Не дающие покоя чувства

Что Кагеяма, что Хината в скрываемых влечениях винили природные инстинкты и частое общение, оба верили, что на предстоящих каникулах они остынут и перестанут загоняться из-за невольно забирающихся в их юные головы мысли разного характера. И однако забыли, что именно на таких каникулах спортивные кружки любят проводить тренировочные лагеря. Кагеяма впервые признал в Хинате не только хорошего игрока в волейболе, но и омегу, когда во время привычной потасовки повалился на него. Хината, усердно дышавший ему в грудь, ему показался таким маленьким, и это вызвало в Кагеяме желание его защитить. Он пытался подавить проснувшиеся инстинкты альфы из-за уважении к другу, который всё ещё являлся парнем и сам вполне мог себя защитить, но вместе с изменившимся взглядом на этого же парня Кагеяма стал замечать за собой ещё некоторые странности: ему хотелось больше касаться (взъёрошить рыжие непослушные волосы, уж вечно Хината маячит перед ним; приятельски похлопать по плечу после удачного матча и неудачного тоже, чтобы прощупать его хрупкость; притянуть к себе и поцеловать, пока они командой угощались бесплатными мороженными в магазинчике тренера), он пытался заглянуть под футболку, когда Хината наклонялся на разогреве мышц, нервничал при общении Хината с Тсукишимой или Ячи, прогуливался в соседнем коридоре этажа на переменах, случайно тянулся к его макушке, чтобы вдохнуть слабый аромат. Кагеяму это сильно волновало, и он испытывал стыд за то, что в очередной раз что-то разрушает. В этот раз дружбу. А ещё он испытывал стыд, когда касался себя ночами, представляя в своей постели разные милые вещи: крепко хватающиеся за его плечи руки, тихие стоны в ухо, краснющие щёки, ещё с-с-с-сжимания… внизу… и там… ну.. ра..разные просьбы ускориться, войти, или наоборот, уменьшить темп, мило всхлипывая… или как Хината, игриво оглядываясь, жмётся губами к члену, решив, что это будет приятным дополнением к подарку на день рождения. Но за всеми сладостными мечтами приходили разочарование и страх из-за их несбыточности. Хината впервые почувствовал себя омегой в тот же самый момент, в застывшие три-четыре секунды. Сперва он тешился тем, что это всё из-за феромонов, и, в попытках убедиться в этом, лип к Тсукишиме, но, несмотря на его ауру альфы, так и не нашёл в себе желание ему отдаться. Хинате казалось, что он придумывает пристальные разглядывания Кагеямы, и даже так ему нравилось это придумывать, ему почему-то хотелось быть желанным для него, быть омегой. Не то, что бы он до этого отрицал в себе природу, она была для него безразличной и оставалась таковой дальше, но не в моменты нахождения рядом с собой Кагеямы. Для Хинаты было велико облегчение, что во время игр и тренировок он этим не заботится, иначе пришлось бы переводится в другую школу, потому что бросить волейбол вообще не вариант. Хинате не нравились разговоры о девушках в команде, потому что девушки в его окружении часто разговаривают о Кагеяме, и он боялся за свои надежды, которые и так угасали с каждым днём. И с каждой ночью, когда он забирался под одеяло, спускал нижнее бельё и гладил себя в разных чувствительных местах. Иногда он представлял поцелуи на задней части шеи, жмущиеся к паху ладони, прижимания членом к ягодицам, затянувшееся проникновение, ну а в самых мокрых мечтах Кагеяма мог целовать бёдра и стимулировать нервные окончания на облитых естественной смазкой анальных складках (и Хината каждый раз думал о том, что Кагеяма бы явно этого бы не сделал). После чего мысленно умолял друга его простить, и Бога тоже умолял. Так вот, на этих летних каникулах была запланирована поездка в Токио. Конечно, не в его бушующий жизнями центр, а в простенький район с хорошими спортивными комплексами. С действительно хорошими спортивными комплексами, потому что их комплекс был оснащён множеством двухместными комнатами, но не настолько богатым, чтобы в каждом были кровати (такой роскошью располагались только учителя школ). Хината пытался заселиться с Кенмой, или Львом, или Бокуто, или Конохой, которого он вспоминал только во время игр, или Тадаши, который по умолчанию с Тсукишимой, или Нишиноей и Танакой третьим. — Вы чего, парни, снова поругались? — Нишиноя