───── ◉ ─────
— Полагаю, самым первым ты должен узнать, что ни один из нас не является обычным человеком, — сказало невероятно прекрасное неземное создание, назвавшее себя мужем Хоба, сказало тёплым и тягучим голосом, оседающим где-то внизу живота, и способным успокоить его жуткую мигрень одним лишь тоном. — Я только что видел, как ты выпил кипяток и даже не вздрогнул, — ответил Хоб. Может, он и потерял память, но обострённое чутьё осталось. — Так что я уже понял. Сон — какое имя, Хоб в восторге — слегка расслабился и отпил свой всё ещё слишком горячий чай. — Я рад, что ты так хорошо это воспринял, — сказал он. — Я. Как ты уже, кажется, догадался. Не человек. — Да, — произнёс Хоб. — Вампир? — Вампир? — Сон сморщил нос в явном отвращении. — Ты похож на вампира, — заметил Хоб. — Бледный, прекрасный, носишь много чёрного, а твои зубы слишком уж заострены, и мне почему-то очень хочется, чтобы ты меня укусил, поэтому я просто… предположил. — Ты хочешь, чтобы я тебя укусил? — спросил Сон, глядя на Хоба так, словно он… Ну, словно он либо только что обнаружил в себе прежде неизведанное, либо упомянул уже имеющийся кинк. — Хм, — начал он, дуя на свой чай. По крайней мере, он не вампир, иначе он бы знал, что от чая ему будет плохо, и инстинктивно не стал бы его пить. — Что ж, будет о чём подумать на досуге, когда мы оба сможем насладиться этим. Так кто же ты тогда? — Сложно, — ответил Сон. — Я боюсь ошеломить тебя. Но я также боюсь, что ты заметишь мои странности и испугаешься. — Даже из космоса люди уже заметили твои странности, — сказал Хоб. Сон недоверчиво смотрит на него, приоткрыв рот, но выражение его лица смягчается так мило, что внутренности Хоба делают небольшой кульбит, а потом он улыбается, и Хоб знает, как редка и драгоценна эта улыбка. — Я рад, что травма не изменила тебя. — Тебе, наверное, тоже страшно, — произнёс Хоб. — Страшно, что ты потерял меня. В каком-то смысле. Мне очень жаль, любовь моя. Сон покачал головой. — Ты исцелишься. Это… неизбежно. Ты… — Я очень стар, не так ли? — спросил Хоб. — Типа. Настоящий антиквариат. — Да, — кивнул Сон, но между его бровей появилась небольшая морщинка. — Откуда ты знаешь? — Просто знаю, наверное, — пожал плечами Хоб. — Как давно мы знакомы? — Чуть более шестисот лет, — ответил Сон. — Ты не намного старше этой цифры. — Но ты — да, — произнёс Хоб. — Ты… по-настоящему древний, — добавил он. Сон кивнул. Хоб задумался, не является ли это верным признаком того, что он исцеляется, что он сможет во всём разобраться, или же эта информация настолько укоренилась в нём, что даже амнезия не властна над этой частью его сознания. — Шесть сотен лет, и ты всё ещё рядом? — поражённо спросил Хоб. — Шесть сотен лет, а я не могу вспомнить тебя, — тише добавил он. Страх и растерянность подступают к горлу, обжигают глаза. — Это не были шестьсот лет непрерывного контакта, — сказал Сон, накрыв ладонью его руку. Жест получился неловким, и всё же успокаивающим. — До недавнего времени наши жизни переплетались лишь мимолётно, — добавил он. — Я рад, что это изменилось. Хоть какое-то облегчение. По крайней мере он не забыл о шестисотлетнем браке. А ещё ему нравится идея переплестись со своим потрясающим мужем, и он считает это хорошим знаком. Хоб вздыхает и аккуратно кладёт голову на плечо Сна. — Устал, — прошептал он. — Ты чудесно пахнешь. — Тебе не нужно льстить мне, чтобы я позаботился о тебе, — засмеялся Сон. — Это не лесть, Кажется, я просто не умею держать язык за зубами. — Что ж, это не новость, — сказал Сон, и в его голосе ещё слышался отзвук чудесного смеха. — Я бы хотел уложить тебя спать, если позволишь. В моей власти даровать спокойный сон. — Я доверяю тебе, — на автомате произнёс Хоб и почувствовал, что это правда. Он доверяет Сну. — Мне приятно слышать это, — фраза стала последним, что услышал Хоб, прежде чем отключиться.───── ◉ ─────
Пока Хоб спит, Сон проникает в подсознание ведущего в мире эксперта по амнезии, допрашивает её под видом увлечённого ученика и понимает, что та совсем не прочь поделиться знаниями. Доктор Ву описывает случай Хоба, как нетипичный, и это необязательно плохо. Он вспомнит. Он должен. Это такая же рана, как и любая другая, а со дня их встречи у него не появилось никаких новых шрамов. Она уверяет его, что как только Хоб начнёт восстанавливать воспоминания, то, скорее всего, восстановит их все в кратчайшие сроки. Кроме тех, что связаны с происшествием. Она утешила его, и он благодарен за это. По-прежнему мало что можно сделать, чтобы ускорить процесс. Лишь заботиться, и теперь Сон посвятит себя этому. Он побуждает сны Хоба, гадая, сможет ли таким образом вернуться его память, но это кажется слишком рискованным. Он не может поведать то, чего не знает, и это было бы… нечестно — внушать Хобу воспоминания о их совместном прошлом с точки зрения Сна. К тому же, он бы мог полностью отторгнуть их, ложные воспоминания могли бы даже ухудшить ситуацию. Нет. Таким путём он не пойдёт. Если выбор встанет между Хобом, с которым придётся начинать всё заново и Хобом, чей разум уничтожен и не подлежит восстановлению, он выберет первое. Сейчас Хоб кажется неожиданно довольным. Его сны расплывчатые, и Сон держит кошмары подальше от него. Они служат важному предназначению, но Хобу нужно время на исцеление, а не мучения собственными страхами, которые в любом случае необоснованные. — Хоб считает, что мы состоим в браке. Клюв Мэттью открывается, но он быстро приходит в себя. — Я больше никогда не оставлю тебя без присмотра, — выдаёт он. Он не должен позволять своему ворону говорить с ним подобным образом, но где-то внутри он чувствует тепло — приятно, когда о нём заботятся и не боятся показать это. К тому же, единственная очаровательная часть Мэттью — его прямота, и было бы досадно настаивать на отсутствии её демонстрации. — Я не говорю, что не надо было ему помогать, — продолжает Мэттью. — Просто немного волнуюсь о том, как он воспримет это, когда память вернётся к нему. Люди… Сон поднимает руку, прерывая его. — Хоб поймёт необходимость моих действий, когда его воспоминания восстановятся. Пока же ты должен обращаться к нему, как к моему супругу, — сказал он. — Мне понадобится твоя помощь, и я не хочу, чтобы он чувствовал, словно я что-то скрываю от него. Он. И так. Встревожен. — Так как мне к нему обращаться… ваше величество? Или… Типа, как если бы он был принцем? Помоги-ка с этим. Конечно же Мэттью предпочёл бы для Хоба более почтительное обращение, чем для своего хозяина. Всё же они быстро успели поладить и стать друзьями. Из Хоба получилась куда более приятная компания, чем из него самого, так что это неудивительно. — Он бы предпочёл, чтобы ты называл его Хоб, — произнёс Сон, не силах сдержать улыбку. Он знает, знает, что Хоб бы ужаснулся и смутился титулу величества. Он бы просто не принял его. И даже будь он на самом деле супругом Сна, он бы захотел, чтобы все в Мире Снов звали его Хоб. Просто Хоб. Сон слышит это так отчётливо, что внутри него разливается боль. — Но я ведь так его и называю? — спросил Мэттью. — Погоди-ка, он и меня забыл? Очевидный ужас Мэттью при этой мысли странным образом действует успокаивающе. Сон решает, что это нормально — чувствовать, словно потерял кого-то. Чувствовать горе, пусть он и повторяет себе, что это временно, и Хоб всё ещё рядом. Даже если он никогда не вспомнит, он всё ещё тот же Хоб. Сну приходит в голову мысль, что, если он никогда не вспомнит, то продолжит считать, что они состоят в браке, и это… Он не уверен, что стал бы что-то менять. Это может показаться кражей, но он делал вещи и похуже, а Хоб счастлив. Хобу нравится его странный супруг. Хоб смотрит на него, и в его воображении рождаются яркие чувственные грёзы о том, как бы они смотрелись вместе, как бы они чувствовали друг друга вместе, и тянется к воспоминаниям, которых не найдёт, но… — Я уверен, что он снова подружится с тобой, — ответил Сон, прерывая свою мысль. — И вновь загорится желанием возобновить вашу общую игру по выведению меня из себя. — Да он и с хлебной плесенью подружится, если надолго оставить его одного, — фыркнул Мэттью. — Ладно, ладно. Хорошо. Раз Хоб считает, что вы в браке, пускай так и считает. Как прошла свадьба? — Свадьба? — моргнул Сон. — Ну, полагаю, я был приглашен, — сказал Мэттью. — А вдруг он спросит, какой она была? — Ты не сможешь что-нибудь соврать? — недоверчиво спросил Сон, потому что Мэттью —прирождённый лжец. — Смогу конечно, — ответил он, — Но наши истории должны совпадать. Сон вздохнул. С такой логикой не поспоришь. Какой была бы их свадьба с Хобом? Чего бы Хоб хотел? — Тихой. В Пробуждённом Мире, — начал Сон. — И более торжественной в Мире Снов. Из уважения к моей любви к зрелищам. Он хороший и внимательный муж. Добрый. Терпеливый. Не позволяет себе злиться на меня, — добавил он, вспоминая то, что сказал Хобу — правду. Хоб никогда не злился на него, хотя имел на это полное право. Он всегда, всегда ставил чувства Сна выше своих собственных. Наверное, Сон не заслуживает такого преданного и мягкосердечного супруга. И всё же в данный момент он у него есть. — Звучит здорово, — сказал Мэттью. — Может, он и за меня выйдет, когда поймёт, что вы не в браке. Сон приподнял бровь. — Что? — спросил Мэттью. — Я не могу хотеть быть любимым? — Ты очень любим, Мэттью, — мягко произнёс Сон. — Хобом и мною. Я прошу прощения, если показываю это недостаточно открыто. Мэттью странно притих. На целых пять секунд. — Вау, — сказал он. — А вороны могут плакать? Не важно, я всё равно расплачусь, — он сделал паузу и шмыгнул. — И я тебя люблю, босс. Сон знает, что, по необъяснимым причинам, Мэттью любит его, но всё же приятно слышать это, особенно сейчас. Он позволяет себе лёгкую улыбку, но лишь на мгновение, пока не чувствует, что Хоб начинает просыпаться. — Мне нужно… — Позаботиться о своём муже, — самодовольно закончил Мэттью. — Вперёд. Мы позаботимся обо всём здесь. Сон кивнул и исчез.───── ◉ ─────
