Асфиксия

Меня зовут Катя, но мои одногруппники называют меня Китти, на французский манер. И французскому нас учит крайне не французский учитель — милая бабушка, «божий одуванчик», которая абсолютно нетребовательна к своему предмету, а от того считает нас лингвистическими гениями. Но лингвистическими гениями все это время были только наши телефоны. Поэтому нам стало очень не сладко, когда такая сказочная жизнь безупречно-написанных контрольных работ прервалась появлением его. Он был похож на божий одуванчик только на первый взгляд. Длинные, кучерявые кудри каштанового цвета, приятная улыбка, по-гречески мраморные черты — просто идеальный вариант не слишком старого преподавателя, чтобы влюбиться. Но это был троянский конь. И если бы я только знала, куда меня приведут эти глубокие зеленые глаза… В этот день наша бабушка — французский одуванчик, как обычно опаздывала на занятие, а я рисовала в своей тетради пейзажи и слушала рассказ своей подружки Долли, которую на самом деле зовут Женька. -… И я смогла разговорить его только после второй бутылки вина! Невыносимый человек! Я старательно рисовала лес левой рукой, хотя с рождения я правша. Но я очень люблю эксперименты! — Долли, у меня вместо солнца получается какое-то волосатое яйцо! — Как у меня? — разрезал аудиторию незнакомо-насмешливый мужской голос. Этот звук абсолютно отвратительной шутки будто заморозил мое сердце. К доске прошел наш новый преподаватель французского — Евгений Юрьевич. _______ — И как ему не стыдно за такую шутку? — жаловалась я Долли на моего будущего палача. — Да ладно тебе, Китти, зато мы наконец-то выучим французский. Хотя шутки у него действительно странные. _______ Не зная, как новый преподаватель относится к опозданиям, я с удовольствием не упустила шанс испытать его терпение. Слушая соблазняюще-тягучий трек в наушниках, я медлительно стянула свой шарф и куртку, накрасила губы вишневой помадой в гардеробе университета и поплыла вверх по лестнице. День был один из прекраснейших, солнечных, занятия давно начались, поэтому в коридорах я одна. Именно поэтому это прекрасный момент, чтобы сиять и наслаждаться собой! Манящие слова песни пригласили меня на танец и я не смогла отказаться. Мои бедра создавали восточный лад, руки гладили атласный корсетный топ, а ритмичные движения перекидывали уложенные волны с одного плеча на другое, рисуя наиву музыку в ее наушниках. Как кошечка, Китти отдалась танцу, жила в моменте и поднималась в кабинет к человеку, который ее погубит. Песня достигла своего пика, как и Китти, которая захваченная эмоцией, резко остановилась, чтобы широко и соблазняюще медлительно качнуть бедрами, а затем встретить этими же бедрами чей-то крепкий пах. Она резко открыла глаза. Евгений Юрьевич наблюдал это представление, следуя за ней по пятам с непередоваемо сладкой усмешкой. Ему очень хотелось ее напугать и подразнить в наказание за такие неподходящие учебному заведению сексуальные танцы. И он хотел ее прервать еще в первые секунды, но что-то в нем заставило смотреть дальше. И чем больше он смотрел, тем сильнее становился завороженным ее красотой. Красотой, которую он изначально не разглядел за дерзким взглядом и бунтарским характером своей новой студентки. Кажется, совсем другие дразнящие мысли пробежали по спине, забрались под выглаженный костюм и начали растегивать рубашку… Какой кошмар, пора прекращать эти стыдные, неподобающие помыслы! И прежде, чем Евгений Юрьевич успел отсупить на шаг вниз по лестнице, его транс был прерван резкой остановкой каштановой нимфы, которая завершила свой ритуал широким движением, закончившемся их столкновением. Кити обернулась и сразу же почувствовала резкий табачный парфюм. В