***
Сон, как и работа, не шел от слова совсем. Хоть какая-то стабильность. Возможно, все дело в слишком тяжелом одеяле. А может, виновата была жесткая подушка. Или дурацкие складки на простыне, так сильно упирающиеся в бок. «Или нервы», — сказал внутренний голос. Пришлось нехотя согласиться. Леви мотался из стороны в сторону в попытках найти, наконец, упокоение, но только сильнее раздражался. Время неумолимо перешагнуло за полночь, а значит с таким настроем завтрашний день рискует начаться с ужасной головной боли. Только этого для полного счастья не хватало. Подумав немного, Леви сдался и, перекатившись на спину и сбросив с себя одеяло, шепотом позвал Эрвина. Спустя пару секунд он услышал протяжное вопросительное: «М-м-м?» Приоткрыв один глаз (на второй, судя по всему, сил уже не хватило) и перевернувшись, сонный Эрвин уставился в потолок. — Он ведь знает, что у тебя есть партнер? — Да. Леви нервно поерзал в попытках улечься поудобнее. — Нет, я имею в виду партнер. В смысле мужчина, а не женщина. Эрвин устало выдохнул и закрыл глаза. Леви прекрасно понимал, что порядком надоел ему с этим вопросом за две недели, но все равно не мог унять тревогу и страх перед тем, как мистер Смит отреагирует на появление Леви в своем доме. Просто посмотрите на Эрвина! Он выглядит как мужчина с билборда счастливой американской гетеросексуальной семьи, не хватает разве что красавицы-жены в его объятиях и пятерых детей на заднем фоне. И, судя по всему, раньше Генрих именно так и представлял будущее сына. Ну, до их конфликта. Теперь на месте утонченной леди стоял совсем неутонченный мускулистый мужчина, и он, Леви, чувствовал за это вину. — Он написал: «Я был бы очень рад познакомиться с твоим женихом». Или ты моя невеста? — Я жених, — пробубнил себе под нос Леви, и на душе стало немного теплее. Кажется, что-то внутри возрождалось всякий раз, стоило произнести это вслух. Жених. Он повернул голову в сторону подозрительно притихшего Эрвина, но тот либо уже уснул, либо мастерски притворялся спящим, чтобы не продолжать этот дурацкий разговор. И Леви его не осуждал.***
Хлопок двери автомобиля был подобен ведру ледяной воды прямо в лицо — по крайней мере, эффект он произвел тот же. Под обеспокоенный взгляд своего мужчины Аккерман похлопал себя по щекам, силясь прогнать остатки сонливости и всякой заторможенности, и завел машину. Утро прошло на удивление спокойно: не было ни головной боли, ни злости, ни предшествующей поездке суматохи. Лишь принятие неизбежного и смирение. Более того, Эрвин радовал лучезарной улыбкой и отличным настроением — он был решительно настроен ко встрече с отцом и, что уж греха таить, заражал позитивом. При виде этого Леви на душе становилось значительно лучше. — Я написал папе, что мы выехали, — сказал Эрвин, убирая телефон в бардачок. — Часа через… четыре будем там. Хочешь, сменю тебя на середине пути? — Посмотрим. Может, сменишь, — недовольно прищурившись, медленно ответил Леви. Свет фар проезжающей мимо машины больно ударил по глазам. Подождите-ка, ему не послышалось, и Эрвин действительно написал отцу смс? Леви не смог сдержаться и чуть слышно хмыкнул: новогодние праздники — воистину пора чудес. Ведь удивительно: ни у Генриха, ни у Эрвина номера телефонов за шесть лет никак не поменялись, но они упорно продолжали игнорировать технологический прогресс и общались все это время только посредством писем в простых белых конвертиках, ну, за исключением сегодняшнего дня. Эрвин хранил каждое его письмо, и Леви страшно подсчитывать в уме, сколько их накопилось за три года. Смит объяснил это тем, что в детстве они часто так играли, а сейчас все это — дань любимым традициям и память. Аккерман же еще более простым языком объяснил, что все это — береза, которую они пустили на бумагу. Эрвин сделал первый шаг к их примирению, и Генрих приложил все усилия, чтобы добиться прощения. Леви помнит, как его парень, сидя за обеденным столом, с восторгом делился тем, что мистер Смит наконец-то записался к психологу и прорабатывает комплексы и травмы. Леви был рад этому, правда рад, но все равно не мог простить мужчину за то, что сначала все свои проблемы он решил вывалить на сына, знатно потрепав тому самооценку и нервы, а уже потом, когда этот самый сын в один день собрал вещи и исчез, взялся за голову. — Очень часто нам нужно столкнуться с последствиями своих решений, чтобы начать что-то менять, — ответил ему тогда Эрвин. И был абсолютно прав, только вину с Генриха в глазах Леви это ничуть не сняло. А суть конфликта была до смеха проста и банальна: отец, уже нафантазировавший будущее сыну (само собой, у него не спрашивая), был поражен до глубины души, узнав, что Эрвин не только на юридический факультет поступать не собирается, так еще и геем оказался. Крики, споры, обвинения и разочарование — так бы Эрвин мог описать период, когда с ужасом осознал, что Генриху было важнее добиться одобрения в глазах окружающих и не выбиваться из мнимых «стандартов», нежели что-то еще. Именно поэтому у Леви голова шла кругом, стоило только подумать о знакомстве с Генрихом. С выбором профессии тот вроде как смирился, подарив Эрвину крупную сумму в день его выпуска из института. Но вот выбор партнера это как будто… более глобальная проблема. Родители-гомофобы — штука страшная и порой непредсказуемая. Леви даже Ханджи с вопросом написал, что является свидетельством наивысшей степени отчаяния. «Просто будь собой!» — прокричала она в голосовом сообщении. «Будь вежливым, улыбайся, не смотри исподлобья — и все люди к тебе потянутся, даже консервативные!» И никакой конкретики касательно их ситуации. Совет на миллион, ничего не скажешь. С другой стороны, а чего он ожидал? У Ханджи-то все прошло замечательно: любимая дочь, с которой мать и отец видятся каждую неделю, привела милого, интеллигентного парня. Сказка. Каждый родитель о таком бы мечтал… Леви мысленно одернул себя: «Хватит». В конце концов, он сел за руль, чтобы не забивать и так порядком настрадавшуюся голову мрачными мыслями, пресекая утренние попытки Эрвина спереть ключи от машины. Вот пусть и концентрируется на дороге.***