Хоб проснулся и обнаружил Сна всего в муке посреди кухни, которая стала выглядеть как зона боевых действий. — Милый? — спросил он сонно. Головная боль ощущалась на твёрдую пятерку из десяти, он проголодался, и в целом чувствовал себя весьма сомнительно. — Я надеялся избежать раскрытия факта, что из нас двоих лишь ты умеешь готовить, — ответил Сон. — Так я твой хранитель очага? — расплылся в улыбке Хоб. — Живу за твой счёт? Выглядишь так, будто можешь позволить себе содержать меня. — Ты работаешь профессором истории в университете, — сказал Сон. — Я не нуждаюсь в пище, поэтому… — Но я всё равно тебя кормлю? — спросил Хоб. Конечно же да. Он бы кормил того, кого любит. Он просто знает это. — У тебя есть привычка предлагать мне еду, в которой я не нуждаюсь, — начал Сон. — А у меня есть привычка её есть. Звучит правильно, звучит как правда. — Потому что ты любишь меня, — Хоб вновь улыбнулся ему. — Я… Да, — согласился Сон. Хоб сокращает расстояние между ними и протягивает руку, чтобы стереть муку с носа Сна. — Спасибо, — от всего сердца произносит он. — За то, что стараешься. Ради твоего хрупкого маленького человечка, которому нужно есть. Думаю, если я найду чистую тарелку и смогу расчистить себе путь к тостеру, то мне этого хватит. Хоб дарит ему ещё одну улыбку и в мгновение ока кухня сияет чистотой, как никогда прежде. На Сне теперь тоже ни пятнышка. — Я не считаю тебя хрупким, — сказал Сон. — Или маленьким. — Очень надеюсь, — рассмеялся Хоб. — Я должен быть просто восхитителен в постели, раз смог удержать тебя. Профессор истории, говоришь? Боже, так я претенциозный? Я что, претенциозный нюня? — В тебе нет ничего претенциозного, — сказал Сон, и его безупречные губы изогнулись в лёгкой улыбке, от которой у Хоба что-то сжалось внутри. — Я считаю, что ты более сентиментален, чем признаёшь, но я бы никогда не назвал тебя «претенциозным нюней». Тебя можно описать по-разному, но точно не так. Хоб хмыкнул и очень неохотно отстранился от успокаивающей тесной близости Сна, в которую неосознанно погрузился. Но почему ему кажется это странным? Сон его муж. Они наверняка были куда более близки. Хоб убеждён, что ему очень даже нравится секс… — Тебе нравится секс? — спросил он и сразу же ужаснулся от мысли, что, возможно, пересёк границу, о которой знал до вчерашнего дня, но теперь забыл, а Сон ещё не привык к мысли, что Хоб не… — Очень, — мягко ответил Сон. Хоб не может взглянуть на него, но услышав ответ, чувствует облегчение. Он кладёт хлеб в тостер и делает несколько глубоких вдохов. — Можешь пообещать мне кое-что? — спросил он, внезапно обнаруживая, что он из тех людей, которые любят хорошее масло, и это его безмерно радует. Простые радости важны, и он знает, что считает так не только потому, что оказался в текущей плачевной ситуации. Ему всё больше нравится тот человек, которым он был прежде. — Зависит от того, о чём ты попросишь, — честно ответил Сон. Хоб может попросить его о чём угодно, пожалуй, в этом плане он очень непредсказуем. — Просто… Останови меня, если я сделаю то, чего ты не хочешь. Чего бы я никогда не сделал. Я не помню тебя и могу сделать это ненарочно, я просто… Я не хочу через десять минут, неделю или пять лет вспомнить, что ты позволил мне сделать то, что тебе не нравится. Было бы идеально, если бы ты прямо сказал, есть ли что-то, от чего ты пытался меня отучить, — сказал он и нервно засмеялся. — Не беря в расчёт исключительные обстоятельства, ты не сможешь сделать со мной ничего такого, чего бы я тебе не позволил, — ответил Сон. — Тебе не стоит беспокоиться обо мне. — Но я беспокоюсь, — сказал Хоб, доставая тост, и сразу же зашипел от температуры, обжигающей пальцы. Он бросил его на тарелку, пританцовывая, и наверняка представляя собой довольно нелепое зрелище. Когда он рискнул поднять взгляд на Сна, тот смотрел на него как… Как влюблённый. И в этом Хоб уверен. Сон любит его. Иначе и быть не может. — Я делаю это постоянно, да? — Не думаю, что знаю ответ, — произнёс Сон, но глаза его засверкали. Боже, он прекрасен. Кем бы он ни был. Хоб так и не узнал. — Я беспокоюсь о тебе, потому что люблю тебя, — сказал Хоб. И в этом он тоже уверен. Это чувство является частью его сути. Оно настолько укоренилось в нём, что никакая амнезия не способна вырвать его. — Ещё я знаю, что никогда бы не хотел обидеть или расстроить тебя. — Это так, — подтвердил Сон. — По крайней мере умышленно. Со мной… сложно. — Всё равно люблю тебя, — сказал Хоб, со счастливым вздохом кусая тост. Выражение лица Сна напоминает ему, что и он чего-то лишился. Что они с трудом справляются с этим. С горем. Которое странным образом кажется куда тяжелее обычного. — Не важно, насколько ты сложный, — добавил Хоб, — этого я не забыл. Кажется, я уже очень давно тебя люблю. Он наблюдает за тем, как Сон сглатывает, и думает, что ему, наверное, нужно перестать говорить такие вещи. Возможно, ему это напоминает о том, что он потерял. Хоб надеется, что его муж находил утешение в нём, и видит (если ему не кажется), как потеря этого может ранить. — Прости, — сказал он. — Я перестану… повторять это. Если тебя это расстраивает. Сон открывает рот для ответа, но внезапно раздается стук в окно. Хоб поднимается и на автомате открывает его, впуская на кухню ворона, а потом задается вопросом, какого чёрта он это сделал. — Стоп, он уже всё вспомнил? — спросил ворон. На идеально чистом английском с американским акцентом. Почему-то Хоб воспринимает это, пусть и не как что-то абсолютно нормальное, но как что-то привычное. — Ещё нет, прости, — ответил он. — Я так понимаю, мы знакомы? Ворон кивает, что тоже не очень-то нормально, но, опять же, привычно. — Это Мэттью, — представил Сон, переводя взгляд с одного на другого. — Любопытно, что он тебя не удивил. — Я не помню его, но помню, что нужно было открыть окно. Возможно, это другого рода память, — пожал плечами Хоб. Сон задумчиво хмыкнул. — Рад знакомству, Мэттью. Снова. Прости за, эм… За то, что забыл тебя. — Ты не виноват, — сказал Мэттью и отвёл взгляд в сторону. — Прости, что не смог помочь, когда, ну… Хоб приподнял бровь в удивлении. — Это вроде как моя вина, — продолжил он, переступая с лапки на лапку и глядя в пол. — Мы болтали и я, наверное, отвлёк тебя, потому что ты оступился на мокрых листьях, а потом откуда-то нарисовался, эм, почтовый ящик? Ты ударился головой и долго не приходил в себя, и я уже подумал, что ты умер. Но потом вокруг тебя начали собираться люди и звонить в скорую, и я не мог ничего поделать, кроме как сбежать. Ну, точнее улететь. Чтобы доложить боссу… Хоб отломал кусочек тоста и предложил его Мэттью. — По мне так ничьей вины в этом нет. Просто несчастный случай. Не переживай об этом, — сказал он. — Это приключение. Судя по всему, они мне нравятся. Мэттью принял тост. — Вряд ли ты бы смог чем-то помочь, — добавил Хоб, отламывая ещё кусочек тоста. — Хорошо, что ты вообще был рядом и присматривал за мной. Мэттью принял второй кусочек с большей готовностью, и они продолжили делить тост Хоба, пока Мэттью докладывал Сну о том, что он мог бы понять раньше, но не сейчас. Он снова научится. Если потребуется. Если память так и не вернётся. Он знает, что он любит Сна и знает, что Мэттью — надёжный друг. Он может начать с этого. В какой-то момент Хоб подходит к дивану, падает на него, закрывает глаза и начинает засыпать. В полудрёме он слышит, как Сон звонит кому-то, кого он не помнит, и объясняет сложившуюся ситуацию, и да, он супруг Хоба, и да, о нём хорошо заботятся, и да, он будет держать в курсе его состояния. Чисто теоретически Хобу стоило бы поволноваться о том, что это будет стоить ему карьеры, о которой он не помнит, но он этого не делает. Вместо этого он наслаждается тихим голосом Сна, когда тот произносит «Я его супруг». Ещё в больнице это успокоило его. Осознание того, что у него был кто-то. Кто-то, кто он нём беспокоился. Кто-то, кто любил его. Когда он снова открывает глаза, Сон сидит на краю журнального столика и смотрит на него. — Здравствуй, красавец, — поприветствовал он, улыбаясь. Розовый румянец расцветает на прекрасных щеках Сна, окрашивая его белоснежную кожу. — Расскажи, как мы познакомились, — просит он. Уголок губ Сна приподнимается в очаровательной кривой улыбке. — В конце четырнадцатого века. Ты оскорбил мою сестру, когда мы случайно зашли в таверну. Хоб вздрогнул. — Ты не знал, — добавил Сон. — Моя сестра Смерть. Точно. Ладно. Наверное, он знал это, наверное, она была… как минимум на свадьбе. — Хочешь сказать, что ты старший брат Смерти? — спросил Хоб. Сон. Значит ли это, что Сон — это сон, как значит то, что Смерть — это смерть? — Младший брат, — поправил Сон. Что-то нежное и тёплое распустилось в груди Хоба. Младший брат. Сон — младший брат. Хоб представляет его крошечным темноволосым и голубоглазым малышом, который был таким милым, что ему было невозможно отказать. — Я никогда не был ребёнком в том виде, в котором ты представляешь, — сказал Сон. Хоб удивлённо моргнул, глядя на него. Он не произносил ничего вслух, он уверен в этом. — Я вижу твои грёзы, — добавил он. — Я… управляю грёзами. Во всех их проявлениях. Хоб снова удивлённо заморгал. — Ты — король? — Многие меня так называют, — согласился Сон. — Но не ты. Ты считаешь это забавным. — Ну, честно говоря, — начал Хоб, — меня это немного заводит. Розовый румянец вернулся на щёки Сна, но в этот раз более тёмного