Священный Мандат (Holy Mandate)

             Най пробежал по коридору монастыря, выглядывая из-за колоннады на яркое утреннее солнце. Это был рассвет его девятнадцатилетия. Дни рождения не отмечались среди духовенства, но брат настоял на том, чтобы в честь этого события навестить его. “Я скучаю по тебе, – написал он типичными детскими каракулями, несмотря на свой возраст и полученное образование. – Пожалуйста, скажи, что встретишь меня, если я приеду”. Вэш на самом деле не оставил ему особого выбора или времени для ответа, если уж на то пошло. Он прибудет к концу недели. Най мог бы признаться, что тоже скучал по своему близнецу, потому что прошло уже несколько лет с тех пор, как он принял обет и оставил отчий дом ради жизни в церкви. Но служение Богу было его призванием. Най не мог представить себя ни в какой другой роли. Обрабатывать землю вместе с братом и слугами поместья до тех пор, пока ладони не загрубеют и не покроются мозолями… нет, это не для него. Он всегда больше походил на свою покойную мать, мысли которой были обращены к Небесам. Даже спустя столько лет в его голове звучал ее нежный голос, перед сном читающий ему Священное Писание вместо сказок. Вэш же, наоборот, никогда не отличался набожностью, его мысли редко вращались вокруг чего-то, что выходило за рамки земной жизни. Он не был еретиком, но он всегда думал о Библии и ее заповедях, как о части истории. Догмы, по которым многие живут, но не более того. Моральные законы. Най тихо фыркнул, вспоминая день, когда они расстались. Вэш тогда сказал ему кое-что, о чем, Най знал, потом сожалел. “Ты примешь мои извинения, если я изложу их в письме, дорогой брат, или мне прийти лично?” – полушутя писал Вэш. Най составил быстрый ответ, призывая его появиться. Вэш, конечно, никогда не был слишком занят поместьем, землей или сбором урожая, чтобы пренебрегать поездкой в гору к церкви Мадонны, где Най обучался. Скоро он получит образование и выберет приход, в котором продолжит службу в будущем. Вэш как бы невзначай посоветовал брату присмотреть церковь поближе к дому. Тогда Най отмахнулся от него, но теперь уже не был так уверен в своем решении. Он скучал по холмам, окружавшим святилище в его родной земле, скучал по оливковым деревьям, благоухающим и качающимся на ветру, послеполуденному солнцу, пробивающемуся сквозь их кроны, по лучам, падающим на их с братом щеки, пока они спали, согревающими так нежно, словно прикосновение ангелов. Его сердце сжалось в груди при воспоминании о том, как они лежали под теми деревьями с Вэшем, настолько тесно сплетясь телами, что было трудно отличить одного брата от другого. Най вымученно прислонился к оказавшейся неподалёку колонне и быстро выдохнул, сжимая мантию на груди. День обещал быть жарким, и он подготовился к нему, прежде чем покинуть свою комнату — пот уже выступал вдоль линии роста волос и шеи, увлажнив подушку, когда он проснулся этим утром, — но, возможно, слишком долгое пребывание на солнце ухудшило ситуацию. Как бы Вэш посмеялся, если бы увидел его сейчас. В детстве они играли в горах, бегали сквозь ряды растущих виноградных лоз, кубарем скатывались с холмов, делаясь абсолютно грязными. И когда, наконец, возвращались домой засветло, получали нагоняй от служанок за порванную во время игр одежду. Тот далекий детский смех звенел в его голове, когда Най, пошатываясь, возвращался из дворика в церковь, держась за стену, чтобы скрыть нетвердую походку, когда мимо проходили его братья и сестры, кивающие в знак приветствия. “Отец, с тобой все в порядке?” – спросила одна из проходящих мимо сестер, в беспокойстве сжимая бахрому на рукавах своей рясы. “Ах, прошу прощения за мой внешний вид, сестра, – легко улыбнулся Най, выпрямляясь во весь рост. Он смахнул капли пота со лба, поморщившись. – Сегодня утром я вышел прогуляться, и, возможно, это было ошибкой. На мой взгляд, сегодня слишком жарко”. “Э-э, да, действительно... – она медленно кивнула, пристально разглядывая его. – Возможно, вам стоит быстро ополоснуться в своей комнате? Думаю, это могло бы помочь охладиться”. “М-м, полагаю, да, спасибо”, – нахмурился Най, отчего-то разочарованный в себе. Он пропустит утреннюю мессу, если не поторопится. Он быстро пробормотал извинения и направился по коридору обратно в свою комнату. Он не понимал, откуда взялась внезапная жара, охватившая их церковь. Они находились на склоне горы — не совсем на вершине, как любили хвастать отцы, – и их со всех сторон обдували ветра, так что эта затяжная, изнуряющая духота была неслыханной. Возможно, из-за лета, подумал он, но это не отменяет того факта, что никогда еще в их регионе не было настолько жарко. Стояла сводящая с ума, влажная жара, которую Най ранее ощущал только вблизи моря, со всей этой солью и влагой в воздухе. Взмокший и несчастный, он, спотыкаясь, вошел в свою комнату и сразу же направился к тазу с водой, который оставил у кровати после утреннего умывания. Вода, по крайней мере, холодила его кожу, и он вздохнул, намочив салфетку, чтобы еще раз вымыть лицо и шею. Ему не хотелось полностью раздеваться, ибо времени было не так много, и поэтому он протёр платком свой затылок, проводя тканью четкую линию вдоль передней части горла. Он застонал, закрыв глаза от приятной прохлады воды, но довольно скоро сморщился, когда тепло просочилось обратно, разливаясь будто под самой кожей. Сводит, просто сводит с ума. Следующие несколько дней прошли так же туманно. Жара не отступала, она только усиливалась. Най подавил неловкий, прерывистый выдох, когда опустился на одну из скамей в задней части часовни. К счастью, поблизости никого не было. Все его братья и сестры сейчас склонили головы в молитве у алтаря, горячо внимая словам кардинала, но мысли Ная были далеко отсюда. Больше никого, казалось, странная погода не беспокоила. Он заметил это на второй день. Его напарник по учебе искоса взглянул на него, когда они читали молитвы снаружи в саду по его настоянию, хотя Най был против того, чтобы выходить за пределы спасительной прохлады каменного здания. Но его мнения, увы, здесь не учитывали. “Ты уверен, что с тобой все в порядке, отец?” – спросил мужчина. Моргая в попытке избавиться от застилавшей глаза пелены, Най отмахнулся от