смотрел на отчаянного Хинату и привычно смеялся, показывая, какой он познавший всё второгодка. — Юность, — Танака романтизировал в своей голове драматические вздоры старшеклассников, где в конце концов все приходили к миру. — Ну ничего, как раз и помиритесь. Вот так Хинате пришлось оказаться в одной комнате наедине с Кагеямой Тобио — его романтической и сексуальной мечтой. Кагеяма же планировал время принятия душа так, чтобы он точно не смог бы встретиться там с обнажённым Хинатой. К возникновению начала самого трудного испытания во время этого лагеря привели две вещи: полураздетый Кагеяма и страшилки. Танака и Нишиноя всё шептались о странных звуках в спортивном зале и стали инициаторами ночной вылазки, участники которого договорились встретиться в час ночи. Кагеяме затея не понравилась, поскольку ему казалось, что ребята не выспятся и не смогут нормально тренироваться, но лезть в их дела не стал. Хината, не ставший ложиться как положено, стал свидетелем переодевающегося Кагеямы, усердно отводил взгляды и чуть не умер от запыхавшегося сердца. В итоге никаких призраков и очень… очень пошлые сны. — Ты, что, ещё не встал? — Кагеяма вернулся в комнату после утренних процедур спустя пятнадцать минут, а Хината всё ещё лежал под одеялом. — Ты пока иди на завтрак, я скоро буду, — Хината зевал и надеялся, что его притворство очень реалистично. — Так и думал, что вы, придурки, будете сонными весь день. — Всё будет нормально. Чего разорался? — Потянуть на себя одеяло было тотальной ошибкой, потому что Кагеяма принял это как за то, что Хината не собирается вставать вовсе. — Ну нет, я приехал сюда развивать свои навыки, а без тебя многое пойдёт насмарку, — Кагеяма взялся за края одеяла и хотел его стянуть, но Хината, крепко ухватившийся за противоположные края, не дал ему закончить желаемое. — Так вот, насколько ты хочешь пропустить тренировки, халатно завалившись спать, — каждый из юношей не сдавал позиции. — Да встану я, встану, дай пять минуточек, — Хината нервничал, краснел, хватался больше за это одеяло, что было для него сейчас спасением, в момент изо всех сил потянул ткань на себя, а не ожидавший резкого рывка Кагеяма повалился поверх лежащего. Всё одеяло скомкалось на груди Хинаты, который и без того задыхался из-за смущения. — Почему у тебя в кровати мокро? — Кагеяма сперва привстал на локти, остановился, — И… что-то… твёрдое… упирается в бедро… — Я… приду на завтрак, дай пять минут, — Хината сгорал каждым сантиметром своего тела, он ещё никогда так не хотел не существовать в этом мире, упёрся взглядом в чужую чёрную футболку и сжимал запотевшими ладонями дурацкое одеяло. Кагеяма не слышал. Он думал о том, что под ним возбуждённый Хината. Под ним. Хината. Возбуждённый. С красными щеками. Истекающий. Дико смущённый. Хината. Мать. Твою. Хината. Хината. Под ним. Возбуждённый. Чёрт… — А? — Чёрт… Хината вовсе не ожидал почувствовать нарастающее давление в области своего бедра. Из-за непонимания, что делать, он вжался в пол и напряг ягодицы, чтобы там не потекло больше. — Извини, — опомнившийся Кагеяма выглядел напуганным, неловким, моментально выбежал из комнаты, — да, на завтраке там… Для обоих это утро было весомым поводом для суицида. Кагеяма убивался в кабинке туалета, Хината под предателем-одеялом. Тем же вечером Хината не спешил возвращаться в комнату. Немного из-за неловкости. Много из-за нежелания ещё раз увидеть полуобнажённую переодевающуюся фигуру, которой станет главным мучеником в самом сладком сне, чтобы утром не притворяться невыспавшимся. Теперь-то точно будет понятно, что ему не просто хочется спать. Кагеяма же, наоборот, поспешил лечь в постель, пока Хината не вернулся, для избежания неловких разговоров. Но Хината всё не приходил и не приходил, и закомплексованный Кагеяма ушёл в самобичевания. Утром он дал понять Хинате, что желает его взять как обычную омегу, и это, видимо (нет, точно), его оскорбило. А ещё это значит, что его чувства не взаимны, и он поспешил стереть откуда-то возникшую дорожку слезы и заснуть при болезненно сжимающемся сердце. Большинство дней между ними было напряжение. Нишиноя и Танака пытались давать наставления о дружбе, подбадривали хлопками, хотя позже стали задумываться о