оттенка. Он всегда такой? Он сказал, что ему нравится секс, очень, при этом краснеет, как девственник. Хоб уверен, что они занимаются потрясающим сексом. А как же иначе? Всё во Сне потрясающее. И он видит, как Сон смотрит на него. Как будто он удивительный. Может, он просто такой. Застенчивый. Что-то подсказывает Хобу, что ему всегда такие нравились. Застенчивые. — Ты знаешь, что ты прекрасен? И я имею в виду не только… физически. Ты объективно красив, это очевидно и сложно не заметить. Но ещё ты очень очарователен. Не знаю, говорят ли тебе об этом. Надеюсь, что я говорю. И снова этот взгляд. Как будто ему больно. — Прости, — сказал Хоб, — Я… Я знаю, что тебе тяжело. Я просто не хочу, чтобы ты чувствовал себя нелюбимым. Ты не потерял меня. Я уже понял, что влюблялся бы в тебя снова и снова. — Хоб… — Нет, ты прав, извини, — Хоб самокритично улыбнулся. — Тема закрыта. Расскажи мне про… работу. Про свою работу, если её можно так назвать. — Это моё предназначение, — сказал Сон. — Моя единственная функция в этом мире. — Не единственная, — на автомате ответил Хоб. — Ты всё ещё личность. Сон смотрит на него пару долгих мгновений, мягко приоткрыв губы. — Ты всегда видел меня именно так, — в конце концов произнёс он, глядя поверх дивана в окно. — Потому что я очень наблюдательный, — ответил Хоб. — Я вообще весьма умён. Мне даже позволили преподавать, знаешь ли. — Ты фальсифицировал множество своих квалификаций, — сказал Сон. — Но ты превосходный преподаватель. Мне нравятся твои лекции. — Теперь он говорит, что я преступник! На самом деле он не удивлён. Некоторые вещи в квартире создали впечатление, что он провёл несколько жизней, размышляя о законе внушения. Который он имеет привычку игнорировать, когда ему удобно. — Ты был им в разные моменты своей жизни, — сказал Сон с нежной улыбкой. — Но ты много кем был. Подмастерьем типографа, когда эта профессия только появилась. Солдатом. Разбойником. Был осуждён за ведовство, — продолжал он. — Ты был попрошайкой и вельможей, и всем, что между. Ты прожил самую необыкновенную жизнь. Хоб просиял на этих словах. Отлично. Он с нетерпением ждёт возвращения воспоминаний. — Хотел бы я провести с тобой больше времени, — мягко начал Сон, — чтобы мог рассказать тебе больше. В прошлом я был… глупцом. — Не важно, — отмахнулся Хоб. Он уверен в своих словах, уверен, что и с воспоминаниями будет думать так же. Сон сейчас здесь. Только это имеет значение. — Сейчас ты рядом. — Это так, — согласился Сон. — Кем бы ты хотел, чтобы я стал после? — спросил он, чтобы как-то разрядить обстановку. — Кем бы ты хотел меня видеть? — Я эгоистично хочу, чтобы ты выбрал жизнь, что породит истории, которые ты потом расскажешь мне, — ответил Сон. — Ты… моё окно в человечество. И я бы хотел, чтобы оно было как можно шире. — Бортпроводником, — с усмешкой предложил Хоб. — Могу поспорить, что у них целый багаж историй. — Ты не любишь летать, — сказал Сон. — Вот ведь. Ну ладно, тогда не вариант. Забавно, что я помню о бортпроводниках, но не помню, что не люблю летать. Мне повезло, что ты со мной. А вдруг бы у меня была какая-нибудь смертельная аллергия? — Ты бы не умер, — отметил Сон. — Но у тебя аллергия на пыльцу. — Чего и следовало ожидать, — усмехнулся Хоб. — Ты говорил, что это очень неприятно, — добавил Сон с лёгкой улыбкой. — А у тебя небось даже насморка никогда не было, поэтому ты считаешь это забавным. — Мне не нравится видеть твои страдания, — ответил Сон. — Но мне приятно видеть, как ты справляешься с этим. В этом есть что-то удивительно нежное, что-то, из-за чего Хоб чувствует себя нужным своему мужу. Словно он мельком увидел проблеск своей пользы. Он собирается сказать об этом, как вдруг раздается дверной звонок.───── ◉ ─────
Коллега Хоба — Мэриан, которая преподает лингвистику и очень восхищается замечательным владением Хоба среднеанглийским языком — удивилась, узнав, что он состоит в браке, причём давно. Сон запоздало понимает, что эта проблема была предсказуемой. Мэттью пытался предупредить его. По ней видно, что она ужасно расстроена, но это не имеет значения, потому что Хоб смотрит на неё, как на друга и коллегу, без искры интереса в глазах. И это вдобавок к открытию, что Хоб решил всецело посвятить себя своему мужу, так что следующие полчаса проходят довольно неуютно. Он заваривает чай и уверяет подругу, что о нём очень хорошо заботятся и скоро он вернётся на работу, как только вспомнит что-нибудь. — Прости, любовь моя, — произнёс Хоб, как только дверь закрылась, и плавно переместился в личное пространство Сна, как будто здесь он и должен находиться. Это. Не неприятно. — Я прошу прощения за любые неприятности, которые мог доставить тебе и твоей подруге, — сказал Сон. Он не сожалеет о причинённых неприятностях. Это избавит Хоба от неловких разговоров в будущем. Он уверен, что интерес Мэриан никогда не будет встречен взаимностью. — Думаю, потеря памяти и так бы разрушила любые шансы на бурный роман, даже не будь у меня тайного супруга, — усмехнулся он. — Меня всё устраивает. Предпочитаю тебя. Сон шумно сглатывает. Он не предвидел возможности того, что Хоб окажется любящим супругом вне зависимости от того, помнит он об этих отношениях или нет. Особенно, если никаких отношений и не было. Оглядываясь назад, он понимает, что и это можно было предвидеть. Мэттью всё предвидел и пытался предупредить. Но уже слишком поздно раскрывать правду. Когда Сон рассказывал Хобу о его бессмертии, у него был такой шанс, но теперь он упущен. Сейчас это лишь причинит ему боль, ведь он потеряет то, за что цеплялся. — Мне приятно это слышать, — сказал Сон. — Кажется, ты считаешь меня очень хорошим супругом. — Ну, мои знания довольно ограничены, — усмехнулся Хоб, — но, по крайней мере, ты был таким все эти дни. Могу поспорить, что ты был таким всегда. Наверное, я нечасто это говорю, — добавил он. — Но я буду говорить чаще. Как сильно я ценю тебя. Баловать тебя больше. — Ты постоянно меня балуешь, — честно ответил Сон. Хоб в изобилии дарит ему то, чего он желает: компанию, дружбу и время — столько, сколько Сон просит. Он мог бы попросить большего и получить это без колебаний. Ему часто хочется попросить большего. — Ты никогда мною не пренебрегаешь и не принимаешь как должное. Ты уделяешь мне столько своего времени и внимания, сколько бы я ни пожелал. Ты построил это место для меня, чтобы я смог найти тебя после отсутствия. У меня нет сомнений в твоей преданности. И лишь после того, как он произнёс это вслух, Сон осознал. Он никогда не сомневался в преданности Хоба. Хоб долгое время считал Сна своим другом, высоко ценил это дружбу и никогда не переставал её ценить, никогда, что бы между ними ни происходило. На лице Хоба расцветает улыбка, очень близкая к той, к которой так привык Сон. — И хорошо, — сказал он. — Ты этого заслуживаешь. — Ты этого не знаешь, — возразил Сон. Но Хоб никогда этого не знал, и всё же всегда верил в это. — Я это чувствую, — пожал плечами Хоб. — Я знаю, что ты важен мне. Что ты — самое важное, что есть в моей жизни. Только ты заставляешь меня что-то чувствовать, чувствовать искру узнавания. Не знаю, что бы я без тебя делал, — закончил он и невесело усмехнулся. — Ты процветал без меня ранее, — сказал Сон. — И так будет снова. Хоб смотрит на него тёплым и знакомым взглядом, который проникает в него глубже, чем ему бы хотелось, проскальзывает сквозь рёбра и касается сердца. — Я этого не хочу, — отрезает Хоб. — У меня есть ощущение, что у нас было довольно непростое прошлое. Уверен, что сделал что-то, что расстроило тебя, уверен, что и ты сделал что-то, что расстроило меня. Но без груза этих знаний я просто… Я смотрю на тебя и понимаю, что ты будешь со мной. Всегда. Хоб улыбается нежно и искренне. Сон сглатывает. — И снова я это делаю, — добавил он, криво усмехнувшись. — Я всегда такой навязчивый? — Когда-то мы виделись лишь раз в столетие. — Часть меня сомневается, что это было моей идеей, — замечает Хоб весьма проницательно для человека, который не помнит, какой чай он пьёт. — Верно, — признаёт Сон. — Я не возражаю против твоих заверений в том, что моё присутствие приветствуется. Хоб снова улыбается. И снова не совсем той улыбкой. — Если ты не против, я бы немного вздремнул. С тобой всё будет в порядке? — Тебе нужно отдохнуть, — согласился Сон. — Думаю, я справлюсь несколько часов без тебя. Я уже делал это ранее. — Можно тебя поцеловать? — внезапно спросил Хоб. Наверное, Сон выглядит так же встревоженно, как и чувствует себя, судя по тому, как Хоб резко отшатывается от него. — Только… Только в щёку, — заверяет Хоб. — Всё нормально, если нельзя. Я понимаю. Просто это похоже на мою привычку и я не перестаю думать о том, как это всё тяжело тебе даётся, и хочу лишь тебя утешить. Я хочу, чтобы всё снова стало нормальным для тебя. Будет ли это нормально для тебя? Сон снова сглатывает. Он не может принять от Хоба эту незаслуженную любовь. Но ещё он не хочет производить впечатление равнодушия. Хоб считает его хорошим и любящим мужем, и эта мысль приносит ему покой, а Сон не хочет ранить его. Он наклоняется вперёд и касается губами щеки Хоба. Хобу не пришлось ничего отдавать по незнанию, лишь принять. — Спи, — сказал Сон, подталкивая Хоба в сторону спальни. — Я буду здесь, когда ты проснёшься.───── ◉ ─────