него, натянуто улыбнувшись. Собеседник даже не вспотел, не покраснел и никаким иным образом не показал, что жара беспокоит его. То же самое было и с его сестрами, даже стиснутыми в рамках необходимости носить черное и не оставлять ни одного открытого участка кожи. Ладонь Ная скользнула по вспотевшей под ним скамье, и он выпрямился, едва сдерживая вздох. Пара других людей оглянулись на то место, где он сидел – вернее, на мокрое пятно от пота, – но вежливо промолчали и отвернулись, снова склоняясь в молитве. Он подавил желание обмахнуться подолом собственной рясы, словно веером, и попытался сосредоточиться на кардинале. Кардиналу Конраду Ревенанту было поручено посетить их маленький городок прямиком из столицы. Он служил мессу для короля, для тысяч прихожан на центральной площади их самого богатого города. Но, как и все добрые и святые люди, он был смиренным и охотно согласился на краткосрочное назначение в церковь Мадонны. “Сэйврем”. “Д-да, отец?” – Най запнулся и остановился на полпути к выходу, когда месса закончилась. Пожилой кардинал улыбнулся и поманил его за собой. Най тихо застонал, но послушно последовал за мужчиной, пробираясь по коридорам через студентов, священников и монахинь, толпы которых с каждым шагом сходили на нет, пока, наконец, Конрад и Най не остались вдвоем в кабинете кардинала. Ная усадили и вручили ему чашку прохладной воды прежде, чем он успел хотя бы выдохнуть. “Дитя моё, – вздохнул кардинал, опускаясь в кресло за своим столом. Затем он сделал паузу, перебирая какие-то документы и собираясь с мыслями, прежде чем сложить руки на столе и поднять на него глубокий взгляд. – Как долго у тебя течка?” “П-простите?” – чашка в руках Ная дернулась, и немного воды пролилось на его одежду. “Всё в порядке, церковь открыта для людей всех полов и гендеров среди духовенства, ты это знаешь. Я только хотел сказать, что был бы рад, если бы ты сообщил мне заранее, чтобы мы могли подготовиться и выделить тебе время и место для отдыха”. “Боюсь, я не... не понимаю”, – нахмурился Най, уставившись на пожилого мужчину в… это был не совсем шок. Скорее, замешательство. Ему хотелось провалиться сквозь землю от смущения. На мгновение показалось, будто Най заснул за чтением книги и начал заново, как только проснулся, потому что не понял ни единого слова в тексте. “Мой дорогой мальчик, разве ты не омега?” Най чуть не проглотил язык. Он сидел, напряженный, не моргая, пока кардинал выжидающе смотрел на него. Слово звенело в его ушах. Омега. Омега. Непостижимо. Невозможно. “Вы ошибаетесь, – резко бросил он. Кардинал моргнул. – Вы ошибаетесь, – повторил Най, ставя чашу на стол мужчины, поднимаясь на ноги. Он дрожал, он знал, что дрожит, но мог списать это на гнев и возмущение. — Моего брата и меня признали альфами ещё при рождении, – сказал Най, уже направляясь к двери. – И я никогда не был никем иным, кроме—” “Уверен, что ты прав, отец. Я виноват”, – произнес Конрад ему вслед из-за своего стола. Най повернулся, чтобы посмотреть на него через плечо, тяжело дыша и с порозовевшими щеками. Мужчина улыбался ему тонкой, легкой улыбкой, которая не казалась такой уж искренней, но в ней не было снисхождения. В улыбке этой крылась странная смесь понимания и терпения. Най закрыл за собой дверь, приложив усилие, чтобы не хлопнуть ею, и побежал трусцой по коридорам, прочь из кабинета, прочь от кардинала, прочь от его слов. Мой дорогой мальчик, разве ты не омега? Он закрылся в своей спальне, тяжело дыша, прислонившись к дереву старой двери. “Нет”, – прорычал он, ударившись о него лбом, и в спешке сорвал с себя одежду, сбросив накладной воротник на землю и пару пуговиц вместе с ним. Его сутана вместе с нижним бельем намокли так, что с них текло, образовывая на полу возле его ног лужицу, когда он засунул руку между бедер и сжал ткань. Хриплый выдох вырвался из горла вместе с рыком от внезапного удовлетворения, когда Най наконец ощупал свою промежность, скользнув к дырочке ануса и вялому члену. Ничего не изменилось, это место оставалось таким, каким он его помнил. Единственной странностью между его бедер сейчас был едкий пот. Значит, это болезнь. У него температура, ну и что с этого? Он был альфой. Альфой. И всегда ею будет. Внизу, прямо за его яйцами не было ни проклятой щели, ни женской вагины, молящей о чужом семени. Его грудь оставалась чистыми мышцами без намека на излишнюю жировую прослойку. Она была шире, чем у других, и иногда с трудом влезала в узкую одежду, потому что его телосложение не типичное для священника, он знал это, всегда знал. Най родился и вырос в среде сильных широкоплечих работяг и отличался фигурой от большинства мужчин, которым в их церкви приходилось носить сутану, даже от тех, кто, как он знал, точно был альфой. “Отец? Отец Сэйврем? – в дверь мягко постучали, и этот стук болью отозвался в его голове. – Всё в порядке? Я услышал шум”. “Простите, – холодно ответил Най, отходя от двери. – Мне очень жаль, но, боюсь, я заболел, меня лихорадит. Не будете ли вы так добры послать за свежей водой и постельным бельем?” “Конечно, отец, я также скажу на кухне, чтобы вам приготовили легкий ужин. Может быть, какой-нибудь травяной настой от лихорадки?” “Было бы замечательно. Благодарю тебя”, – выдохнул Най, прислоняясь всем телом к двери. За ней послышалось неловкое шарканье и небольшая пауза, прежде чем другой священник быстро извинился и ушёл. Вэш чихнул, войдя в притвор церкви. “Господи, – выругался он, почесывая пальцем нос и морща его, – как, чёрт возьми, ты проводишь свой день в такой ужасной вони?” “Лучше церковные благовония, чем десятки противоречивых ароматов крестьянской жизни и феромонов весь день”, – пожала плечами его спутнитница. Мерил Страйф не производила впечатления типичной монашенки. Конечно, она носила рясу и все такое, но у нее были острый язык и внутренний стержень, которые сразу расположили Вэша к ней. Что ему никогда не нравилось во всех этих церквях и их служителях, так это то, насколько они все были душными, и речь даже не о запахе и воздухе в помещении. Но Мерил, в отличие от остальных, будучи монахиней казалась вместе с тем живой и яркой личностью. Она была его единственной компанией последние несколько дней, лично сопровождая Сэйврема