Amantes sunt amentes

«Приди, о, приди, Черная Мать! Ужас — Твое имя. Смерть — Твое дыхание»

Белый подол ночного платья волочился по земле и обвивал ее босые ноги, которые успели устать и замерзнуть. Ей казалось, что она бродила по туннелям этого подземелья уже целую вечность. Шаг за шагом, поворот за поворотом — одни и те же сырые стены и темнота, выкалывающая глаза. И что Амала хотела здесь найти? Зачем она вообще пришла сюда? Был ли отсюда выход? Откуда-то сверху сорвалась груда мелких камней, осыпаясь прямо на нее. Она отскочила в сторону и непроизвольно вскрикнула, когда острый уголок неизвестного минерала полоснул по запястью. Кровь тонкой струей потекла на землю, впитываясь в ту же секунду. Девушка зашипела и зажала рану рукой, но это мало чем помогло. Алые капли сочились между пальцев, стекали на белоснежные рукава, падали ей в ноги. Холодно и горячо. Больно и… приятно? Ощущения были слишком странными. Впереди замаячил слабый мерцающий свет. Амала могла поклясться, что минуту назад там была лишь сплошная темнота, которую можно было зачерпнуть ладонями. В груди нарастало липкое чувство тревоги, но ноги сами вели ее к заветному огню. Впрочем… разве у нее был выбор? Вскоре она услышала приглушенные голоса и почувствовала тепло, исходящее от горящих факелов. В комнате, скрытой от посторонних глаз каменной стеной, собралась по меньшей мере дюжина человек. Все до единого — в длинных плащах цвета винного бордо, с накинутыми на голову широкими капюшонами, скрывающими лица. Лишь одна женщина была в ярком фиолетовом сари. Она сидела на коленях у статуи смертоносной богини, словно моля о прощении. — О Смерть! Разрушающая и поглощающая вечность. Ты — пожирающее пламя. В тебе — конец всему живому. Одной рукой ты несёшь милость, другой — казнишь, — множество голосов сливались в один, отражаясь от стен эхом. Амала вздрогнула, чувствуя, как мурашки ползут вдоль позвоночника — уже не от холода, а от необъяснимого благоговения и страха. — Ты, любящая дары мяса и крови, прими в жертву душу и тело той, что отступилась от тебя; той, что не подчинилась твоей божественной воле; той, что предала свою веру. Зрелище, случайным свидетелем которого стала Амала, набирало обороты. Высокая фигура отделилась от остальных и нависла над склонившей голову женщиной, вынимая из-под плаща длинный острый клинок. Карающая калидаса. Амала хотела сбежать подальше от этого места, пропитанного запахом крови и сырости, хотела заткнуть уши, чтобы не слышать ни речей, ни криков, но она словно приросла к земле. Продолжала смотреть на то, что вряд ли получится стереть из памяти. Неожиданно женщина упала к ногам возвышающейся над ней фигуры, и сквозь обрывистые рыдания вырвались полные отчаяния слова: — Умоляю, только не трогайте ее… Пусть я понесу это наказание, но не она. Прошу… Она впервые посмотрела вверх. Слезы ручьем катились по ее впалым щекам и падали куда-то вниз, к ногам безжалостного убийцы. Амала резко ощутила, как в легких закончился воздух. Колени подкосились, и она упала на землю, как безвольная тряпичная кукла. Нет, нет, нет. Этого не может быть. Пульсирующая боль прокатилась по всему телу, проникла в каждую чертову клетку, заставляя судорожно сжаться. Мама. Это была мама. Один взмах, один отблеск калидасы, не знающей сострадания — и ее мольбы стихли. Безжизненное тело почти бесшумно свалилось на землю, заливая ее свежей кровью. Амала закричала — дико, надрывно, как зверь, загнанный в клетку. Но ее никто не услышал. Приди, о, приди, Черная Мать! Ужас — Твое имя. Смерть — Твое дыхание.