Таяние

Шлатт вздохнул и опустил взгляд на Таббо, лежащего у него на коленях. Спит. Весь в пыли, с побитыми костяшками пальцев, ссадина алеет на щеке. Ебануться, конечно, приключения у этих детишек. Как только живы остались, обалдуи? Вот проснутся — и будет им весёлая жизнь устроена, это точно. Одной рукой он всё ещё обхватывал Таббо за туловище, другая поддерживала голову. Грудь подростка мерно опускалась в такт спокойному дыханию. Шлатт долго рассматривал его лицо. Отчего-то казалось, будто сейчас он заново узнаёт его черты. Как давно Шлатт настолько внимательно смотрел на Таббо? Палец погладил пушистые волосы. Рога мальчишки заметно выросли за этот год. У него начинает пропадать детская полнота щёк, и, вроде как, он слегка подрос. Тихо всплывает в разуме очевидное осознание того, что Таббо всё больше взрослеет. Шлатт сжимает губы, смелее почёсывает его голову и обнимает его крепче. Как давно он держал Таббо на руках? Шлатт моргает и, глядя на спящего подростка, словно наяву видит маленького, шумно сопящего козлёночка. Круглые щёки, пушистые ресницы на закрытых веках, лохматые волосы, в которых не видно ещё едва заметных, мягких рожек. Вспоминается, как Шлатт каждый раз нервничал, когда поднимал его, потому что боялся, что может неправильно положить или случайно навредить этому до невозможности маленькому, слишком мягкому и хрупкому крохе. Таббо дремал у него на коленях, поддерживаемый руками и укутанный мягкостью синей толстовки. А Шлатт, молодой, непутёвый, бережно держал своего сына и бестолково крутил в голове нервные мысли. Что ему делать с ребёнком? Разве может он стать хорошим отцом? Да ладно хорошим, разве может он, блять, быть хотя бы минимально нормальным? Он ничерта не знает. У него нет ничего, кроме вспыльчивого характера, долгов и зарождающейся алкогольной зависимости. Он понятия не имеет, как растить детей и, тем более, как их воспитывать. Он облажается. Он не подходит для роли родителя. Но потом Таббо медленно открывал заспанные, большие глаза, тихо агукал и мекал и сжимал пальцы Шлатта своими крохотными, неуклюжими пальчиками. Таббо видел его лицо (хмурое, небритое, с тёмными синяками под глазами), улыбался беззубым ртом и поднимал ушки. И снова издавал детские звуки, и Шлатт, глядя на это маленькое счастливое личико, с тающим сердцем прижимал сына к груди. Таббо пошевелился. Прерывисто вздохнул и наморщился, пальцы подёргивались. Шлатт вынырнул из воспоминаний, поразился тому, что теперь Таббо не помещается полностью в его руках и замер. Подросток замычал, дёрнул ушами и с усилием поднял руку, чтобы провести ладонью по лицу. После он приоткрыл глаза, поморгал, восстанавливая фокус, поводил взглядом по сторонам и застыл, когда понял, где и в каком положении он находится. — С добрым утром, балбес, — усмехнулся Шлатт так, будто ничего не происходит. Таббо снова моргнул. — Папа?.. — тихо спросил он, и у Шлатта сердце ёкнуло как от инфаркта. Но ответа мальчик не дождался, поскольку распахнул глаза и попытался встать, — Где Томми и Ранбу?! Они в порядке?! Мы... — Да не ори ты, всё с ними нормально, — Шлатт легонько стукнул его пальцем по лбу, Таббо пикнул и улёгся обратно. — Мы вас, ебланов мелких, вовремя нашли. Ждём вот, когда проспитесь, чтобы вас до конца подлатать и подзатыльник дать без боязни, что копыта откините. Таббо выдохнул смешок, нащупал сквозь рубашку синяк на рёбрах и поморщился. — Да, неудачно получилось. Но мы не виноваты! И вообще, сделали всё что могли. — Да ясно, ясно, — Шлатт с ухмылкой закатил глаза и потрепал подростка по волосам. Таббо на миг снова замер, дёрнув ушами, и с тихим выдохом коснулся пальцами обхватывающей его руки, будто ещё не до конца верил в происходящее. — Но пиздеца не избежишь, герой. Во-первых, за спасение ты мне должен ящик пива. — Ой, да пошёл ты, — Таббо засмеялся и глухо двинул Шлатту локтём в живот. Тот рассмеялся сильнее и щёлкнул сына в рог, одновременно перехватывая поудобнее. От движений усталость вновь накатила на Таббо, тот обессиленно сложил руки и выдохнул, борясь со слипающимися глазами. — Спи давай, — усмехнулся Шлатт. Сдержать проскользнувшей нотки нежности у него не получилось. — Позже разберёмся. Таббо вздохнул, мягко улыбнулся и прижался к отцу ближе, Шлатт почти рефлекторно обнял его крепче. А затем уже осознанно перехватил ребёнка так, чтобы ему было удобнее. Таббо заснул за считанные секунды. Шлатт закрыл глаза и продолжил обнимать сына.