***
— …Мой Повелитель! Что с вами? Вы ранены! — голос, что звук искристо пересыпающегося песка. Такой нежный, взволнованный, въедающийся под кожу. Гуй Чжун смотрела на него в страхе, широко распахнув серебристые глаза. — Не стоит лишнего внимания, — монотонно отчеканил Моракс, как чеканили Мору на монетных дворах, — очередной набег стервятников Самигины. — Мой Повелитель, позвольте мне… — Я сказал, не стоит, — с громким нажимом изрёк дракон, пройдя мимо Богини в сторону одной из изысканных Обителей Адептов. — Сбор вот-вот начнётся. Вы ведь не хотите опоздать, Госпожа? Грубо прервал её и даже не заметил, как запачкал изящные рукава, словно ветви плакучей ивы потянувшиеся к нему с ветром. Жемчужный шёлк был безвозвратно испорчен багряными каплями, но она вместо отвращения или испуга почему-то просто закатила рукава, обнажив бледные руки. Тогда грубая кожа, всё ещё частично покрытая каменной чешуёй, впервые ощутила нежность цветков и её сердца. — Простите… — длинные пальцы тут же отпряли назад, а щёки покрылись персиковой робостью и страхом, — Вам, наверное, больно. Моракс долго смотрел на неё, не сводя золотистых глаз с дерзкой и смелой девчонки, что посмела коснуться его. А собрание забылось где-то в омуте противоречивых чувств удивления, возмущения и любопытства. Да и какая разница — на собрание они опоздали. Зато он увидел, как красивы её руки, перепачканные драконьей кровью.***
День был ветреным, а порывы — ярко недовольными и надоедливыми. Погода стояла отвратительная. По всей видимости — под стать настроению взвинченных внезапным нападением Адептов. Моракс неодобрительно рассматривал мальчишку на коленях, что дерзнул вмешаться в сражение без чьего-либо ведома. — Это так благодарят за «спасение», как ты его называешь? — ровно и безэмоционально, под стать холодному, как сталь, лицу. Моракс был взбешен, но мало кому удавалось стянуть его маску устрашающего безразличия. Однако глупому юнцу-Адепту это почти удалось. — Мой Повелитель… Но там же были люди… — тихо ответил Сяо, опустив голову к земле, — Я хотел помочь. Вы же говорили… Их нужно защищать. — Всего несколькими неделями ранее ты рубил их и пожирал сны, — рыком отрезал Рекс Ляпис, нависнув над взлохмаченной ветром головой, вздрогнувшей от страха и проникшей в самый центр сознания речи. — Ты посмел самовольничать. Хотя единственное, что от тебя требовалось — выполнять приказы. А в итоге защищать пришлось тебя. — Я мог бы справиться и сам… — юноша всё ещё дрожал пред абсолютной властью и силой дракона. Не смел поднять глаз хотя бы до уровня кончиков чёрных сапог. Но решил перечить. Ответил, хотя за подобное Бог Камня и Контрактов наказывал жестко и безоговорочно. Какой же глупый и упрямый Адепт. Моракс занес руку, но где-то сбоку зашуршала трава, принося за собой ауру спокойствия, что впитала в себя драконий гнев и развеяла волнение Сяо россыпью серебристой пыли по стихшему ветру. — Убирайся, — прошипел Рекс Ляпис, отчего юнец сжался, но повиновался сию же секунду. Вскочил на ноги и, быстро поклонившись, умчался прочь. — Доброго вам дня, Повелитель, — улыбнулась, что дозволялось лишь ей, когда дракон был в скверном настроении и явно переживал неудачу, — юный Адепт вновь где-то оступился? — Явился без спроса в деревню, когда напали волки разрыва. Подставил всех нас под удар, — намного более тихо сказал Архонт, зачем-то заведя руки за спину. — Но ведь он хотел, как лучше. Сяо старается для вас, Мой Повелитель, — склонила голову Богиня, подойдя ближе на самых кончиках босых ног. — Я ему не доверяю, — раздался глухой шепот Архонта, правда, она даже бровью не повела. — То, что он творил… С этими же людьми, но под предводительством своей Богини… Его жажда крови и голод по снам не могли исчезнуть так быстро и бесследно. — Он был не властен над собой, Мой Повелитель. Вам ведь это известно… — каштановые локоны качнулись у миловидного лица, и Гуй Чжун поспешила поправить заколку, смущённая собственной неопрятностью перед ним, — Он совсем ещё мальчик, что