Есть что-то заветное и драгоценное в том, чтобы держать супруга за руку. Это кажется невероятной наградой, хоть Сон и заверил его, что ему это нравится и не причиняет никаких неудобств. Уверенность в том, что Сон здесь ради него, так успокаивает, что он засыпает на середине следующего фильма из длинного списка, над которым они, очевидно, работали. Сон сказал, что это подборка века. Когда он просыпается, то понимает, что спал, положив голову на плечо Сна, а их руки всё ещё соединены. Он вновь чувствует странное головокружение от всего этого. — Я одержим тобой, — заключает он, сонный и до краёв наполненный теплом. Великолепные розовые полосы вновь проявляются на выразительных скулах Сна и Хоб наклоняется, чтобы провести по ним губами, впитывая в себя прерывистый вздох. Он улыбается и решает попытать удачу с шеей Сна. Второй вздох приводит в восторг и подтверждает то, что секс у них и правда потрясающий. Что Сну и правда нравятся его прикосновения, когда он не слишком озабочен мыслями о самочувствии Хоба. Это радует. Он немного боится вспоминать. Вспоминать то, что ему бы не хотелось. Например то, что они недавно поссорились. Или что один из них ранил другого, и они это ещё не пережили. Сон продолжает удивляться его проявлениям привязанности и он беспокоится, что тот отвык. Но нет. Нет, он думает, что его добрый, милый и внимательный муж не хочет на него давить, пока память не восстановилась. Возможно, он не осознает, что Хоб любит его до глубины души, и никакая травма не способна повлиять на это. Хоб надеется, что теперь он это понимает. Что он любим. — Пойдём в постель? — спрашивает Хоб, касаясь губами изящной шеи своего мужа. Ещё один прерывистый вздох. — Я не уверен, что нам следует… Хоб прерывает его смешком. — Просто спать, — сказал он. — Прости, я знаю, что может показаться, что я только этим и занимаюсь, но я очень устал. Мне хочется обнимать тебя, пока я сплю. Если, конечно, ты обычно мне это позволяешь. Сон сжимает пальцы Хоба. — Всякий раз, когда ты этого желаешь. Получается, всегда. Хоб знает, что всегда. Он просто не может не хотеть обнимать Сна. — Пойдём спать, — сказал он, медленно поднимаясь из-за нахлынувшего головокружения, и потянул за собой Сна. Сон следует за ним в спальню и неохотно отпускает его руку, когда Хоб занимается своей вечерней рутиной. Он знает, что ему нужно почистить зубы, и если не он отольёт перед сном, то встанет через двадцать минут, а если не умоется, то даже возраст не спасёт это шестисотлетнее лицо от высыпаний. Он не может вспомнить любимый цвет Сна. Или дату их годовщины. Или первый поцелуй. Эти вещи он хочет вспомнить. Потому что они важны. — Какой твой любимый цвет? — спрашивает он, раздеваясь ко сну. Последние дни были как в тумане, но теперь всё начинает понемногу проясняться. — В смысле, я знаю, что тебе нравится чёрный, но… — Мне нравится много цветов, — ответил Сон. — Ты был удивлён, увидев огромное разнообразие красок в моём царстве. — Твоём царстве, — повторил Хоб. — Имеешь в виду страну снов? Он об этом забыл. Или просто ещё не осознал. Что его муж был существом, возможно, выходящим за рамки его человеческого понимания. — Мир Снов, — поправил Сон. — Я бы показал тебе. Но боюсь подвергать твой травмированный разум ещё большей нагрузке. Человеку нелегко воспринимать его так, как воспринимаю его я. Но в прошлом ты отлично справлялся. — Точно, — произнёс Хоб, забираясь на кровать и придерживая одеяло для Сна, который даже не сдвинулся с места, чтобы начать переодеваться. Он вообще не шелохнулся. Хоб смотрит, как Сон опускает взгляд на себя, и его одежда мерцает, преображаясь из футболки и узких джинсов в шелковую пижаму. — Теперь я чувствую себя голым. — Ты должен спать в том, в чём тебе удобно, — сказал Сон. — Недавно я открыл для себя любовь к янтарному. Цвет твоих глаз в лучах солнца. — Безнадежный романтик, — усмехнулся Хоб. — Меня в этом и раньше обвиняли. — Мне нравится. Говори мне такое хоть каждый день. — Я часто ловлю себя на том, что меня тянет к тебе. В своей работе. Я пытаюсь повторить изгиб твоей улыбки или локоны волос. При создании новых снов. — Получается, я буду сниться людям? — спросил Хоб. — Частично. И не всегда людям, — ответил Сон. — Не только людям снятся сны. — Вау, — сказал Хоб, поражённый мыслью о том, что представляет из себя его муж. Наверное, рано или поздно он всё же пришёл к полному осознанию, но пока он этого не помнит. — Прости, просто. Уверен, что успел когда-то привыкнуть к этому, но ты ведь по-настоящему потрясающий. И снова этот прелестный румянец. — О, любовь моя, — произнёс Хоб и потянулся рукой к щеке Сна. Прикосновение вызывает лёгкое головокружение. Так и должно быть, думает Хоб. Неважно, сколько раз он это делал. Невозможно не приходить в восторг каждый раз, касаясь чего-то столь восхитительного. — Я тебе недостаточно часто это говорю, — начал он. — Прости меня. — Ты ласков более, чем требуется, — ответил Сон, и в его глазах проявились слёзы. — Ты относишься ко мне лучше, чем любое другое живое существо. — Ох, хороший мой, — потрясённо произнёс Хоб. Он тянет на себя Сна и крепко прижимает к себе, не чувствуя никакого сопротивления. Сон комнатной температуры, но что-то внутри Хоба — чувство или воспоминание — подсказывает, что он и не должен быть холодным. Он любит тепло. Хоб накрывает его одеялом и целует его растрёпанные шелковистые волосы, когда Сон сворачивается калачиком рядом с ним. — Тебе, должно быть, очень тяжело, — сказал он. — И я не знаю, как это исправить. Кроме как продолжать говорить о том, что, хоть я и забыл подробности, но чувства остались. Они всё ещё со мной. Сон тяжело сглатывает. — Когда у нас годовщина? — спросил Хоб, прокручивая ранние мысли в голове. — Давай, просвети меня. — Седьмого июня, — приглушённо ответил Сон, прижимаясь к груди Хоба и щекоча своим дыханием волосы на ней. — Недавно прошла. Я сделал для тебя что-нибудь приятное в этом году? — Да, — ответил Сон. — Гораздо больше, чем я того заслужил. Хоб издаёт тихий болезненный звук. — Не думаю, что сделал хотя бы половину того, что ты заслужил. Потому что я считаю, что ты заслуживаешь весь мир. Ты такой чудесный, и был так добр ко мне. Мне хочется подарить тебе луну. — Вряд ли бы я позволил тебе захватить луну ради меня, — сказал Сон. — Я считаю её союзницей. — Наверное, только поэтому и не захватил, — Хоб приподнял подбородок мужа, чтобы встретиться с ним глазами. — Я тебя первым поцеловал? Или ты меня? Сон делает медленный вдох и позволяет глазам закрыться. — Хотел бы я тебе ответить. — Что ж, по крайней мере не я один забыл, — произнёс Хоб и наклонил голову, чтобы поймать губы Сна. Он хотел, чтобы поцелуй вышел целомудренным — лёгким прикосновением губ, но Сон судорожно вздыхает и это пробуждает что-то жадное, нуждающееся и отчаянное внутри него, и на несколько блаженных ударов сердца поцелуй превращается в чувственный, глубокий и жаждущий. Он отстраняется, голова гудит от высокого давления, и смеётся. — Ну вот, — начал он, — теперь можем всем говорить, что это был я. Наверное, так и было. Готов поспорить, что желал этого целую вечность. Сон покрывается прелестным розовым румянцем до самых кончиков ушей, и это так восхитительно, что Хоб готов расплакаться. Его милый, прекрасный муж такой застенчивый, что достаточно одного лишь поцелуя, чтобы его смутить. Он любит его. Он любит его отчаянно, неистово и всем своим сердцем. — Это всё мелочи, — сказал он, прикасаясь своим носом к носу Сна. — Я всё ещё я, и всё ещё твой. Несмотря ни на что. Сон снова сглатывает. — Тебе пора спать, — сказал он и Хоб уловил намёк. Разговор окончен. У него есть ощущение, что Сон из того типа людей, которым нужно немного времени, чтобы разобраться в чувствах. — Сны помогут? — с улыбкой спросил Хоб. — Они необходимы, — ответил Сон. — Как минимум для твоего здравомыслия. — Тогда мне нужно побольше спать, — рассмеялся он. — Обнимемся, пока я буду засыпать? Сон колеблется мгновение, достаточно долгое по мнению Хоба, и он уже делает вдох, чтобы добавить «если хочешь», но в следующую секунду Сон порывисто обнимает его, словно желая спрятаться в нём. Хоб любит его так, так сильно. Он надеется, что прежде был хорошим мужем, но теперь полон решимости стать ещё лучше. — Спокойной ночи, любовь моя, — прошептал он. Усталость берёт над ним верх и он засыпает.───── ◉ ─────
Сон неподвижно лежит в объятиях Хоба и паникует. Он изо всех сил старался избежать откровенной лжи, за исключением самой первой и главной — что они супруги. Он сказал правду, отвечая на вопрос об их первом поцелуе, ведь у них его не было. Он сказал правду, рассказывая о том, что в последнее время его тянет к Хобу в работе и цветах. Он не может перестать думать о нём. Что держать его за руку было приятно и совсем не стесняло. Что он позволял Хобу обнимать его каждый раз, когда тот хотел — что было лишь дважды, и Сон бережно хранит воспоминания об этих быстрых объятиях. Что Хоб относится к нему лучше, чем кто либо прежде. Что седьмого июня он получил один из лучших подарков, в котором нуждался. Что он влюблён в него. Желает его. Принимает любое проявление привязанности Хоба, и никогда не попросит о большем, как бы ему ни хотелось. Всё это правда, хотя он и говорит её уклончиво. И Хоб поцеловал его за это. Хоб подарил ему что-то, чего он желал месяцами, веками или эонами. Возможно, он был сотворён с дырой по образу и подобию Хоба Гэдлинга, и желал его с тех самых пор. Возможно, поэтому он так часто и отчаянно искал его общества, привязанности и тепла. Возможно, именно поэтому, когда потребовалось объяснить, кем ему приходится Хоб, первым, что пришло ему в голову, было назвать его мужем. Потому что в собственном сердце это уже давно так. Он бы никогда больше не был несчастен, будь это действительно так. Хоб не перестаёт доказывать ему это, купая его в солнечном сиянии своей любви, даже несмотря на отсутствие памяти. Если бы он совершил меньше ошибок, Хоб смог бы его полюбить. Он в целом не неприятен Хобу. Таким его делает лишь его прошлое поведение. Его