на гору к церкви Мадонны. Вэш знал дорогу, и также знал, что Най, должно быть, послал её за братом чисто из вежливости. Он, вероятно, был как всегда занят, усердно работал и учился, чтобы, как Вэш надеялся, впоследствии вернуться домой. “Что в этом плохого? – ухмыльнулся Вэш, кладя руку ей на плечо. – Феромоны – это как способ коротко сказать "привет!" Если я увижу незнакомца и не почувствую его запаха, как я могу узнать, кто он?” “Может, попробуешь спросить?” – беспечно ответила Мерил, пожимая плечами и выгибая бровь. Вэш легко рассмеялся, возвращая руки в их законное положение вдоль тела, когда они вошли в саму церковь. Он не был уверен, почему это место назвали церковью Мадонны. Оно было скорее похоже на огромное поместье на склоне горы, полное часовен, комнат, пристроек, садов и тому подобного. Он бывал здесь раньше, когда много лет назад лично отправлял своего брата начинать учебу. С тех пор здание не сильно изменилось. “Лорд Сэйврем”. “Кардинал Конрад, я полагаю? – Вэш поднял бровь, кивая в знак приветствия, – где мой брат?” “Прошу прощения, милорд, – поклонился пожилой священник. – Вашему брату нездоровится, и он не может поприветствовать вас прямо сейчас. Вы проделали долгий путь, и мне очень жаль вот так провожать вас обратно...” “Тогда не провожайте”, – ответил Вэш с улыбкой. В зале повисло напряжение. Болезнь не удержала бы Вэша от того, чтобы навестить своего брата, ему было всё равно, насколько тому плохо. Он несколько дней ехал верхом с тщедушной маленькой болтушкой-монахиней в качестве единственного спутника, и он встретится со своим братом. “Милорд...” “Отец, я знаю, что ты недавно присоединился к нашему приходу, – улыбнулся Вэш, внезапно перейдя на неформальное обращение и все еще удерживая улыбку на лице. – И поэтому я прощаю тебя. На чьи благотворительные деньги, по-твоему, всё ещё держится эта церковь? Я знаю, ты достаточно умен, чтобы понимать, что такое финансирование поступает не из столицы”. “Вам нет необходимости разбрасываться такими грозными речами, молодой человек, – улыбнулся Конрад, помолчав. – Я забочусь только о здоровье моих коллег-священнослужителей. Вы, конечно, можете повидаться со своим братом, я только попрошу вас быть кратким и дать ему отдохнуть, чтобы он смог восстановиться как можно скорее и снова украсить наши залы своими прекрасными проповедями”. “Конечно, – нахмурился Вэш, – если всё так серьезно, я тут же оставлю его в покое. Но судить о его самочувствии буду самостоятельно”. “Вам положено знать его лучше, чем кому бы то ни было, лорд Сэйврем”, – кардинал покорно склонил голову и тронулся с места, чтобы проводить его к комнате Ная. Вэш сжал кулак, но последовал за ним, не сказав больше ни слова, стараясь не выдать своего облегчения, только сейчас осознавая, как он был напряжен во время скромной перепалки с кардиналом. Он всегда был немного озабочен темой безопасности своего брата. Ему не нравилось давить на людей весом своего имени или положения, но сейчас он просто очень, очень хотел увидеть Ная. Они не встречались слишком давно. И у Вэша были кое-какие новости, которыми ему не терпелось поделиться в качестве подарка на день рождения своего брата. Он надеялся, что хотя бы для того, чтобы выслушать его, Най достаточно здоров. Вступив в права наследования в качестве главы поместья и семьи Сэйврем, Вэш немедленно приступил к работе по строительству новой маленькой церкви на их земле. Она была небольшой, но определенно обещала привлечь внимание жителей близлежащего города и семей, которые работают в поместье. С его стороны было... наивно полагать, что Най примет предложение, вернется в поместье и снова будет жить с Вэшем, как раньше. Но он мог надеяться. И даже если Най не хотел возвращаться именно в их семейное гнездо, у Вэша уже готовились планы насчет строительства отдельного дома для священника, если Най хотел, чтобы у него было особенное место для уединения, жизни, служения Богу и всё такое. С трепещущим сердцем, готовый сообщить о своих амбициозных планах, Вэш ускорил шаг, опережая старого кардинала, который, видя нетерпение лорда, остановился и принялся вслед ему выкрикивать напутствия, куда идти. Налево, направо в конце коридора, вверх по лестнице в конце этого зала, и комната Ная будет последней слева. Каблуки Вэша стучали по каменному полу, эхом отдаваясь в почти полной тишине, когда он бежал трусцой. День рождения Ная был неделю назад, и Вэш надеялся, что тот не будет дразнить его за опоздание— Стена запаха ударила ему в лицо так внезапно, что он пошатнулся, пол едва не ушел у него из-под ног. Он выругался, ухватившись за стену коридора. Разве церковные благовония не жгли на более высоких этажах? Нет, этот новый, мягкий, обволакивающий аромат пленял все его чувства, притупляя их. Это было что-то другое, что-то гораздо более мощное и… знакомое. Слюна скопилась у него во рту, когда он, пошатываясь, сделал последние несколько шагов по коридору, туда, где, как ему сказали, находилась комната его брата. По спине, под воротником, заструился пот. Боже, что это был за сводящий с ума запах? Его рот открылся, слюна потекла по подбородку, но ему было всё равно. Он не мог отступить. Потому что за этой дверью, пахнущий сильнее, чем когда-либо раньше, находился его брат. Най обычно шутил, что Вэш пахнет грязью. Он не хотел обижать, но и не лгал. Вэш пах землей, на которой он работает. От него пахло оливковым маслом, кипарисом, солнечным светом, свежевыстриженной живой изгородью. Так получилось, что его врожденные феромоны идеально соответствовали его окружению. Най, однако, всегда пах чем-то совершенно чужим. Только когда Вэш совершил несколько путешествий в другие страны после того, как Най ушел в церковь, он смог дать название его аромату. Лаванда. Теплая ваниль с дерзким, острым оттенком бергамота под ней. В тот раз он поехал в столицу. Направляясь по своим делам, он проходил мимо пекарни. Вэш повидал немало пекарен, и в его родном городе была одна, но он остановился как вкопанный, внезапно учуяв тот самый запах, и немедленно ворвался в крошечный магазинчик. Обычно он наслаждался только ароматами традиционного хлеба, сочной фокаччи, розмарина, оливок и пармезана, наполняющими воздух своей приторной