слепо следует за тем, кто кажется ему великим и могущественным. Его сердце и помыслы чисты. Только руки запятнаны унесёнными судьбами. — Я лишь пожалел его, — Моракс в корне не согласился с Богиней. Он знал, насколько она была добра и наивна по отношению к тем, кто этого даже не заслуживал. Только вот он сам поверил её глупостям, подарив мальчишке второй шанс. — Он остался один, не имея ничего. Он был готов умереть, загубив собственную силу, что я когда-то подарил их народу. Священное и уникальное владение элементом. И глупо уничтожать что-то столь редкое, но способное на многое. Гуй Чжун насупилась и нахмурила брови, впервые открыто являя дракону несогласие в своих искрящихся глазах. А потом просто развернулась, задрав нос, чем высказала очередное неуважение. Которое, однако, он никогда не смел оспаривать. На которое никогда не злился, а только лишь испытывал вину и какое-то неприятное, ослабляющее чувство потерянности и тоски. — А меня ты тоже пожалел? Тогда, в сотворенной нами Долине? — хмыкнула девушка под нос, глядя на его растерянность из-за спины. — Потому что я такая же слабая, беззащитная, но обладающая бесценным даром свыше? Рекс Ляпис так и не ответил. Продолжил молча наблюдать, как Богиня Пыли медленно удаляется, сливаясь с горизонтом, окрашенным в розовые оттенки заката. И так не осмелился сказать, что в тот день позвал её заключать контракт в ту долину лишь потому, что там росли лилии, похожие на цвет васильков. Васильков, которыми была усыпана вся поляна вокруг деревни, что возвела для своих людей Гуй Чжун.***
Мужчина устало скинул элегантный пиджак на спинку стула и прошёл вдоль небольшой комнаты. Вечер глубокой синевой поглотил небо, а уличные фонари будто бы отражали свой свет на небе вместо звёзд. Город — поистине удивительное место. Ведь несмотря на темноту, огни пылали столь ярко, что освещали пространство даже над крышами. Несмотря на гул тысяч шагов и голосов, Моракс улавливал стрекот сверчков со стороны горы Тяньхэн. А там, наверное, и светлячки мерцают не бледнее факелов и фонарей. А в комнате всё же было очень душно. Оно и неудивительно — палочки с благовониями дымились целый день, с самого его ухода. Прозвучит глупо, но он, бывший Архонт, неслабо так замотался с сегодняшним ритуалом. Некоторые клиенты бывали поистине дотошными, даже для его терпения. С тяжелым вздохом распахнул настежь ставни, впуская в комнату звуки смертных. Удары половников о котлы, стуки каблуков, женское хихиканье, мужские споры. Как будто он не вернулся из этой городской суеты всего несколькими минутами ранее. Запах острых блюд вместе с тёплым ветром въелся в ноздри. Мужчина облокотился на подоконник, сцепив руки, и с любопытством наблюдал за всеми мирскими заботами. Зоркий взгляд уловил сияние где-то сбоку, в самом центре торговой улицы. Змеиные глаза с интересом сосредоточились на мужчине, из-под чьих рук мерцал золотистый блеск. — …Как же вы не знаете! Это древнее искусство, дарованное Гео Архонтом! — усмехнулся гончар, выводя тонкой кистью золотистые линии по краям изломанной плошки, — «Кинцуги» — мастерство реставрации при помощи порошка из Кор Ляписа. Так завещал сам Рекс Ляпис! Даже сломанная вещь будет походить на жилы великого дракона, если добавить к ним щепотку драгоценного камня! Уголки губ Чжун Ли против воли изогнулись в грустной улыбке. Люди до сих пор чтят традиции древности, которые им даже не принадлежат. Ещё какое-то время внимательно наблюдал за процессом. Как отломанные части склеиваются, оставляя блестящие Кор Ляписом трещины. Как мастер щепетильно регулирует кистью количество золотистого состава. Как прищуриваются его глаза, чтобы отметить мельчайшие детали. Как напряжены мышцы, только бы пальцы не вздрогнули и на миллиметр дальше необходимого. Сердце наполнилось какой-то родной тоской. Пока чувства не начали переливаться через края. Забавно. А когда-то он думал, что его сердце разорвано в клочья. А всё живое, что в нём было — давно вытекло через порезы. С тяжелым облегчением стянул