гордое, эгоистичное и жестокое поведение, от которого не избавиться. Вот только за короткий промежуток времени, проведённый с этим человеком, он всё же избавился от него. В нежных объятиях Хоба он играет со своим обручальным кольцом. Оно — такая же часть его самого, как и его одежда, и поэтому он не должен его ощущать, и всё же он чувствует его вес на своём пальце. Хоб возненавидит его за это, когда вспомнит. Конечно же. Мэттью пытался предостеречь его, но он отмахнулся от своего мудрого, проницательного и полезного ворона, потому что хотел погрузиться в эту грёзу и не планировал заходить так далеко. И всё же уже слишком поздно что-то менять, ради блага Хоба. Утром, сразу после душа, Хоб приготовил для них завтрак. Он вложил в руку Сна стакан с апельсиновым соком и коснулся его губ. Уже слишком поздно останавливать его. Черта пересечена, и почва за ней рухнула. — Можно вытащить тебя на солнышко? — спросил Хоб, съев половину яичницы с тостом. У него получается удивительно вкусная яичница. Он как-то рассказал Сну, что весь секрет в добавлении соли и воды во время взбивания. — Я уже сказал, что я не вампир. — Да, но ты же сон. Или сны. Вдруг они, ну… исчезают при свете дня. — Существуют также грёзы. — А они считаются за сны? — Хоб облизал губы. — Входят в твою часть работы? — Да. — Ты невероятен, — выдохнул Хоб. Он не был так откровенен в своих впечатлениях, когда Сон впервые объяснял ему это. И не задавал так много вопросов. Сон лишь сейчас осознал, что это не потому, что ему было неинтересно. А потому, что он считал, словно ему не позволено. Но, конечно же, мужа расспрашивать позволяется. В это мгновение он верит, что Сон идеальный любящий супруг, терпеливый и заботливый. — Ты уже говорил это. — Потому что это правда. Я думаю, что ты удивительный. — Это взаимно, — признал Сон. — Ты часто меня удивлял. Хоб заслуживает правду. Эту правду. Он просто не может не быть честным в своих реакциях, потому что не видит подвоха. И должен получать столько же правды в ответ. Хоб краснеет, глядя в свою кружку с чаем, и что-то нежное шевелится где-то в глубине Сна. Он и раньше заставлял Хоба краснеть, но редко, и не из-за такой прямоты и осознанного проявления симпатии. От этого легко можно стать зависимым. Хоб снова его целует, когда допивает чай и направляется в сторону раковины. Он кладёт руку на плечо Сна, мимолётно касаясь пальцами нежной кожи шеи. Аккуратное прикосновение. Он не позволит себе большего без разрешения мужа. Сон хочет дать ему разрешение. Разрешение касаться так, как ему захочется, оставлять на нём синяки, проводить короткими ногтями по спине с такой силой, чтоб остались следы. Оставлять метки на внутренней стороне его бёдер и животе. Для Хоба он станет мягким и податливым. Настолько, насколько это вообще возможно. Он сохранит все отметины, чтобы Хоб мог насладиться ими с утра. Но есть нарушения и нарушения, и он полон решимости придерживаться меньшего из зол. Он может лишь принимать то, что Хоб ему даёт и давать ему то, о чём его просят, так он хотя бы не отбирает то, что ему не положено. И Хоб даёт и берёт. И Сон уверен, что он бы вёл себя так ласково с любым своим партнёром. Это меньшее из зол, он и так зашёл уже слишком далеко, поэтому в дальнейшем ограничится меньшим злом. — Если я пообещаю одеться, как приличный член общества, ты прогуляешься со мной? — спросил Хоб. — Ты всегда одеваешься прилично, когда у тебя есть такая возможность, — сказал Сон. — Тогда со мной не так уж стыдно выходить в люди? — Хоб хотел, чтобы это прозвучало как шутка, но Сон видит, как тот касается мочки уха, в последний момент отдергивая себя. Однажды он признался, что веками пытался избавиться от этой привычки. И всё же до сих пор так и не смог. — А должно быть? — спросил Сон. — Мне просто… интересно, — пожал плечами Хоб. — Я получил парочку сообщений от знакомых, и никто из них не упомянул тебя. Но я заметил, что у меня и нет близких друзей. — Возможно, потому, что ты знаешь, что рано или поздно тебе придётся попрощаться с ними, — начал Сон. — Тебе уже. Причиняли боль. Когда люди стали замечать, что ты не стареешь и слишком долго живёшь. — О, — сказал Хоб. — Полагаю, я боюсь, что они причинят боль и тебе. Сон внимательно посмотрел на него. Хоб не предпринимал попыток представить его кому-то из своих друзей. Только работникам бара, и то из необходимости. Не более. До сих пор казалось, будто ему просто не хочется этого делать. Но Хоб знает, что не так давно Сон пострадал от людей. Возможно, всё же дело было не в нежелании. — Ты не объяснял мне причины, — сказал Сон. — В любом случае, компания из меня не слишком приятная. Хоб приподнял бровь в удивлении. — Ещё какая приятная. Никого в мире я бы не предпочёл тебе. — Ты больше никого в мире и не помнишь, — вздохнул Сон. — Я познакомился с Мэттью и Мэриан. Всё ещё предпочитаю тебя. Он снова краснеет. Ему нравится наслаждаться этой украденной любовью, на которую он не имеет права. Так глупо. Глупо и эгоистично. Но если бы он прекратил всё сейчас, то причинил бы Хобу боль. — Ты, — Сон сделал паузу, чтобы набрать в лёгкие воздуха, и засунул руки в карманы своего пальто, — замечательный супруг. Хоб просиял от этих слов так, словно не существует похвалы лучше. Словно ничего он так не желает, как быть замечательным супругом Сна из рода Бесконечных. Он стал бы им. Конечно же стал бы. Если бы только Сон не потратил шесть веков, систематически уничтожая свои шансы на это. — Я люблю тебя, — произнёс он так, словно это самая простая вещь в мире. — Одевайся, — сказал Сон. — И я с удовольствием прогуляюсь с тобой.───── ◉ ─────
Холодный озноб пробегает по позвоночнику Хоба от звука разбившейся чашки в тихом кафе, где они решили отдохнуть. Перед глазами мелькает вспышка — Сон с длинными волосами, собранными на затылке, и ухмылкой на лице, от одного только воспоминания о которой его бросает в дрожь. И накатывает волна абсолютно дикого возбуждения. Он опасен. — Хоб? — позвал его Сон, вытягивая в настоящее. Хоб смотрит на него и чувствует себя до нелепого взбудораженным. — Кажется, я вспомнил что-то, — сказал он. — Тебя. В прошлом. — Из-за звука разбитой чашки? — спросил Сон, и Хоб утвердительно кивнул. — У тебя были длинные волосы. — У меня часто были длинные волосы. — Тебе очень шло, — сказал Хоб. — Я вспомнил, как… до боли возбудился, — добавил он, смущённо отводя взгляд. — Но мне кажется, что это было до того, как мы… — Да, — согласился Сон. — Да, это было… до. Но у меня есть похожее воспоминание. Связанное с возбуждением. — Хорошо, что мне удалось возбудить тебя хотя бы раз в жизни, — расплылся в улыбке Хоб. — Дважды, если мне не изменяет память, — сказал Сон. Он дразнится. — Ты дразнишь меня? — спросил Хоб, ухмыляясь ещё шире. И снова на его щеках расцветает румянец. Господи боже, он прекрасен. Хоб счастлив, что теперь ему позволено его целовать. Иначе он бы умер от желания. Он задевает своей ногой ногу Сна под столиком. — Тебе можно, знаешь. Я не сахарный. — Это всё, что ты вспомнил? — спросил Сон. — Пока да, — пожал плечами Хоб. — Мне нравится, что первое вернувшееся воспоминание было о тебе. Я же говорил. Одержим. Ты — самая важная часть моего мира. Сон тяжело сглотнул. — Скорее это потому, что я сейчас рядом. — Нет, — отрезал Хоб, беря руку Сна в свою. — Это потому, что остальное не так важно. Не пойми меня неправильно, было бы здорово вспомнить все шестьсот лет жизни. Но самое главное для меня — вспомнить тебя. Всё остальное было в прошлом и осталось там. А ты — моё будущее. Он поднёс руку Сна к губам и поцеловал костяшки его пальцев, почувствовав себя так, словно всегда мечтал это сделать. — Я хочу, чтобы ты перестал воспринимать это с таким трудом, — добавил он, когда Сон вновь покраснел. — Хоб, — произнёс Сон. Его голос прозвучал не надломлено, но очень близко к тому. В глазах заблестели слёзы. Бедное создание. — Ты ждал меня, — сказал он так тихо, что Хоб бы его не услышал, если бы не прислушиваться. — Ты… Мы поссорились. Давно. Более века назад. — Ох, — мягко выдохнул Хоб. Вот оно. То, что стоит между ними. — Я был не прав. И бросил тебя. И не появился на следующей встрече. И в этом тоже есть моя вина, — сказал Сон. — Чрезмерная гордыня. — Но ты вернулся, — сказал Хоб. — Да, — согласился Сон, сжимая руку Хоба. — Да, как только смог. И узнал, что ты ждал меня. Когда другие перестали. Я не хочу, чтобы ты вспомнил это без подготовки. Я знаю, что сильно ранил тебя. И едва могу понять твоё великодушие, ведь ты простил меня. — Мой дорогой, — начал Хоб, — я люблю тебя. И это явно началось раньше, чем сто лет назад. Даже исчезни ты сейчас на очередные сотню лет, я буду ждать тебя. Сон резко вздыхает и слёзы в глазах грозят вот-вот пролиться. — Пойдём-ка домой? — предложил Хоб. — Думаю, нам обоим не помешают объятия.───── ◉ ─────
