пюре с галетой

«Хоть я живу невозмутимо, но от проглоченных обид неясно где, но ощутимо живот души моей болит.» Игорь Губерман

На жестком матрасе узко, еще и пружины болезненно впиваются в копчик так, что не пошевелиться, не сдвинуться; слева неспокойный, любящий раскинуться на всю кровать Нэш, а справа храпящий Холло. Юно не может уснуть, усталый мозг постоянно на повторе вспоминает брошенные сестрой Лили слова. «А ты не знал? Аста собирается в столицу. Через неделю, вроде как. Говорит тут нечего ловить. А он же у нас амбициозный. Ну, ты и сам знаешь…» - равнодушно рассказывала монахиня, поправляя спадающую с макушки скуфью. «Столица» повторяет про себя Юно. Город-миллионник с людьми высшего общества. Не то, что он. И здания у них там, наверное, тоже не такие: блистательно начищенные окна, будто вазы. Красивые садики у порожка. Смелые решения архитекторов и яркие цвета. Сначала проходит час, потом два. На третий Юно не выдерживает, вырывается из душной комнатки, больше похожей на подсобку, и тихими шагами идет на кухоньку, пытаясь не наступить на особо скрипящие доски, утыканные по всему дому. За квадратным окошком ни черта не видно, сколько бы Юно ни пытался, он уповал на божью волю, которая, может быть, ниспошлет ему какой-то знак. Падающая звезда. Странные искры в воздухе. Внезапно пошедший дождь. Все, что угодно. Он налил из глиняного кувшина воды и сел за трухлявый стол. Кто-то так и не убрал свой ужин. Тарелка с давно остывшей давленой картошкой вперемешку с молоком, несколько фасолинок и галета. Юно почувствовал, что его сейчас стошнит, и причиной этому будет либо нервный срыв, либо протухшая пища. Он скинул все содержимое в ведро у стены. Внизу шмякнуло, и он закрыл ведро крышкой. Что тут кто-то еще, заметил не сразу, его бедро соприкоснулось с чужим, горячим. — Чего не спишь? — прошептал Аста, положив голову на его плечо. — Не могу, — Юно постарался сказать это с привычными стальными нотками, но голос предательски дрогнул. Сердце бешено застучало, и внутри все сжалось. — А хочешь, я тебя обниму, и ты сразу заснешь? — явная шутка и Юно это прекрасно считал, но в паху все равно потяжелело. Этот мальчишка, казалось, все прекрасно понимал, и задумчивые взгляды, и то, как Юно в его компании начинал себя вести не так, как привычно, как это было еще год или два назад. Асте ведь было известно о чужой наивной влюбленности, и все-равно он вел себя слишком раскрепощенно и открыто, будто насмехаясь. Юно раздражало и то, как он всегда наигранно обижался, слыша его отказ идти с ним вместе в ванную — «Юно, а что такого? Раньше ты не был против». И как теперь всегда лез к нему обниматься, чуть они лягут в одну постель. Он мог бы еще долго вспоминать такие незаметные чужому человеку моменты, прикосновения, взгляды, доказывающие издевательство со стороны лучшего друга, если бы сюда не зашла сестра Лили. Ее белая ночнушка была чересчур обтягивающей и прозрачной, не скрывающей округлых бедер и пышной груди. Юно чуть не фыркнул. «Монашка называется, а потом удивляется, что на нее заглядываются». И вспоминать, что когда-то он любил эту женщину, как мать или сестру, становиться горько, обидно. Самая обыкновенная ревность. — Мальчики, а что не спим? — спросила молодая девушка, обнимая свои хрупкие плечи. — Уже идем, — Юно слегка толкнул Асту, первым выходя в коридор. Уснуть в тот день так и не получилось. Как и на следующий день и день после. Каждый час он варился в собственных мыслях и страхах. И всё в эти дни у него выходило из рук вон плохо. В доме от него помощи было мало, и на подработке в лавке мясника ниже по улице он ни черта не мог сделать. Один нож он затупил, у