жилет, отбросил перчатки на стол. Взглядом полоснул по бледной коже обычных человеческих ладоней. Хотя даже если сейчас повертеть запястье, можно увидеть мерцающие нити, что переливаются золотом в венах под пламенем свечи. Ноги оказались словно скованы чугунными цепями, но Моракс всё же поплёлся к укромному уголку. Там, где в кувшине всегда отливали синевой прекрасные цветы, так сильно напоминающие её глаза. Свет улицы и свечей очертил высокий силуэт, пока консультант Похоронного Бюро завороженно поджигал ароматные палочки, отдающие ярким запахом пачули, подходящим не для всех. Но ему приходился по душе древесный запах. Словно погружал в те рощи, по которым они гуляли вдвоем, исследуя красоты гор и водопадов, принадлежащих лишь им одним. Тогда казалось, что весь мир создан только для них двоих. Волнистые нити дыма протянулись вверх, до самого потолка, падая узорчатой тенью на стены, а ладони сложились в мольбе. Концы указательных пальцев коснулись центра лба, а нос уткнулся в большие. Только бы брови не дёрнулись от охмуряющей боли, а фаланги не вздрогнули в попытке усмирить нарастающую в груди волну неопределённых чувств. А что он чувствовал? Как только веки сомкнулись, а колени коснулись жесткой древесины, нежный облик возник в самом центре сознания, и кто-то будто ощутимо согрел пальцами солнечное сплетение. Но глаза открыть не смел. Потому что ничего, кроме дыма, цветов и свечей он не обнаружит. Хотя, быть может, нечто соберется в женскую фигуру сияющими крупицами пыли и будто наяву улыбнется, дробя сердце и дальше. Хотя оно уже треснуло множество раз. Мгновения, когда он думал о ней. Представлял её пальцы, треплющие жесткие локоны; слышал мелодию её слов, освещающую самые ненастные дни; видел глаза, полные искр, обрамлённые длинными ресницами, что одним взмахом укладывали облака пыли. И всё-таки «Кинцуги» — не просто искусство починки керамической посуды.***
Она всегда стояла там, наблюдая за полётом грозного Божества. На самой отвесной части скал, в тени неизменно окрашенных осенью песчаных деревьев. Они действительно подходили ей. Как и всё крошечное, подобное песку, что было способно собраться в самое прекрасное целое только её тонкими руками. Гуй Чжун умела создавать прекрасное из всего невзрачного, блеклого. Стоило лишь коснуться мягкими подушечками пальцев, мелькнувшими на секунду под шёлковыми рукавами. Только в полёте Моракс позволял себе так беззастенчиво рассматривать никогда не надоедающие черты миловидного облика девы. Потому что только тогда Богиня не могла заметить его пристального взгляда. Не могла знать, как замирают его зрачки и вспыхивают грудь, когда она любуются розовым небом. Когда прячет персиковые щёки за свисающими у лица прядями. Когда взволнованно сжимает рукава пальцами. Она — как сотни лучших картин, выведенных самыми талантливыми живописцами. Но даже собранные воедино, они никогда не отразят всю тонкость её безвозмездной доброты и живость эмоций на круглом лице. Она одна была способна выражать безграничное количество искренней нежности. В таком объёме — только она, и больше никто. И более ничто в мире не заставит Архонта Камня и Контрактов сменить маску безразличия и позволить себе любоваться утонченной красотой. И тогда дракон приземлился и за короткий миг сменил облик, нарочито высокомерно подняв подбородок к небу. А она продолжила простодушно улыбаться, застенчиво хлопая длинными ресницами. — Ваше искусство поистине великолепно, Мой Повелитель. — хихикнула девушка, но Мораксу было не до смеха. Всепоглощающее чувство, будто она видит его насквозь. Будто пыль мелкой россыпью проникла в самую глубь его тела, считывая песчинками каждое движение нерва, — Поведаете, к каким вершинам был устремлен ваш взор? Кулаки сжались до тихого треска, а щёки почему-то вспыхнули пожаром. Она всё знала. Осознание было таким пронзающим, унизительным, но приятным… Потому что Гуй Чжун радовалась. А он, будто забыв, что является Божеством… Стоял и смотрел на неё, не отрываясь, как ни на что и никогда. То чувство, которое заполнило его грудь, пробравшись до самых кончиков пальцев, согрело все скованные мерзлотой войны внутренности. И возникло оно исключительно благодаря магии её улыбки. Потому что не нашлось больше ни дня, ни человека, способного хоть на мгновение пробудить в драконе отголосок той гаммы эмоций.***
