Не отрекаются любя. Ведь жизнь кончается не завтра. Я перестану ждать тебя, а ты придешь совсем внезапно. Не отрекаются любя
Нежная, плавная, тягучая мелодия зазвучала из телевизора. Там по кругу шли какие-то фрагменты из музыкальных шоу. Серёжа включил их себе фоном, но что-то заставило его на мгновение замереть и обернуться. На экране Александр Градский пел вместе с какой-то симпатичной девушкой, внизу появились титры, и он увидел имя «Дина» и название песни. — Не отрекаются любя, — спел великий мэтр, и Серёже захотелось рассмеяться от глупости этого выражения. Только так и отрекаются. По крайней мере, от него. Почему-то от него всё время уходили с фразой: «Я люблю тебя, но…» Обстоятельства были сильнее чувств, и это «но» всё решало. Было больно. Несправедливо. Настолько, что за последние несколько лет он привык к бесконечному чувству потери. Он не мог быть счастливым с Ним, но надеялся, что сможет построить что-то с Ней. Он так часто говорил в интервью: «Я не готов к семье. Не хочу жениться, детей», — что, кажется, сам поверил собственным словам. Настю, по её словам, долгое время всё устраивало. Но оказалось, у всего есть предел, вчера она дошла до своего. Всё было, как обычно. Они встретились в очередном клубе и должны были провести вечер вместе, но она захотела серьёзно поговорить. Это насторожило, никогда подобное не приводило ни к чему хорошему. Вот только в Насте он был уверен, она смотрела на него с нежностью, понимала, поддерживала и, кажется, действительно любила. Он даже думал совершить глупость, предложить ей жить вместе и потом жениться на ней. Она была идеальна: красивая, умная, весёлая, умелая в постели. Она не имела его мозг, не закатывала истерики, и ей даже удавалось совладать с его характером. Проблема была у неё только одна. Она — не Дима. Он не любил её. Хотел, желал, уважал, но не любил, несмотря на все её плюсы. Она оказалась достаточно умна, чтобы это понять, признать и принять тяжёлое для себя решение. — Я люблю тебя, но я так больше не могу. Ты хороший, замечательный, но ты не со мной. Твоё сердце принадлежит другому человеку, и мне кажется, что ты делаешь мне одолжение. Я думала, моей любви хватит на нас двоих, но я ошиблась. Ты рядом физически, но эмоционально безумно далеко. Я не хочу мучить ни тебя, ни себя. Поэтому давай всё закончим, пока не стало слишком больно, — быстро протараторила она, пряча слёзы. — Насть, — попробовал он остановить её, но она подняла на него свои карие глаза. Они были светлее, чем у Димы, но при таком освещении казались почти чёрными. Она смотрела с таким отчаянием и надеждой, что он не смог соврать. Слова застряли в горле. Она была чертовски права, но именно это и задевало больше всего. — Но может… Что «может» — он не знал сам и даже рад был, когда Настя его перебила. — Серёж, ну я же не слепая. Я всё вижу и чувствую. Ты любишь его, — твёрдо сказала она, заставляя его вздрогнуть. Такие отношения неприемлемы в их стране. Правда может разрушить не только его жизнь. Если она захочет рассказать, и ей кто-то поверит, это будет конец. Стало страшно. — Это неправда, не накручивай себя. — Правда, и мы оба это знаем, — уверенно продолжила она. — Серёж, я правда тебя люблю и желаю тебе счастья. Не со мной, так без меня. Я никогда никому ничего не скажу. Я всё понимаю — сердцу не прикажешь. Но пойми меня, я тоже устала. — Ты мне дорога, — искренне сказал Серёжа, осторожно беря её за руку. — Я знаю, именно поэтому я и предлагаю остаться друзьями. Ты заслуживаешь, чтобы тебя любили, и я заслуживаю того же. Серёжа кивнул. После этого не отпустить её он не может. Имя «Настя» станет именем нарицательным. Слишком уж многое связано с ней, но никто никогда не узнает о причинах их расставания. Серёжа спишет всё на собственное легкомыслие, Настя — на нежелание быть тайной девушкой. Оба будут до последнего врать. Серёжу забавлял тот факт, что самым верным и вечным его спутником стала ложь. Он привык врать на камеру, притворяясь