Пандемониум

С пронёсшимся по всему дому щелчком богато украшенной и тяжёлой закрывшейся входной двери, девушка переступила порог. На её губах была лёгкая ухмылка, однако пройдя глубже в тёмное помещение, эмоции поменялись на более собранные и серьезные. Девушка поправила пучок тёмных волнистых волос, из которого всё время выпадали на плечи волнистые пряди. Она пересекла тёмный длинный холл, мимоходом бросая взгляд на аккуратно и со вкусом расставленные предметы интерьера — они осторожно, словно невзначай, сообщали о материальном положении владельцев. Усмешка сама по себе вырвалась изо рта, глядя на идущие в ряд полотна в изящных, но не броских рамках, изображающих людей и клочки природы. Девушка прошла мимо, встречая хозяйку дома — миссис Винтер, почти перешагнувшую последний порог к наступающей старости. Её пшеничные, казалось, хрупкие волосы были утянуты в высокую причёску на затылке, поддерживаемую тонким серебряным обручем. — Добро пожаловать, — женщина чуть склонила голову в приветствии, выражая своё слабо заметное уважение, — детектив. Девушка заглянула в её, казавшиеся стеклянными, глубоко посаженные глаза. Хозяйка поместья, кажется, пребывала в своих мыслях, нехотя возвращаясь для незначительных взаимодействий. Миссис Винтер вежливо, но немного суетливо пригласила гостью следовать за собой. Подол сзади её длинного и со вкусом подобранного платья волочился, тихо шурша при каждом шаге. Детектив огладила взглядом её узкие и обтянутые неяркой тканью ровные плечи, которые даже почти не шевелились. Кусочек бледной кожи выглядывал из-под высокого, плотно прижатого, воротника. В просторной гостиной, к которой вёл коридор, были зажжены все свечи — они стояли, вплавленные в канделябры на стенах и столах, издавая неощутимое тепло. Их хрупкие маленькие огоньки были видны даже на густой изумрудной ели, стоящей в центре, символизируя приближение Рождества. Блестящая остроконечная звезда венчала кончик старого дерева, срубленного для праздника. Длинный стол на широких ножках стоял чуть подальше, перед камином, окружённый отодвинутыми стульями. Один из них валялся на полу, сжав угол ворсистого ковра в гармошку. На столе всё ещё пестрело множество блюд, уже остывших и покрывшихся масляной плёнкой. Столовые приборы были разбросаны в суете — с первого взгляда казалось, что всё произошедшее было лишь случайной ошибкой, недопустимым просчётом. Детектив обошла стол ровно до того места, где на боку лежал стул. Пройдя пару шагов и отметив поцарапанный паркет, в глаза бросилось непозволительно яркое покрывало, скрадывающее очертания тела. Девушка оглянулась на хозяйку, которая всё время растерянно опускала лицо, не желая вглядываться в почившего. Подняв край узорчатого покрывала ручной работы, детектив обнаружила тело мальчика. Совсем ещё молодой — что-то среднее между одиннадцатью и пятнадцатью годами. Тёмный костюм с маленьким пиджаком был донельзя измят, распахнув вид на истерзанную рубашку. Он лежал на спине, прижав руки к груди, словно стараясь свернуться в клубок. Бледные, посиневшие веки были закрыты, на них хорошо угадывались тёмные сосуды. Абсолютно гладкое кукольное лицо не наводило ни на какие мысли, но следы от пальцев, представляющие собой расцарапанные неглубокие борозды с уже высохшей почерневшей кровью заставляли задуматься. Девушка поднялась с колен, присаживаясь на первый попавшийся стул. Оглядев лакированную поверхность тёмного стола, постукивая по ней пальцами, постепенно скользнув взглядом по кисейной салфетке с кружевной оборкой и стоящем на ней заварнике, она обратилась к побледневшей хозяйке. — Надеюсь, они все в сборе? — Да, — женщина нервно прикусила губу, хотя изо всех сил пыталась это скрыть, — да, конечно. Поднявшись, они прошли в комнату, находящуюся недалеко от гостиной. Приоткрыв высокую дверь, миссис Винтер пропустила детектива вперёд. Внутри оказалось трое членов семьи — прискорбно осознавать, что теперь их на одного меньше — мужчину, скорее всего, мистера Винтера, почему-то сидевшего в углу и сжавшего пальцами волосы на голове, двух девушек лет двадцати в