Война Архонтов слишком резко и болезненно набрала обороты, как сдёрнутый с пальца ноготь. И сложилось так, что эпицентром всех самых ожесточенных сражений стал именно Ли Юэ. И если до этого, с самого объявления Селестии о семи Божественных Престолах, бои протекали более или менее мирно — даже с бывшей хозяйкой Сяо не составило труда расправиться… То теперь ситуация ухудшилась в разы. Над жизнями Богов, Адептов и людей, проживающих в Ли Юэ, нависли нешуточные угрозы погибели. И тогда жестокость Моракса перестала знать границ. Всё чаще его лик напоминал острые, безжизненные скалы, а враги его бежали в страхе от одного только вида копья. Но не каждая битва заканчивалась в его пользу. И далеко не из каждой он выходил без увечий. Война отдыха не знала, а старые раны не успевали заживать так же, как и силы не успевали возвращаться в полном объёме. В тот день он вернулся измученный и уставший. Руки тряслись от тремора и напряжения, а вены Архонта сияли Гео стихией так ярко, что освещали мрак ночи. Казалось, всё тело разорвало на куски, а потом каждую часть склеили обратно, и на их границах, словно напоминание, остались золотые трещины, истязавшие каждый мускул, каждую клетку тела дракона. Но передышка была непозволительной роскошью. Уже на рассвете он обязан вернуться на поле боя. Но сейчас Моракс бредил от изнеможения, а в глазах по-прежнему стояла кровь. И никто бы не посмел даже приблизиться к нему, в печально известном воинственном облике беспощадного Бога, всё ещё местами покрытого чешуей. Никто, да только не она. Выпорхнула на поляну, как встревоженная птица. И тут же бросилась к нему, невзирая на ужасающий вид Архонта, способного умерщвлять движением пальца. И будь на её месте кто-нибудь другой — не задумываясь отбросил на несколько миль, если не убил бы в то же мгновение. Но Гуй Чжун так смотрела… Не боязно, не гневно, не растерянно. В серых глазах пылала нежность и сочувствие. И, кажется, было что-то ещё, но разглядеть он это так и не смог. С привычно мягкой улыбкой на устах приблизилась к нему, взяв потрескавшиеся от силы камня руки в свои. Погладила, обводя золотистые узоры пальцами, нежно напевая знакомую мелодию под нос. И смотрела. Смотрела-смотрела-смотрела на него своими большими глазами, наполненными влагой и россыпью звёзд. — Зачем ты это делаешь? — тихо, но строго спросил Рекс Ляпис, не сводя янтарных глаз с их рук. — Вам больно, да? — сладко пропела такой жалкий вопрос. И ярость начала стихать в широкой груди. — В моих жилах лишь гнев и жажда победы. По моим венам течёт сила, способная разрушить всё, что мы возвели в один миг. Это… Трещины, терзающие мое тело. Заслуженные. Ибо я монстр, лишь в человечьем обличии. А они уродуют и показывают мою суть. — Это — золото, Мой Повелитель, — голос, что обволакивающий клубок искр. Мягкий, ласкающий. И такой желанный. — Это — мерцание огня вашего сердца. Это — доказательство того, как вы желаете защитить свой народ. Эти полосы по всей вашей коже ведут к самому центру души. И они позволяют свету проникать в вашу грудь. Тонкие пальцы обернулись вокруг мужских запястий, ласково сжав. И она подтянула их выше, к своим губам, обронив трепетные поцелуи на сияющие прожилки. Элемент в его руках начал медленно угасать. Боль отступала, а раны души словно затянулись швами. Стало так легко, так хорошо. Как будто Моракс не сражался много недель подряд. Губы приоткрылись в изумлении, а глаза неверящим взором всматривались в улыбающееся лицо Богини Пыли. Она была так близко, всего в нескольких сантиметрах, и сжимала его пальцы, словно они принадлежали ей одной. Словно они — самое драгоценное сокровище в Тейвате. И ни одна хрустальная бабочка сейчас не была столь возвышенна и легка, как освободившаяся ноша его бремени. С его лика сошла маска войны и уничтожения. А Гуй Чжун даже не переменилась в лице. Словно ничего в нем не изменилось. Словно в её глазах он по-прежнему благородный и справедливый Бог Скал и Контрактов.***