пикантностью. Но маленькие пирожные и тарталетки, которые выставляла эта пекарня, были тем, что он никогда раньше не встречал. Продавец терпеливо рассказывал ему о товаре, без сомнения, видя богатство его одежды и считая его новым потенциальным благотворителем. Вэш так и не потрудился объяснить ему, зачем он пришел на самом деле. Он вышел из магазина с несколькими свертками сладостей, и все они пахли его братом. Он осторожно отведал их позже, как только вернулся в свое жилище. Отмахнувшись от слуг, Вэш отменил все дневные встречи и планы и заперся внутри с угощением. И именно тогда он узнал о деликатесах другого мира и о словах, которыми он мог бы описать своего брата. Лаванда, ваниль и бергамот снова затуманили его чувства, затопив коридор церкви на склоне горы. Шли дни, и Най начал понимать, что с ним что-то определённо не так. Это не было похоже ни на одну болезнь, которая когда-либо его одолевала. Включая лихорадку, новые симптомы быстро проявились один за другим. Его обоняние обострилось за одну ночь. Он не выносил вони, исходившей от его соседей по общежитию или даже от тех добрых душ, которые доставляли еду и воду к его двери каждые утро и вечер. Максимум, на что он был способен, чтобы его не вывернуло от запаха, это приоткрыть дверь, чтобы втащить поднос к себе, и тут же её захлопнуть. Ночной пот испортил большую часть его постельного белья. Ему пришлось надеть свободный халат, который в обычные дни был слишком велик даже для него, но его грудь неприятно вздулась, соски опухли и были раздражены, так что даже малейшее соприкосновение с тканью вызывало дискомфорт. Но худшее из всего – это то, что творилось у него между ног. А чуть позже появилось и болезненное удовольствие. Это началось только ночью накануне приезда Вэша и стало ошеломляющим открытием. Внизу, между ног, непрерывно, горячо билось и пульсировало. Най в панике проснулся и обнаружил, что его простыни пропитаны не только по́том, но и пятнами крови. Почти обезумев от происходящего, уже пройдя точку невозврата, он засунул пальцы между бедер, ощупывая пах, игнорируя выступающую твердость своего члена, и опустился ниже и ниже, и… “Нет... нет-нет-нет, о нет!” – Най застонал, когда его пальцы дрогнули и заскользили по чему-то новому. Боли не было. Её, конечно, и не будет – только не от того, ради чего тело было задумано природой изначально. Боли не будет от тех вещей, которые могут внезапно развиться и прижиться в теле так, словно они были там всю жизнь. Он громко застонал от боли не физической, но душевной, слёзы скопились в уголках глаз и потекли по его щекам. Этого нового отверстия, этого органа не должно было быть там, между его ног. Он не мог быть омегой. Невозможно. Внезапно раздался стук в дверь. “Брат? Это я, Вэш. Мне сказали, что ты заболел”. Вэш. Нет, не сейчас. Он не мог быть здесь. Не сейчас. “Най?” Он застонал, сумев подняться с кровати и встать на пол, на трясущиеся ноги. “Вэш? Это... ты действительно–?” “Най, – голос Вэша звучал так, будто он был прямо за дверью, всего в нескольких дюймах, – открой. Дай мне увидеть тебя”. Най заскулил. Это заставило его вздрогнуть, мгновенно отступив от двери, уставившись на нее широко раскрытыми глазами, как будто она обожгла его. Он никогда не думал, что способен на такой звук. “Открой дверь”, – строго повторил Вэш, в его голосе звучал страх. Желудок Ная подскочил и перевернулся, словно он оступился, пропустив ступеньку на темной лестнице. “Вэш..?” Он облизал губы. “Открой”. Дверь распахнулась на хорошо смазанных петлях, едва не ударив Вэша по лицу. Сущность Ная отчаянно желала подчиниться приказу альфы. Он дернулся к двери прежде, чем смог осознать, о чем просит Вэш. Он предстал перед ним, его дорогой брат. Най свисал, тяжело опираясь на дверной косяк, хрипло дышал, болезненно дрожащий и стонущий, но настроенный отчаянно решительно. Его взгляд против воли жадно прошелся по телу близнеца. Вэш вырос за те годы, что они были врозь, он стал шире в плечах и выше, чем Най, с его золотистыми волосами, зачесанными со лба назад неряшливыми колючими прядями. Вэш никогда особо не заботился о своей внешности, каким бы богатым ни был, хотя теперь перед визитом к Наю потрудился надеть что-то, что действительно соответствовало его статусу и состоянию. Мысль о том, что брат прихорашивался перед тем, как встретиться с ним, перед их долгожданным воссоединением, заставила сердце Ная пропустить удар. Он был… действительно счастлив. Вэш зарычал, оглядываясь по сторонам в коридоре. Затем он попытался втолкнуть Ная обратно в его комнату, пресекая его еще не начавшиеся заикающиеся оправдания и скулеж. Руки Вэша скользнули по его обнаженным плечам: кожа Ная была покрыта густым слоем пота. Это было похоже на то, как если загонять скользкую рыбу в сеть. “Най, – рявкнул Вэш, – отойди и впусти меня!” Най заскулил от внезапной вспышки гнева с его стороны и пополз прочь, его заплаканные глаза зажмурились, а лицо дрогнуло в невыносимых мучениях. Вэш резко втянул носом воздух и привалился спиной к закрытой двери. “Най... что, черт возьми, произошло?” “Вэш, я..! Я не знаю! – Он плакал. – Это была всего лишь лихорадка, но теперь я просто... Я...” “Ты... – его брат поморщился, – омега”. “Не надо, – выдавил Най, качая головой, и с его стороны послышались первые беспомощные всхлипы, – не говори этого...” “Но, – запнулся Вэш, растерянный, – как? Нам сейчас девятнадцать, это невозможно... Пол проявляется самое позднее в четырнадцать-пятнадцать, чтобы омега имела возможность спариться молодой...” “Я альфа, – жалобно простонал Най, нетвердой походкой возвращаясь к своей кровати. – Я должен быть альфой. Я не могу стать... этим. Не могу!” “Най, – попытался успокоить его Вэш, – всё будет хорошо, множество омег служат в церкви—” “Скольких из них назначают выше епископов? – Най фыркнул, его страх сменился раздражением и злостью. Это было чистое отрицание с его стороны, по крайней мере, он это осознавал. – Я могу пересчитать по пальцам одной руки количество омег за всю историю нашей церкви, которым удалось стать хотя бы архиепископами. Большинству повезло достичь лишь священства!” “Я не знал, что у тебя такие большие планы на будущее”, – помолчав, тихо признался Вэш. Най подавил