нарядных не по случаю платьях, видимо, близняшек, и одна служанка с простым серым передником в пол, невзрачно стоявшая в стороне от остальных. Детектив обвела их всех придирчивым взглядом, словно акула, выискивающая себе обед: — Мне нужно будет поговорить с каждым из вас, — её голос был тихим, но весомым, — по отдельности. Девушки понятливо покивали, мол, так и нужно, пока мужчина коротко вздрогнул — было незаметно, как его глаза, уставленные в пол, боязливо забегали. Первой перед детективом решилась говорить одна из близняшек, решительно выступая вперёд: — Я Верона, — представилась девушка, средний по величине бант, туго стянутый для того, чтобы не развязаться, затрепетал на её груди, — что вы хотели узнать? Пара вышла за дверь, чтобы обрывки разговора не смогли услышать внутри, и немного отошли, ближе к маленькой тумбе с гардениями в вазе. — Что вы знали о погибшем? — девушка приготовилась слушать, запоминая всё сказанное. Верона сразу изменилась в лице, поникнув. Её словно стеклянные глаза наполнились слезами, а губы задрожали: — Джесси был чудесным мальчиком! — она сжала свои ладони, — не встречала никого вежливей него. Тонкая светлая прядь выбилась на её лоб, мешаясь, и она её кротко сдула, сморщив лицо не по этикету. — Жаль, что всё так закончилось, — согласилась детектив, — однако, он мёртв. Холодные и почти жестокие слова впивались в изнеженное сердце девушки. — Да, — она всхлипнула, стараясь спрятать повлажневшие щёки ладонями, — как так можно! Они поговорили ещё некоторое время, пока Верона была ещё способна внятно излагать мысли без ежесекундных всхлипов и причитаний, а потом, вернув ту в комнату со всеми, позвала её сестру. Та, пусть и больше старалась дать детективу больше информации, всё равно тоже под конец не сдержалась и разразилась рыданиями. Картина складывалась почти однозначная — мальчик погиб не по своей вине, совершенно неожиданно, а что ещё глубже — убийца всё ещё в доме, ну, если верить словам миссис Винтер. Детектив склонялась к версии с отравлением — рождественский ужин, к столу подано множество соблазнительных яств, не попробовав которое просто невозможно, и следы на шее мальчика показывали перенесённое тяжёлое удушье. Сёстры отзывались о брате исключительно в положительном ключе, постоянно в растерянности признаваясь, что сами могли погибнуть. Отец семейства воспринял своеобразных допрос довольно нервно. Нужно отдать должное — он старался держать себя, но его выдавали заметно вспотевшие виски, время от времени подёргивающиеся пальцы и кадык. Детектив уже сейчас навскидку могла сказать, что он определённо обладает информацией несколько более обширной, чем его дочери, пусть это и было слишком банально — изначально можно было бы подозревать служанку, подносящую еду. — Что вы знали о вашем сыне? — прозвучавший вопрос ничуть не отрезвил мужчину, он бегал взглядом свои покрасневших от лопнувших капилляров глаз по предметам вокруг, избегая фигуры детектива. — Да… да… — он начал говорить, но слова почему-то скатились в шёпот, — хороший мальчик, мой мальчик… Девушка еле отстранилась от него. — Вы в порядке? — мужчина судорожно покивал, ощущая что-то, несдержанно вертя головой по сторонам. Похолодало. Странно — вот они в доме, прогретом камином и множеством свечей, а через пару мгновений словно вышли на улицу без верней одежды. Мистер Винтер съёжился и, больше не обращая внимания на детектива, упал на колени. Детектив заторможенно отступила назад. — Пожалуйста, — сбивчиво шептал он, повторяя только одно слово словно в молитве, — пожалуйста… Стало жутко. Девушка ещё раз отступила на пару шагов от обезумевшего от потери мужчины: — Я позову санитаров, — она собиралась развернуться, как что-то выбило её из колеи. Это было странное чувство, почти потустороннее, словно кто-то заставлял смотреть её исключительно в одну точку. Мелькнули тени от свечей на стенах, промежутками погружая коридор во мрак, мерцая. Вдали задребезжали ставни. Мистер Винтер с глухим стуком уронил свою голову на пол, закрывая затылок ладонями, всё ещё обречённо завывая себе под нос. Стена за