Lana Del Rey - Jon Batiste Interlude
— Тост! За Гео Архонта! И за нашу маленькую победу! Только лишь благодаря Повелителю переменился ход войны, да ещё и в нашу пользу! — громко объявил Босациус, подняв бокал с вином в воздух, — За Рекс Ляписа! Поляна наполнилась аплодисментами и криками, восхваляющими Моракса. Он принял похвалу скромным кивком и отпитым глотком вина, после чего торжество между людьми и Адептами продолжилось. Воздух деревни наполнился смехом и запахом всевозможных блюд, а огни медленно разгорались вдоль всей широкой тропы, разделяющей пополам Долину Гуйли. С таким размахом они праздновали, пожалуй, впервые с начала войны. И тот вечер был поистине запоминающимся для истории народа Ли Юэ. Ибо нечасто Боги и Адепты поощряли их дома своим присутствием и угощениями. В тот день все были равны. И не было титулов, кроме Архонта. Потому что каждый шёл за ним, внося свой вклад, пусть и у некоторых он не был столь велик. Адепты переговаривались под россыпью бумажных фонарей, не взмывающих в небо благодаря их магии. Люди резвились в танцах и песнях, а Яксы позволили провести для всех шуточные бои. И даже младший из них тогда позволил себе улыбку, несмотря на глупый проигрыш Меногиасу. Дракона одолела гордость и любовь к своим подчинённым. Они все — дети, следующие за ним и в огонь, и в воду. Кто-то старше и мудрее. Кто-то младше и строптивее. Но всех объединяла непоколебимая верность своим Архонтам. Владыка Песен и Скитаний устроилась на скале повыше, а в ногах её устроились Хранительница Облаков и Владыка Лун. И стоило пальцам тронуть струны лиры, а рту открыться, как изумительная мелодия, разбавляемая смехом и сотнями голосов, разлилась по ветру, унося ноги в пляс. Какой-то мужчина даже осмелился подпевать, и пусть и пьяным голосом — получалось у него звонко и открыто, а Пин лишь рассмеялась, но старалась попасть в его ритм. Индариас подтянула ближайшего стражника за собой в центр, начиная танцы, а за ней подтянулись и остальные Адепты и простые жители. Мораксу было слишком сложно отвести взгляд. Перед ним — все плоды его достижений. Всё то, к чему он стремился. Ради чего он и его товарищи проливали кровь и рушили скалы. — Ты чувствуешь? Чувствуешь, Сяо? Как хорошо внутри! — усмехнулся Босаицус, под смех остальных Якс вытянув юнца в самый центр импровизированной поляны. Конечно, генералу Алатусу это не понравилось. Он рвался назад, но что он мог сделать против четырёх рук старшего и сильного товарища. И как бы Сяо ни упирался и ни хмурился, в конце концов, поневоле тонкие губы растянулись в улыбке, и он рассмеялся вместе со всеми. Впервые с момента, как стал свободным. А его смех поддержал и другой, тихий и сдержанный, где-то сбоку. Моракс обернулся, встретившись взглядом с Гуй Чжун. — Он делает такие успехи. — прошептала Архонт, не прекращая наблюдений за происходящим. Сяо сдался, умерив собственное упрямство, и, топнув ногой и отставив в сторону копье, крикнул Босациусу: «Давай, показывай!», и принялся внимательно наблюдать за глупыми и несуразными движениями Электро Яксы, — Может быть, вскоре его навсегда покинет бремя прошлого. — Думаю, так и будет. — усмехнулся дракон, приблизившись к девушке. А рука нервно сжала что-то за спиной, — Теперь я вижу, о чем ты говорила. Сяо — поистине воплощение свободы и гордости цветов Циньсинь. — Он прекрасный воин. Но внутри такой нежный, как сердце дитя… — пролепетала девушка, наконец, обратив внимание на дракона, — Я не устану поражаться тому, как он не утратил своей доброты. И не устану поражаться вашему терпению и могуществу, Мой Повелитель. Рекс Ляпис застыл на месте, не смея даже моргнуть. Неотрывно лицезрел все её улыбающиеся и покорные черты, не в силах поверить в