и выпрямляясь, чтобы заглянуть в карие глаза, полные возбуждения, в карие глаза, в которых черти за главную награду борются. За него. — Я же умница, да? Ким палец вытаскивает и сразу несколько в рот себе кладёт, хорошо так смачивая слюной, чтобы ввести их обратно аккуратно, разводя внутри на манер ножниц, растягивая. Заставляя Сонхва буквально расплываться лужицей, запрокидывать голову назад и кусать губы свои пухлые. И пальцами двигает в нём, дабы дополнительно растянуть, чтобы уж наверняка. Выбивает стоны короткие и нежные, которые хочется слушать целую вечность. Которые хочется записать, как самую лучшую музыку. Но всё хорошее когда-нибудь заканчивается, не так ли? Хонджун поднимается и Пака в нужную ему позу ставит, толкая вперёд, на кресло, на котором до этого сидел. Нагибает так, что тот не успевает и за подлокотники схватиться, падая лицом в спинку мягкую. Но возбуждение сильнее абсолютно всего, чтобы хоть как-то возмущаться и противиться. У него в низу живота всё скручивает и тянет приятно, невесомо. Лишь бы пустота внутри была заполнена. По самые края… Ким обильно смазанной ладонью проходится по собственному члену, сжимает его и начинает входить осторожно, жмуря глаза и кусая губы в кровь. Только бы не сорваться и не оттрахать до упавшего кресла. Он стонет несдержанно, когда бёдрами в чужие впечатывается, войдя по самое основание. Доволен, хоть и прошло немало времени, когда входил бережно по миллиметру и терпеливо ждал. Старший сжимает обивку кресла, коленями возит по сидению, прогибаясь пуще прежнего, подмахивая бёдрами и насаживаясь на достоинство чужое. Что Хонджуну снова не нравится, отчего прижимается сзади сильно, копну чёрных волос собирая и сжимая, на кулак наматывая, чтобы приподнять немного и к себе нагло притянуть, зашептать обжигающую и умопомрачительную пошлость на ушко. — Ты так хорошо принял мой член, конечно ты умница, Сонхва, — шёпотом тянет младший, дышит тяжело и горячо прямо в ухо Паку, кусает и целует, начиная двигаться, заставая врасплох. А он сжимается вокруг члена Джуна, стонет несдержанно громко и мотает головой, за что его волосы лишь сильнее стягивают. Ким с каждым толчком ускоряется, грубеет и всё сильнее и резче оттягивает за волосы, заставляя выгнуться чуть ли не до хруста в пояснице. Стоны всё громче и надрывнее, всё слаще и протяжнее. Мужчина второй рукой опирается о подлокотник кресла, вбивается в податливое тело и сам тихо, едва слышно постанывает. Правда вот, эти звуки напрочь заглушают вскрикивания. На всю комнату слышны звонкие шлепки тела о тело, бёдер о бёдра. Джун всё грубее и грубее, до слёз удовольствия буквально доводит, начиная толкаться прямиком в простату. Тянет на себя за волосы беспардонно, откидывая его голову на своё плечо, меняя угол проникновения, выбивая крики надрывные и красивые. И Пак изливается с ужасно громким криком, с темнотой перед глазами и фейерверками в низу живота. Ему кажется, словно всё внутри взрывается на пике блаженства. Дрожит всем телом и хватается за кресло, чувствует, как тот спустя пару минут грубых и глубоких толчков заполняет по самые края горячей белёсой жидкостью. Жмурит глаза и стонет, такой слабый и беспомощный, пока в него так бесцеремонно кончают, пачкают задницу и брюки. Младший выходит из парня, тяжело дыша и посмеиваясь с сильной дрожи чужой. Он гладит его по волосам ласково, целует за ушком и заботливо натягивает ему низ обратно, сажая на кресло аккуратно. Сам одевается торопливо и небрежно, садится на диванчик ближний, разливая алкоголь. Только для них двоих. Сонхва слегка дрожащими руками берёт бокал вина и отпивает алое содержимое, что его бедное горло обжигает. Проводит языком влажным по губам, на которых едва осталась красная помада. — Как думаешь, в параллельной вселенной мы тоже преступники? — мысли вслух хриплым и сорванным голосом. Следом ещё один глоток алкоголя. — Может быть, — неоднозначно отвечает Ким, пожимая плечами и наливая себе ещё. — Возможно, в других вселенных как ты говоришь, мы преступники, а возможно ты детектив, который покрывает такого ужасного преступника, как я, — усмехается он, выпивая залпом и ставя опустошённый бокал на стол. — Да ну, я бы тебя при первой возможности сдал бы, — в шутку говорит Пак и смеётся, когда видит на себе обиженный взгляд. — Да шучу я, шучу… Я уверен, что в каждой вселенной люблю тебя так же сильно, как и в этой. Старший тянется к Хонджуну и их губы сливаются в сладостном поцелуе, заключающем их, хоть и не совсем здоровую, но крепкую любовь.