другого оторвал лезвие. Жирный кусок свинины разрубал весь вечер, в дополнение забыл срезать прожилки. По итогу его отовсюду выкинули. *** Обычно Юно помогал сестре Лили по хозяйству, белье там постирать, ужин приготовить. Но сегодня он успел сжечь скатерть паровым утюгом, а позже и ужин. Монашка не сильно расстроилась, но выйти погулять попросила. Очень мягко. Он вышел из их старенького кирпичного приюта и пошел по тропинке, не задумываюсь куда и зачем. Щебень постоянно норовил застрять в обуви и поцарапать мягкую кожу. В очередной раз оступившись из-за мелких камушков, режущих лодыжку, он скинул обувь и сошел с тропинки. Он завороженно вглядывался в размытый горизонт: колосья золотой пшеницы щекотали участки тела не закрытые одеждой, доходя аж до пояса. Он шел минуту, две, три, пока не набрел на один-единственный тополь. Хотя на тополь он не особо походил, дерево как дерево. Такое же зеленое, как сотни и миллионы других. С этим куском древесины он ощущал какую-то странную, извращенную близость. Они оба так одиноки… Юно сел под него и за несколько дней впервые уснул на острой коре. — Эй, — за плечо потрясли. Юно проснулся, не понимая, где он, с кем и сколько сейчас времени. Часов у него с собой не имелось, поэтому приходилось только гадать. Рядом с ним разлегся Аста, его светлая кожа под глазами немного загорела и начала шелушиться. Юно пожалел, что у него с собой нет масла. — Я тебя еле нашел, — хмыкнул Аста, гордясь тем, что все же последние тридцать минут не были бессмысленно потрачены. — Зачем искал? — Просто так. А что нельзя? Юно пожимает плечами и отворачивается. — Что-то не так? — взволнованно задает вопрос Аста. — Почему не сказал, что уезжаешь? — Да как-то момента не нашел. — А сестре время сказать нашел. — Я не виноват, что в тот вечер тебя опять не было дома, — Асте надоедает говорить с затылком Юно, и он цепляется за его острый подбородок и поворачивает к себе. — Я работал в лавке. — Ага, — протягивает Аста гласные. — И что ты там будешь делать? — Юно ковыряет коросту на костяшке и не замечает боли. — Не знаю, но найду чем, — Аста смеется и хватает руку Юно, не позволяет ему себя трогать. — Зачем ты это делаешь? — Что делаю? Юно долго не решается объясниться, буквально признаться в своих чувствах. — Играешься со мной. — Я не играюсь. — Аста поправляет свои синие бриджи и неторопливо пододвигается к Юно. Настолько неторопливо, чтобы хорошенько подумать над своими дальнейшими действиями. Чтоб не допустить ошибку. Рот Асты неуверенно касается губ Юно. Поцелуй неуверенный, совсем еще детский и кажущийся невинным. Аста не знает, как правильно прихватывать чужую губу, стоит ли кусаться, даже если очень хочется, а еще можно ли использовать язык. Юно стесняется узнать, как он выглядят в глазах Асты? Наверное, до смешного жалко? Он придвигается ближе к другу, сопернику, назвать его можно как угодно, это не изменит своей сути, и кладет свои большие ладони на его краснючие щеки. Легкий ветер поднимает подол рубахи, и вокруг ярко пахнет румянкой. Вдалеке слышится окрик «отца», их зовут на ужин. Юно резко отрывается от мягких губ. Глаза бешеные, неверующие. — Пора, — он касается кончиками пальцев светлой брови Асты. — Нет, — Аста нерешительно привстает и садится на чужие бедра. — Я… Хочу запомнить этот день, — он протягивает руку вниз, поглаживает плоский, практический впалый живот и ведет вниз, касается горячего, напряженного паха. Показывая, чего он хочет и ждет. — А нас не будут искать? — Незачем. Юно жмурится и тяжело вдыхает. Ему чудится, что он сейчас задохнется. Он крепко стискивает его кисть и останавливает. Смотрит в светло-зеленые глаза цвета