услышанное. — Ничего бы этого не было. Если бы не ты, — прошептал Архонт, чувствуя, как разбегаются мурашки по всему его существу. Гуй Чжун распахнула глаза, и даже улыбка ненадолго сошла с её лица, сменившись на приоткрытые в изумлении губы. А сердце дракона радостно вздрогнуло при виде её робости и явного смущения. И тогда он протянул ей таившийся в кармане цветок. Дикая глазурная лилия. Какие уже давно не растут на прежних землях, ныне превратившихся в песок и глину от бесчисленных побоищ. Но стал бы Бог, создавший мировую валюту, дарить Архонту Пыли простой цветок? Лепестки искрились золотистыми нитями, знаменовавшими вечную жизнь элегантной лилии. И Моракс, не раздумывая, разместил цветок посреди каштановых локонов. Гуй Чжун следила за каждым его движением, не смея вздохнуть. На скулах проступил румянец, но она совершенно забыла скрыть его челкой. Настолько была поражена случившимся. А после словно очнулась ото сна, коснулась пальцами лепестков и громко, по-детски наивно, рассмеялась. Но свое удовольствие подарком Повелителя утаить не смела. И её счастье озарило его душу ещё ярче, чем прежде. Но разве мог Моракс, так сильно восхищавшийся удивительной Богиней поступить иначе? Разве мог он не искать поводов, только бы вернуть улыбку на изможденное войной лицо? — Повелительница! Мы сделали всё, как вы сказали! И поглядите, что вышло! Вы действительно были правы! Неожиданно нарушили волшебство момента подбежавшие ребятишки. Но дракона это ни капли не огорчило, напротив — любопытство наполнило разум, желая узнать, чему же Гуй Чжун решила научить своих людей. В руках каждого из них была разная посуда — от кружек до кастрюль. И все они выглядели… Необычно. Потому что все они были украшены золотыми трещинами. Но это нисколько не ухудшало их внешний вид, наоборот — посуда стала даже интереснее прежнего. Архонт никак не мог уловить мысль с догадкой. Сомневался, но трепетал от увиденного. Неужели она…? — Прошу, Повелитель, посмотрите! — протянула одну и плошек Богиня, — Война беспощадно сотрясала земли, а потому даже самым отдалённым поселениям пришлось перетерпеть тряску камней. Множество посуды разбилось, и моим людям стало не из чего есть. Я научила их. Теперь они могут чинить всё при помощи порошка из Кор Ляписа. И теперь сломанные тарелки и кружки стали ещё красивее благодаря трещинам. Рекс Ляпис обомлел, несмотря на все догадки, что роились в сознании. Потому что янтарные трещины действительно походили на его руки. Но как красивы они были… — Я сказала им: «Так выглядят жилы Повелителя камня, и сквозь них проникает свет и сила. И как бы сильно война не отразилась на его ранах, они всё равно прекрасны». Любая трещина, любой скол станет искусством. Если пролить дождь на золото и залить в трещины. Я дала этому название — Кинцуги. Так теперь люди будут помнить все потери и отверженность Гео Архонта. Ведь сквозь его раны проливается свет. А значит, всё не зря. Гуй Чжун вернула керамическую миску ребенку и наклонилась, чтобы сказать очередную смешную глупость. А на фоне звучала музыка, украшенная долгожданными счастьем и смехом. Войны была определённой точкой, из которой его тело больше не вернется прежним. И благодаря ей и Богине Пыли он усвоил глубину, что занимает его грудная полость. Какими бы жесткоми и кровавыми не были сражения — его душа обрела покой и наполнилась чем-то светлым, тёплым и нежным. Не заметил, как кто-то быстро обогнул его, дёрнув за хвост, и потащил к поляне. Гуй Чжун протянула свои руки к его, и дракон не посмел отказать Богине в танце. Он держал её в своих ладонях, а она хваталась за его плечи, как за отвесные скалы. Они улыбались друг другу и кружили в объятиях, наслаждаясь дивными мелодиями мира и покоя. Вместе со всеми, но только друг с другом. Танцевали долго, несмотря на сбитые ступни и усталость в суставах. Пили вина, обменивались почестями, смеялись над юными Адептами. А когда приблизился рассвет, возвестивший о конце праздника, они не остановились. Только убежали вниз по поляне, украшенной