To Love Life

      Как-то постепенно Сынкван пришёл к мысли, что жизнь вампира не такая уж тяжёлая, какой её часто выставляли старейшины. Его пра-пра-пра-пра-да-он-может-продолжать-бесконечно-прадед внушал его матери страх перед окружающим миром. По его мнению, опасность таилась в каждой частице стремительного меняющегося мира. Вечность обрекла их на наблюдение за исчезновением холмов, на месте которых рождались новые жилые районы, за растворением в огне лесов, которые уступали своё место сельскохозяйственным угодьям. На их глазах то, что веками было священным и неприступным, лишалось своего статуса и отступало перед стремительно растущими городами.       Один из старейшин его семьи вечно твердил, что им необходимо прятаться и опасаться того, что современный мир может сделать с такими древними существами. Однако страх быть раскрытым исчез, когда люди, в чьих генах должен был быть заложен страх к вампирам, внезапно стали ратовать за их права.       Их жизни тоже имеют значение – вот, что осознал Сынкван, ставший свидетелем протестов разных групп людей, собравшихся ради защиты интересов созданий ночи. Времена изменились, и люди больше не рвались всадить кол тебе в сердце при первой же встрече. Однако и люди тоже могут быть опасными – это Сынкван знал из истории средневековья по упоминаниям публичных сжиганий. Люди могут быть опаснее и безумнее в своей ярости, особенно когда им угрожают. Сложно было обвинять по природе своей более слабых и уязвимых людей, ведь это его, Сынквана, предки когда-то превратили убийства в форму развлечения. Эти безумные времена остались позади, сохранившись только в памяти древних вампиров отголосками прошлых дней, когда человеческая жизнь не стоила ровным счетом ничего.       Разумеется, жизнь порождения ночи сулила свои радости, однако Сынкван предпочел для себя размеренную человеческую жизнь без привлечения к себе внимания.       Из-за своего происхождения, из-за семейной истории, пропитанной человеческой кровью, Бу не мог честно назвать некоторые свои таланты выдающимися вампирскими способностями. Потому что в сравнении с тем, что представляли люди, упоминая вампирские способности, его особенности… мягко говоря, не восхищали. Судьба или что-то могущественнее решили, что ему не нужно уметь превращаться в летучую мышь подобно его пра-пра-пра тёткам или дядям. Во-вторых, уже лишённый полётов по ночному небу, Сынкван честно пытался овладеть гипнозом. И первая же попытка закончилась смачным ударом в челюсть под аккомпанемент смешком кузенов, в чьих силах была возможность одним взглядом сбить с кого угодно штаны одним взглядом.       Но несмотря на то, что Сынкван не смог бы раствориться в ночи, Бу старший по-прежнему считал своего сына настоящим вампиром.       Что не было лишено правды, потому что Сынкван имел ужасную аллергию на чеснок, избегал, как мог, всего религиозного и мгновенно обгорал на солнце, несмотря на опустошённые флаконы с самыми дорогими и лучшими солнцезащитными кремами. Имея в кармане лишь трудности и ни намёка на вампирские преимущества, Сынкван легко забывал о несомненном превосходстве над обычными людьми. Его вечность проходила настолько скромно и просто, насколько он мог её таковой сделать. Если игнорировать неутихающую жажду крови, можно размеренно наслаждаться чашкой кофе с круассаном на улочке Парижа. Если отрицать даже возможность сексуальных контактов, исключается риск соблазниться проступающими венами.       Жизнь вампира являлась одновременно и проклятьем, и благословением, и часто Сынкван ненавидел саму свою суть. Это отбирало неимоверно много сил, но от правды некуда было бежать. Бессмертие могло свести с ума, если всё, что составляло нормальную и обычную жизнь, оказывалось в один момент недоступным: желудок никогда больше не сможет переварить чесночный хлеб или французский луковый суп, а привычный страх смерти, заставляющий двигаться вперед, больше никогда не всколыхнет организм дозой адреналина.       