легкомысленным дурачком. Лгать друзьям, говоря, что ему никто не нужен. А главное — обманывать себя, что он забыл Его. Это бесило. Хотелось хоть раз побыть честным. Хотя бы с самим собой. Сейчас он мог признать: он скучал по Нему. Без Димы жизнь будто утратила краски. Она продолжалась, но больше напоминала существование. Он надеялся, что всё переболит, чувства утихнут, и он станет прежним. — Жизнь кончается не завтра, — повторял телевизор, и Серёжа выключил его. Слышать всё это слишком больно. В такие моменты он жалел, что не пьёт. На балконе всё ещё валялась забытая Димой ещё в том далёком прошлом пачка сигарет, и он в странном порыве достал оттуда одну. Выбросить её не поднялась рука ни тогда, ни сейчас. А вернуть? Это казалось слишком глупым. Эта забытая пачка — маленькое воспоминание о времени, когда они были вместе. Эта маленькая надежда, что всё изменится. Серёжа думал, что перестал ждать Диму. Он сумел его забыть и отпустить. Но нет… Телефон уведомил о сообщении. Серёжа надеялся, что это кто-то звал его в клуб. Выходить в люди не хотелось, но, может, музыка, танец и случайная связь с красоткой помогут ему хоть ненадолго снова почувствовать себя живым? На удивление, он ошибся. Это пришло неожиданное сообщение от Димы: «Как ты?» «Хреново» — подумал Серёжа. Но отвечать так не решился, надеясь отделаться банальным «Норм». Вот только Дима явно чувствовал, что в этом слишком быстром ответе, в этой сухой фразе без смайлика или шутки скрывалось нечто большое. «Хочешь, я приеду?» — спросил Дима. Серёже безумно хотелось ответить «Да», и он не смог себе отказать.А ты придёшь, когда темно, когда в стекло ударит вьюга, когда припомнишь, как давно, не согревали мы друг друга. Да, ты придёшь когда темно.
Серёжа тут же пожалел о собственном порыве. Он хотел видеть Диму, хотел коснуться, прижать к себе, поговорить. Но быть просто друзьями невыносимо. А больше Дима ничего не мог ему предложить. Они уже это проходили и ни к чему так и не пришли. У Димы по-прежнему семья: жена, наверно любимая. Дети, любимые без всяких сомнений, и колоссальное чувство ответственности перед ними. Они — самая важная часть его жизни. Он никогда не бросит их, не променяет на призрачную возможность быть с тем, кого любит. А любит ли? Серёжа в этом совершенно не уверен. Он ведь в рейтинге приоритетов шёл даже не после них. Он был где-то в самом низу. По крайней мере, если судить по тому времени, которое они проводили вместе. Серёжу вообще удивляло, как Дима решился на их отношения. Впустил его в свою жизнь. Он ведь всегда говорил: «Измена — это пиздец, неправильно и признак слабости и трусости». А потом в его жизни случился Серёжа, который заставил его изменить собственным принципам. Он утверждал, что разрушил их до основания. Серёжа считал это взаимным. Они разрушали друг друга. Их отношения начались странно. Они ведь сразу не понравились друг другу. Серёжа привык, что никто не решается с ним спорить. Он упрямый, самоуверенный и всегда знает, как лучше. Проще согласиться, чем объяснить, почему нет. В большинстве случаев ему плевать, он не Арсений, для которого порой спор затевается ради спора, и даже Стас в итоге сдался и принял это. Дима — нет, их скандалы и конфликты были громкие, страстные. Задеть его хотелось чересчур сильно. Бесила его идеальность. Действительно трогательное отношение к жене. Он душный, и обычно Серёжа старался держаться от таких людей подальше. Но в этот раз что-то пошло не так, и с момента знакомства к Диме тянуло. Вопреки здравому смыслу и всему остальному. Сначала было отрицание вперемешку с гневом. Первые несколько лет он старался дистанцироваться от Димы, убеждал всех и себя, что ему плевать на этого занудного очкарика. Он никто, просто коллега. Но стоило Диме начать отстаивать какую-то позицию, Серёжа, даже соглашаясь с ним, вступал в конфликт. Злить его было особым видом искусства. Он давал ему отличный способ сбросить эмоции. Он думал, что он его невероятно