сотнями распустившихся на ночь цветов. Моракс шептал ей нежности, не в силах больше сдержать своих чувств. А Гуй Чжун смущённо кивала, расплываясь в кроткой улыбке, и сталкивалась лбом с его. Будто он мог поддержать равновесие её трясущихся в волнении ног. Их губы встретились, как только слова умолкли на устах. И тот момент был самым правильным, самым уместным из возможных. Архонт прижал к себе хрупкое, как частицы пыли тело, с трепетом целуя столь долго ждущие его осознания губы. Она всхлипывала, перебирая пальцами тёмные локоны, но отвечала с тем же пылом, что и он. Гуй Чжун ждала долго, но никогда не смела усомниться, что ожидание было чрезмерным. Им потребовалось столько времени, сколько было необходимо, чтобы ростки Божественной любви проросли в сердцах. А сейчас их души были готовы излиться друг другу. И не было в тот момент ничего более ценного и нужного, чем любовь двух Архонтов, выстроенная веками доверительного союза. Но это был последний день, когда они держали друг друга за руки.***
Битва длилась несколько дней. Волки разрыва напали разом со всех сторон на Долину Гуйли. Трава поблекла от крови, а Яксам и Адептам стало всё тяжелее сдерживать оборону. Круг их защиты сужался, монстрам удавалось прорваться сквозь бреши, и едва ли кто-то за ними поспевал. Наконечники каменных копий мерцали с небес, вперемешку с молниями, пожарами и вихрями. И, наверное, всё было бы хорошо, если бы… Если бы не она, вдруг появившаяся посреди собственной деревни. Гуй Чжун, не имеющая той же силы, что и любой Адепт, вернулась к своим людям, готовая принять бой и защищать. Только зачем она сделала? Ну, зачем? Ведь никто даже не понял, как несколько десятков монстров вдруг очутились в самом центре каменных домов. Но Богиня Пыли не была Яксой, способной выдержать то количество скверны, что разом обвалилось на её хрупкое тело. Всё произошло слишком быстро. Когда Моракс смог вырваться из пучины врагов… Её тело покрылось синевой. Вены набухли, а пылинки, всегда струящиеся вдоль ног, вдруг перестали осыпаться и взбухли. Мелкие осколки стремительно увеличивались, с каждой секундой распространяясь вокруг. И только в её серых глазах оставалось нечто похожее на рассудок. Маска жестокого Бога ещё не успела покинуть бледный лик Повелителя Скал и Контрактов. Он действовал быстро, но каждое движение пальцев, формирующих защитный барьер, протыкало сердце насквозь острыми иглами. Она превратилась в статую. Очередное творение Божественного скульптора. Но самое изящное и живое из когда-либо созданных. По его приказу, пятеро Якс запечатали барьер извне, удерживая элементами рвущуюся наружу пыль, способную за считанные мгновения претворить в прах всё, чего сможет коснуться. Рекс Ляпис сделал шаг, отдавший тупой болью где-то в позвонках. И каждый последующий лишь увеличивал муки, раскалившие грудь. Гуй Чжун застыла в столь беззащитной, невинной позе, будто заснула, как младенец. Руки прижаты к лицу, лишь глаза смотрят на него, словно улыбаясь. А на щеках почти застыли хрустальные капли, сверкающие куда ярче любого алмаза. Но дракон даже не заметил, как в его уголках глаз застыли почти такие же. Правда куда менее прекрасные и чистые. — Кажется, наши пути разошлись. Я не смогу увидеть процветание Гавани под твоим правлением. А про тот замок… Забудь… — прошептала Богиня, в последний раз одарив его своим лучезарным взглядом, — Не бойся, мой Повелитель. Доверься своему сердцу. Позволь ему разбиться ещё немного. Сказала и… Её тело обернулось вихрем пыли. А когда туман из искрящихся песчинок улёгся, дракон отринул каменную маску, не сдвинувшись и на миллиметр. Плечи легонько вздымались, в такт тяжелому дыханию, но он не проронил и слова. Адепты словно все разом подбежали к опустевшей поляне, оставившей за собой лишь голый след из песка. С неверием и ужасом рыскали вокруг, немо переглядываясь между собой. Моракс молчал, не издавая и звука, а его верные слуги вторили его скорбной тишине. Он стоял долго, будто и позабыв, что за спиной