серьёзности их ссоры и её причины. Сколько же глупых предположений было, это немного рассмешило и Хинату, и Кагеяму, переглянувшиеся в тот момент. Кагеяма решил извиниться. Он попросил Хинату на перерыве сегодня прийти ко сну и убедил его, что он может ни о чём не бояться. Так что с началом ночи парни, смущённые и испытываемые вину, сидели напротив друг друга и пытались начать диалог. — Хината, извини… — Да всё нормально, это ведь нормальная реакция здорового подростка, гормоны там разные. — А... я... — Кагеяма не смог смотреть на Хинату, поэтому упирался в пол, ему было стыдно и горестно, в попытках обуздать дрожащий голос слова совсем не шли, а он их подбирал весь день. — Или это всё-таки не просто реакция?.. — Хината всматривался в поведение друга, пытаясь найти в нём подтверждение домыслам о том, что Кагеяма хочет его взаимно, и этот вопрос он откладывал каждую ночь на следующую. Кагеяма поднял пылающее взволнованное лицо. Они молчали ещё какое-то время. — Да, я хочу тебя, — плечи Тобио опустились, он ждал ответа. — Ты мне нравишься. Хината в ответ сперва заалел, а затем признался. Ещё какое-то время молчали. — И что теперь делать? — Кагеяма всё пытался поверить в происходящее, ожидал какого-то подвоха. — А я тебе нравлюсь как? Чтобы начать встречаться? Или так… ещё не определился? Пока что-то на уровне школьной любви? — Чтобы.. что-то... — Кагеяма смущался признаться о том, что он представлял их совместное будущее, это было каким-то личным, да и показывало его в нежном уж свете, — встречаться… — Он бурчал, немного сжавшийся, но всё же счастливый. — Тогда… Давай встречаться? В ту ночь они так и не поцеловались, просто взволнованные пытались уснуть и наутро были никакущими. Взаимоотношения улучшились, неожиданно для обоих неловкости больше никакой не было, хотя оба всё ещё пытались обуздать свои желания, но уже с пониманием, дающим уверенности, что всё это нормально. Кагеяма стягивает с себя банную юкату, и Хината, несмотря на возникшее смущение, разглядывает обнажившееся тело. А почувствовав просыпающее ноющее чувство, сразу стал бурно бормотать о сонности, натянул посильнее то самое одеяло и вообще отвернулся, на что в комнате раздался смешок. — Что, извращенец, напредставлял себе всякого? — Кагеяма сел сбоку, загородил собой свет от лампы, висящей ровно над головой Хинаты, и хотел заставить его посмотреть вблизи торс в желании немного смутить и, может быть, чмокнуть в щёчку. — Да, — Хината закивал и смотрел даже с ожиданием чего-то, в итоге смутился только Кагеяма, не ожидавший такой честности. — Ну… Хината улыбнулся его милой неловкости, аккуратно привстал и, взявшись за тёмный затылок, поцеловал. Кагеяма поцелуй поддержал, укладывал парня обратно, забираясь между ног, оглаживал тёплые щёки, неумело пытался проходиться языком, сильно волновался, пока забирался под хлопковую футболку, касался мягкого живота, рёбер. Они оба тяжело дышали. — Кагеяма, — чересчур томно шепчет Хината, притянувший юношу к себе за бёдра, сталкивая возбуждённые члены в приятном притирании. — Хината, я… — он обжигал шею, двигаясь волнообразными толчками. Каждый мучился от ноющих ощущений в паху. Хината не мог терпеть, он стал стягивать с себя шорты, но его остановили. — Хината, стой, — Кагеяма был чем-то взволнован, ему всегда трудно давались откровения, — я… — Ты не хочешь? — Конечно, была какая-то досада от этого, но Хината знал, что всё равно вскоре всё будет. — Хочу, очень хочу, — Кагеяма позволил себе прижаться щекою к щеке, — я не готов к самому сексу, — уж слишком его сейчас переполняет чувствами, ощущениями и опасениями. — Хорошо, — Шоё взъерошивает тёмные пряди, обнимает, — просто подрочим? И Тобио благодарно кивает и целует. С пониманием о том, что он теперь полностью во владении Хинаты Шоё. Хинату всё же оголили до конца, что вызвало ещё большее волнение в теле связующего. Их члены соприкасались в доверительном чувстве, один прижимал их и проходился длинными пальцами вдоль, пока второй осторожно и ласково натирал головки. Хината и правда тихо постанывал под ним, а ещё Кагеяма раньше кончил, чем был смущён, однако какое же ему доставляли удовольствие мокрые следы на бёдрах, которые размазались на ягодицах старшего.