очередной стон. Конечно, Вэш не знал, он никогда не говорил ему об этом во всех своих письмах. Он осознавал, как отреагировал бы его брат, услышав о желании Ная покинуть их маленькую провинцию и отправиться в столицу, чтобы попытаться занять более высокую должность. Это было его призвание, он не ожидал, что Вэш поймет. Вэш был человеком приземленным, торговцем, землевладельцем. Он не придавал большого значения вере, никогда не придавал, и Най не держал на него зла за это, просто… “В любом случае, – вздохнул Вэш, откидывая голову на дверь с глухим стуком, – похоже, что эти мечты придется отложить на неопределенный срок”. “Вэш”. “Я просто реалистичен. Это твои слова, Най. Омеги не становятся лидерами церкви”. “Н-но я...” – запинаясь, пробормотала Най, – “Я заставлю их принять это. Я заставлю их увидеть, чего я стою. Всего неделю назад я был на пути к переводу в столицу, чтобы—” “Всего неделю назад ты был кем?” – резко и холодно оборвал его близнец. Най замолчал. Он никогда раньше не слышал, чтобы Вэш говорил таким тоном. Что-то пробежало у него по спине, что-то вроде холодка, странного предвкушающего страха. Опасно. Вэш звучал опасно. “Разве тебе недостаточно того, что ты здесь, на этой... этой горе? – Продолжил Вэш, приподнимая бровь. – Теперь ты хочешь уйти еще дальше?” “Вэш, я не—” “Нет, нет, я понимаю, – медленно закивал Вэш, скрещивая руки на груди. Он не смотрел на него, он продолжал сверлить взглядом кровать Ная и мокрые, смятые простыни, или переключался на грудь Ная, налившуюся под его халатом. – Я что-то натворил? – внезапно прошептал Вэш, и в голосе его прозвучала горечь, но Най решил, что ему, должно быть, показалось. – Неужели я ничего для тебя не значу? Ты бы так легко бросил меня, уехал неизвестно куда, даже не посоветовавшись сначала?”. “Почему я должен советоваться с тобой?”– Най недоверчиво выдохнул, качая головой. Это была не та реакция, которую он ожидал. “Может быть, не тогда, но уж точно сейчас, – хмыкнул Вэш, глаза его опасно сверкнули. – Сейчас тебе придется посоветоваться со мной, и в любом случае я не допущу твоего отъезда”. “Как ты смеешь думать, что имеешь право голоса, когда дело касается моего будущего?” – рявкнул Най, мгновенно оказавшись перед альфой. Он почти отшатнулся, когда — слишком поздно — осознал, что те скудные несколько дюймов в росте и килограмм в мышечной массе, которые давали ему преимущество перед братом раньше, давно исчезли. Возможно, сейчас Вэш был даже выше него, такой же широкоплечий, и, судя по выражению его лица, жалкая атака близнеца его не впечатлила. Вместо того, чтобы продолжать парировать словами, Вэш легко обхватил шею Ная одной рукой и крепко сжал его загривок. Най громко заскулил, и его колени подогнулись, лишь чудом позволяя владельцу устоять на ногах. “Боюсь, что да, я имею право голоса, – ответил Вэш почти виновато, продолжая удерживать его. – Прости, Най, правда, я так же шокирован, как и ты”. “Отпусти”, – жалко прошипел Най. Вэш только вздохнул и потянул их назад, к кровати Ная, игнорируя его наполовину кричащие, наполовину стонущие мольбы о том, чтобы его выпустили и выслушали. “Я помню, что подумал, когда впервые оставил тебя в этом месте. Как идеально ты выглядел, одетый в свою новенькую рясу, как красиво и аккуратно твои волосы были зачесаны назад под цуккини, – заворожено пробормотал Вэш, проводя носом вдоль его линии подбородка, вдыхая запах. – Я мог представить, как ты ведешь мессу, а я занял бы одну из скамей и слушал бы твой голос, разлетающийся по зале и отскакивающий от высоких сводов… я мог отчетливо представить всё это”. Най захныкал, когда язык Вэша высунулся попробовать на вкус его пот, и они оба застонали в унисон. “Все эти люди, они бы последовали каждому твоему слову… Отец Най – такой сильный, уверенный в себе альфа-священник, такой благочестивый, такой чистый, непорочный, нетронутый...” Ладонь Вэша, большая и теплая, лежала на бедре Ная, и тот не мог сосредоточиться, чтобы стряхнуть её. “А потом ты бы нашел свою собственную омегу, да? Оплодотворил её, смотрел бы, как раздувается её живот от детеныша, помещенного туда тобой… и создал бы новую семью. Или ты полностью посвятил бы себя Богу и Его церкви? – Вэш прерывисто низко простонал, – Ты бы оставил меня позади, как ненужное воспоминание?..” “Брат”, – Най заплакал, обмякнув, как марионетка с обрезанными ниточками, когда другая рука Вэша, до того лежавшая у него на затылке, обхватила его горло. Вопреки всему, несмотря на ужас от осознания собственной новой сущности и ужасно, ужасно неподходящее время для всего этого, слова Вэша поразили его до глубины души. Най действительно планировал оставить Вэша позади? Как он раньше об этом не подумал? Ему всегда было достаточно церкви, он был доволен общением с братом через письма, когда они могли не получать ответа неделями. Теперь он думал, что, наверное, было эгоистично воображать, что Вэш был доволен так же, как и сам Най. “Вэш, – захныкал он, – прости, я не хотел. Я не хочу оставлять тебя, я не могу, я-я просто...” “Теперь всё в порядке”, – успокоил Вэш, одновременно с этим рукой скользя вверх по его бедру. Най лежал под ним ничком, его дрожащие, мокрые бедра обхватывали бедра альфы… то есть, своего брата. Он пачкал его, пачкал прекрасный камзол и пальто, и толстая парча касалась его сверхчувствительной кожи. “Я здесь”, – пробормотал Вэш в его напряженную шею, и Най сдавленно всхлипнул, хватаясь за руки брата, за его бедра, неуверенный в том, пытается ли он оттолкнуть мужчину или прижать его ближе. Най хотел утешить его, успокоить, он хотел погрузиться в запах своего близнеца и никогда больше его не отпускать, он хотел забрать себе его свободу, хотел быть неразрывно связан с Вэшем, он хотел, чтобы его видели таким, каким он был когда-то, альфой – непоколебимым, серьезным и стойким… и в то же время Най хотел, чтобы с него содрали кожу, потому что подступающее удовольствие было невыносимым. Когда руки Вэша прижались к его гладким бедрам изнутри, Най понял, что пути назад нет. Для него теперь не могло быть места здесь, в церкви, у него не было другого будущего, кроме будущего с Вэшем. Он ничего не мог с собой поделать, его разум был затуманен отчаянной похотью и тоской по своему