ними, находившаяся чуть правее, казалось, разошлась. Сначала она погрузилась во мрак, а потом, когда свет рассеял тени, образовалось пятно. Оно росло, искажая образы канделябров и ближайших картин в рамах, покрывая те чернотой. По спине пополз липкий и холодный пот, прилепляя неудобную рабочую форму к коже. Холод колол кончики пальцев, и девушка поёжилась. Беззубый широкий рот разинулся во мгле. Кровь неистово запульсировала в висках, а крик, подавленный на пару мгновений, запершил в горле горечью. Все поле зрения сжалось, оставляя за собой окружающую тьму, и лишь маленькие светлые островки оставляли надежду. Детектив приложила руку к голове — иступлённая боль ввинчивалась куда-то в затылок, неторопливо разливаясь вниз — она боролась с собственным сознанием, потому что что-то тянуло её закрыть глаза и отдаться этому неестественному потоку. Она сжала зубы, ведя внутренний счёт и стараясь контролировать дыхание: раз, два… Следующая цифра не успела пронестись в сознании. Тело детектива одеревенело, словно застывая во времени — даже ритм сердца, отдающий пульсом во всём теле, застыл. Её губы приоткрылись, с еле слышным шипением выталкивая оставшийся в лёгких воздух. Глядя на безжизненные, словно светившиеся изнутри глаза на стене, выплывшие над тревожной пастью, в сознании щекотно зашевелились черви. Рот девушки, сначала сжавшись в тонкую бледную полоску, искривился в болезненном оскале. Молочные зубы выглянули из-под потресканных искусанных губ. Морщины, образовавшиеся на молодом лице из-за непривычной мимики сами создавали ещё более гротескный образ в полутьме. — А, — глухой и чавкающий звук вылетел из существа на стене, словно оно вспоминало, какого это — говорить, извлекая из себя больше звуков, — Асмодей… Бывший детектив закрыла лицо ладонями, вдавливая те в глазницы, лишь бы затмить чувство распирающей изнутри черепной коробки. Она сдавленно закричала, когда почувствовала липкую влагу на пальцах, и так же внезапно замолкла. Её спина распрямилась, а испачканные руки упали по швам. — Бесполезная дура! — выругалось тело девушки, оступаясь, а заплывшие глаза нашли существо на стене, — она абсолютно бесполезна! Рокочущий и булькающий смех послужил ей ответом: — Не я выбирал тело, — шёпот звучал с упрёком, — уймись… Оно возмущённо задвигалось на стене, загребая тёмными гранями свет вокруг, когда тело детектива попыталось свернуть себе шею, обернув вокруг неё пальцы. — Ну и что ты здесь забыл? — Асмодей скрестила холодеющие руки на груди, смирившись с выбором бренной оболочки. — Развлекался, — он вывернул глазницы в сторону свернувшегося на полу мужчины, несдержанно выпускающего рыдания. Девушка, оглядев это, выявила: — Неплохо. Чувствую его отчаяние. Беззубый и безгубый рот оскалился бледными дёснами: — Уже сто восемьдесят три раза убивает своего сына, — а затем заглумился над мистером Винтером, пуская из уголков рта густые кровавые пузыри. — Умно́, — Асмодей склонила голову в насмешливом почтении. Мальчика было жалко всей душой, и от этих мыслей бывший детектив алчно засмеялась. Чем бы дитя не тешилось — это можно было отнести к её брату… или сестре — чёрт разберёт это нечто, — и как он это делает? Тень в предвкушении напряглась, как струна, протянув непонятный звук на одной ноте. В голову, словно неповоротливая чугунная кочерга, ввинтились размытые образы. Вот мистер Винтер сидит на террасе, глубоко усевшись в плетённое кресло — в одной руке у него уже раскуренная папироса, чадящая горьким дымом, а в другой раскрытая на определённой странице светлая газета, свёрнутая наполовину для удобства. Конечно, он не замечает, как в один момент тень под ним увеличивается, движется, приобретая другую форму. Холод сковывает лодыжки мужчины, а тело почти сразу деревенеет. Его ранее вполне бодрые и жизнерадостные глаза стекленеют, наполняясь влагой. Голова откидывается на спинку кресла — в сознании полная агония из смеси образов и мыслей, чувство протягиваемой сквозь глазницы проволоки нестерпимо. Тень ползёт вверх, впитываясь и сливаясь с абсолютно каждой клеточкой чужого тела — ужасающая