бесит. Потом пришло понимание, что дело совершенно не в этом. Через ссору и скандал они узнавали друг друга лучше, они словно оказывались в одном только им понятном мире. Он ловил эти мгновения, наслаждался их спорами и в одну из таких ситуаций понял, что хочет закончить очередной скандал поцелуем. Осознание больно ударило по самолюбию. В мире шоу-бизнеса отношения между двумя парнями — это не что-то сверх. Серёжа всегда относился к таким отношениям спокойно. Каждый имеет право спать с кем угодно. Тот же Арсений, с которым они долгое время жили вместе, был бисексуалом и никогда не скрывал этого. Даже водил тогда в их квартиру парней. Для Серёжи это никогда не было проблемой. Но он думал, это не для него. Это его не касается. Если его не смог соблазнить красивый, очаровательный во всех смыслах Арс, то он в безопасности, хотя нельзя сказать, что тот не пытался. Арсений, поняв, что его не собираются осуждать, задался целью убедить Серёжу, что тот такой же, как и он. Ничего не вышло, мужское тело не привлекало Серёжу ни в каком виде, хотя на групповушку с тогдашней девушкой Арсения он согласился. Удовольствия особого не получил, вернее, как эксперимент, это было интересно. Но его бесило, что девушку надо с кем-то делить, что Арс трётся об него и провоцирует. Больше они такого не повторяли, и Арс сдался. Серёжа думал, что тогда закрыл для себя эту тему. Всё оказалось не так просто. Дима объективно был менее симпатичным. Он не стремился его соблазнить, скорее наоборот, отталкивал. Говорил, что он глупый, некрасивый, не смешной. Но тем не менее, в отличие от Арса, об Диму потереться хотелось. Хотелось выбить всю дурь, а лучше вытрахать, чтобы он перестал говорить всё это. Бесило, что в один момент он мог быть невероятно грубым и агрессивным, а в другой — невероятно заботливым и мягким. Напрягало, что последнего Серёже практически не доставалось. Кризис ориентации, наступивший в тридцать плюс, ощущался остро и болезненно. Успокаивало лишь то, что поцеловать и прижать к себе хотелось только Диму, остальные мужчины по-прежнему не нравились. Он ведь даже ради интереса сходил с Арсением в какой-то элитный сверхтайный гей-клуб. Всё то же самое: та же музыка, напитки, в его случае, безалкогольные, только на танцполе об него тёрлись не девушки, а парни. Многие из них вполне симпатичные. Правда он сбежал оттуда спустя минут двадцать. Арс поставил ему диагноз — «это любовь». Они тогда проговорили всю ночь, но Серёжа так и не выдал имя того, кто зацепил его так сильно, а остальное утаивать не стал. Арс посоветовал не лезть во всё это. Женатый, гетеросексуальный мужчина — это худшая влюбленность из всех. Он ещё намучается с этим человеком, даже если всё окажется взаимно. Серёжа знал: Арс говорит по своему опыту, он абсолютно прав. Но сердцу не прикажешь. Дурацкое чувство пролезло в душу и не собиралось отпускать. Единственное, что радовало — девушки возбуждали так же сильно, как обычно. Тогда он расстался с девушкой, отношения с которой длились почти семь лет. Все думали, он сорвался из-за неё. Но дело всегда было в Нём, даже когда между ними ничего не было. Он пытался избавиться от навязчивых мыслей о коллеге. Он срывался на собственных стримах. Все думали, его бесит Артон, нет — его безумно раздражало, что вместе с ним появился Дирёжа. И в видео фанаток было больше правды, чем они думали. Он действительно смотрел влюблённо, действительно касался слишком часто и провоцировал слишком грубо. Он словно дёргал понравившуюся девочку за косичку, а она лупасила его за это книгой. Все довольны, все счастливы. Только тошно. Он пытался избавиться от навязчивых мыслей, меняя девочек словно перчатки. Они велись на его сценический образ и его радикальную честность. Он никогда не обещал им любовь до гроба и брак. Восхищался ими, хвалил, слушал, но сразу говорил: серьёзные отношения не для него. Всех всё устраивало… Пока в туре в очередном северном городе они не завалились в бар, где все, кроме