Хоб держит его аккуратно, словно хрупкое дикое создание, и проводит пальцами по волосам. Его тело тёплое, приятное и располагающее. Он смеётся при мысли о том, что Сон мог оказаться тяжёлым, а на самом деле тот почти ничего не весит. Возможно, так и есть. Ему и раньше было сложно контролировать свою форму рядом с Хобом, а теперь тем более. Хоб считает, что его муж ничего не весит, и Сон позволяет этому сбыться, лёжа на нём. Здесь, в знакомой святыне его квартиры, растянувшись вдоль тела Хоба на диване, Сон почти может поверить, что он любим. Грёза, окутавшая их, мучительно нежна. Хоб представляет, как неуверенно проводит пальцами по его лицу, очерчивая нос и брови. Он представляет их зарождающиеся отношения, только-только начавшие расцветать. Он представляет, как испытывает волнение и благоговение, не уверенный в том, что его прикосновениям рады, испытывает болезненную нежность от того, что ему позволили и надежду, что будут позволять и впредь. Сон протянул руку прежде, чем осознал своё намерение, ведомый грезой Хоба. Он очерчивает его выразительные брови, касается блестящих волосков, мягких под подушечками его пальцев. Ему не следовало к нему прикасаться. Он пообещал себе, что не будет. Но на лице Хоба появляется такая тёплая и облегчённая улыбка, что теперь кажется жестоким убирать свою руку. — Значит, я не совсем уж отталкивающий? — спросил Хоб. Он улыбается, но неуверенно, и в голосе слышится сомнение. Неспособность Сна первым пойти на контакт не осталась незамеченной. — Я не был уверен, что мне можно касаться тебя, — честно ответил Сон. Он не уверен, что Хоб бы этого захотел. Он не спрашивал разрешения. Ему нравится думать, что Хоб бы позволил. Что он бы принял желание Сна прикасаться к нему, даже несмотря на их прошлое. Хоб рассмеялся и повернул голову, целуя запястье Сна в месте, где чувствуется пульс. От прикосновения он ускоряется. — Трогай меня где хочешь и когда хочешь, — сказал Хоб. — Я твой, — добавил он с усмешкой. — Я был бы твоим, даже если бы мы на самом деле встретились только пару дней назад. Ты так заботился обо мне, что я, кажется, снова влюбился. — Хоб, — произнёс он сдавленно. Это не может быть правдой. Он говорит это лишь для того, чтоб успокоить его, успокоить существо, с которым считает себя состоящем в браке. Лживое и недостойное существо, которое не может ничего поделать с тем, что оно такое, и не сделало абсолютно ничего, чтобы заслужить преданность, заботу и верность Хоба, его прикосновения и удовольствие от возможности касаться в ответ. — Так ты меня называешь, — просиял Хоб, и от его неуверенности не осталось и следа. Наверное, обычный человек, взглянув на Хоба, не сразу проникся бы его красотой. По крайней мере Сну потребовалось время, чтобы присмотреться и заметить её. Но теперь, когда он её заметил, когда он видит и понимает, какой Хоб на самом деле — у него перехватывает дыхание. — Иди ко мне, любовь, — сказал Хоб, запустив пальцы в волосы Сна и притягивая для поцелуя. Даже если Сон и захотел бы сопротивляться, он не уверен, что смог бы. Чем больше Хоб ему даёт, тем больше он хочет, и тем меньше он может держать себя в руках. Хоб сразу же переходит к влажным поцелуям, пока Сон не ловит себя на том, что сидит на нём, сжимая бёдрами его талию, и не может оторваться от его губ, не может насытиться им. Ему следует всё прекратить, когда рука Хоба скользит по его позвоночнику и ложится на ягодицу, сжимая её. Ему следует отстраниться, когда он чувствует, как начинает тяжелеть в паху, Хоб тоже это чувствует своим животом. Ему не следует прижиматься к нему, когда он слышит грудной звук удовольствия, издаваемый Хобом. — Это всё моё? — подразнился он. Зрачки так расширены, что почти поглотили тепло его глаз. — Потому что я припоминаю, как мне нравилось чувствовать в себе член. Ощущение заполненности до самого нутра и желание быть заполненным ещё немного. Это ты, любовь моя? Я вспоминаю тебя? Ты мог бы, мы могли бы, я хочу. Сон тяжело сглатывает. Эту черту он не может пересечь. — Нам не следует… — Знаю, знаю, — вздохнул Хоб. — Наверное, ты прав. — Бываю иногда, — согласился Сон. Хоб смеётся и прислоняется ко лбу Сна. — Я хочу тебя, — произнёс он жалобно и тоскливо. — Твоя память начала восстанавливаться, — сказал Сон, сдерживая панику от этой мысли. Теперь Хоб быстро всё вспомнит, раз процесс запущен. Он помнит, как ему об этом говорили. Возможно, сейчас он украдёт последнее прикосновение. Он запускает руку в волосы Хоба, пропуская их сквозь пальцы, запоминая текстуру и вдыхая запах. — Повтори мне это, когда всё вспомнишь. Повтори, и я позволю тебе всё, чего пожелаешь. Даю тебе слово. Конечно же Хоб этого не сделает. Он слишком раскрылся, говоря это. Но в данный момент его обнимают, желают, восхищаются и даже любят. Любят так сильно, насколько Хоб вообще способен любить его без воспоминаний. Любят так, как Хоб любил всех своих мимолетных любовников, и даже это больше, чем он заслуживает, поэтому он примет это и не будет надеяться на большее. У него навсегда останутся воспоминания о том, каково это — быть любимым Хобом Гэдлингом, даже если его сердце разбивается от этой мысли. Сон незаметно усыпляет его.───── ◉ ─────
Утром становятся очевидны две вещи. Сна нигде нет. И Хоб знает, почему. Ему кажется, что никто не может винить его за то, что он свернулся калачиком в постели и рыдал так сильно, что, когда он наконец поднялся с кровати, перед глазами всё поплыло от обезвоживания, и он еле дошёл до кухни за стаканом воды, не успев даже нормально отдышаться. Он крутит обручальное кольцо на пальце. Снимает. Видит внутри крошечную гравировку, которая может быть как-то связана со Сном. Надевает обратно, сжимает кулак и вытирает сопли рукавом халата. Как только проходит первая волна опустошения, разгорается злость. Злость на Сна за то, что лгал ему, за то, что позволил выставлять себя идиотом всё это время. Злость на себя за то, что повёлся на это. Даже без памяти он должен был что-то понять. Он и понял. Просто ему хотелось верить. Злость на Мэттью, когда тот появляется со стуком в окно. — Ты должен был рассказать мне! — обвиняет он Мэттью, когда тот влетает на кухню. — Меня ещё никогда так не унижали, а ты просто сидел здесь и наблюдал. Какой из тебя друг. Проговаривая всё это, он закидывает в тостер два ломтика хлеба, с полным намерением поделиться ими со своим ужасным другом-вороном, потому что он уже многое потерял и не хочет терять ещё и его. Блять. — Я говорил ему, что это плохая затея, — сказал Мэттью, балансируя на когтях. — Но он отдал приказ и сказал, что тебе может стать хуже, если его ложь по вызволению тебя из больницы раскроется, потому что ты уже поверил в неё. — Он мог бы сказать мне в такси! — возмутился Хоб. — Когда я ещё не успел наговорить ничего из того, о чём бы потом пожалел. Блять, я даже сказал ему, что хочу, чтобы он меня укусил. — Оригинально, — признал Мэттью. — Едва ли, — фыркнул Хоб. Тосты выпрыгивают и Хоб намазывает масло на оба ломтика, прежде чем отломать от одного из них довольно большой кусок для Мэттью. Вчера он был так занят обнимашками со своим мужем, что даже забыл поесть. Мужем, которого он так любил, что даже думать об этом было больно. Мужем, который был прекрасен, добр и ласков с ним, который любил его в ответ, который видел в нём что-то стоящее. Есть резко расхотелось. — Да это и не главное, я же… Боже, я был так счастлив. Совсем недолго. Я должен был чувствовать страх и одиночество, но у меня был кто-то. Кто-то, кто не собирался меня бросать. Кто-то, кто выбрал меня и решил остаться со мной даже тогда, когда я не был собой. — Погоди, — еле выговорил Мэттью из-за огромного куска тоста в клюве, — серьёзно? — Что серьёзно? — моргнул Хоб. — Ты был счастлив? Будучи супругом босса? — А разве не очевидно, что я люблю его уже несколько столетий? — спросил Хоб куда резче, чем хотел. Мэттью доел свой кусок тоста. — Ты не подавал виду. Хоб шмыгнул носом, а потом всхлипнул и расплакался, и Мэттью точно расскажет об этом Сну. Из добрых побуждений. Но Хоб бы предпочёл, чтобы Сон не знал, что у него случился нервный срыв из-за потери брака, которого никогда и не было, но который казался таким приятным и правильным, что он был уверен, словно пришёл в мир именно ради этого. Ради того, чтобы любить что-то столь чудесное, непостижимое, дикое и масштабное, как саму концепцию сна. Потому что он был на это способен. В нём было достаточно любви, терпения, восхищения, оптимизма и желания, и это относилось далеко не ко всем. — Кажется, уже после второй встречи я ушёл по уши влюблённым в него, — сказал Хоб, вытирая слёзы рукавом. — А до этого наверное был влюблён в саму идею о нём. Хочешь сказать, что не почувствовал бы то же самое, если бы кто-то прекрасный ворвался в твою жизнь, изменив её навсегда? Мэттью снова переступает с лапки на лапку. — Ну, наверное, когда я очнулся от слов Луш о том, что мне необязательно умирать… — У тебя есть чувства к Люсьен? — приподнял бровь Хоб. — Ну, она… красивая. И мила со мной. Я простая птица, — Мэттью сделал жест, напоминающий пожатие плечами. — Не говори ей, — добавил он, поднимая взгляд. Хоб рассмеялся и отломал ещё пару кусочков тоста для Мэттью, прежде чем рискнуть запихнуть в себя хотя бы один. Его даже не выворачивает наизнанку. Кажется, жизнь продолжается. Даже когда его сердце разрывается. За прошедшие столетия он научился справляться с потерями. Но эта была просто колоссальной. — Я сохраню твою тайну, — сказал Хоб. — Ты же, в свою очередь, не расскажешь Его Светлости о том, что здесь было. Ты скажешь ему, что я отшутился и жду следующей встречи с ним, чтобы пропустить по пинте пива. — Эмм… — Друзья не шепчутся друг о друге за спиной, — сказал Хоб, предлагая очередной кусочек тоста. — Ну да, стукачей никто не любит, но… — Без но, — предупредил Хоб. — Я серьёзно. Я не… Я не хочу потерять его, — добавил он отчаянно. — А если он когда-нибудь узнает истинное положение дел… Мэттью колеблется, а потом подпрыгивает и кладёт голову на руку Хоба. Так обычно делают кошки, а не вороны, но Мэттью ведь и не ворон на самом деле, просто выглядит так. В этом есть что-то утешающее — в поглаживании мягких перьев на шее. В том, чтобы иметь друга. Друга, к которому у него нет сложных чувств. — Ты из хороших ребят, Хоб, — сказал он. — Ты бы ему подошёл. — Подозреваю, у него есть более интересные варианты, — снова шмыгнул Хоб. — Знаешь, а я поначалу думал, что у него есть гарем с эротичными снами. Наверное потому, что сам бы такой завёл. — А как насчёт посвататься к хорошенькой библиотекарше? — подразнил Хоб. — Уже жалею, что рассказал тебе. — Не сомневаюсь, — сказал Хоб с лёгкой улыбкой и поставил чайник. Он не подумал об этом раньше и это ещё одно свидетельство того, что он не в себе. — Будешь кофе? — Я должен проверить, в порядке ли ты, — сказал Мэттью. — Что, как мне кажется, значит, что я должен остаться с тобой и убедиться, что ты не утопишься в чае. — Это бы меня не убило, — Хоб поставил перед Мэттью его чашку. — Но я одобряю твоё решение остаться на столько, на сколько возможно. — Ты бы ему подошёл, — повторил Мэттью. — Но я ему не расскажу.───── ◉ ─────
