A Soft Kind of Love

Посещение Цветана по утрам было обычным делом для Розочки. Это даже было в её ежедневном списке обязательных дел на день. На каждый день. Они встречались уже некоторое время, но теперь они всё чаще планировали съехаться друг с другом. Ни у кого из них не было с этим проблем. Тем не менее, Розочка всегда забегала к Цветану рано утром, чтобы убедиться, что он уже проснулся (а не продолжает спать, как, вероятно, он предпочёл бы), и чтобы он смог присоединиться к ней во время некоторых прогулок по городу или, по крайней мере, просто увидеться с ним, пока он занимается своими делами. Сегодня был такой же день, как и в любой другой. Она решила спуститься по его секретному скользящему шесту – самому весёлому спуску, по её скромному мнению. Девушка скатывается по спирали, радостно крича, пока её ноги снова не касаются пола. Она забегает туда, где находится Цветан, уже вставший и готовящийся к новому дню. Это был, мягко говоря, приятный сюрприз. И хотя тролль покачивается на месте, до сих пор сонный, он выглядит лучше, чем обычно, когда королева встречает его по утрам.       — Доброе утро, Розочка, — невнятно произносит Цветан, облизывая пересохшие губы. Обычно он слишком сварлив, чтобы сказать что-то, кроме бормотания. Его успокаивает чашка кофе, но только чёрного. Сегодня в его движениях меньше неуклюжести и больше плавности, когда он ходит по комнате. Парень выглядит счастливым, ну или настолько счастливым, насколько может быть в такую рань. Он проснулся, но будто всё ещё пребывает в каком-то приятном сне, а появление Розочки – просто следующее естественное событие в нём. От этой мысли её щёки внезапно загораются, и она растирает их, чтобы сказать то, ради чего собственно пришла сюда.       — Итак, я подумала о том, чем мы могли бы заняться в течение дня, — так она начинает разговор, воодушевляясь пришедшими к ней идеями. — Составила список и всё такое.       — М-м, список, да? Цветан подходит к кухонному шкафчику и достаёт две кружки. Первая: нежно-голубая с радужными наклейками и нарисованными сердечками, с фразой «Расцветай», написанной блестящим маркером. Другая: ярко-розовая, с огромным сердцем, которое пронзает стрела, а рядом мелким и аккуратным почерком написано: «Когда ты зарозовела в моей жизни». Это был их подарок друг другу, но девичья кружка так и хранится в шкафчике Цветана в течение всего времени, потому что Розочка почти всегда заседает у него дома. Она бы очень сильно соврала, если бы сказала, что не раскручивала свою кружку от радости, когда увидела, что парень написал для неё.       — Это хороший список. Просто отличный, по факту.       — По факту, — повторяет Цветан, обе кружки звякают о столешницу.       — Я думаю, что мы можем начать с прогулки по городу. Посмотрим, как у всех дела, может кому-то будет нужна помощь. Ну знаешь, типичные обязанности королевы, — Цветан мычит, показывая, что слушает, наливая кофе в обе кружки. У парня всё просто, а вот у Розочки, для пущего эффекта, добавлены две ложки сахара, немного зефира и радужная посыпка. — Тогда я подумала, что мы могли бы заглянуть в библиотеку, потому что ты упомянул, что заметил несколько книг, которые хотел бы посмотреть. Что-то про травы?       — Про чай, — мягко поправляет он, открывая холодильник, чтобы достать сливки, от которых тёмно-коричневый напиток девушки приобретает светло-коричневый оттенок.       — Агась. Потом я подумала, что мы могли бы отправиться в поход, я и ты. То есть, мы могли бы пригласить остальных, кого захочешь. Просто я помню, ты сказал, что хотел бы провести время вдвоём, так что я предположила, что тебе понравится эта идея, — Розочка так непринуждённо облокачивается на столик рядом с Цветаном, пожимая плечами, как будто она не возражает ни по какому поводу. Что совсем не так, но не в этом суть. — Или... ну, знаешь. Что угодно. Отчасти королева надеется на то, что он предпочтёт их совместный поход, но она бы поняла, если бы парень захотел пообщаться и со своими братьями тоже. Он стал более открытым, но с появлением в его жизни давно потерянных братьев, он был шокирован и снова ушёл в себя, когда уровень адреналина после всех событий снизился. Но потом его братья растормошили тролля идеями с пикниками, поездками в город и обещаниями просто спать и больше ничего не делать. Было приятно видеть Цветана таким, и Розочка никогда бы не отказала ему в возможности провести время с братьями, особенно когда она сама только нашла свою собственную, давно потерянную, сестру. Но девушка не может не признаться в том, что скучала по моментам, когда были лишь только они вдвоём, до всех недавних событий. Розочка оживляется от низкого и гортанного смеха, который издаёт Цветан, после мягко вздыхая. Его губы растягиваются в улыбке, бедром он открывает холодильник, после берёт оттуда обе кружки, от которых исходит белый пар. Вау, он, должно быть, отлично выспался, раз улыбается в такую рань.       — Я бы с удовольствием сделал то, что ты хочешь, — поддразнивает он, подходя к ней и передавая тёплую кружку в руки девушки, которые она протянула, чтобы взять её. Продолжая размеренно и плавно двигаться, Цветан наклоняется ближе и прижимается лицом к её щеке и слегка чмокает её губами, удерживая давление там в течение нескольких секунд, как будто проверяя, насколько горячи щёки его девушки. А они, кажется, всё стремительней разгораются. Вскоре он отстраняется и отворачивается, бормоча:       — Такая тёплая. Парень оставляет её наедине со своими мыслями. И боже, неужели у неё есть какие-то мысли? Это было… хм. Это было по-другому, верно? Это не были «искры, радуги и бабочки, порхающие в животе», которые она испытывала при поцелуе. И у неё было много отличных поцелуев с Цветаном, большое спасибо. Она привыкла к переполняющему, трепещущему чувству, когда они заходят дальше, за рамки их обыденных вещей. Они держатся за руки, и у неё по коже пробегают искры, когда они соприкасаются. Они обнимаются, и она вся извивается от тепла, которое он ей дарит. Они целуются, и она чувствует себя наэлектризованной, как рок-н-ролл, или бодрой, как поп, ну или что-то по типу того, что просто зажигает её изнутри, как это всегда делает с ней музыка. Но этот поцелуй был другой. По крайней мере, ощущения отличающиеся. Девушка чувствует себя по-другому. Или, может быть, она слишком много думает. Да. Да! Именно так! Она просто надумывает себе разные вещи, которые таковыми не являются. Вносит сумятицу в свой разум, когда всё гораздо проще. Это как если бы Цветан сказал ей: «Розочка, ты снова слишком много думаешь», или «Розочка, тебе нужно замедлить ход своих мыслей», или же «Розочка, ты доведёшь меня до белого каления, клянусь…» Да. Ничего особенного. Просто странные ощущения.       — Хорошо, хорошо, это хорошо, — бессвязно повторяет Розочка, видя, что Цветан не обращает внимания на её внутреннюю борьбу, потягивая свой напиток, проверяя банки со… всякой всячиной, как обычно. — Ты не мог бы попозже помочь мне с украшениями? Я, э-э… я подумала о некоторых цветовых сочетаниях, и мне бы пригодился твой острый глаз.       — Конечно, любимая, — просто говорит Цветан, даже не поворачиваясь, чтобы увидеть, как девушка вздрогнула от совершенно очаровательного обращения. Серьёзно? «Любимая»? Это было так мило, что она подумала, что у неё будет передозировка сладкого, если она выпьет утренний напиток из своей кружки прямо сейчас. Откуда вдруг взялись эти миленькие прозвища?       — К-кл… клёво, очень клёво. Эм, тогда ты не против встретиться со мной там?       — Где «там»? — спрашивает Цветан, что справедливо, но по какой-то причине Розочке размышляет о том, где это «там» может быть.       — Э-э, не здесь, вон там, где… ох! Она чувствует, как горячий напиток стекает по её пушистым пальцам, опрокинувшись достаточно, чтобы пролиться. Прежде чем она успевает уронить кружку, Цветан оказывается перед ней, активно и ловко действуя, чтобы успеть спасти её руку и свой коврик под ними. Он приподнимает кружку, чтобы уравновесить её, удерживая руку девушки на месте, в другой руке всё ещё держа свой горячий напиток. Она выходит из своего странного оцепенения при виде этой сцены и выдыхает.       — Спасибо. Он в ответ напевает:       — Не за что. У королевы достаточно мозгов, чтобы поставить кружку и обернуться, чтобы извиниться за эту ситуацию, но обнаруживает, что Цветан стоит близко к ней. Он берет её ладонь обеими руками, поставив свою кружку рядом с её, взяв полотенце для того, чтобы вытереть испачканную руку девушки. Он проводит пальцами и надавливает на каждую розовую фалангу, затем на ладонь, а после на тыльную сторону, и всё с удивительной нежностью. С такой нежностью, что можно подумать, что она обожглась от того, как он обращается с её рукой, но это едва ощутимое покалывание от тёплой жидкости. Кстати о покалывании…       — Это… э-э, я в норме, ты не должен…       — Всё в порядке, — мягко перебивает её Цветан, сосредоточившись только на её ладошке и ни на чём больше. Она чувствует, что её рука уже достаточно сухая, но он всё равно проверяет её, ощупывая пальцами со всех сторон, медленно