Серёжи, напились словно в последний раз. Стас отвёл в номер плохо соображающего Антона. Арсений каким-то чудом добрался сам. А вот сопровождать Диму досталось ему. Дима шёл, опираясь на него, и что-то задумчиво рассказывал. Ноги заплетались, хотя при этом говорил он вполне связно. Даже пытался шутки шутить. Но Серёжа не слушал, слишком отвлечённый тем, что можно безнаказанно касаться желанного тела. Дима тоже облапал его без всякого стеснения, пытаясь удержаться на ногах. Будь Серёжа чуть помладше, а ситуация менее глупой, он бы точно возбудился. — Достань ключ, — попросил Серёжа, наконец-то высвобождаясь из объятий. Их было слишком много, они были слишком желанны. Но они были запрещены, так что приходилось делать вид, что он делает Диме одолжение. — Зачем? — с хитрой улыбкой спросил Дима. — Чтобы дверь открыть. — Зачем? Мне и тут неплохо. — Дим. — Тебе надо, ты и доставай, — прищурившись, сказал Дима, прислонясь к стене и облизывая губы. Чёрт, чёрт, чёрт. Это было уже слишком. — Где? — Постарался сделать вид, что это его не привлекает, Серёжа. — В заднем кармане, — уверенно сказал Дима, стараясь сделать несколько шагов навстречу. Но ноги подкосились, и Серёжа ловко поймал Диму, удержав его за талию. Они стояли слишком близко. Серёжа заставлял себя не смотреть на Диму, опустить взгляд и просто достать ключи. Если он будет думать, что прямо сейчас касается задницы Димы, что он находится слишком близко к человеку, которого давно хочет поцеловать, то это может привести к катастрофе. Но не думать не получалось, и он провёл несколько раз по ягодицам Димы вроде случайно, делая вид, что пытается достать карточку. Их поза слишком провокационная, и вероятно, это заметил не только он. Дима хрипло выдохнул и слишком резко для пьяного поменял их местами. Вжал Серёжу в стену и впился в его губы каким-то злым отчаянным поцелуем. Серёжа ответил. Поцелуй с привкусом алкоголя — это так банально, но так хорошо. Он сам вжался в Диму, переплетая их языки, передавая всю гамму чувств. Всё желание, страсть. — Как же ты меня бесишь, — немного отстранившись, в губы выдохнул Дима. — Взаимно, Димон, взаимно, — только и смог ответить Серёжа перед тем, как снова сделать то, что хотелось так долго. С того момента начались их отношения. Тур был лучшим, наполненным ленивыми поцелуями и страстным сексом. Тогда казалось, что они одни в целом мире, и плевать на команду, бесконечный недосып и усталость. Они были друг у друга, и это казалось главным. Серёжу даже не беспокоило, что у Димы семья. Это был тайный курортный роман, который должен был закончиться с возвращением в Москву. Чувства остынут, и всё вернётся на круги своя. Не вернулось. Серёжа всё ещё тянулся к Диме, хотел коснуться, прижать, почувствовать его в себе. Они ничего не обещали друг другу. Серёжа волен был заводить романы. Они называли это «секс по дружбе». Проблема в том, что других не хотелось. Серёжа никогда не стремился к серьёзным отношениям, но тогда, когда они были невозможны, ему впервые захотелось большего. Головой он это принял, а сердцем — не особо. Оно глупое, не собиралось слушать доводы разума. Из-за чего ситуация усугублялась. Серёжу не устраивали такие отношения, ему не нравилось быть в списке приоритетов на последнем месте. Закрытие Импровизации на ТНТ вбило последний гвоздь в крышку гроба их отношений. Дима сдался. Серёжа понял это раньше, чем Дима произнёс это вслух. Он специально бегал от него, не желая оставаться наедине. Но убегать долго не получилось. Дима поймал его, запер их в чулане, позволяя им просто несколько секунд простоять в обнимку. Поцеловал необычайно мягко и нежно, словно старался запомнить этот момент. — Я люблю тебя, но они — моя семья, — хрипло проговорил он. Всё правильно, ожидаемо, предсказуемо. Но больно и невыносимо, словно разбили сердце и выкачали из лёгких кислород. Отобрали что-то невероятно нужное и важное. То, что любовь способна преодолеть любые преграды — это придумка женских