Немощь

      Нина поправила колючий шарф на шее, поплотнее зарываясь руками в широкие карманы худой куртки. Зима в этом году была истинно чёрной. С сухими морозами и голодными бурями. Много было смертей. Не обошло его буйство стороной и их скромный приют при монастыре святой Софии.       Нина оглянулась на выстроившихся в ряд детей, провожающих молитвами очередной серый гробик. Комья рыхлой, ещё влажной, после дождя земли падали на поверхность гроба с тошнотворным «шлёп». Темплтон вздрогнула. В полной тишине, которая на миг заглушалась очередными лихорадочными строчками молитв, этот звук занимал особое пространство. Незамысловатый «шлёп» словно оборачивался в яркую семантику, скорбно вбирая в себя значение безысходности. Или возможно, безразличия. Темплтон ещё не решила.       Гибель детей особо не волновала взрослых: ни молчаливых могильщиков, ни обманчиво сострадательного церемониймейстера, ни безразлично застывших смотрителей — каждый был занят своей тревогой. На лицах некоторых воспитателей был даже проблеск облегчения. Еды будет больше. На дворе были голодные шестидесятые, когда Британия только поднималась с метафорических колен. Рационирование ещё отменяли, и то не во всех регионах. Йоркшир, к великому сожалению Темплтон, был в числе тех, кто вынуждал обывателей каждую пятницу отстаивать очереди с продуктовыми талонами в руках. Прокормить сирот тогда, когда экономика целой страны лежала в руинах было, тяжко. Развивать эту мысль дальше у Темплтон не было желания. Нина шмыгнула носом, опуская глаза к почти зарытому гробу. Возможно, неделей ранее она была бы заперта в одном из таких. Нина долго болела. Куда дольше остальных детей и почти было шагнула за хладный край.       — Если тебе плохо, можешь зайти в дом, — миссис Миллер чуть склонилась к ней. Серые, прозрачные от горя глаза женщины замерли на её лице. Нина поежилась от холода. Патрисия Миллер была наверное единственной, кто оплакивал каждую детскую смерть с присущей только ей скорбью. Скорбью лютой и сердечной. Она горевала так, будто теряла родное дитя вынесенное и вымученное в собственном чреве, а не приблудившую сироту с улицы. Искреннее участие было дорого для Темплтон, но в этом был и свой минус. Траур миссис Миллер сеял лишнюю панику среди остальных детей. «В подобные моменты необходимо сохранять стойкость и спокойствие», — думалось Нине.       — Я останусь, — передние два зуба выпали этим летом, поэтому Темплтон еще шепелявила. Миссис Миллер коротко кивнула, поднимая взгляд на маленький холмик, где уже устанавливали скромный крест.       Над головой повисли серые тучи. Нина устало повела плечами. Монастырь святой Софии кренился к земле вдали от кладбища. Его проржавевший колокол едва блестел, а пики, казалось проткнув само небо, терялись в кучевых облаках. Атмосфера затхлости и подступающего уныния была поистине удушающей. Темплтон тошнило от этого городка. От грёбаных шестидесятых, в которых она оказалась.       Это нарастало в ней. Нина Темплтон с рождения чувствовала эту инаковость. Возможно, тогда ещё воспоминаний в ней не было, но это не мешало ей выделяться. Нина росла спокойным ребенком. Не было ни слёз, ни капризов. Немногочисленные куклы всегда стояли в ряд, аккуратно заправлена постель и кудри всегда заплетены в косу — идеальный ребенок. Темплтон была всегда той, про которую начинали: «а вот Нина…»       Очевидно, это не добавило ей очков перед остальными детьми. Темплтон и прежде была словно страус среди куриц, а после и вовсе стала совсем чужой. Её стали сторониться. По крайней мере, так было до злополучной зимы, когда простуда скосила половину приюта, почти добравшись и до её костей. После уже было некогда, даже детям.       — Только смотри внимательно, — Нина покрутила в руках бронзовую пенни. Монета резво перескочив между пальцами, исчезла за долю секунды. Софи Кук, загорелая и худощавая девочка, удивленно разинула рот, с присущей только детям интересом оглядывая пустую ладошку. Хлопнула глазами и уверенно заключила: «Исчезла».       — А вот и нет, — Нина слегка коснулась мочки уха, якобы доставая оттуда потерявшуюся пенни. С тихим «дзинь» подбросила монетку и подмигнула своей пока единственной публике, — Бабка была ведьмой. Могу и нагадать, если есть чем заплатить.       Острая ухмылка на секунду промелькнула на лице Темплтон. Совсем не детское выражение в каком-то смысле уродовало её: вырезало на щеках полосы морщин, мутной тиной оседало в глубине тёмных глаз и застывало чем-то неестественным в уголках губ. Софи отпрянула назад.       — Денег нет. Есть талон на три пачки молока и килограмм риса, но мамка меня убьет, если потеряю, — таков был ответ.       Темплтон лихо закинула косу за спину и вальяжно угнездилась на Шефском кресле. Так обзывали у них комендантшу Марию, что любила возносить себя до ранга святых за те мучения, что она переживала бегая за толпой детей. Мария была женщиной своенравной и вспыльчивой. Чуть что сразу хваталась за тонкую розгу. Неважно кто был прав, а кто виновен — хлестала всех. А в свободное от наказаний время усаживалась в кресле у окна и наблюдала за петляющей дорогой вдали, ожидая мига, когда там появится желтый седан со сбежавшим женихом впридачу. Нина всмотрелась в окно, дорога была пуста. Перевела взгляд на Софи.       — Ну, тогда, информация за информацию. Я тебе будущее, а ты мне, когда твоя мамка уходит на перерыв, — протянула худощавую ладонь, — По рукам?       Девочка неуверенно кивнула, — По рукам.       Мамка её была библиотекаршей. И на редкость склочной женщиной, которая любила визгами гнать от книг подальше всех, кому было младше двенадцати. Низкая, плечистая и громкая. «Чем-то напоминала собой тролля», — порой приходила злая мысль, но Нина старалась не хаять женщину даже в мыслях, а ей, заметьте, очень хотелось. Детям младше предлагалось слушать сказки, которые поштучно выдавались только воспитателям. Это вводило юную и любопытную Темплтон в состояние близкое к бешенству. Информационный голод человека из двадцать первого века он такой — яростный.       Телевизоры были только черно-белыми, точнее единственный на весь приют телевизор, и то он находился в комнате воспитателей, потому что: «а детям-то он на кой?». Из развлечений предлагались импровизированные уроки вышивания, где они латали обноски мальчишек и детей помладше. Мастер класс по кулинарии, точнее принеси-подайка на кухне, где суетятся взрослые тетки и обсуждают хозяйство садовника и недавний скандал пьяницы Тобиаса. Говорят жену избил и полуголую выставил на улицу этой недоброй весной, но это Нина отвлеклась. Было ещё множество разных забав от банальной стирки до присмотра за ясельной группой, но последнее только для самых ответственных. Кратко, да здравствует коммунизм и эксплуатация детского труда. Присказку «от каждого по его способностям» у них воспринимают буквально. Кто на что способен, тем и будет развлекаться.       — Зачем тебе сдались эти книги? — Нина бросила взгляд на поворот, за которым шумела столовая. Мегера-Тереза ушла на короткий перерыв распивать свой традиционный файв-о-клок ти. Это было хорошей возможностью совершить маленький набег на её обитель.       — Скучно. От сказок мне скучно, Стив, — дверь библиотеки скрипнула. Темплтон тихо проскользнула через маленькую щель, — Тем более, разве тебе не интересно, что читают настоящие взрослые? Будет чем позже похвастаться перед Мэри, — Стив замешкался, но ожидаемо покраснел.       — Да сдалась мне твоя подружка Мэри!       Нина усмехнулась.       — Ладно, не хочешь не надо. Всё равно за ней уже бегает Чарли из старшей группы. Хотела, чтобы у тебя был хотя бы шанс на её внимание. Ты же знаешь, Мэри. Она девочка не дурная и очень умная. Вниманием не обделена, коль не ты, так другой, — нарочито пожала плечами.       Они помолчали минуту. Поглядели друг на друга, а потом мальчишка привалился к двери, бросая напоследок долгий угрюмый взгляд. Нина вскинула бровь.       — Ладно, я посторожу, а ты захвати мне что-нибудь потолще. И чтобы название тоже было длинным, Темплтон.       Нина решила захватить для него книгу из отдела астрономии. Пусть поскрипит мозгами. Быстро метнулась за книгами и замерла у рабочего стола Терезы. В прошлую субботу она точно видела, как тут, в одном из шкафчиков, исчезли дубликаты ключей от комнаты Шефа Марии. Темплтон резво обшарила верхние комоды, разгребая всякий хлам, которым они полнились. Перебрала сваленные друг на друга журналы, что прятались в нижних, и нашла связку ключей в маленьком ящике сбоку. Они были плотно связаны приметным красным лоскутом ткани и тихо звенели в руках. Дубликатов было пять, когда Нина оказалась за пределами библиотеки, осталось четыре. Один она спрятала в волосах. Не зря же Нина каждый день заплетает косы?       Вот она, первопричина её суеты. Место, где хранят информацию о потенциальных усыновителях, опекунах и попечителях — нора Марии Стюарт. Уголок, куда нет входа никому, кто не пробовал её знаменитых печений и не выслушивал слезливый рассказ о женихе негоднике.       