Мэттью подлетает и останавливается на подлокотнике трона Сна, отряхивая перья от воды. Над головой зловеще громыхает, пока Сон ждёт его отчёт. — Хоб в порядке, — рапортует Мэттью. — Кажется, ты был прав, он понял почему ты сказал то, что сказал. Считает это забавным. Звал тебя выпить, когда будешь свободен. Забавным. Хоб считает. Хоб был самым добрым и нежным любовником из всех. Хоб ничего не просил взамен. Хоб называл его удивительным так часто, что это слово начало проникать в самую суть Сна. А теперь он считает это забавным. Конечно. Теперь, когда он вспомнил его. И то, как он себя повёл. Конечно это всё изменило. Когда-нибудь Хоб смог бы полюбить его. Если бы он вёл себя по-другому. Был добрее. Мудрее. Нежнее. Раскаты грома шумят так, что сотрясают витражи за троном, и все остальные окна во дворце. — Спасибо, Мэттью. На этом всё. Сон смотрит на свою руку. На тонкое золотое кольцо, такое же, как у Хоба. Половина комплекта. Ему следовало бы снять его. Но он не снимает.───── ◉ ─────
Хобу снится дождь. Он встаёт, принимает душ, ест, смотрит на задания, которые должен проверить, и скучает по своему мужу, как по чёртовой оторванной конечности. Он уверен, что Сон — часть его души. Или он и правда отдал её много веков назад, и никто из них тогда этого не понял. По крайней мере, он оставил в ней след, написал своё имя в углу, как на произведении искусства. Потому что Хоб принадлежит только себе, и не хотел бы быть другим. Но без Сна он уже не станет прежним. Никто не может остаться прежним после потери любимых людей. Ему снова снится дождь. Он встаёт, принимает душ, ест. Задумчиво смотрит в экран ноутбука. И скучает по своему чёртовому мужу. Засыпает в слезах и ему снится, что кто-то передает ему мешок с песком. — Люси? — спрашивает он, когда узнает человека, который протягивает ему мешок. — Если не можешь остановить дождь одним способом, то помогай с другим, — сказала она. Хоб видит, как Мэттью с трудом поднимает и бросает мешок. Он смотрит на сводчатую стеклянную дверь библиотеки, залитую дождём, и чёрное грозовое небо за ней. Раскат грома отдается в зубах, когда он берёт ещё один мешок. Он помнит, как Сон однажды сказал, что Хоб сновидец, и потому может менять это место. Он даже помнит, как осторожно пытался это сделать. Он закрывает глаза, концентрируется и представляет то, чего желает. Не считая внезапной раздирающей головной боли, всё идёт по плану. Пятифутовая стена из мешков теперь защищает библиотеку от ливня. — Хоб? — встревоженно позвал Мэттью. Хоб просыпается. Приснившаяся боль ему совсем не приснилась. Голова кружится, пульсирует, и всё это вызывает тошноту. Он добирается до ванной, упирается руками в раковину и вздрагивает, когда видит кровь, стекающую из носа в рот. Хоб пытается вытереть её, но только размазывает больше, и чувствует привкус соли, когда облизывает губы. Сон же говорил ему. Его разум ещё восстанавливается. Попытка изменить Мир Снов, как это делает его хозяин, слишком перегрузила его повреждённый мозг. Он продолжает восстанавливать воспоминания. Сейчас он вспомнил ещё кое-что: в 1689 шёл сильный дождь, когда владелец таверны собирался их выставить, Он так хотел спать, что очевидного богатства и статуса Сна не хватило, чтобы переубедить его. Есть в этом какая-то ирония, но он вспомнил не это. Он вспомнил то, как Сон остановился под дождём. Тогда они впервые ушли вместе — забавно, но дождь шёл каждый раз, когда они выходили вдвоём. Он не был холодным и к тому времени Хоб уже привык, поэтому дождь его не волновал, но он не был так уверен насчёт Сна. Но не в этом суть. А в том, что он остановился. А потом мягко спросил: — Ты будешь в порядке? — У меня всегда всё в порядке, — произнёс он вслух, вторя себе из прошлого. Костяшки его пальцев побелели, так сильно он сжал бортики раковины. — У меня всегда всё в порядке. В Мире Снов шёл дождь. Ливень. А потом в голову пришла другая мысль, прорвавшись сквозь дымку горечи и унижения. — Сон в порядке?───── ◉ ─────
Неожиданное появление Хоба в тронном зале само по себе было драматичным. Но то, что он появился, провалившись сквозь потолок, вызывает беспокойство. Просители разбегаются, а Хоб со стоном растягивается на каменных плитах. Сон моментально освобождает помещение. Он выслушает всех позже. Хоб. Здесь. — Хоб? — Ты знаешь, что этот пол очень твёрдый? — спросил он, глядя на Сна с этого самого пола. — Полы часто твёрдые, — произнёс Сон, и пока он это говорил, пол под Хобом стал мягким, как матрас. — Что ты здесь делаешь, Хоб Гэдлинг? — Пришёл увидеться, — сказал Хоб, с усилием поднимаясь на ноги. — Я беспокоился о тебе. А что случилось с толпой? — Я встречусь с ними позже, — ответил Сон. Всё равно большая их часть пришла пожаловаться на погоду. А с внезапным появлением Хоба раскаты грома снаружи утратили часть своей силы. Ему должно быть стыдно за то, что его так легко успокоить. За то, что он не пришел к Хобу раньше. И за многое другое. Но вместо стыда он чувствует облегчение. — Кажется, у тебя накопилось работы. Пока ты проводил все дни со мной. На самом деле это не так. У него было достаточно времени для Мира Снов, когда Хоб спал. — Это было не в тягость. Я хотел этого, я украл это, ты должен быть в ярости. — Нет? Потому что я помню, как не отлипал от тебя, — сказал Хоб. Сон опустился рядом с Хобом и устроился на мягкой части мрамора под ними. Он понимает, что съёжился в защитной позе. И как бы ему ни хотелось, не может вальяжно раскинуться, как подобает королю в своих владениях. Хоб наклоняет голову, чтобы поймать его взгляд. — Ты был очень хорошим мужем. Сон сглатывает. — В прошлом было иначе. — Но в этом и заключается суть ошибок? Чтобы учиться. Сон сводит брови и поджимает губы. Хоб, конечно же, прав. Сон начинает понимать, что Хоб чаще всего оказывается прав. Он тоже съёжился, прижав колени к груди и положив на них подбородок. Оба сидят, как раненные животные, и боятся протянуть руку, из риска быть укушенным. — Я собирался спросить, изменилось ли твоё мнение обо мне, но это и так очевидно, — сказал Хоб. — Не в худшую сторону, — ответил Сон. Он хочет протянуть руку. Хочет. Снова коснуться Хоба. Хочет, чтобы ему это снова было позволено. — Ты, — начал он. — Ты был. Хоб в волнении смотрит на него. Из носа продолжает идти кровь. Разум ещё не восстановился, и ему тяжело находиться здесь, но его присутствие стабильно. Он просто вытирает нос коленом и ждёт, когда Сон закончит предложение, которое начинал дважды. — Ты был самым лучшим любовником из всех, — собравшись с духом, сказал он. — Знаешь, это… Печально, — произнёс Хоб, — Всё, что я делал, это… — Постоянно убеждал меня, что я любим и желанен. Не просил ничего взамен, кроме моего сомнительного общества. Терпел моё присутствие без единой жалобы. Выбрал меня, а не другой, возможно, более разумный вариант. Обнимал меня при любой возможности. — Я так понимаю, для тебя будет сюрпризом то, что ты мне действительно нравишься, и… Хоб снова вытирает кровь. Эгоистично держать его здесь. Подвергать его очередному давлению, когда он и так достаточно настрадался. — Ты сказал. Перед тем, как уйти… ты сказал… Сон отчётливо помнит то, что сказал. Он надеялся, что Хоб об этом не вспомнит. — Семь бед — один ответ, — бормочет Хоб про себя, а потом поднимает голову, ловя и удерживая взгляд Сна. — Я хочу тебя. В любом из смыслов. Почти всю свою жизнь я хватался за каждую крупицу, что ты мне бросал, и хранил её, как одичавшая дворняга. Однажды я сказал тебе лишь десятую часть из этого и ты расстроился. — Я не был готов это услышать, — извиняется Сон. — Но если ты простишь мне мою медлительность, то я готов слушать сейчас. Он протягивает руку и останавливает её на полпути. На середине. Этого должно хватить. Хоб настороженно смотрит на его руку, и имеет на это полное право, потому что он уже не раз был ранен непостоянностью Сна, его нетерпеливостью и высокомерием. А потом просто берёт и сжимает её собственными пальцами. — Ты всё ещё носишь обручальное кольцо, — сказал он, проводя кончиками пальцев по нему. — Как и ты, — заметил Сон. Его блеск сразу же привлёк внимание. Это стало неожиданностью, вселяющей надежду. — Ну, — начал Хоб, — для меня оно кое-что значит. Он не может позволить себе приблизиться к Хобу. Но можно уменьшить величину тронного зала на несколько дюймов, убрав эти самые дюймы из расстояния, разделявшего их. Кажется, пора задуматься о перестройке. — Расскажи мне, — сказал Сон. — Что оно для тебя значит? Хоб поглаживает его пальцы, слизывая кровь с собственных губ. — Уверен, что хочешь это услышать? В смысле compos mentis. Потому что я… буду иметь это в виду. И не откажусь от своих слов. Кровь стекает по его подбородку. Сон кивает. — Я люблю тебя, — сказал он, расплывшись в такой яркой улыбке, что давно скрывшееся солнце врывается во все окна тронного зала, освещая его радужными красками. — И я хочу тебя. И мне всё ещё почему-то хочется, чтобы ты меня укусил. Всё тот же жадный проблеск любопытства, вспыхнувший, когда Хоб впервые признался в последней части, теперь разгорается где-то в животе Сна. Чтобы осознать остальное, ему нужно время. Кровь Хоба капает на пол тронного зала. Давление, которому он подвергает свой разум, уже на грани опасности. — Тебе больше нельзя здесь находиться, — спустя мгновение сказал Сон, когда понял, что снова может говорить. — Подождёшь меня в Пробуждённом Мире? — Я же обещал, — ответил Хоб, одаривая Сна ещё одной улыбкой, лёгкой и доброй, которую почти не портит стекающая по губам кровь. — Столько, сколько потребуется. Сон сжимает его руку в надежде, что тот запомнит этот финальный жест, и завершает его сон.───── ◉ ─────