романов, что-то вроде единорогов и пегасов. Серёжа знал это всегда, но после начала отношений с Димой позволил себе усомниться в этом. Он старался жить, как обычно. Поехал в клуб, снял молодую, красивую длинноногую блондинку. Они поехали к нему, по дороге она захватила свою подругу, не менее прекрасную. Вот только ни одна, даже самая лучшая и красивая в мире куколка оказалась не способной заменить того, к кому стремилось глупое сердце. Серёжа надеялся, что чувства послушают разум. Он сможет стать прежним, построить жизнь без Него. Он надеялся, если он сотню раз повторит «Я Его не люблю», «Мне это не нужно», «Я счастлив быть один», то это станет правдой. К сожалению, это так не работало. Самообман — вообще бесполезная штука. На самом деле Серёже страшно было снова остаться с Димой один на один. Он не знал, чего ждать, и зачем он вообще решил приехать. Нервы в последнее время сдавали жутко. В странном порыве он вышел на балкон, даже не накинув на домашнюю футболку кофту. На улице было холодно. Зима уже вступила в свои права и радовала окружающих морозом, пробирающим ветром и снежинками, которые так и норовили попасть в лицо. Серёжа достал из пачки сигарету, зажигалку. Повертел в руках и выглянул в окно. Во дворе уже припарковалась машина Димы. — А ты придёшь, когда темно, Когда в окно ударит вьюга, Когда припомнишь, как давно Не согревали мы друг друга. Да, ты придёшь, когда темно, — тихо произнёс Серёжа, понимая правдивость недавно услышанных слов. Они ведь действительно слишком давно не виделись. Вернее, виделись они часто, но всё это было совершенно не то и не так. Они были просто коллегами, друзьями с натяжкой. Обычно их окружали люди или камеры, и приходилось прятать чувства ещё глубже и надёжнее. Сейчас этого не будет. Только они вдвоём и Серёжкина квартира, как в старые добрые времена. Думать об этом страшно, Серёжа чувствовал, что продрог, и заставил себя вернуться в тёплое помещение, краем глаза отмечая одинокую фигуру бывшего партнёра. Он всё ещё стоял под подъездом и курил. От того, что страшно не только ему, становилось спокойнее. Оторвать взгляд от Димы было невозможно, несмотря на холод. Он выглядел, словно нахохлившийся воробей, кутался в огромный пуховик и задумчиво смотрел вдаль. Наконец-то он выбросил окурок, посмотрел наверх и увидел Серёжу. Помахал рукой и достал ещё одну сигарету. Он его взгляда мурашки пошли по коже, и Серёжа заставил себя всё-таки вернуться в тепло.И так захочешь теплоты, не полюбившейся когда-то, что переждать не сможешь ты трех человек у автомата. Вот как захочешь теплоты!
Закрыв дверь, Серёжа опустился на пол, тяжело вздохнув. Серёжа не знал, почему Дима решил приехать. Зачем? Почему? Почему именно сейчас? Он ведь явно не только сейчас узнал о его расставании с Настей. Серёже ведь уже успели написать практически все ребята из их команды. Арс даже предлагал ему приехать, чтобы поддержать, завалиться в клуб. Если бы не театр, он приехал бы сам, а так… Серёжа отказался, ехать в Питер не хотелось. Вообще не хотелось лишний раз выходить из дома. С кем-то разговаривать, и находиться рядом. Он устал. Чертовски устал врать, ведь даже Арсу нельзя было сказать всей правды без риска всё разрушить. Он поймёт, поддержит и не осудит. Но точно захочет всё обсудить с Димой, и он ему это не простит. Даже понимая, что это не выйдет за границы их троих. Да и обсуждать тут было нечего. Дима сделал правильный выбор, и Настя по большому счёту тоже. Вот только самому Серёже от этого легче не было ни на йоту. Ему чертовски больно и плохо. Он чувствовал себя амёбой, ему требовалось несколько дней наедине с собой, и он снова нацепит маску легкомысленного дурачка и пойдёт смешить людей. А пока он имел право побыть депрессивным чудовищем. Всё же Настя и правда неплохо его изучила и идеально выбрала время для расставания. В его выходные. Он несколько дней сможет не выходить из дома и восстанавливать ресурсы. После расставания с Ней не думать о Нём