malus natalis

...темный, темный вечер за окном. грязным окном, которое не мылось уже очень давно. каждая незначительная деталь напоминает мне об уходе матери, даже такая маленькая, как разводы на стекле. после ее смерти что-то изменилось, что-то щелкнуло у всех в головах, настроение в семье сменилось то ли на траурное, то ли на агрессивное, когда никто из-за собственной гордости не хочет признавать, насколько она была нам дорога. я стояла в полнейшем мраке, даже свет выглядывающей из-за махровой одежды деревьев белоснежной луны, похожей больше на огромный глаз посреди звёздного неба, не смог пробиться в комнату, да я особо и не хотела этого. приятно иногда застыть на несколько минут, смотря в одну точку, выгнав все мысли из головы и наслаждаться тем, что ты живёшь, хотя живым себя совсем не чувствуешь. хлопок открывающейся двери. я поняла по шагам, что это был мой отец - шаркающим, настолько ленивым, что его ноги почти не отлипали от пола, громким. в отличие от него старший брат ходит бесшумно, словно на цыпочках, даже стук его каблуков кажется не таким громким. — мм, пройдемте к столу! — его язык еле еле переваливался, поэтому слова сложно различить, но, так как я привыкла к такой отцовской особенности, мне это удавалось без труда. в такие моменты чувствую себя переводчиком. гласные тянулись, а некоторые согласные беспорядочно проглатывались. буквы были настолько тяжёлыми и увесистыми, что казалось, будто их положили в мешок и погрузили тебе на спину. мне не хотелось идти от слова совсем. это единственный день рождения, который я встречаю с недовольной гримасой и нежеланием отмечать такой важный праздник, но просто необходимо вытерпеть это все и провести время в кругу семьи, хоть и постепенно разрушающейся. после смерти мамы по семье словно пробежала трещина, которая со временем превратится в огромную дырень, делящей семью на две половины , в одной из них - я с братом, а в другой чуть ли не спившийся отец. придется вытерпеть надоедливых родственников, чтобы не сойти с ума в одиночестве, хоть и такой вариант я предпочла бы больше, чем испытывать стыд, разговаривая с папой. друзья, хоть таковых у меня осталось не так много, предлагали мне отметить день рождения с ними, даже собирались заказать столик в моем любимом кафе на углу - старом, дешевом, с простейшими блюдами и низками ценами, но таком атмосферном, я же вежливо отказалась, мне как минимум было неловко есть за чужой счет, хоть и на собственный праздник. помню, как отец вдруг пропал на неделю, наверное, жил с какой-то женщиной, а потом вернулся как ни в чем не бывало и с натянутой улыбкой на опухшем лице заявил, что это день рождение я буду отмечать в кругу семьи, что он сам организует всю готовку и подарки. ложь. я нехотя обернулась на него в надежде увидеть наконец-то опрятный и трезвый вид, но заметила лишь дрожащие руки и перегар, от которого тошнит. надежда ведь умирает последней, верно? может, все пройдет не так плохо, мы просто поедим и разойдемся? хотелось бы в это верить. двигаться тяжело, кажется, я готова простоять в одной позе целую вечность, с согнутыми ногами и взглядом, смотрящем в пустоту. на секунду я даже забыла, что в этой комнате есть кто-то помимо меня, я словно находилась совсем не в этом мире, разум мой уплыл куда-то далеко, а мысли размазывались, будто масло по хлебу. неожиданный вскрик, которым он пытался отвлечь меня от собственных мыслей и позвать к столу, но я лишь испуганно дернулась. честно, мне все равно на день рождения, а в особенности на то, что я провожу его в кругу семьи, нет, даже не семьи - просто людей, живущих со мной под одной крышей, ибо тяжело сказать, что я связана с этими личностями чем-то, кроме одного места жительства, пока мои сверстники снимают квартиру и зовут туда сотни приятелей, совсем не близких людей, просто малознакомых или общих друзей, закупаются дешевым алкоголем из пятерочки, может и ароматными кальянами или сигаретами, а может и чем-то посерьезнее, но мне, к большому счастью, такое неинтересно, то ли из-за родственников, имеющих многочисленные зависимости, то ли самой неприязни к чему-то запрещенному. я наконец поднялась с кровати, отбросив мысленные размышления в сторону, и прошла мимо отца, даже не желая смотреть в его сторону - до того мне было тошно видеть это измученное до отеков лицо. хорошо, что на "празднике" (хоть таковым я назвать его не могу, до того мне противно охарактеризовывать это мероприятие чем-то, связанным с весельем) мне не придется сидеть в одиночестве наедине с пьяным отцом, благо сегодня придет мой старший брат - антон. он возвращается в родной дом на пару часов и крайне редко, не чаще двух раз в год - на мой день рождения и перед новым годом, но каждый день его приезда отличается от серых будней своей особенностью, а точнее подарками. сколько бы раз я не говорила, что мне не нужно от него ровно ничего и как неловко принимать от него эти сюрпризы, он все равно каждый раз возвращался с огромными подарочными упаковками с длинными