Когда на часах стукнуло 13 («Приехали б на час раньше — получилось бы почти как в сказке»), под хруст снега во двор небольшого частного домика плавно въехал Nissan. — Итак… Мы приехали, — тихо произнес Эрвин, пока Леви отлеплял вмиг похолодевшие, влажные руки от руля. Красивый женский голос навигатора тут же вторил его словам. — Спасибо, Мия, я только что это сказал. Стоило выйти из машины, как кожу лица тут же болезненно заколол мороз. Эрвин, стоявший чуть поодаль водительской двери, недовольно нахмурил брови и быстрым движением руки потер замерзший нос. — А он… — не успел Леви спросить, собирается ли хозяин дома их встречать, как входные двери распахнулись, и по деревянным ступенькам удивительно бодрой походкой выбежал немолодой, седовласый мужчина в очках с тонкой оправой — Генрих Смит собственной персоной. Накинутое наспех коричневое пальто раздувал холодный зимний ветер, но, кажется, его это совсем не волновало. Он подбежал ближе, так, чтобы они втроем были на расстоянии вытянутой руки. — Мистер Аккерман… Леви — если позволите, — очень рад наконец познакомиться с вами, — с волнением, а оттого очень быстро, отчеканил Генрих, протягивая такую же холодную руку. Леви машинально пожал ее в ответ, с удивлением смотря на человека напротив. Рядом замеревший Эрвин, судя по звукам, забыл, как дышать. — Не стоит так официально, можно на «ты», — промямлил он в ответ, но его, должно быть, уже и не слушали. Те, кто должны были поговорить так много лет назад, наконец увидели друг друга. — Винни… Снег кружился и большими хлопьями оседал на землю, превращаю улицу в настоящий сказочный пейзаж. Генрих, совершенно не замечая красоты вокруг и того, что волосы вот-вот промокнут, а на одежде уже расползались темные пятна, ринулся вперед и одним резким движением заключил Эрвина в крепкие объятия. — Я так долго ждал этого момента, — прошептал он в волосы. Эрвин, даже не думая скрывать настоящие эмоции, громко всхлипнул и вцепился руками в отцовскую спину, опустив голову на чужое плечо. От этого звука сердце обливалось кровью. Леви не знал, сколько именно они так простояли. Краем уха он ловил отголоски фраз, видел, как подрагивают руки Генриха и дергается спина Эрвина, и не смел вмешиваться. Только закрыл глаза, отдаваясь ощущению окутавшего его счастья. — Что ж мы все на улице-то. Проходите, проходите в дом, скорее! — мужчина смахнул выступившие слезы, явно нехотя выпустил сына из объятий и пропустил парней в прихожую, напоследок плотно закрыв входную дверь. Не успел Леви переступить порог, как в нос тут же ударил сладкий запах имбиря и цитруса, а рот наполнился слюной, предвкушая долгожданный обед. Заметив восторг на их лицах, Генрих со смущенной улыбкой добавил: «Это штоллен так пахнет. Мойте руки и идите в гостиную». Леви хотел было присвистнуть, но вовремя вспомнил, где и с кем находится, и закрыл рот. Дом внутри выглядел… роскошно. И нет, не было ни безвкусных изысков, ни напыщенного пафоса, что порой свойственного богатым домам, но насколько же там оказалось уютно. В воздухе витала атмосфера праздника, даже семейной идиллии, несмотря на то, что эта самая семья объединилась спустя столько лет лишь пару минут назад. Леви шел дальше и, ступая по мягкому ворсу ковра, тут и там замечал развешенные на стенах фотографии: как маленький Эрвин играет в песочнице, как собирается в старшую школу, учится кататься на роликах, плавает, гуляет за руку с матерью… Эрвин, Эрвин, Эрвин. Смотря на все это, было очевидно как ясный день: отец любит сына. И очень по нему скучал. Вскоре Эрвин взял Леви за руку и провел ко столу, где Генрих уже открывал бутылку вина. — Вы будете пить? — мистер Смит оглянулся на вошедших гостей. В ответ Эрвин утвердительно кивнул. — Я — да. Леви? — Тоже, — сказал он и уселся на мягкий светлый диванчик. Эрвин хотел было пойти на кухню и помочь с тарелками, но отец жестом указал ему на диван и, убедившись, что сын послушал и сел рядом со своим мужчиной, продолжил заниматься всем сам. — Он хочет поухаживать за тобой, позволь ему, — подметил Леви и погладил его по спине. — А я не хочу, чтобы он перенапрягался. — Да он живчик, каких поискать! — Слушай жениха, Винни, — вклинился в разговор неожиданно быстро вернувшийся Генрих, отчего Эрвин со смехом закатил глаза. Когда бокалы были полны белого вина, а стол уставлен блюдами, пришло время делиться историями. Хорошими и плохими, всем, что произошло за время болезненной разлуки. Это момент искреннего раскаяния за ошибки прошлого и прощения. Момент новых приятных знакомств и планов на будущее. Долгожданное воссоединение сердец. И, подняв бокал, Леви понял главное: это определенно начало чего-то хорошего.