мимикрия. Контроль над телом получается захватить дольше на пару мгновений, чем оно рассчитывало. Мужчина борется, стараясь сбросить с себя эту словно липкую плёнку, покрывшую глаза и конечности. Внезапно мистер Винтер поднимается со своего насиженного места — настолько резко, что кресло с противным скрипом отъезжает назад. Газета оказывается смята и брошена на пол, а папироса, покрытая пеплом, наполовину рассыпается, придавленная беспощадной ногой. Оно прекрасно может сливаться с чужим сознанием, а именно поэтому точно знает, что в прачечной, за большим ящиком с непокроенными вещами стоит неприметная стеклянная баночка, тут же оказавшаяся спрятанной в широкой ладони. Белый гранулированный порошок в ней легко спутать со специями к еде, поэтому заменить соль на мышьяк не составляет труда — конечно жаль, что он пропадает так, ведь мистер Винтер надеялся истратить его на свою любимую жену. Вся семья чинно усаживается за стол, отмечая канун Рождества. Светлый праздник, который велено проводить только в кругу самый близких лиц. Оно усмехается — такого гостя они точно не ждали, и мужчина, почувствовав чужое предвкушение, против воли покрывается холодным потом. И конечно, мальчик первее всех потянулся за солью, ведь их новая служанка настолько рассеяна, что часто забывает добавить её в еду, и это приходится делать самим. Первые минуты сын мистера Винтера спокойно продолжает есть, изредка облизывая ложку — научить его манерам было настоящей и сложной задачей. Внезапно мальчик начинает кашлять. Сёстры раздражённо переводят на него взгляд, стараясь сквозь ресницы узнать причину нарушения спокойствия, но когда член семьи хватает себя за горло, ситуация меняется. Мальчик задыхается. Совершенно маленькой порции яда хватило для того, чтобы запустить необратимый процесс. Мистер Винтер сопротивляется изнутри, всё его существо тянется вперёд в желании помочь и спасти единственного сына, но оно не отпускает. Мальчик нерасторопно поднимается со стула, хрипя — он, кажется, старается что-то сказать, или, возможно, попросить помощи, но попытки оказываются безуспешными, ведь обе сестры испуганно сидят сбоку от него, прыгая взглядом с одного члена семьи на другого, а миссис Винтер пусть и бросается вперёд в желании спасти, но стыдливо замирает с занесёнными руками по причине незнания того, что делать. Когда мальчик оступается назад, ножки высокого стула путаются под его ногами, что и становится причиной грубого падения. Он ударяется плечом и спиной о твёрдый пол, от затылка расходятся вспышки перед глазами, однако он не замечает этого, так как желание протолкнуть в лёгкие хотя бы каплю воздуха становится фатальным. Маленькие пальцы скребут влажную кожу, пытаясь добраться до самой гортани — что-то с ней не так, почему она не хочет, чтобы он жил? Оно с болезненным восторгом откладывало в памяти чужую агонию. Беспорядочно бьющие паркет ноги, царапающие его каблуками на низких туфлях, активно сокращающаяся грудь, разметанные волосы — вспотевшие и прилипшие ко лбу, всё это было настолько прекрасно, что оно даже на пару мгновений умудрилось потерять контроль. Мистер Винтер, почувствовав это, тут же ринулся вперёд. Он успел упасть на колени перед своим сыном, сумев побороть ступор, как тут же его сознание снова оказалось взаперти чужого злого умысла. Его еле обеспокоенные глаза встретились с глазами мальчика — они почти закатились, лопнувшие от напряжения капилляры окрасили белки в ужасающе красный цвет, веки розовеют, а после синеют от быстро развивающихся синяков. Оно наслаждается ощущениями запертого в собственном сознании мистера Винтера. Дикая и горькая смесь из жгучего стыда, осуждения, вины и ярости. Он позволяет мужчине поймать момент, и пытливо вглядывается в чужое хрупкое тельце, когда все мышцы разом напрягаются, переворачивая мальчика на бок, стараясь урвать ещё хотя бы секунду, а после ослабевает. Навсегда. Оно смакует чужие крики, раздающиеся вокруг, и злобно шипит в сознании, когда чужая испуганная рука ложится на его плечо. Он смотрит пронзительно темными глазами в душу миссис Винтер, и она