Хоб услышал «Подождешь меня?» и по вполне очевидным причинам полагал, что ему придётся ждать. Поэтому он слегка в шоке, когда выходит из душа и видит Сна, оперевшегося на раковину, и считает вполне нормальным то, что он завизжал и малость запаниковал, хватаясь за полотенце и ловя воздух. Ему требуется мгновение, чтобы заметить, как Сон протягивает ему то самое полотенце, которое должно было висеть на крючке. Оно стало намного мягче. И определённо теплее. Он всего лишь человек, поэтому какое-то время просто стоит и держит его, как будто окончательно лишился рассудка, и только потом вспоминает, что нужно повязать его на бёдрах. Всё это время Сон наблюдает за ним так, словно он чрезвычайно неотразим, и это совсем не помогает. — Привет, — наконец выдал он. — Привет, — эхом повторил Сон. — Надеюсь, недавно я изливал свою душу тебе, а не, ну, знаешь… своей мысленной версии тебя. — Да, — согласился Сон. Хоб не считает себя человеком неловким, но во Сне этой неловкости столько, что хватит на двоих и ещё останется. — И? — спросил он, теребя края полотенца. Сон делает шаг к нему, и теперь между ними едва ли есть дюйм свободного пространства. — Я пообещал себе, что никогда не буду лгать тебе, — сказал он. — Не считая факта нашего брака. Хоб ищет в воспоминаниях всё, что Сон говорил ему. Тогда он верил каждому слову. А когда память вернулась, решил, что Сон говорил лишь то, что, как он думал, должен был говорить. Но услышать, что всё это было правдой. — Ты серьёзно создаёшь сны со мной? — спросил он. У него целая куча вопросов, но за эту часть он зацепился ещё тогда. Румянец, который Хоб окончательно и отчаянно полюбил, окрасил щёки Сна яркими всполохами розового. — Не с тобой, — ответил Сон. — Они содержат частички тебя. Мне нужно откуда-то черпать вдохновение. Неужели странно то, что я нахожу его в друге? — Ты знаешь, что у меня до сих пор бабочки беснуются в животе, когда ты меня так называешь? — спросил Хоб. — Наверное, и всегда будут. Пальцы Сна неуверенно скользнули по линии подбородка Хоба. Он и забыл, что они стоят так близко друг к другу. Ему должно быть тревожно от этого, но нет. Это приятно. Делить одно личное пространство на двоих. — Ты всё ещё можешь меня трогать, — произнёс Хоб. Сон расслабляется от этих слов, даже воздух вокруг них меняется. Хоб хотел бы насладиться этим мгновением, но пальцы Сна касаются его лица и все мысли вылетают из головы. Он открывает рот, чтобы сказать, что целовать его тоже можно, но Сон, очевидно, и так решает это сделать, и с губ срывается удивлённый звук. Поцелуй длился не дольше удара сердца, но, когда Сон отстраняется, то выглядит таким смущённым, что Хобу хочется снова его поцеловать. — Могу я… — Да, — выдохнул Хоб, пресекая все тревоги Сна. Сон снова наклоняется и они сталкиваются носами, пока он не нажимает на подбородок Хоба, меняя угол наклона его головы. У него очень нежные губы. Кто-то издаёт отчаянный всхлип, когда их языки соприкасаются, и у Хоба возникает жуткое ощущение, что это был он. Он издаёт ещё более смущающий звук, когда зубы Сна впиваются в его нижнюю губу и ноги подкашиваются, но спасает себя смешком, когда потрясённые голубые глаза смотрят на него из-под длинных чёрных ресниц. — Ты сказал… — Да. — Дважды. — Ага, — рассмеялся Хоб. Настала его очередь краснеть. — И был прав, как оказалось. — Я не знаю, как поступить, — пробормотал Сон. — Ты дал слово, что если я снова скажу, что хочу тебя, когда всё вспомню, то ты сделаешь всё, что я пожелаю. — Конечно, — напряжённо сказал Сон и отвёл взгляд. — Что ты хочешь? — Возможность. — Возможность? — переспросил Сон, снова посмотрев на него. — Любить тебя, — ответил Хоб. — Столько, сколько ты вытерпишь. Идеальный розовый язык Сна скользнул по губам, увлажняя их. — На это может потребоваться очень много времени. Хоб хмыкнул и сократил расстояние между ними для нового поцелуя. На этот раз более лёгкого. Нежного. Скрепление обещания. — Потребовалось и так очень много времени, — сказал он. — Думаю, я справлюсь.───── ◉ ─────
Когда он входит в тело своего нового возлюбленного, воссоздавая отрывки тех воспоминаний, в которых, как Хоб тогда считал, участвовал Сон, и переплетает их пальцы, то чувствует тонкую полоску золотого кольца. Всё ещё на месте. Его собственное поблёскивает на другой руке, восхитительно сочетаясь с тёплым тоном кожи Хоба, когда он вцепляется в его плечо для упора. — Ты до сих пор, ах, носишь его? Хоб поворачивает голову, чтобы посмотреть на их соединенные руки. Он прикусил губу и тяжело дышит через нос. Таким он выглядит ещё прекраснее. Недавно покинувший его владения, тёплый и расслабленный после сна. Подношение, достойное Короля Снов. Он пытается ответить, но изо рта вырывается лишь тяжёлое дыхание и звуки, застрявшие где-то в горле. Сон замедляет ритм до более плавного и спокойного, как лёгкие накатывающие волны рассветного прилива, нежно плещущиеся о берег чудесного и любимого тела Хоба. Ему несказанно повезло. Он знает об этом. — Весь факультет считает, что я женат. И… — начал Хоб. Щёки залились румянцем, а глаза заблестели. Его рот очень манит, но Сон хочет, чтобы он договорил. — И? — спросил Сон, всё ещё касаясь пальцем его кольца. — Не думал, что мы будем говорить об этом в таком положении, — ответил он. — Но, ох, боже, сегодня утром ты просто великолепен. Я уже говорил? — Но? — с нажимом спросил Сон. — Сосредоточься, Хоб. Хоб моргает, глядя на него, облизывает губы и кивает. — Точно. Дело в том, что. Прости, не вернёшь ли мою руку? Она бы мне пригодилась, а то ещё немного и я умру. — Ты восстановишься, — сказал Сон. — Хоб. Хоб расплывается в улыбке. Он делает это нарочно. Дразнится. — Мне нравилось быть твоим мужем, — ответил он. — У нас же всё хорошо? И я подумал… что если ты не против, то… я мог бы и дальше считать, что мы с тобой мужья? Сон опустил голову и из самого его нутра вырвался стон. Да. — Да, — озвучил он, но скорее просто выдохнул, и неосознанно ускорил движения бёдрами. Он наклоняется и поддаётся искушению, вовлекая Хоба в поцелуй, слизывая его искренность, как нектар. Хоб головокружительно смеётся в поцелуй, выгибает спину и стонет от изменения угла. Сон чувствует, как костяшки его пальцев задевают его живот, когда он обхватывает себя ладонью, и между их телами раздаются влажные звуки, отчётливые в тишине предрассветного мира. Он запускает руку в волосы Хоба, опускает голову, и они соприкасаются лбами, пока Сон продолжает толкаться в него с новой силой. Консумация. Заключение их нового договора. — Мне приходила мысль… — он задыхается и втягивает воздух, в котором не нуждается, но он знает, что Хобу это нравится. — Приходила мысль, — начал он снова, — перед тем, как ты всё вспомнил. Что если бы я по-настоящему, хаа, был твоим мужем, я больше никогда бы не был несчастен. Хоб скулит и убирает руку со своего члена, чтобы схватить Сна за волосы и втянуть его в поцелуй. Он оставляет свои следы на его коже, клеймя его своим. Сон рычит в его рот, животное желание заполняет его почти человеческое тело, которое чувствует то же, что и Хоб, принимает все его метки, наслаждается его прикосновениями, сворачивается калачиком рядом во время сна и занимается с ним любовью так часто, как они того желают. Ритм его толчков сбивается, контроль ускользает и грань оргазма сказывается на его хватке. Почувствовав напряжение Хоба, он наклоняется и впивается зубами в его уязвимое горло, чувствуя, как оно сжимается под давлением. Хоб вскрикивает, сжимает своими бёдрами талию Сна так сильно, что скорее всего останутся следы, и его настигает оргазм, горячими каплями всплёскиваясь на кожу Сна. Он ещё раз наклоняется и целует своего возлюбленного. Нет, своего супруга. Хоб согласился стать его мужем, и что-то жадное и собственническое шевелится в нём от этой мысли. Он прижимает большой палец к горячей расцветающей метке на его горле. Метке, что клеймит его своим. Хоб как всегда очень мил после, молча просит о поцелуях, когда Сон выходит из его тела и ложится рядом, укладывая голову ему на грудь и слушая успокаивающееся биение его сердца. — Ни один воротник это не скроет, — сказал Хоб, аккуратно касаясь шеи. — Верно, — удовлетворённо согласился Сон. — Будет подтверждением твоих слов. О муже, — проурчал он, задевая губами солёную кожу Хоба и чувствуя, как он задрожал от этого слова. — Мы и правда это сделаем? — спросил Хоб. — Когда ты получил травму, я представлял, что память никогда к тебе не вернётся и ты навсегда станешь моим, — признался Сон. — Но всё же я предпочитаю тебя с твоими воспоминаниями. — Приятно слышать, — рассмеялся Хоб. — Я тоже предпочитаю тебя со своими воспоминаниями. — Правда? — Сон поднялся, чтобы посмотреть Хобу в глаза. На его лице написана нежность и любовь, которая говорит громче слов. Хоб расплывается в ещё одной своей замечательной солнечной улыбке. — Правда, — ответил он. — Меня всё в тебе устраивает. — Даже странность, жестокость и непостоянство? — уточнил Сон. — Ты идеален таким, какой есть, — ответил Хоб и потянулся за ещё одним поцелуем.