Скитания Алой охотницы

Вот уже пять дней я иду по равнине в никуда Давно оставлены позади блокпосты и засады ждущие своего часа. Нет ни следа в пыли и пепле под ногами, только хрустящие кости и обломки патронов и гильз. Темнеющие небо покрылось волнами надвигающейся бури. Жарко, да так что плоть плавится на стыках с металлом, рискуя потерять чувствительность. А здесь – это равносильно смерти. Из низких катящихся вдаль облаков сыпется мелкий хлам. Расстрелянные гильзы, черепа и сенсоры, катящиеся по равнине. Где то наверху мелькают протонные молнии, разрывая пространство в мелкие осколки и разряжаясь новой порцией хлама и праха, падающего на мертвую поверхность некогда цветущей равнины. Я наклоняюсь, но ненадолго – лишь для того чтобы подобрать с земли болт более хорошего качества металла чем остальные и быстро, не глядя проглатываю. Горло сводит сладкой истомой, перемешанной с тянущей болью растворения. Хочется остановится, прилечь на горы забытого хлама но нет, нельзя. Надо идти пока ноги не отвалятся а из черепа не выльется красная краска с мелкими проблесками золотой ржавчины. Хвостик ржавых от серого ветра волос выбившийся из общей массы еще на прошлом привале окончательно проржавел и рассыпался пылью, которую тотчас унес ветер. Было во всем этом какое-то очарование. Было конечно привычно идти, подбирать хлам и растворять, надеясь получить чуть больше цвета чем обычно но все же даже эти маленькие радости и гадости не омрачали а наоборот – радовали. Уж лучше так чем стать серой статуей или пылью отравляющей дыханье еще живых. Уж лучше так. День подходил к концу. В груде старого металлолома обнаружилась маленько отверстие, пробираясь сквозь которое она потеряла еще несколько прядей когда-то огромной шевелюры. Привалив к дыре старую бочку из под краски она села в углу машинного отделения и чутко прислушалась. Тихо. Лишь ветер завывает в уставшем от серости металле, да лязгают кусочки хлама падающего из бурлящего в вечном негодовании неба. Уже собираясь погрузится в бурный водоворот беспокойного сна она уловила тихий лязг выбивающийся из общей какофонии шумом. Тихий свист ветра, говорящий о вскрытых корпусе дырах прекращался на несколько миллисекунд а потом возобновлялся с новой силой. Звуковая аномалия двигалась. медленно, расчетливо сканируя пустым взглядом дыры и полтрещины металла, что то выискивая среди обломков. Грудь невольно сжалась от осознания что отвлекаясь на радости жизни она забыла замести следы ведущие к обломкам. И поплатилась. Наверняка поплатится она за опрометчивость решений что не были приняты. Пока она наслаждалась погодой! Да у нее был полный набор оружия, да и броня не успела заржаветь полностью но все что было столь умно дабы выискивать а не носится вокруг переворачивая все на своем пути – было опасно. Это пугало ее. Так близко к периметру?! Она не успела уйти далеко откуда Это здесь? Неужто они стали умнее и все ближе подбираются к обжитым хоть на чуть- чуть землям? Но она не сумеет предупредить их, слишком далеко чтобы бежать, слишком близко чтоб сражаться в полную суть, Что же ей делать? Она вряд ли справится одна но на помощь позвать не удастся. Да и не дойти им так быстро но что же делать? Она нервно сжала зубы прикидывая план действий. Но внезапно затрещавшая переборка хрустнула открывая окно вовне. Ветер. Или нечто ждущее пока она отреагирует, убежит или будет сражаться привлекая все большее внимание? Но что же делать? Если это знает что я внутри то почему не ворвется? Я конечно буду сопротивляться и оно это знает, раз уж спокойно бродит но что тогда? Мысли путались, свиваясь в клубок давящих противоречий – частая болезнь для оставшихся одних но выхода не было. Каждая мысль кажущаяся ясной идеей ведущей к спасению обрывалась в пропасть отчаянья и бесполезной суеты. Ржавое шевеление становилось все ближе пока распахнувшаяся дверь не заставила вскочить на ноги и приготовится к безнадежному – теперь она это понимала, бою. Тяжелое дыхания неизвестной раствари и хриплое надрывное дыхание жертвы отдавались многократным эхом в корпусе что вот-вот станет еще одной безымянной могилой. Но вместо хлещущих плетей чистого, бурлящего отчаянья, жидкого и липкого безумия и режущей суть пустоты в проем с неровными краями ринулся свет. Синий цвет.