Красота и тщеславие

Софа сидела на тяжелом, обшитой плотной белой кожей, диване королевского, как она любила говорить, стиля. Зимний обжигающий ветер ей лестно было пересиживать в высотной башне центра Москвы в недалеком окружении всех звезд, сливок российского общества. Перед ней горел стеклянный камин, не отбирающий своей современностью столь нужного в доме уюта. В гремящем треске дров был звук родного сердцу места - старенькой дачи в полутора часах езды на электричке от родного Б., где Софа проводила все летние дни детства. Софе посоветовала завести личный дневник ее же совесть, которая невпопад просыпается, и из-за которой даже кажется, что она занималась неправильными вещами в своей жизни. Внутренний моралист с чеховским молоточком загорается вспышками и гаснет сразу же, когда она находит аргументы - и даже весомые - за то, чтобы перестать думать о разном. О вещах, которые ее не касаются; о поступках, не по ее воле произошедших; о жизни, которую она не выбирала, но той, что все еще любима ей. Она любила называть себя Софой, до этого перепробовав много разных вариаций простой русской Софьи - имени, не откликавшейся в ней и, в первую очередь, в других так, как хотелось бы. Потому что Софа - будто заигрывает с тобой, привлекая своей юностью и показной невинностью; а Софья - взрослая женщина с детьми, которой она не хотела бы казаться, по крайней мере, ближайшее время. Софа держала в своих тонких исколотых 21-летних ручках зеленую тетрадь с непривлекательным узором, что, кажется, было странным выбором для такой девушки, как она. Однако причины уже были в ее голове: никто вокруг даже не сможет предположить, что в этой убогонькой тетради навсегда лежат такие важные для нее мысли. Она села на плетеный ветками красного дерева неудобный стол, раскрыла тетрадь и начала писать о том, что постоянно напоминало о себе внутри: Я не считаю себя неправильной, потому что занимаюсь действительно тем, чем хочу; и тем, что я так сильно люблю. Почему, если я планомерно делаю выбор в пользу красивой жизни, люди вокруг обязательно считают, что это эгоистично. Школьная подруга отказалась со мной общаться по каким-то своим внутренним причинам и загонам. Но я-то помню, что ее сообщение было написано после нашей летней встречи и моих рассказов о жизни, которую я проживаю, и ощущаю ее во всех красках. Зависть делает с людьми абсолютно плохие вещи, и мне грустно от того, что я регулярно становлюсь объектом этого мерзкого чувства. Мне завидовали в седьмом классе, когда я стала первопроходцем сексуальных отношений в нашей параллели. Все они еще были детьми, когда я - девушкой, знающей отношения мужчины и женщины. Зависть была со мной рядом всю мою юность: будучи единственной отличницей в физико-математическом классе старшей школы, я была одарена вниманием парней. Но тогда я по уши влюбилась: отношения с Андреем целых три года заставляли меня отодвинуть на вторые и третьи планы всю свою другую жизнь. Я любила его, нас и то чувство головокружения и восторга, изнутри сжимающего живот, которое просыпалось после буквального одного взгляда. Я уехала за Андреем в Москву из маленького города Б., поступив на бюджет механико-математического факультета МГУ: говорила же, что я была умницей и отличницей. И все так скучно было: да, я бежала к нему каждый день; да, готова была посвящать ему всю себя и каждую минуту своей жизни, которая создана была для него; да, еще чуть-чуть, кажется, и у нас была бы семья. И что бы тогда было - существование обычной россиянки, видевшей лишь один член в своей жизни? Но теперь у меня есть все: записанная с продюсером песня, съемки в клипах, сотни контактов с самыми важными людьми Москвы и репутация. Мне повезло - мое красивое тело настолько привлекательно, что позволяет манить многих: никто мне не может отказать. А еще чуть-чуть и я улетаю в Америку исполнять мечту всего своего детства. Так чего же мне слушать странного чувака внутри, которому не нравится моя жизнь? Навязанные обществом устои больше не для меня. И я рада, что осознала это в столь раннем возрасте, и живу в полное удовольствие для себя. Рука остановилась, не в силах написать что-то еще. Стало непонятно, зачем нужно было организовывать мероприятие с бумагами и мыслями. Софа вырвала из тетради полностью исписанный с двух сторон лист, скомкала и бросила в камин. С внутренним торжеством уверенности в себе и избранности своего пути, она смотрела на почерневшую и сгибавшуюся от жара и пламени нечто, бывшее раньше ее чувствами. Любого мгновения было достаточно ей для принятия решения: она быстро думала и еще быстрее действовала, никогда не ошибаясь. Или, вернее сказать, не жалея ни об одном сделанном ей поступке. Такая же мысль-искра, вспыхнувшая в сознании, но юрко успевшая разжечь пожар мысли, заставила Софу выбросить в камин и всю уродливую тетрадь, которая непонятно зачем пришла в ее жизнь. Софа решила быть свободной, а для этого ей не нужна бумага, не нужны ручки и карандаши, ведь можно жить иначе и запоминать впечатления, дарованные ей самой Жизнью. Стоя перед камином, она улыбалась, совершенно забывая о своей жизни, серьезный анализ которой вызывал - почему-то - раздражение у Софьи. Ей не нравились мысли об Андрее и том, как они вынуждены были расстаться; о переживаниях за визу в США и грядущую работу там; о младшем брате-аутисте, с которым отчаянно борется уставшая мать. Но ей льстили думы о помощи своей семье, матери; о постройке своего уютного гнезда с мужем, которым она сможет восторгаться, и детьми - самыми светлыми и умными в мире. В воздухе плотно стоял запах дыма и мелким пеплом лежали на журнальном столе и полу бывшие когда-то тетрадные листы. Софа вдохнула его полной грудью, словно наслаждаясь властью, взятой над обездушенным созданием. А потом подхватила с пола тонкий атласный красный халатик и открыла двери большой ванной комнаты, где она привыкла готовиться к важным мероприятиям. Сбросив - легко, как по привычке - нижнее белье, распустив волосы и спрятав совесть, она шагнула на ледяной кафель, настроила теплую воду и погрузилась в себя, полностью отдаваясь механическим движениям подготовки к грядущему.