брату и... он не мог описать, насколько сильно было сейчас его желание. “Брат”, – позвал он, неуверенно обнимая Вэша за плечи и прижимая к себе. Альфа одобрительно заурчал, смахивая пальцем пот с ложбинки между его ключицами. Най издавал бесстыдные звуки, но он зашел так далеко, что уже не находил в себе сил смущаться. Он знал, что в этом крыле здания не осталось никого, кто мог бы услышать, он понял это день назад, когда все остальные запахи его товарищей по общежитию рассеялись: они бросили новоиспеченного омегу наедине со своими страданиями. Здесь и сейчас были только он, Вэш и Бог. Зубы Вэша резко вонзились Наю в шею. Угол был неидеальным, поэтому тело прошила острая боль, но всё, что мог делать Най, это извиваться в чужих руках, как лиса в силках, недовольно мыча, когда очередная порция горячей жидкости хлынула из его нового входа. Губы Вэша стали ярко-красными, он успокаивающе шептал ему что-то неразборчивое,— словно они вернулись в детство, когда ели лесные ягоды в полях на обед и отказывались возвращаться домой, чтобы не столкнуться с гневом своего наставника; эти воспоминания вихрем проносились перед глазами, вспыхивали яркими пятнами — но всё, о чем мог думать Най в тот момент, это пульсация у него между ног и в груди. Слишком жарко, слишком мокро, слишком пусто. “Брат, пожалуйста, – хныкал он, извиваясь на кровати, – Я не знаю, что делать… Я не..!” Вэш не стал утруждать себя ответом. Он повозился с завязками халата, в котором прятался Най во время течки, и через мгновение сдался, рыча и разрывая влажную ткань, обнажив напряженную грудь омеги. Най, привыкший скрывать свое тело от себя же на протяжении всех испытаний, связанных с его новой сущностью, не желал видеть, во что он превращается. И теперь, опустив взгляд, он остановился им на своих набухших сосках. Тело прошила волна дрожи не то страха, не то трепета. Он никогда раньше не обращал на такие вещи внимания, не страдая ни самолюбием, ни комплексами, но то, что раньше чуть заметно выпирало маленькими темными бусинами на груди, теперь вздулось, порозовело и блестело от неизвестной жидкости. Давление, которое нарастало под ними, доводило его до безумия, но как только Вэш положил руки на его грудь и чуть сжал, Наю показалось, что он умер и попал на небеса. Странные звуки, похожие на мяуканье, бесконтрольно вырывались из глотки, когда Вэш... доил его. Довольно умело, потому что, конечно, Вэш знал, что делает. “Боже, Най... ты...” “Отвратительный, – задыхаясь, закончил за него Най, продолжая извиваться и дергаться. – Это отвратительно. Неестественно. Так не должно—!” “Ты чертовски великолепен”, – выругался Вэш, горячо дыша и нависая над его грудью, прежде чем взять в рот один из сосков. Най в шоке уставился на это, немой и окаменевший, когда Вэш тихо застонал от удовольствия (явно не совсем здорового – подумалось тогда Наю) и покачал головой, высасывая молоко из его груди, как младенец на руках матери. Каждый толчок посылал пульсацию тепла вниз по омежьему телу, скапливаясь между ног, нарастая с каждой секундой до тех пор, пока его больше нельзя было игнорировать. Сдавшись, Най тяжело задышал и задергал бедрами, в конце концов оседлав своего брата. Он пытался игнорировать влажное хлюпанье, сопровождавшее его торопливые рывки, поскольку стимуляции его члена и мошонки явно было уже недостаточно. Он вскрикивал, стонал и почти плакал от разочарования, когда стало понятно, что это не принесет удовлетворения и разрядки. Ситуация ухудшилась, когда пропало даже удовольствие, оставляя вместо себя лишь неуемную жажду. Единственное, что казалось хотя бы отдаленно приятным — на самом деле, лучше, чем просто приятным, даже божественным, но все еще недостаточным — это губы его брата на истекающих молоком сосках. “Най, – выдохнул Вэш, отрываясь от него с тихим хлюпающим звуком, – позволь мне помочь...” Най не слышал его, не понимал. Он мог только смотреть на капли белой непрозрачной жидкости, стекающей по подбородку Вэша, оставшейся на губах. Это… вышло из его груди. Най опустил взгляд. Только теперь до него окончательно дошло, что это было реально, совершенно точно, молоко. Их учили различиям между альфами, бетами и омегами. Омегам не обязательно носить ребенка, чтобы вырабатывать молоко, они могли делать это и во время течки. Такое встречалось редко, так что даже существовало поверье, что лактация во время течки – это признак плодовитости самки. “О, нет…” – жалобно простонал Най, закрывая лицо руками. В этом теперь и заключалось его будущее? Этим он теперь будет? Инкубатор, биологическая машина для воспроизводства детишек? Он не мог этого допустить, даже просто представить, даже… …Он очень даже мог. Най мог вообразить, как баюкает младенца на руках, а внизу у него уже заново раздувается живот. Он мог представить, как прижимает к себе малыша, вскармливая грудным молоком, чтобы тот вырос большим и сильным, как его альфа-отец. “О... а-а-а, черт...” – Най тихо стонет, зажмурив глаза, будто пытаясь скрыться от наваждения. В его воображении этим альфой был Вэш. Най не мог представить себя раздвигающим ноги для кого-то другого. Подошел бы только его брат. У них обоих были хорошие гены, хорошие перспективы на будущее. У этих малышей была бы лучшая жизнь. Полюбили бы они земледелие и торговлю, как их отец? Или они переняли бы учения своей матери и пошли бы служить в церковь? Мог бы Най… родить сына-альфу, который пойдет дальше и сделает то, чего он уже никогда не сможет? “Вэш..!” – вскрикнул омега, обнимая крепче. Он весь дрожал, потный, грязный, несчастный. Не так он себе представлял свой первый раз, этого не должно было произойти в принципе, однако слабый огонек мерцал внутри него, закручиваясь сладкой спиралью в животе и побуждая его двигаться дальше. “Най, – пробормотал Вэш, слизывая засыхающую кровь со своих губ, словно прочитав его мысли, – всё хорошо, всё будет хорошо, я позабочусь о тебе”. “М-м?” – заскулил омега, вне себя, ошеломленный. “Да, – пообещал Вэш, и Най почувствовал его мягкую улыбку на своей коже. – Я уже приготовил кое-что для тебя, но это может подождать. Сейчас я хочу, чтобы тебе было хорошо, а затем мы вместе поедем домой”. “Домой...” “Верно, – прошептал Вэш, просовывая обе руки между