красными бантами, в которой что только не бывало, каждая распаковка такой коробки ощущалась своеобразной игрой. например, антон очень любит, как на мне сидят готические платья с расписными длинными рукавами, кружевными воротниками и роскошными выкройками, мол они подчеркивают мою модельную фигуру, также не забывает про украшения и аксессуары - различные браслетики, заколки, кольца и ожерелья с драгоценными камнями внутри. честно, я каждый раз заливаюсь пунцовой краской от стыда, когда принимаю такие подарки, и дело не только в их цене, скорее в самом желанием преподнести мне что-то во время наших таких редких встреч, которым антон так горит. зовет он меня не иначе, как "айка", и таким ласковым, трепещущим голосом, похожим больше на пение птиц. все это - дорогие подарки, милые прозвища, это ведь братская любовь, которую он так неумело выражает. правда в остальных моментах антон такой же эмоционально недоступный, как и с другими, но особенности, упомянутые мною выше, делают меня исключением из его отношения ко всем остальным людям. с виду он холодный человек, ну, если говорить о впечатлении людей о нем, да и со мной он не особо разговорчивый. немногословный и безэмоциональный - так его описывали мои родители до нашей первой встречи. и это оказалось правдой. и вот он, вытянувшись, спокойно сидит на сложенном плюшевом диванчике, положив руки на заставленный едой стол. длинные угольные волосы его сплетены в высоком аккуратном хвосте, закрепленном тугой резинкой, а словно стеклянные глаза смотрят в пустоту. видимо, он точно также как и я любит позависать в собственных мыслях. одет он как обычно в деловую одежду - черный пиджак, достающий почти до коленок, льняную белоснежную рубашку с галстуком и темные штаны. наверное, только с работы. вообще, антон немногословен в разговорах, касающихся его сферы деятельности, он не из тех людей, которые до безумия горят собственной профессией, но денег на проживание, как я понимаю, ему вполне хватает. мы обменялись приветливыми взглядами и я села рядом с ним, ближе к середине, а он - к краю. на столе было не так много еды, как хотелось бы и как в общем-то наготавливала мама, а готовила она в большом размере, чтобы хватило всем и осталось ещё на утро, сейчас же стояла только пара тарелок, в одной из них находилась вареная картошка странноватого цвета, а в другой подгоревшая со всех сторон черная курица. я покривилась от одного только ее вида, не представляя, как собираюсь жевать и проглатывать эти отходы, наверное, кусок этой несчастной птицы застрял бы у меня посреди горла, а я лишь покорчилась, отводя взгляд от этого "блюда". я знала, что отец особо не умел готовить и в прошлом полагался целиком на умения жены, но не настолько же. — с днем рождения, доченька! — отец, шаркая, вошел в гостиную и приобнял меня, в голову ударил отвратительный запах перегара и чего-то до опьянения горького, — знаешь же в каком мы сейчас положении..мм...ты у нас умная девочка! раздражает. раздражает его желание сблизиться со мной, обнять и поцеловать, похвалить и подчеркнуть достоинства. я попыталась вырваться из его рук, но хватка была настолько крепкой, что казалось, будто он пытается удушить меня. наконец, когда я уже стала голубой от нехватки воздуха, он отпускает меня и напоследок влажно целует в лоб. мерзко. я с отвращением вытираю слюни со своего лица. — да, спасибо, пап...я понимаю. отец расплывается в довольной улыбке. выглядит как младенец, которому дали его любимую игрушку. даже в 40 с лишним лет мужчина может быть похожим на ребенка. я, отвлекшись от разглядывания отцовской физиономии, перевела встревоженный взгляд на брата и заметила, как его черные, словно смола глаза горят, в них появилась яркая искра, которая свидетельствует о том, что в нем наконец заиграла жизнь. я не понимала, с чем связан этот необычный блеск, отражающийся в его взгляде, ведь обычно антон в одном и том же угрюмом настроении, а на дне его расширенных зрачков плавало полное спокойствие и безразличное. — мама всегда говорила, что ты молодец, — одно лишь упоминании этой женщины заставляло сердце биться чаще, а глаза распахиваться и становиться влажными, отец же сел за стол и подвинул к себе прозрачную бутылку с водкой, доставая две маленьких рюмки. в ответ на это антон лишь отрицательно покачал головой — я не пью. но я не слышала его. перед глазами вновь всплыла картина ее приветливого и немного морщинистого лица, широкие добрые глаза с лучинками по бокам, маленькие губы, похожие больше на две полоски, скривленные в лучезарной улыбке, которой она одаривала меня каждое утро. прошло недели две, а может три, я уже сбилась со счету, но мне все также кажется, что мама все еще рядом, все еще со мной, будто она ушла в магазин, или к подруге, или на ярмарку, или на работу, но только не на тот свет, и я изо дня в день трепетно жду ее, каждого человека в подъезде, поднимающегося к нашему этажу, я принимала за нее, каждый раз восторженно бежала к входной двери и смотрела в глазок, ожидая увидеть