ее лице было оцепенение, и каким-то образом никто из них не хотел разорвать этот зрительный и почти телесный контакт. Где я? Первым опомнился преподаватель, который смерил ее вопросительным и насмешливым взглядом. Хотя нет, это был по настоящему издевательски — осуждающий взгляд, который победно подмигнув ей, обогнал ее на лестнице и завернул заугол в тот самый кабинет, где у Китти уже давно началась первая пара. Неужели он все видел? _______ — Садись, окаянная. — приказал раздраженный голос из окна черной Audi, приследовавшей Китти. «Да что он о себе возомнил?» — думала Китти, зло незамечая Евгения Юрьевича, который предложил довезти ее до дома в этот лютый мороз. " Во-первых, я к нему не сяду, потому что он старый извращенец и у него странные отвратительные шутки! Во вторых, я живу в общежитии, которое больше напоминает заброшенный сарай, и в третьих… Сейчас так холодно…» — Катарина, я настаиваю на вашей полной капитуляции и обещаю вести себя sans défaut. — Я не понимаю ваших заморских слов. — А на 3-ем курсе уже должны были бы! Я зло посмотрела в его сторону. Как будто бы на уроках ему было недостаточно времени, чтобы вдоволь насладиться унижением моих лингвистических способностей! — Катарина, простите! Не обрекайте себя на ледяную смерть из-за уязвленной гордости! Обещаю молчать вплоть до вашего дома! Моим щекам становилось все холоднее. — Обещаете? — хмуро сдалась я. — Клянусь. — и он поднял свою правую руку вверх. Я открыла дверь машины и добровольно села в разогретую мышеловку. Я прижала свою сумку к животу и вздрогнула от резкой смены температур. Он лишь насмешливо посмотрел на меня и включил печку на полную мощность. Было так тихо и уютно в его машине, наполненной запахом не только его духов, но чем-то личным и телесным. Так вот как он пахнет? «Как хорошо, что он пообещал молчать и мне не нужно придумывать бессмысленный small-talk». — На Ленина 59, пожалуйста. — мяукнула я себе под нос, утопивши нос в шарф. Он не подал знака распознания моего подвига и расслабленно вел машину. «Блин, неужели не услышал? И даже не переспросил, старый енот!» — Гхм… На Ленина 59, пожалуйста… Я вопросительно посмотрела на него, но его рука лишь безмолвно скользнула на панель и включила музыку. Хозяин этого черного зверя был явно доволен своей выходкой. «Ах ты!..» Я яростно представляла, как делаю из него енотовую шубу, пока мы не доехали до двора. — Спасибо за приятный разговор — буркнула я, отстегиваясь, но крепление ремня намертво замуровало мое тело. Даже его черный катафалк издевается надо мной! Евгений Юрьевич напугал меня, резко разразившись смехом. — Вы же просили меня молчать. Разве за всю поездку я нарушил свою клятву? — Я уверена, что вы дали ее со скрещенными пальцами! Он лишь весело посмотрел на меня и жар его пальцев полоснул мою беспомощно-боровшуюся с кожаной цепью руку. Электрический импульс, хихикая, пробежал от кончиков пальцев и в солнечное сплетение. — Vous êtes libre, petit chaton. ______ «Я его убью! Он совершенно потерял всякий стыд и разум!» — бежала я, распаляясь перед смертельной битвой. «Мало того, что он поставил мне два за перевод, в котором сам напредумывал ошибок! Он еще и оскорбил меня прямо в лицо, вместо приветствия на лестнице выпалив «Почему вы прогуляли вчера?», когда все девочки сказали ему, что я заболела!» Ненависть с хлопком распахнула дверь и я влетела в пустой кабинет. За столом, вместо издевательски сверкающего солнца, кучковалось унылое дождливое облако. Он явно блуждал в своей голове, пока мое вторжение не превратило печальные зеленые глаза в нахмуренные брови. И с немалым усилием он натянул свое прежнее приветливое выражение. — Bonjour, Katarina. — Почему вы