бедер Ная, широко разводя их. – Я буду ответственен, Най, я позабочусь о тебе, что бы из этого ни вышло”. “П-подожди... что ты имеешь в..? Ах!” Най дернулся и вскинул голову, слепо уставившись в потолок на потрескавшийся камень, когда пальцы Вэша вошли в него. Его новое омежье отверстие, возможно, уже зажило, но он был девственен и не уверен в том, сколько сможет принять в себя и как скоро. “Вэш!” – взвизгнул Най, цепляясь за плечи альфы. На секунду инстинкт самосохранения внутри него вскинул голову, почуяв угрозу для его жизни или, что более вероятно, целостности. Вэш тяжело дышал, проводя ладонью по скользкой влажной коже Ная, пока работал двумя, тремя пальцами внутри него. У Ная кружилась голова от духоты, возросла опасность потерять сознание. Под всем этим ощущалась нереальность вторжения там, где раньше ничего не было; пальцы Вэша щекотали под яйцами, вдоль промежности... Най мог чувствовать растяжение даже в своем анусе, когда плоть внутри натягивалась, слабела, затем снова натягивалась от чужих ласк. Насколько узким был канал? Насколько глубоким? Сохранит ли Най девственность, или в него вторгнутся, порвут, заставят истекать кровью, когда Вэш будет забирать её? Он дрожал от страха перед этой мыслью, перед всем неизвестным. Он жалко хрюкал и постанывал, как какой-то зверь, громкий в своем отчаянном рвении заглушить влажные звуки между ног. Густые хлюпающие, чавкающие шлепки, непрекращающиеся капли пота, скользящие по коже, почти заледеневшей от напряжения и ужаса. Вэш с коротким выдохом убрал пальцы и нетерпеливо рванул застежку на своих дорожных бриджах, прежде чем просто сорвать их, как некогда халат с Ная. Омега, застыв, наблюдал за этим. «Какой стыд, такая дорогая вещь, должно быть, сшитая на заказ, испорчена в одно мгновение». Но он тут же забыл о проклятых штанах, ахнув, когда Вэш обхватил его талию и приподнял, достаточно высоко, чтобы— Най закричал, когда в него резко вторглись. Вэш не дал ему времени привыкнуть, задница Ная с пошлым хлопком ударилась о бедра альфы, когда тот с налету вошел до упора и запустил карающий ритм. У Вэша было смутное представление о том, сколько времени прошло с тех пор, как он и его близнец, будучи слабо знакомыми с моралью подростками, мерялись достоинствами на заднем дворе отчего дома, прячась в его уютной тени. Но сейчас он чувствовал себя чересчур… массивным. Слишком большим для узкого пространства Ная, сжимающего его со всех сторон. И… этого не могло произойти так скоро, просто не должно было, но у основания Вэша уже завязался узел. “Как только мы окажемся дома, ты не выйдешь из спальни до тех пор, пока не понесешь от меня”, – прорычал Вэш ему на ухо, когда его яйца со звонким шлепком ударились о бедра Ная. – Я хочу видеть, как мышцы этого пресса, – он провел ладонями по животу омеги, по блестящей смеси из пота и молока, – исчезнут, когда твой живот набухнет от плода”. “Чёрт, Вэш, я—” “Я хочу этого, Най. Я хочу, чтобы это был ты, – низко всхлипнул Вэш, наклоняясь над ним, позволяя своим бедрам двигаться хаотично и безостановочно. – Никогда не было никого другого, кого бы я так хотел: ни женщины, ни омеги. Я отвергал всех, я держался особняком, я-я... Я уже смирился с тем, что навсегда останусь один”. Ох. Наю хотелось разрыдаться при одной мысли о брате, лишенном семьи, до самой смерти живущем в одиночестве в своем огромном пустом поместье. Где не было никого, кто мог бы позаботиться о нём. Едва представив эту картину, Най сам ощутил себя таким опустошенным. “П-пожалуйста, – умолял он, – забери меня домой. Помести в меня щенка!..” “Щенка?” – задохнулся Вэш, и его бедра задвигались еще быстрее, яростно вколачиваясь в Ная. “Нашего ребенка”, – поправился Най и поморщился, пытаясь игнорировать жжение в его новом входе, вместо этого сосредотачиваясь на расцветающем тепле оргазма, уже щекочущем позвоночник. “Чёрт, Най, – заскулил Вэш, его узел нетерпеливо расширялся при каждом толчке, но пока не застревал внутри омеги. – Ты мне нужен. Мне нужно видеть тебя полным моими детьми. Я хочу, чтобы ты был сытым, здоровым и счастливым. Ты будешь— ммм! —сиять! ...Боже, когда у тебя снова начнется лактация, я... я не уверен, что смогу сдержаться, и –!” Най тяжело дышал и извивался, а потом нечаянно опустил взгляд вниз. И почти потерял сознание от того, что увидел. Член его брата с ярко-красным узлом у основания, весь покрытый густой слизью Ная, с легкой примесью девственной крови. Вид его собственного омежьего члена, по сравнению с этой картиной, смехотворен. Он был твердым, правильной формы и прижимался к животу, да, однако размер его вряд ли можно было сравнить с размером настоящего альфы. Но все равно Най обхватил его рукой и принялся отчаянно надрачивать, подстраиваясь под темп брата. Его член и мошонка станут только уменьшаться по мере развития тела, мрачно подумал Най. Пришло понимание, что эти органы теперь бесполезны для него. Рудиментарные конечности. Будут только мешать. Оргазм накрыл его так быстро, что почти не удовлетворил. Горячее семя залило живот и грудь, делая гуще общую смесь жидкостей на его теле, но не принося долгожданного удовлетворения. Он почувствовал, как его внутренние мышцы сжимаются по всей длине чужого члена, захватывая Вэша в силки, искушая его завершить завязку и наполнить Ная тем, чего так отчаянно жаждало его тело. “Вэш, пожалуйста”, – заныл он, балансируя на грани перевозбуждения. Но следующую порцию жалоб резко прервал смущающе громкий крик, когда Вэш со всей силы толкнулся в него бедрами и узел внутри него лопнул. Най задрожал всем телом, застыв от шока и боли. Впервые он чувствовал себя настолько выпотрошенным и вывернутым наизнанку. Окончательно взломан и разграблен. Тонкая кожа вокруг его входа туго натянулась, обхватывая член близнеца у основания, и взорвалась резкой пульсацией, когда Вэш чуть переместился. Осторожно придерживая его затылок, брат посадил его в вертикальное положение, заставляя Ная наклонить голову и уткнуться носом ему в шею. “Сейчас, Най, – сквозь стиснутые зубы взмолился Вэш, напрягшись, пока его член подрагивал, закачивая семя внутрь омеги. Най почувствовал, как его распирает. – Заверши связь”. Най принялся слепо искать идеальное место на шее брата, источающее особенно сильный запах. “...