Было лишь одно, что неизменно спасало Сынквана и возвращало с края пропасти упаднических мыслей – его мать всегда говорила, что только он выбирает позволить горю нести его или находить своё счастье и впускать его в жизнь. Разумеется, Сынкван старался как мог. Он всегда искал и находил поводы начать день с улыбки, искал себе занятия, способные отвлечь.       Вампир поглощал все знания, которые только мог получить за своё неограниченное на земле время, освещая существование утолением живого любопытства. Покупал тонны книг, которые читал во время путешествий по всему миру, смотрел фильмы, не беспокоясь о трате свободного времени. И всегда делал всё, чтобы немного осчастливить людей поблизости, скрашивая их короткий век в этом мире.       Стараясь помочь даже в те дни, когда он сам переживал не лучшие времена, Сынкван верил, что однажды ему это воздастся. Эта вера служила ему маяком в бесконечном море сменяющихся дней. И однажды в его триста пятидесятый день рождения судьба подарила ему человека, который добровольно предложил себя Сынквану в качестве восхитительного ужина.       – Ким Мингю, – удивлённо выдохнул вампир, увидев посреди ночи юношу на своем пороге. Тот был одет в спортивные штаны и безразмерную кофту с фирменным логотипом их университета. Волосы были в бесформенном бедствии, а бисеринки пота усеяли лоб. Сынквану не нужен был дар чтения мыслей, чтобы понять, что парень только-только с баскетбольной тренировки. Все мысли со скоростью света разбегались в голове, не позволяя ухватиться ни за одну из них. Он метался от осознания аппетитного запаха до понимания, кто именно пришёл к нему сейчас.       – Вампиры меня всегда интересовали. Могу даже называть себя экспертом в них. Как только ты вошел в бухгалтерию с солнечными ожогами, я понял, что ты один из них, – смущённо пояснил Мингю с застенчивой улыбкой. Сынкван едва ли был знаком лично с этим парнем, но он солгал бы, если бы сказал, что не знает, кто такой Мингю, потому что он, как минимум, давно определил для себя, что человек довольно привлекательный. Так что понимание, что Мингю не просто знал о его существовании, но даже был заинтересован им, будоражило. – Я хотел заговорить с тобой с прошлого года, но не мог набраться смелости до сегодняшнего дня.       – Сейчас почти час ночи, – протянул Сынкван. Часть его приятно затрепетала от осознания, что к нему так аккуратно подбирались, не решаясь заговорить и сохраняя интерес. Но больше вампира смутило отчаяние, чётко звучащее в чужом голосе. Мингю предложил ему свою шею ещё до нормального приветствия, и его рвение было совершенно точно странным. Хотя, если спортсмен не лгал, и в действительности был экспертом в вампирах, то неудивительно, что он захотел в первую очередь быть укушенным. – Это может подождать до завтра?       – Нет! – воскликнул Мингю. Кончики его ушей покраснели, и парень закрыл глаза, делая глубокий вдох и пытаясь извиниться за свое внезапное предложение. – Я на самом деле хочу этого. А тебе нужно питаться. И ты... Я не знаю, сколько тебе на самом деле, но тебе ведь время от времени нужна кровь, ведь так?       Сынкван склонил голову, рассматривая парня перед собой. Возможно, он смертельно болен, и ему остался месяц от силы? А узнать о диагнозе он мог этим вечером, и это бы объяснило отчаяние, которое тот буквально излучал. Не разрывая молчания, вампир кивнул своим размышлениям и скрестил руки на груди. Несмотря на то, что Сынкван любил помогать людям (а особенно высоким юношам, которые выглядели так, будто они способны подарить самые тёплые и крепкие объятия), вампирский укус требовал осознанного и твердого решения. Не столько от вампира, сколько от человека. Вампиру нужно было время для размышлений, и, чем больше, тем лучше.       – Заманчиво, – не скрываясь, бросил Сынкван, снова окидывая парня перед собой взглядом, не в силах подавить тяжёлый вздох, – Но, боюсь, это произойдет не сегодня, мистер. Дай мне неделю, ладно? Думаю, ты сможешь немного потерпеть, да?       Маленькое согласие, сорвавшееся с губ Мингю, прозвучало так несчастно, что Сынкван едва сдержался от того, чтобы укусить парня без промедления. Однако, даже несмотря на желание Сынквана наброситься тут же, ему для начала следовало бы проверить спортсмена, чтобы не наделать тех же ошибок, на которые натыкались его сородичи веками до него. В конце концов, вампиры могли питаться только одним человеком до конца вечности.       Так что с этого дня Сынкван стал следить за своим ночным гостем, следуя за ним и вливаясь в его компанию, чтобы понять, кем на самом деле являлся Ким Мингю. Парнишка был популярным и получал свою долю обожания сполна. И это не было новостью для вампира. Древнее сердце трепетало каждый раз, когда до ушей доносился звук его смеха, тихая улыбка расцветала на губах, когда он слышал, как одногруппники делились о случаях, когда Мингю помогал им. Умный и спортивный, добрый и преступно привлекательный – только так Сынкван и мог описывать баскетболиста. И вампир бы солгал, если бы принялся отрицать разрастающуюся в его груди заочную влюбленность в человека и в его поступки.       Возможно, принять решение за такое короткое время было глупо со стороны вампира, но Сынкван решил поверить в Мингю. Он понял, что ему искренне хочется подарить этому парню вечность.       Так что, едва заслышав раздавшийся стук в дверь в одну летнюю ночь, вампир спешит впустить человека в свое жилище и кидается заваривать крепкий жасминовый чай, чей сильный аромат должен помочь заглушить аромат крови Мингю. У Сынквана от запаха баскетболиста кружится голова и рот заполняется слюной ещё с их первого разговора на пороге. Сердце взволнованно бьётся от вида того, как человек осматривается на его кухне и небрежно разбалтывает перечень своих аллергий вампиру. По коже лёгкой щекоткой проходится дрожь от приятного волнения. Скоро Сынкван впервые вкусит человеческую кровь и обретёт постоянного компаньона. Сильного и доброго, уверенного в себе, но достаточно скромного, чтобы не провалиться в чрезмерное самодовольство.       – Ты уверен в этом? – вопрос резонирует с тишиной, воцарившейся вокруг. Чашки опустошены, а болтовня Мингю стихла. – Мне нужно точно знать это, потому что процесс необратим.       – Я уверен, – отвечает Мингю, делая глубокий вдох и ёрзая на месте. Юноша выглядит нервным, что сложно осуждать. Думать и представлять процесс себе – одно, но быть в шаге от того, чтобы броситься в омут с головой и пройти через всё – совершенно иное. И всё же Мингю выдерживает внимательный взгляд, вернув ответный – решительный и вызывающий.       – Хорошо, тогда я должен тебе рассказать, что произойдет после укуса, – начинает Сынкван сквозь головокружение, захватившее его от одного осознания, в какой ситуации он оказался сейчас. Никогда бы в жизни вампир не смог сознаться, насколько слабым и уязвимым он чувствует себя в этот момент. Мама предупреждала, что однажды ему нужно будет найти себе человека, а отец зашёл в своем наставлении даже дальше, однажды передав ему телефон с открытой вкладкой тиндера. Он сказал, что его кузены давно используют его для поиска систем пропитания, но Сынкван отказался в надежде, что кто-то однажды придет к нему.       И вот, появился Ким Мингю.       – Сынкван! Я же сказал, что я эксперт в вампирах! – Мингю издаёт рык, и Сынкван на мгновение представляет, что они оба вампиры. Мингю выглядит очаровательно, обнажая свои человеческие клыки в почти осязаемой злости. Раздражённый и отчаянно нуждающийся в бессмертии, которым с ним может поделиться Сынкван. – Не нужно мне объяснять, что произойдет! Я знаю, и я готов к этому. И мне не нужно ждать или готовиться ещё! О, он и правда хочет жить.       – Ладно, – выдохает Сынкван, поднимаясь с места и жестом приглашая парня за собой. Мингю умудряется комично запнуться о собственную ногу, и вампир бы посмеялся над чужой неуклюжестью, если бы потрясающий аромат, исходящий от баскетболиста, не заполонил всё его сознание. Этот запах напоминает всё приятное одновременно: жаренный во дворе барбекю, освежающий лимонад с мятой, беззаботный смех и густую влажность земли после дождя. Боже, Сынквана ждёт настоящий пир. – Прикрой глаза, если тебе не сложно.       – Могу я за тебя держаться? – грустно спрашивает Мингю, опуская вниз наполненный печалью взгляд. Сынкван может только кивнуть, тут же теряя связные мысли от того, как спортсмен мгновенно вырастает над ним. Большой, глубоко дышащий, с горячими руками на чужой талии, он напирает на Сынквана, пока не прижимает его к столешнице. Большие руки поднимаются вверх, заключая Сынквана в лёгкие объятия. – Тебе удобно?       – Удобно, – бормочет Сынкван, замирая на цыпочках в чужих руках. Его нос упирается в шею Мингю, вызывая мимолетное желание провести им по коже, чтобы вобрать аромат, исходящий от неё. Вампир, даже если бы захотел, не смог бы остановить свою дрожь, вызванную этим крепким телом, захватившим его в капкан. Рот наполняется слюной от желания попробовать на вкус. Юноша, чей ускоряющийся пульс чувствуется даже в кончиках его пальцев, становится все аппетитнее с каждой секундой. Жажда захлестывает Сынквана с ужасающей силой. Даже колени затряслись от этой безумной жажды, а тело вспыхивает, словно в огне, когда вампир всего лишь проводит языком под клыками. Боже, он едва держится. – Пожалуйста, Мингю. Пожалуйста, скажи, что ты этого хочешь.       – Моя жизнь принадлежит тебе, – шепчет Мингю, и этого хватает, чтобы Сынкван отпустил себя.       Вампир получает то, чего так страстно желал. Что бы он ни говорил, но даже Сынкван мечтал о том, чтобы вонзиться однажды клыками в местечко между шеей и плечом. В одно мгновение Сынквана ослепляет удовольствием и дикой радостью, клокочущей в горле. От великолепного вкуса крови, распаляющей глотку, зателось рыдать, потому что юноша, самостоятельно предложивший себя на ужин, оказался таким же вкусным, насколько великолепной её себе представлял Сынкван, пленённый ароматом всё это время. Увлекшись, вампир сам не замечает, как он глупо повис на спортсмена в качестве поддержки, но смущение рассеивается, стоит чужому только стону достигнуть его ушей.       В поедании людей нет и никогда не было ничего сексуального, правда ничего. Но из-за долгих лет воздержания Сынкван не может не чувствовать себя сейчас ужасно распутным, случайно царапая руки Мингю, когда тот с легкостью поднимает его и усаживает на стол, прижавшись ещё ближе. Мингю пришел предложить себя в качестве еды, он не имел в виду ничего другого, старается напоминать себе Сынкван несмотря на то, что его ноги вынужденно раздвигаются ещё шире. Спортсмен над ним стонет снова, опуская тяжёлую ладонь на чужое бедро и сжимая его, едва не заставляя вампира захлебнуться в смешении чувств.       Возможно, позже они смогут стать несколько ближе, но сейчас они просто знакомые, которые помогают друг другу получит желаемое. Ничего больше.       Почувствовав, как Мингю обмякает в его руках, вампир с едва слышимым вздохом втягивает клыки, принимаясь зализывать место укуса, чтобы позволить вампирской слюне затянуть кожу и оставить в качестве напоминания небольшой шрам. Перетянув на себя спортсмена, Сынкван обхватывает его руками и ногами, чтобы дать тому прийти в себя.       «Освежающе» – единственное слово, которое приходит Сынквану на ум, пока он смакует воспоминания о своей недавней трапезе. Старейшины не лгали, говоря, что кровь животных и людей похожи так же, как небо и земля. Кровью животных Сынкван забивал свой голод, притуплял желания хищника внутри, но это всегда было не тем. Возможно, кровь Мингю вернёт ему способность гипнотизировать людей? Когда тело Сынквана впитает в силу из чужой крови, быть может, именно так вампиры ступали на темную сторону? Мир, каким его увидел впервые сытый Сынкван, приобретал новые краски, становился ещё более интересным и живым.       – Почему я не умер? – доносится до ушей вопрос Мингю. Сердце вампира пропускает удар, когда стеклянный взгляд спортсмена останавливается на нём, рот юноши приоткрывается в неверии. – Сынкван, почему, чёрт возьми, я все еще дышу? Что ты сделал?       – Что ты имеешь в виду под этим? – неуверенно бормочет вампир, позволяя Мингю отстраниться. Его здорово сбивает с толку поверженный вид парня, что умолял его, кажется, о вечной жизни, а теперь сокрушается, что не умер сегодня. – Я укусил тебя, напился твоей крови, как ты и предлагал!       – Но почему я не умер? – набрасывается на него Мингю с совершенно диким взглядом и раздувающимися в гневе ноздрями.       – Отныне ты бессмертен, Мингю, – выдохает тот, продолжая восседать на столе, застыв от резкой смены выражений лица Мингю от ярости к замешательству и чему-то вроде ошеломления. – Ты бессмертен. Это то, что происходит, когда вампир… Подожди, когда ты сказал, что ты эксперт в вампирах, что ты имел в виду?       – Что я был одержим «Сумерками», когда учился в школе, – вскипает Мингю, тут же бледнея. Он судорожно проводит рукой по волосам, продолжая бормотать что-то о том, что он должен был умереть и что не нужно было относиться к укусу так щепетильно, ведь он был всего-то хрупким человечком. На самом деле, он был настоящим дураком, но у Сынквана не хватило бы сил отчитывать того, кто не прекращал говорить о своем желании умереть.       – Так ты не безнадежно больной человек, которому осталось жить около месяца? – Вопрос застревает в горле от одного обреченного вида Мингю.       – Я надеялся, что меня не станет через месяц, – потерянно произносит Мингю. Его голова качается в отрицании от одной мысли о бессмертии. – Сынкван, я пришел к тебе за смертью, потому что моя мать сказала, что самоубийство низведёт меня в ад. Я не хотел жить больше ни секунды, а теперь я буду жить вечно?       Сынкван как мог сдерживает себя от преследования спортсмена после его побега в роковую ночь. Или не совсем. У вампира проявились скрытые ранее способности к слежению, так что он в основном шныряет где-то поблизости все те два дня, которые Мингю безвылазно проводит в своём доме. Надежда на то, что однажды спортсмен войдет в учебный кабинет, будто ничего и не было, тает на глазах, ровно как и терпение Сынквана. В противовес этому растут тревога и болезненная необходимость удостовериться, что Мингю в порядке, так что в конце концов вампир обнаруживает себя у двери в квартиру Кима.       Сынкван, рассуждая о желании Мингю умереть, не смог бы понять его мотивов самостоятельно. Всё, что он видел – это то, что парень жил лучшей своей жизнью. Вампира мутит от вины за то, что не объяснил как следует, чем будет сопровождаться его укус. Но не успев и моргнуть, Сынкван понимает, что дверь перед ним распахивается, встречая его негостеприимным рыком и отвратительной вонью.       Вся квартира словно пропиталась парами алкоголя и мерзкими запахами портящейся еды, что довольно болезненно бьёт по обострившемуся обонянию Сынквана. Вампир следует за спортсменом, стискивая зубы и борясь с тошнотой от нагнетающей обстановки внутри. Если уж говорить откровенно, вампир видел что похуже в студенческих общежитиях, да он большую часть своей жизни провел в учёбе! Но этот контраст между Мингю вне стен квартиры и тут расстраивал даже сильнее, чем окружающий беспорядок. С трудом пробираясь между горами сваленного хлама, Сынкван не представляет, как тут передвигается хозяин дома.       – Мне очень жаль, – первое, что говорит Сынкван, решив не расспрашивать Мингю о его мотивах. Вампир просто не имеет права сомневаться в чужом желании попрощаться со своей жизнью. Вид опустошенного баскетболиста вызывает сожаление. Сынквану этот человек понравился больше злым, чем погрязшим в своей беспомощности, способным только выдавливать грустную улыбку и смотреть затуманенным личной трагедией взглядом, – На самом деле я должен был сначала убедиться, что ты в курсе, на что подписываешься. Это я виноват…       – Тут нет твой вины, – прерывает его Мингю, падая на диван и потирая лицо ладонями, что не помогает стереть усталость с его красивого лица. Это почти поражает – то, как быстро может измениться человек всего за два дня изоляции. Кожа Мингю приобрела серый землистый оттенок, потеряв свое бронзовое очарование, щеки впали, а глаза будто ввалились в череп, делая совершенно недавно прекрасное лицо скорее пугающим, чем завораживающим, – Я просто не хочу больше жить. Я не хочу жить тут.       – Так не оставайся тут, – шепчет Сынкван, опускаясь перед юношей. Мингю, возвышающийся над ним, выглядит словно потерявшийся щенок, губы дрожат, а глаза блестят от слёз, когда Ким доверчиво прижимается щекой к протянутой ладони. – Идём со мной. У меня есть кондиционер, кофе и тёплая постель. Давай разберёмся со всем вместе.       – Мне не нужна твоя жалость, – уязвлённо шипит Мингю, несмотря на свою слабость и изможденность. В его словах нет ни грамма злости или яда. Только усталость от собственных мыслей и состояния, в котором он застрял.       – Это не жалость, а необходимость. Этот укус связал нас, – не моргнув и глазом, лжёт Сынкван. Связь между ними скорее номинальная, необходимая для того, чтобы вампир мог получить свою кровь, как только в ней появится необходимость. Но, глядя на это состояние спортсмена, Сынкван чувствует необходимость приглядеть за ним, не в силах бросить того в одиночестве. Руки опускаются на колени спортсмена, – Ты мне нужен, понимаешь? Ты подарил мне силу своей кровью, а я отплатил тебе тем же.       – Но ты всегда можешь сказать «нет», - продолжает Сынкван в основном для того, чтобы не позволить удушающей тишине сомкнуться вокруг них. Мингю никак не реагирует на слова вампира, бездумно уставившись на узоры, которые принялся выводить вампир на его коленях.       – Когда я прошу тебя ко мне переехать или когда хочу твоей крови, ты всегда можешь мне отказать. Твоя жизнь принадлежит только тебе, что бы ты ни говорил.       – Придавать тебе сил – это моя единственная цель в жизни, как я могу отказать? – бормочет Мингю, поднимая в душе Сынквана жгучую ненависть к причинам этой обреченности в голосе спортсмена. Потому что Мингю жил свою недолгую жизнь не только ради того, чтобы быть вечным перекусом для одного тупого вампира, – Я знаю, что ты так не считаешь, но для меня всё так и есть.       Посчитав тему исчерпанной, Мингю ухмыляется и просит помощи с наведением порядка в заваленной квартире.       Им потребовался целый день на уборку, в течение которого парни перекидывались шутками и историями из жизни, знакомясь ближе, чем было до злополучного укуса. Мингю, вносящий последний залог за жильё и возвращающий ключи, уже был для Сынквана другим человеком. Итак, Мингю был не просто смышлёным парнем, который торчал в спортивном зале или на баскетбольной площадке больше, чем в собственном доме, парень ещё и был любителем чтения, послеобеденной дрёмы и просмотра новостей, только чтобы убедиться, что не он один страдает в этом мире. А ещё он невообразимо обожал чеснок.       – Ну так, я теперь вампир? – первое, что спрашивает Мингю, снова оказавшись в доме Сынквана. Всю дорогу он провел в стенаниях по чесноку и печали из-за прощания с ним, когда Сынкван рассказал о своей аллергии, но всё равно немного успокоился и пообещал есть чесночные блюда вне дома.       – Нет, это не так работает, – качает головой вампир, не сдерживая улыбку от картины того, как аккуратно Мингю снимает и убирает свою обувь, тут же оглядываясь в поисках гостиной. Боже, он даже! Спрашивает разрешения присесть на диван, – Ты по-прежнему человек, хотя и бессмертный.       – Хочешь сказать, я не смогу отпнуть яблоко ровно в руки? Вот отстой, – смеётся Мингю. Несмотря на его шутки и дразнящий тон, Сынкван сознаёт, что внутри себя юноша все еще пытается смириться со свалившимся на него бессмертием. Сердце сжимается от понимания, что Мингю предпочитает смерть даже после попыток вампира рассказать о многочисленных преимуществах вечной жизни.       – Могу я выпить твоей крови? - спрашивает Сынкван вместо очередной попытки убедить Мингю, что он полюбит жизнь, стоит ему только дать ей шанс и начать приглядываться к окружающему миру внимательнее. Без лишних слов Мингю откидывается на диван, поманив за собой Сынквана, едва не заставив того задохнуться от поднявшихся неожиданных чувств. Вампир снова теряется рядом с Мингю, не понимая, чего ждать, пока спортсмен тянет его на свои колени, заставляя оседлать свои бёдра. Невероятная близость тел, нос к носу. Бёдра Сынквана сжимают крепкие бёдра Мингю.       – Так пойдёт? – спрашивает Мингю, но всё, на что хватает Сынквана – жалкий кивок, – Могу я...ещё раз? – Да, – выдыхает Сынкван, сглатывая, и тут же большие ладони ложатся на его бедра, притягивая ещё ближе.       И ближе       – Моя жизнь принадлежит тебе.       Сынкван слишком увлечён, снова вскрывая раны Мингю, чтобы возразить ему, но делает мысленную пометку переубедить человека позже, когда он закончит. Кровь на языке чувствуется как божественная амброзия, заставляя вампира болезненно хныкать, врываясь клыками глубже и глубже, пока его разум плывёт от того, как крепко Мингю прижимает его к себе.       – Мы давно перестали беспечно питаться человеческой кровью, потому что бессмертие – это огромная сила, и не каждый человек должен ею обладать, – выдыхает вампир, облизывая место укуса на чужой шее и наслаждаясь издаваемыми человеком под ним звуками. Не сдерживаясь, Сынкван снова прокусывает кожу и отпивает ещё, – Поэтому нам нужно дожидаться нужного человека. Нелегко найти доброго и чистого человека, которого нельзя будет развратить властью.       – Мило, что ты считаешь меня подходящим, – шепчет Мингю.       – Печально, что ты себя таковым не считаешь, – отвечает вампир.       Они продолжают сидеть, обнявшись. Уже насытившийся Сынкван нежно запускает руку в чужие волосы, принимаясь медленно пропускать их через пальцы, но Мингю не предпринимает ни единой попытки сдвинуться, просто прижимая к своей груди и утыкаясь носом в грудь Сынквана. Обнимая крепче, Мингю подставляется под руку, поглаживающую его щеку.       – Где ты спишь? – спрашивает Мингю чуть погодя, – в гробу?       – Я сплю в кровати, Мингю, - отвечает он, чувствуя, как сердце подпрыгивает в груди из-за умоляющего взгляда человека.       – Могу я поспать с тобой?       Как он может отказать ему? Как кто угодно, имеющий сердце смог бы отказать этому жалобному тону?       – Я могу поспать на полу или на кровати, но мы выстроим мост из подушек между нами, чтобы не стеснять тебя, – продолжает Мингю, – Я просто не хочу оставаться в одиночестве этой ночью.       – Моя комната достаточно большая, как мне кажется. Если у тебя получится затащить свою кровать, то мы можем вообще стать соседями по комнате, – легко отвечает Сынкван.       – Спасибо, – выдыхает Ким, едва не вызывая приступ у Сынквана. Ухудшает всё благодарный поцелуй в плечо. Всю ночь вампир не смыкает глаз, вслушиваясь в болтовню Мингю во сне и пытаясь убедить себя, что присутствие спортсмена в его комнате не превращает все его внутренности в сплошной пожар.