сказали, что я прогуляла? Тучи стали еще более хмурыми, чем прежде. — Почему вы не пришли на пару без уважительной причины? — Я болела. — Где справка? Я не знала, что ответить, ведь справки не было. Да, я действительно прогуляла, но почему-то его способность читать меня насквозь и непоколебимая уверенность в своей правоте выбесила до дрожи в голосе. Наши глаза уставились в немой конфронтации. — Вы относитесь ко мне предвзято! Вы постоянно нарушаете субординацию, при всей группе унижаете мой французский, не верите словам о моем недомогании, а еще и за тест несправедливо ставите 2! Я кинула лист с тестом на стол, перед его лицом. — Посмотрите, у меня больше половины правильно написанных предложений. За это просто не может быть два! — Вы сомневаетесь в моей компетенции? По ключам у вас больше 60% несовпадений, поэтому у вас два. Его холодные вызывающие глаза располяли во мне яростное пламя. — То, что вы напридумывали бредовые предложения с единственно-возможным вариантом ответа не значит, что я знаю материал на два! Я же не могу залезть вам в голову! Давайте я напишу для вас тест на перевод по этой теме, напридумываю свой единственно возможный вариант и заставлю вас угадывать его на хорошую оценку? Я уверена вы тоже напишите на два! Такая система оценивания непедагогична! Он резко встал из-за стола, теперь мы находились неприлично близко. Но яростные искры, сверкающие между нами, мои гневно-эмоциональные тирады, не давали нам этого заметить. Я задела его и он очень злится. — В этой теме есть определенные выражения, именно по ним я составлял тест. Ваше незнание этих выражений не является доказательством непедагогичности моих методов преподавания. С криком «Вы неправы!» я стукнула рукой по столу и опешила от своего движения. Оно отрезвило меня. И я тут же почувствовала горячее дыхание на своем лице. В тумане гневливых слов я не заметила, как оказалась между столом с проклятым тестом и моим змеем искусителем. Холодная ярость и пылающий гнев. Вместе. Так рядом. Так близко. Все вокруг замерло. Я была заворожена его глазами. Мне нужно срочно бежать. Но мои ноги будто вросли в пол и мое пламя тянуло меня в вечную мерзлоту. О чем я вообще думаю сейчас? — Выйди из кабинета — сказал он сквозь зубы, смертельно сжав пальцы. Он явно был взбешен моим поведением, но все равно не смел прервать этой особенной близости. Мы будто оба хотели уйти. И не могли. И именно в этом месте, в этом полуразрушенном пустом кабинете педагогического университета, преподаватель и ученица. Мы утонули. Но кто первый потянул другого на дно? Все утихло. Утих мой гнев. Воцарилась гармония и ожидание чего-то большего. — Может быть это вам стоит выйти? — уже более спокойно ответила я. Мой взгляд упал на песочные губы, а свои собственные настолько пересохли от горячих речей, что я невольно облизнула их. Холодная пустыня издала тяжелый вдох и произнесла по слогам, завараженно проследив движение моего языка: — Я-ска-зал — вый — ди. И я не вышла. И я пропала, умерла от удушия в черной ледяной воде. Холодные губы накрыли мои, и будто человек в смертельной жажде я впилась в них одним легким движением. Этот глоток воздуха закончился так быстро! Ужас в обоих глазах. И страх. Что мы наделали? Я прижала ладонь к губам. Два незнакомых человека растерянно смотрели друг на друга. Мы как будто видели друг-друга в первый раз. И осознание совершенного накрыло меня. Он пытался что-то сказать. Но я сбежала. Выбежала из кабинета прочь. Дурочка! В этот момент я еще надеялась, что все можно исправить! Что это недоразумение можно забыть! Это невозможно. Холодная провинившаяся пустыня сползла на свой преподавательский стул и закрыло лицо ладонями. — Что же я наделал?