отступает. Оно сначала дало почувствовать, что всё в его руках и он может успеть, может спасти единственного сына, а потом, упиваясь вечной безнаказанностью, а потом отобрало этот шанс. Это и было самое прекрасное, то, что оно ценило — отчаяние, дикое отчаяние в чужой душе. Когда они украли тело, все женщины в доме не могли сдержать слёз, и это, пусть и было приятно, уже не доставляло такого животрепещущего удовольствия. Миссис Винтер приняла решение вызвать констеблей, пусть её и уверяли не выносить такое горе на всеобщее обозрение. Какого же было удивление, когда пришла самозванка? Оно сразу почувствовало сестру. Это было заметно по шлейфу из тьмы за женщиной — почти неуловимому для смертных, но явному и понятному для других существ. Самозванка пробралась в дом, словно правда пытаясь помочь убитой горем семье, но оно решило долго не ждать, ведь весь основной спектакль уже завершился, а поэтому подтолкнул сестру к раскрытию своей маскировки. Привычный облик оно тут же пробудил в Асмодей нужные качества. А потом предложило ей заманчивую сделку. Или просьбу. Или достойное предложение развлечься. — Гениально, — прошептала Асмодей, когда все чужие воспоминания пронеслись перед глазами, оставляя в недрах разума маслянистое послевкусие, приятно поражённая до глубины души, — это достойно кругов ада… Оно самодовольно смотрело на неё, беззастенчиво принимая похвалу, уже думая, что можно сотворить следующим. — Сто восемьдесят три раза! — она, словно осознав это, воспряла, — я была здесь сто восемьдесят три раза? Тень на стене недовольно прогундосила, сплывая куда-то на пол, в сторону угла, стараясь скрыться от такого, казалось, осуждающего взгляда. — А хочешь ещё раз? — с непостижимой надеждой взмолилось оно, пошевеливаясь на манер какой-то забавной вещицы или животного и издавая непередаваемые звуки. Девушка задумалась, бросая косые взгляды на потерявшего рассудок от горя главу семейства. Она пару раз ткнула кончиком туфли его под рёбра. Пытаясь расшевелить его и позабавиться чужой беспомощности. — Эй, ты, — в её голосе сквозило презрение, — хочешь на покой? Мистер Винтер с первого раза не услышал бывшего детектива, со всей силы закрывая уши руками, словно это могло помочь не слышать собственные мольбы. Асмодей пришлось повторить сказанное, сильнее прижав ногу к чужому боку. — Да… — его голос был охрипшим и низким, сорвавшимся, и от этого ещё более жалким — сладким, как сказало бы оно в углу коридора, — да, пожалуйста… Асмодей усмехнулась, снова разразившись диким оскалом: — Видишь ли, — он обвела глазами помещение, а в особенности заострила внимание на тянущую улыбку на все свои… сколько там вообще зубов?.. тень, — аду всё равно, сделал ли ты это сам или с чьей-то помощью. Страдать всё равно придётся. Она пожала плечами, смакуя приторное неверие мужчины. Он, почти сойдя с ума, переводил взгляд с одного говорившего на другого. — И да, — она обратилась к сгустку тьмы, — я в деле. Оно ощерилось, выплёвывая благодарности и любезности. Мужчина в ногах зашевелился активнее, пытаясь зацепиться за подол строгого платья, моля, просто умоляя о пощаде, оставляя след от вспотевших ладоней и слёз — но он уже почти понял, что это бесполезно, ведь, как оказалось, бесконечность существует, или, может, это как раз отсутствие времени? Оно словно расползлось по всему вокруг, покрывая предметы своим необъятным и тканеподобным телом. Пространство вокруг словно заиндевело, теряясь в серых красках, а потом напряглось, словно струны в виртуозно извлекающем звуки инструменте, сжимая в себе всех действующих лиц, что замерли в ожидании большего. Что-то затрещало, завертелось, где-то послышался скрип, перемешанных с неопознаваемым криком — казалось, кричала женщина, а может и мужчина, но при более внимательном прослушивании выяснялось, что это кричат оба? А после звон в ушах и словно напиханная наспех в уши помешал разглядеть и почувствовать настоящее. Наступил мрак, а после тоненький луч света пробился сквозь истерзанные веки. С пронёсшимся по всему дому щелчком закрывшейся входной двери, девушка переступила порог.