было в разы сложнее. Но Он словно почувствовал, что его беспокоит, и сам ворвался в его жизнь. Раздавшийся дверной звонок заставил Серёжу вынырнуть из мыслей. За переживаниями он забыл открыть дверь. Мелькнула трусливая мысль: может, это и к лучшему? Может, не выходить и не ковырять всё ещё кровоточащую рану? Но увидеть Диму хотелось сильнее, плевать, что потом будет больнее. Серёжа не любил беспокоиться о будущем, предпочитая жить здесь и сейчас. «Да и вообще, хуже уже быть не может», — решил Серёжа и открыл дверь. — Привет! — уверенно сказал Дима. Серёжа внимательно его рассмотрел, замечая бегающий взгляд и нервно прокручивающие телефон руки. — Привет! — ответил Серёжа, впуская его. Хотелось прикоснуться, поцеловать, соединиться душой и телом. Быть так близко, как это возможно. Понять, что вот он, рядом, рядом с ним. Вопреки всему и всем. Но так, как хотелось, нельзя, и пришлось протянуть руку для рукопожатия. Рука Димы оказалась очень холодной. Он провёл пальцем по большому пальцу Димы и отпустил. Дима быстро скинул верхнюю одежду и обувь, осмотрелся и уверенно прошёл внутрь. Так, словно не было этого времени, которое они провели не вместе. — Как дела? — аккуратно спросил он, устраиваясь на любимом диване. — Хреново, — честно ответил Серёжа, ожидая хоть каких-то пояснений. В квартире тепло, но ему холодно. Словно зима вместе с Димой вошла в дом, принеся мороз и вьюгу. Серёжа обнял себя и заглянул в глаза напротив. — Как день провёл? — продолжил светскую беседу Дима. — Дим, зачем ты здесь? — всё же не выдержал и спросил Серёжа. В другое время он бы поддержал эту беседу, включился в игру, но не сейчас. У него нет на это никаких моральных сил. Дима молчал несколько минут, по привычке потянувшись к карману, где лежала пачка сигарет. Он знал, что этот вопрос последует, но не ожидал, что так быстро. Он хотел и не хотел отвечать на него одновременно. Тяжёлый день. Всё как-то сразу навалилось. Диме хотелось сказать, что не было желания ехать в пустую квартиру, но проблема в том, что хотелось именно к Серёже. В его этот траходром в склепе. Он впервые не подумал, что делать дальше. Он поддался порыву, заткнул голос разума и повёлся на поводу у чувств. Это так на него не похоже, что самому тошно. Но он не мог соврать Серёже, который смотрел на него, словно брошенный щенок: испуганно, потерянно и с дикой надеждой, что его заберут домой. Дима сотню раз прокручивал этот момент в голове, но так ничего и не придумал. Ему просто так хотелось теплоты, что он ехал с максимально разрешённой скоростью и даже нормально не попрощался со Стасом. В голове слишком много всего, и он решил начать с главного. — Я соскучился. Я не могу без тебя. Мне не хватает тебя, твоей теплоты, — на одном дыхании, смотря куда угодно, только не на Серёжу, проговорил он. Такие признания всегда плохо давались ему. Он разбирался в чувствах, но не любил говорить очевидное, пусть это очевидное было только для него. С Серёжей было всё сложнее, он не должен этого говорить, чувствовать. Но ведь он и не вампир из некогда популярного сериала — он не мог отключить чувства. Он не мог запретить себе любить человека напротив, хотя нельзя сказать, что он не пытался. — А до этого хватало? — всё же спросил Серёжа. Ему казалось, что Дима, в отличие от него, не испытывал дискомфорта от их расставания. Он ведь оставался таким холодным, равнодушным. Он давал бесконечные интервью, где говорил о любви к жене, детям. Серёжа с мазохистским удовольствием смотрел их, не замечая в них ни капли лжи. У Димы действительно идеальная семья, а он — мудак, который мечтал её разрушить. От этого становилось только хуже. — Нет, но я думал, ты вполне счастлив с Настей. А сегодня я услышал её разговор с кем-то из наших девочек. Она увидела меня и сказала, что тебе плохо, ты замечательный, но твоё сердце принадлежит работе, а ей всё-таки хочется нормальную семью. Мне показалось, она говорила это мне. Ты знаешь, я не силён в мимике, возможно, я