продолжает разворачиваться сражение. Не сговариваясь, воины надели маски и сжали оружия, незаметно исчезнув из поля зрения. Остался только самый юный Якса. Якса, что дрожащими руками сжимал копье и проливал беззвучные слёзы по столь ласковой к нему Госпоже. Дракон смотрел на него. Смотрел на сильно сжатые зубы и искренние слёзы юноши, что никогда не смел показывать собственную боль и слабость. Твёрдая рука, словно искавшую успокоение сердцу, легла на острое плечо и мягко сжала, притянув Алатуса ближе к грузному телу дракона. Тот не оттолкнул и не отпрянул. Лишь смиренно склонил голову, сморщив золотистые глаза. Только бы не проронить ещё хоть одну слезу. Будто бы ещё одна усилит душевные страдания втрое. В тот день сердце Архонта Камня и Контрактов растрескалось окончательно, без какой-либо возможности срастить золотистые шрамы обратно. И лишь несколькими годами спустя сквозь его раны всё же проступил свет. Ведь как бы то ни было, когда кто-то умирает, ты видишь как все дни, проведённые с ним проносятся перед глазами. И ты думаешь лишь о том, кто мог бы ещё долго, если не всегда, быть рядом с тобой.***
Капли слабого дождя орошали землю, но никакая доза воды была не способна дать жизнь хоть одной травинке, не то что дикой глазурной лилии, коих в Ли Юэ уже, наверное и не найти. Чжун Ли бродил между руинами, и воспоминания сами оживали в его памяти. Без разрешения или желания, но… Иногда хотелось, чтобы эрозия поражала лишь определённые куски памяти. Вот здесь Хранительница Облаков и Гуй Чжун спорили об очередном изобретённом механизме. А там, у соседней стены, Адепты и Архонт Пыли вместе рассказывали детям о могущественных подвигах Повелителя Камня, чья сила струилась золотом, расплавлявших врагов дотла. За углом она обычно помогала склеить посуду порошком из Кор Ляписа, а юный Якса наблюдал с вершины ныне давно обвалившейся крыши. Дождь кончился вместе с его маленьким походом по былым временам. Фонари площади всё так же ярко отражали блеск лакированных красных досок, а мастера по-прежнему кропотливо трудились над очередным изделием, что сломали сами, лишь трещины украсили золотом отломанные куски. Консультант любил долго наблюдать за такими тонкими махинациями, хотя никогда не собирался повторить искусство «кинцуги» самостоятельно. Мог только смотреть, как поломанная посуда становится самобытно красивой и блестящей, словно сквозь порезы сияли солнечные лучи. В самом конце улицы мелькнул силуэт, отдающий бирюзовыми оттенками, а рядом с ним бежала и девушка, придерживающая слетающую от резких шагов шляпу. И как бы сильно она ни запыхалась от стремительного ритма, всё равно задорно ухмылялась, так и норовя иной раз подшутить. Что ж, значит, пора. Зарезервированный стол в шатре Синьюэ ждать не будет. Но скорый пир и тёплая атмосфера близкого круга, которую обязательно воссоздаст бард, что с задором поджидает подходящее время для входа снаружи, непременно украсит тоску новым воспоминанием о товарищах. Зачем он вообще согласился на подобное мероприятие? Зачем идёт праздновать в компании смертных, скрепленных узами дружбы? Наверное, сегодня он убегает от чувств. В Скалистой Гавани, расположенной среди увенчанных снегами пустынных гор. Даже когда вошёл внутрь, из стеклянных вставок у двери приметил, как юный Якса нервно разглаживает рубашку, украшенную праздничными золотистыми застёжками, и как он старается придать вечно взлохмаченной шевелюре мало-мальски ухоженный вид. А потом и беспокойное покусывание тонких губ и безостановочные взгляды на девушку из другого мира, как бы сильно Якса ни старался держать безразличное лицо. Такие робкие, невинные переглядки Охотника на Демонов с Путешественницей невольно напомнили бывшему Архонту и его самого. Того, каким он был в прошлом. До того, как Моракс раскололся. До того, как земля стала холодной, а раны на сердце вскрылись, принесённые духом солнечного света, чтобы пролиться дождем на порошок из Кор Ляписа, что и ныне золотистой смесью склеивает трещины в сердце дракона.