скользя подушечками. Его большой палец бездумно водит по её кисти, как будто это может вызвать что угодно, но не какие-то странные ощущения. — Всё, ты в порядке. Затем он притягивает руку девушки к своему лицу, прижимается губами, и ничего больше, даже звука поцелуя или чего-то ещё. Просто давление и тепло, затем он опускает руку, ободряюще улыбаясь:       — Вот. Так-то лучше. Это чувство усиливается, разливаясь, как её напиток. Такое тёплое, густое и ужасно сладкое, как сироп. Оно проникает в мышцы и кости, заставляя чувствовать себя медлительной и ватной, какой она никогда не ощущала себя по утрам. Утро было создано для того, чтобы зажигать жизнь, встречать восходящее солнце, быть бодрой, активной и свободной. Здесь же, когда он держит её за руку, она чувствует себя остолбеневшей, как будто, что бы ни произошло вокруг, ничто не сможет отвлечь её от этого момента. Никто не отнимет её у него. Она хихикает, совершенно неожиданно и, вероятно, звучит совершенно по-дурацки, что для неё вполне естественно.       — Агась. Ещё лучше, сэр! Я просто, эм… да. Розочка разъединяет их руки. Той самой рукой, на которой был кофе, берёт кружку со стойки и подносит к своим губам, выпивая напиток залпом, как будто это единственное, что удерживает её от остолбененния. Как, должно быть, дико она сейчас выглядит, с растрёпанными волосами и с полным ртом кофе. Но она беспокоится, что, если так пойдёт и дальше, она никогда не выберется из этого бункера.       — О'кей, приступим! Щебечет Розочка, направляясь к лифту. Краем глаза она видит, как Цветан допивает свой напиток, после ставит их пустые кружки в раковину. В конце концов он присоединяется к ней, но прежде чем они действительно успевают уйти, он бормочет:       — Посмотри на меня, — и она делает это, не задумываясь. Быстрым движением он проводит подушечкой большого пальца по её губам, приподнимая одну щеку. Она видит, как на его большом пальце появляется одинокая капелька, прежде чем он по-кошачьи слизывает её, пробормотав:       — Всё. И похлопывает её по щеке, а ведь она только перестала краснеть. Розочка, совершенно нормально реагируя на это, следует за его рукой, полностью опираясь на тело парня. Цветан, конечно, удерживает её вес как чемпион, обеими руками подхватывая её подмышки, чтобы она не соскользнула вниз, слегка охнув. Девушка просто стонет ему в грудь, позволяя справиться с её давлением. Она чувствует себя глупой, тающей в глубине души от этих его маленьких простых жестов, как будто в них нет ничего особенного. Как будто он не целовал, не обнимал и не прикасался к ней таким образом сотни раз и не будет делать это всё время. Он обнимает её так, словно она слишком особенная, и в то же время обращается с ней так, будто она – самое обычное явление в его жизни, в то время как Розочка – это на самом деле наименее нормальное явление, с которым он, вероятно, сталкивался в этой жизни. Она понимает, что так хорошо вписалась в его жизнь, и он так хорошо вписался в её, что она только сейчас это осознала.       — Эм, Розочка? С тобой всё хорошо? — осторожно спрашивает Цветан, всё ещё поддерживая девушку, чего не должно быть, потому что она уверена, что она слишком расплавилась для того, чтобы можно было считать её твердой.       — Мм, всё в порядке, — это то, что ей удается сказать, приглушая слова чужим жилетом. Цветан смеётся над её дилеммой, чувствуя, что на самом деле с ней всё не так уж и плохо.       — Угу. А моя глупенькая девушка сможет идти пешком или её нужно подбросить? Розочка просто издаёт какие-то звуки, которые могут быть словами, в его тело, тая ещё больше. Грудь парня отдаётся смехом, тёплым и нежным. Это вызывает у неё похожее чувство, которое она испытывает от липкого коричневого сахарного печенья и свежевыстиранного белья, поэтому она сворачивается калачиком в его объятиях, чтобы уловить этот звук, это чувство.       — Давай. Приподнимись, — он поднимает её повыше, — Пошли. — она устраивается в его объятиях, довольная тем, что он может нести её так долго, как ему заблагорассудится. Ей интересно, сколько он сможет это делать, но она не уверена, что стала бы испытывать его слишком долго. — Хочешь спать? — дразнится тролль, вопрос прозвучал рядом с её розовой щекой. Она просто хмыкает, не отрицая этого по началу, крепче обнимая парня.       — Нет. Не хочу. Она гладит его по щеке в качестве благодарности, издавая сдавленный смешок, который у неё обычно получается. Девушка целует его в щёку без особого предупреждения. Хорошо, что она не единственная, кто захвачен своими чувствами.