Вот и всё”, – довольно промурлыкал Вэш, мягко прижимая его голову к своей вспотевшей коже, пока Най вылизывал след от собственных зубов на его шее, пытаясь заставить свой одурманенный и отупевший от оргазма мозг сотрудничать. Позже ему придется поработать над этим получше, потому что его слабого укуса будет недостаточно, чтобы удовлетворить их обоих, но пока хватит и этого. Вэш удовлетворенно вздохнул, позволяя Наю откинуться на испорченные простыни. Его взгляд зацепился за крошечное пятно крови на губах брата. “Всё будет хорошо”, – еще раз повторил Вэш, как будто пытаясь убедить в этом и себя самого. Най вздохнул, закрывая глаза на неопределенность его фразы, вообще на всё, и стараясь не двигаться. Узел Вэша казался слишком большим, выпирая у входа, – там, где плоть еще недавно была единой, без намека на какое-либо отверстие. Най вздрагивал всем телом при каждом новом толчке, утверждающем существование этого инородного канала, его… его лона. “Я люблю тебя, Най”, – выдохнул Вэш в его волосы, целуя вспотевший лоб. “И я тебя, Вэш”, – смирившись, ответил близнец. Они отправились в отчий дом тихим ранним утром, еще до первого колокольного звона. Забравшись в повозку, лихорадочный, но с нетерпением желающий поскорее оказаться дома, Най смотрел поверх откидной крышки, как церковь Мадонны исчезает вдали, скоро превращаясь в белое пятнышко на горном склоне. Кардинал проводил их. Он благословил их союз с той же понимающей улыбкой, с какой до этого разговаривал с Наем. Вэш ощетинился, когда мужчина прижал намазанный аромамаслом большой палец к потному лбу омеги, бормоча что-то на латыни, которую Вэш и не надеялся понять. “О Мария, Матерь Божья, смилостивься и помоги своему заново рожденному сыну построить свою жизнь в любви и изобилии. Да направь ты его в повиновение воле его мужа, да благослови ты его чрево на плодородие. Да помилуй ты эту семью и даруй им много здоровых щенков, сделай их отражением твоей собственной божественной жизни, чтобы сын твой мог разделить счастье твое. Аминь”. “Аминь”, – эхом повторил Най, перекрестившись вместе с кардиналом. Конечно, не обошлось без слёз. Он называл эту церковь домом на протяжении многих лет, а сейчас фактически прощался не только с ней, но и с будущим, которого так отчаянно желал. “Это истинный путь, который Бог избрал для тебя, – успокаивал Конрад, осмелившись вытереть его слезы. – Священный долг омеги – искать свою любовь, проводить свои дни в счастье и заботе о детях. Я молюсь о светлом будущем для вас, лорд Сэйврем”. Больше не “отец”. Пока их повозка катилась вперед, пересекая границы поместья, на Ная нахлынули воспоминания детства. Как они бегали по холмам, мимо рядов виноградников, а полевые рабочие останавливались и махали, когда они проносились мимо. Поместье было таким знакомым. Оно славилось своим теплым гостеприимством внутри и приятным фасадом снаружи. Потрепанные временем стены, кое-где в трещинах, хранили в себе историю. Слуги, которых он помнил со времен своей юности, радостно приветствовали их, помогая Вэшу внести внутрь вещи Ная. Они хлопали по плечам долгожданного гостя, вновь переступившего порог спустя столько лет, вытирали его лоб прохладными салфетками, похвалили и пообещали лучшие бульоны для спасения от лихорадки, поведав, что на кухне всю ночь и утро готовились к их приезду, и потому Най сможет получить к обеду всё самое вкусное и свежее. Встреча с семьей и домом, возвращение к родному очагу затопило теплом его сердце и кости. К счастью, лихорадочный жар у Ная значительно спал и был далеко не таким сильным, как до приезда Вэша — он не хотел думать, что это могло означать, – поэтому у него хватило энергии и мотивации смыть с кожи грязь прошлой недели. Вэш, конечно, помог, стоически снеся гнев Ная, когда в итоге они связались узлом прямо в ванной. “Я не виноват, что ты такой очаровательный и я так тебя хочу”, – со смехом простонал Вэш, пряча лицо от очередного шквала слабых пощечин. “И теперь мы застряли здесь”, – прошипел Най, его дыхание сбилось, когда Вэш подвинулся под ним, отступая и нечаянно дергая за узел. “Прости...” – всхлипнул Вэш, но в его голосе не звучало ни нотки сожаления. Когда, наконец, они смогли отлепиться друг от друга, Вэш ополоснул его и, завернув в свежий мягкий халат, отнес в комнату. Слуги приготовили им легкий ужин из овощей, хлеба и бульона, а также принесли кувшины с водой, свежую одежду, постельное белье и полотенца – всё, что могло понадобиться им во время течки Ная. Но вместе с другими инстинктами омеги в Нае вдруг проснулось чувство, подсказывающее, что у него теперь долго не будет течки. Он наблюдал за Вэшем, снующим по комнате в бытовых заботах и бесконечно болтающим с такой широкой улыбкой на лице, что это становилось почти заразительным. Най вопреки всему тоже робко улыбнулся и потер ладонями живот. Его что, правда оплодотворили, и теперь внутри зарождалась новая жизнь? Грудь всё еще болела, и из сосков время от времени сочилось молоко, но уже не так обильно, как до прибытия Вэша. Жар в теле спал, и он начал ощущать реальную температуру в их комнатах, а не ту влажную духоту, которая преследовала его всю прошлую неделю. Действительно ли это могло произойти так быстро и легко? Возможно, старые приметы о плодовитости не врали, или же омеги всегда беременели так просто, а Най не был в курсе. Он многого не знал, многому ему предстояло научиться. Он был… напуган будущим, предстоящими родами, но… Его сердце сжималось, когда взгляд падал на его брата и альфу в одном лице, шаркающего по комнате, проверяя, на месте ли всё необходимое вроде свежей воды и чистого постельного белья, все ли заказанные им простыни достаточно мягкие, та ли еда стояла на столе, которую он просил— “Вэш”, – тихо позвал Най, мгновенно останавливая эту суету. Лежа на кровати, он протянул руку, и альфа в мгновение ока подполз к нему, свернувшись вокруг своей пары и мурлыча, как кот, окутывая его своим запахом. Най всегда шутил, что от него пахнет грязью, но на самом деле от Вэша пахло всем, что Най любил в нём. Это был аромат кипарисов, обожженной солнцем земли, ветра, колышущего оливковые деревья. От него пахло воспоминаниями детства, от него пахло домом.