Теперь Нине осталось добраться до журналов посещений. Детский дом назначает дни посещения разным опекунам в определенные даты. И желающих усыновить или удочерить ребенка обычно знакомят сначала с самыми проблемными детьми. Возможно, в отчаянной попытке сплавить кому-нибудь самых шумных и сложных. Темплтон же в свою очередь хотела узнать, за кого же зацепиться, чтобы оказаться как можно дальше от этой глуши. Нужно было подгадать день посещения хорошей семейной пары и пару раз помозолить им глаза.       Темплтон хотела от новой жизни чего-то более масштабного. Чего-то более весомого. И для того, чтобы полностью раскрыть свой потенциал, она должна улучшить стартовые условия. Она должна устроиться прочно, чтобы прыгнуть так высоко, насколько это будет возможно.       — Финнстоуны, Паклсоны, Броуди? Я успела забыть насколько чудными могут быть английские фамилии, — Нина прищурила глаза, нетерпеливо разбирая карточки потенциальных опекунов.       Они были разложены в аккуратных папочках и рассортированы по датам. Вот чем была хороша Мария, так это педантичностью. «Даже почерк! Она случаем не занимается каллиграфией? Вот, кто должен был быть библиотекарем», — размышляла Темплтон. Тереза имела привычку иногда терять несколько книг среди всего хлама, что она успела собрать в библиотеке. Вот недавно, где-то посеяла дубликат ключа от шефского кабинета, какой стыд. Нина хмыкнула.       В конечном итоге были выбраны Уитлоки. Десять лет брака, нет детей. Мистер Уитлок врач, а миссис Уитлок успешная домохозяйка, как и множество других женщин в этом десятилетии. Нина напоминает, что всё ещё ненавидит шестидесятые. Первый опыт усыновления, поэтому с детдомовскими детьми ещё не сталкивались, а значит понятия не имеют какими они должны быть. Для Нины это было бы почти что свободой. Проживают в городе Йорк, но оказались всё ещё зарегистрированы в северном Йоркшире, поэтому направление для посещения и усыновления детей им выдали в детский дом при монастыре св.Софии.       Темплтон не могла дождаться следующего четверга. Времени у неё было мало — этой весной ей будет одиннадцать. Скоро в глазах взрослых дядь и теть благодетелей она будет котироваться как подросток, что немного снизит её рейтинг на доске: «отдам в хорошие руки бесплатно».       Налёт на кабинет Шефа, как и на библиотеку прошел успешно. Почти. Темплтон поймали при отступлении, но сработала репутация и отговорка в виде кошмаров, поэтому обошлась она ласковым выговором. Хлестать её никто не стал, ведь: «Это же наша Нина!». Вот поэтому сначала ты работаешь на репутацию, а потом репутация работает на тебя. Простое правило жизни. Так вот, Нина вышла сухой из лужи, в которую сама чуть ли не прыгнула и даже смастерила себе лимонад по пути. Фигурально выражаясь. Теперь Темплтон ждала своего часа.       — Эта книга вообще на английском языке? — Нина рассеянно пожала плечами, с интересом наблюдая за пока пустынной дорогой за окном, — Что это вообще за заумные слова? Атомный анализ? Серьезно? Неужели не нашлось книги попроще? Некоторые слова я даже выговорить не могу. Темплтон!       — Ну вчитайся внимательней. Не моя вина, что ты растерял последние извилины в драке с мальчуганом из нижнего Коукворта.       В ответ ей пыхнули горящими глазами и обцыкали яростным возмущением. Нина всё же не отвлекалась.       — Тогда ответь, — хлопнули по книге, — Вот, черные дыры. Что это такое?       Нина покрылась гусиной кожей, загривком ощущая раздражение, что медленно карабкалось по спине. Безмолвно оторвала чистый листок с блокнота и карандашом медленно проткнула его центр.       — Искривление пространства, из-за которой возникает гравитационное притяжение. Представь вот это её центром, — карандаш замер возле получившегося отверстия. Темплтон линиями разрисовала своеобразные кольца вокруг дыры, — а вот это, — указала на кольца, — уже горизонт событий. Как только какой-либо объект попадает за пределы этого горизонта его всасывает в космический пылесос, но пылесос сломан, поэтому мощность у него медленная. Если бы человека засосало в нечто подобное, он бы стал спагетти перед тем, как его бы засосало до конца. Это значит, чёрная дыра космическое явление на подобие пылесоса, которое благодаря своему притяжению втягивает всё в свой центр, понял?       — Нет.       — На нет и ответа нет.       Темплтон отвернулась к окну, а дорога была всё также пуста. Нина ещё не знала, что в тот вечер она так и не встретится с понравившейся ей семейной парой.       Не знала она также и того, что через месяц к ней прилетит одно особенное письмо.