там родную мать. ко мне так и не пришло осознание, что ее больше нет. из глаз постепенно начали идти горькие слезы, они текли по щекам, попадали на виски и искусанные в крови губы, я с тревогой облизывала их и чувствовала, насколько они были солеными. перед глазами мельтешило и в скором ныне привычная и уже родная комната превратилась в множество ярко-красных точек. — ээх, сопля! тебе еще и меня, и антона пережить придется! — отец не унимался, в пьяном бреду он наверное не понимал, насколько сильно меня ранили его слова, да и вряд-ли его бы это остановило, — успокойся, размазня! меня больше не поражало, с какой скоростью его "молодец" и "умная девочка" превратилось в "размазню", ибо такое происходило у нас дома каждый день, в один момент он был готов носить меня на руках, боготворил и обещал, что скоро все изменится, а в другой одаривал звонкой пощечиной за то, что я не принесла ему пиво. классика. — хватит. спокойный и твердый голос антона заставил меня оглянуться по сторонам и понять, что я все еще нахожусь в сознании, сижу на этом чертовом скрипучем диване и ожидаю какого-то чуда, наверное, чтобы пришла мама и поставила отца на место. она всегда была моей защитой, моей опорой, моей каменной стеной, за которой я могла спрятаться от пьяных родственников. — ты еще за нее заступаться будешь? настоящий мужик должен держать бабу в узде! я посмотрела сначала на отца, затем на антона. они оба были ощутимо раздражены, у папы побагрели щеки и намок лоб, а у брата еще сильнее загорелись глаза. я не знаю, как описать его поведение, но сегодня антон очень отличался, то ли тем, что пытался защитить меня, то ли этим блещущим взглядом. меня это больше удивляло, чем озадачивало. вдруг юноша встал, ткань на месте где он сидел была немного примята, одним быстрым движением руки схватил нож, воткнутый в подгоревшую куру угольного цвета, и подошел к креслу отца. что? что он собирается делать? еще несколько секунд антон смотрел на него таким взглядом, от которого кровь застыла в жилах, мне на мгновение показалось, что все это глупый сон, кошмар, после которого я проснусь и все будет в порядке. истошный крик. крик, который приводит меня в чувства. лезвие, которое пару секунд назад находилось в руках у брата, теперь торчит из живота отца. в висках запульсировало и сердце начало биться так, как никогда до этого не билось - настолько быстро, что хотелось исцарапать собственное тело, сломать грудную клетку и в конце концов вытащить этот злосчастный орган, вызывающий накатывающие приступы тошноты, который будет полностью в крови, алой, словно зимний закат, багряной, будто наливное яблоко, красной, как... как жидкость, капающая с ножа. еще один удар. вонзает, вынимает, вонзает, вынимает. я нервно сглотнула, смотря то в один его глаз, то в другой. ничего, кроме пустоты. прежняя искра полностью пропала. когда уже весь живот отца был изрезан и похож больше на небрежный кусок мяса, чем на тело человека, антон успокоился. я не разбирала, что он кричал, то ли мое имя, то ли имя моей мамы, то есть своей жены. я кричала, кричала вместе с ним, умоляла брата прекратить, пыталась закрыть лицо руками, лишь бы не видеть этого ужаса, или же залезть под стол, но и там были ноги отца, стучащие по холодному полу. папа горел в агонии, махал руками в попытке достать до своего сына, харкался сгустками крови, жидкость из его живота не перестала хлестать ручьем, нет, фонтаном, он становился все бледнее и бледнее, пока не стал полностью похожим на мел. все это время я находилась в бессознательном состоянии. кровавый нож выпал из рук антона и звонко упал на пол, но за криками почти бездыханного тела этого стука не было слышно. он, протиснувшись через отца, подошел ко мне и, аккуратно взяв меня за дрожащую руку, повел в коридор. последнее, что я видела - как папа закатил глаза и завопил мертвым криком, а затем обмяк на кресле. я даже не решалась взглянуть на антона. мой родной брат - убийца, и лишил он жизни не какого-то прохожего, соперника или ненавистного человека, а собственного отца, осознание этого меня беспощадно душило, сжимало и без того хрупкие бедра и заставляло сердце гонять кровь еще быстрее. мысли перемешивались и жужжали, словно рой несносных пчел, я не слышала ничего, кроме воплей родителя, которые уже закончились, но они снова и снова проигрывались у меня в голове. — теперь он не будет тебя обижать, айка. мы вышли в подъезд. перед глазами все плыло, я не видела собственных рук, да мне и в принципе не нужно было что-либо видеть, ибо меня осторожно вел за собой антон. я захлебывалась в слезах, умоляла вернуться в квартиру, вызвать скорую, остановить кровотечение, забинтовать папин живот, но в ответ слышала лишь тишину. я не помнила, как мы вышли на улицу. мертвый черный город возвышался надо мной, заставляя чувствовать себя полным ничтожеством. я ощущала, как антон смотрел на меня сверху вниз, и хоть наша разница в росте была не более тридцати сантиметров, мне казалось, словно я не достаю ему и до пояса.