свежескошенной травы и ищет в них любой намек на неуверенность. Ведь не может же так быть, что Аста действительно его желал. Или может, и все это время его чувства были взаимны. — Давай, — более уверенно и напористо говорит Аста и тянется к легким штанам Юно. Развязывает слабый узелок и стягивает ткань до колен. Смотрит на возбужденный, слегка кривой член и робко касается темной кожи. — Красивый, — комплимент неуместный, точнее он кажется неуместным, когда его произносит Аста. Юно кусает щеку изнутри и спрашивает: — Не пожалеешь? — Нет. Рот наполняется слюной, и Аста опускает потяжелевшую голову вниз, облизывает воспаленные венки и слегка солоноватую кожу. Язык очерчивает крайнюю плоть, нежит внутри. Он не особо знал, что и как правильно делать. Скудные книжки без подробного описания помогали так себе, но даже его неумелые движения заставляют Юно загнанно дышать, так словно он на пределе. Он касается большим мозолистым пальцем покрасневшего рта и отодвигает от себя Асту. — Все… Хватит, — шепчет он. Аста ярко улыбается и облизывает красные губы. Ему стыдно, но стыд этот приятен. Он скидывает с себя обрезанные брюки и рубашку, оставаясь в тоненькой футболке, рубашку с брюками кладет под себя и притягивает к себе Юно. Земля холодная и жесткая, пятки ног моментально покрываются пылью дороги, а редкие колосья щекочут шею и лопатки. Смотря на верх, он видит порозовевшее небо с пушистыми облаками, будто из ваты. — Нужно растянуть, — протягивает Аста, раздвигая ноги. Юно кивает и, смочив руку слюной, тянет к узкой дырочке. А другой тыльной стороной поглаживает напряженные бедра, бедра эти практически гладкие, если не считать светлых, едва заметных волосков. Солнце садится намного раньше, чем они могли ожидать, малиновым гигантом скрывается за золотистым полем в миллионах километров от земли. Под одиноким деревом в поле появляется надоедливая мошкара. Аста, похрипывая, просит остановиться и притягивает к себе ближе, непозволительно ближе. Юно приподнимает коленку Асты и прижимает еще сильнее к земле. Второй он сжал свой член у основания и медленно ввел влажную головку в растертую дырку. Замер, прислушиваясь к болезненному стону над ним. Дыхание сперло, и он осторожно задвигался. Ощущение было таким, словно его стянуло в тягучем меде или в самой узкой перчатке. Ни о чем таком он не мог мечтать, даже в самых влажных снах он не позволял себе зайти за черту, оставаясь Асте названным братом. И сейчас он лишь надеялся, что этот момент продлится как можно дольше, растянется на саму вечность. Аста немного сдвинулся назад и вплелся пальцами в слегка жесткие черные волосы Юно. Вглядывался в его пьяные, счастливые глаза с оттенком охры и старался расслабиться. То, что между ними происходило, не было ему привычно, мышцы внизу жгло, натирало, но постепенно ощущение становилось менее болезненным и странным. Если не сказать приятным. — Тебе хорошо? — он целовал его острые скулы и покусывал крупный кадык. — Да, — сказал Юно, приподнимая Асту за поясницу и держа таким образом на весу. Хотелось сильнее, быстрее. Руку он кладет на немного увядший член Асты и водит по нему в такт толчкам. Внутри становится уже. И Юно не выдерживает, скрючивается, крепко жмурит глаза до цветастых всполохов и застывает. Вся одежда в комьях грязи, на бедрах следы густой молофьи. Аста встает на шатающиеся ноги и пытается промять затекшие бедра. В голове пусто, на душе легко. Он густо краснеет, когда Юно целует его в чувствительную шею и дает накинуть на себя какую-то тряпку. — Как быстро ты сможешь собраться? — протягивает Аста, смотря на Юно снизу вверх. Им никогда не требовалось бороться с ветряными мельницами.