просто принял желаемое за действительное. — Настя хорошая, — потёр глаза Серёжа, ничего не понимая, — ты из-за неё приехал? — Нет, из-за тебя. Я люблю тебя. Всё еще, — выдохнул Дима, с отчаянной надеждой смотря на Серёжу. — А как же Катя? — всё же задал вопрос Серёжа, зная, что сейчас Дима начнёт психовать. Попросит не вспоминать о ней. Она — это табу, запретная тема. С Димой можно говорить обо всём, кроме его семьи. Даже невинные вопросы он воспринимал в штыки и убегал. Серёжа понятия не имел, чего хотел добиться сейчас, но не спросить не мог. — Она в Воронеже с детьми, — тихо и как-то напугано ответил Дима. И, всё же решившись и смотря в глаза, уверенно добавил: — Я козёл и мудак. Но, чёрт, знаешь, когда что-то понимаешь, то жить становится легче, а когда что-то почувствуешь, то тяжелее. Но почему-то всегда хочется почувствовать, а не понять. С тобой я чувствую, а с ней понимаю. Ничего не изменилось, они — всё ещё моя семья, но ты — что-то другое. — Дим… — От боли в этих словах стало самому плохо. Серёжа взял его за руки. Сейчас он как-никогда понимал Настю, как ей сложно было отпустить его и сказать всё. Он должен поступить также, но он не мог. Ведь в той ситуации любила только она, а тут любят оба. У них всё взаимно. Это совершенно точно ничего не меняло. Но и не ответить он не мог. — Я тоже люблю тебя и продолжал любить всё это время. — А Настя? — Она хорошая, идеальная, но она, к сожалению, не ты, — честно признался Серёжа. И на удивление, сказать это было легче, чем он думал. Дима заключил Серёжу в объятия, стараясь быть ближе. Хотелось прижать его к себе. И он провёл носом по шее, вдыхая родной запах. Серёжа вздрогнул, но поддался этому порыву и обнял в ответ. Это позволило сбросить какой-то камень с души. За эти слова можно отдать всё. Это первые их признания в любви. У них было всё, кроме нежности и таких нужных слов. Где-то в глубине души Серёжа продолжал верить, что однажды этот момент наступит. Он ждал и надеялся. Он верил, дальше будет легче, проще. У них что-то получится. Серёжа провёл рукой по лицу напротив, коснулся пальцами новых морщинок, отметил изменения и улыбнулся. В голове невольно всплыли слова недавно услышанной песни:За это можно все отдать, и до того я в это верю, что трудно мне тебя не ждать, весь день не отходя от двери. За это можно всё отдать!
Они как никогда правдивы. Он ведь ждал, надеялся, несмотря ни на что, верил вопреки всему. Он забивал в себе чувства, говорил, что это не нужно. Но мечтал увидеть Диму на пороге собственной квартиры. Поцеловать его, прижаться телом. Он смотрел в глаза напротив. — Не отрекаются любя, — тихо произнёс Серёжа. — Что? — в непонимании нахмурился Дима. — Перед тем, как ты написал, я услышал песню. Она о нас с тобой. — Думаешь, у нас что-то получится? — с сомнением спросил Дима. — Мне кажется, о нас это скорее Шекспировские трагедии. — У нас уже получается, — честно сказал Серёжа. — Мы словно разноимённые магниты. Сколько не отстраняй, мы всё равно притягиваемся друг к другу. — Мы обречены, — с шальной улыбкой ответил Дима, принимая собственное поражение. — Возможно, когда-нибудь сила ослабнет, и мы сможем попробовать жить друг без друга. Но пока предлагаю перестать сражаться. Дима провёл рукой по отросшим волосам Серёжи, обвёл скулы, спустился ниже, касаясь пальцами губ, шеи, ключиц. А потом притянул к себе, поймал такой же влюблённый взгляд и прижался к его губам. Поцеловал мягко, нежно, невесомо, словно извиняясь за всю причинённую боль. При этом в противовес собственным действиям больно стиснул в объятьях. — Я согласен, — кивнул Дима. — Я думал, такие чувства бывают только в подростковом возрасте. Знаешь, я могу разобрать все свои чувства, кроме этих. — Я тоже, Дим, я тоже. — Но ведь это ничего не меняет, у меня по-прежнему семья, — отстранился Дима, прекрасно понимая, что не озвучить это нельзя. — Я не брошу их. — Дим, когда я влезал во всё это безумие, я это знал, и мне кажется, я почти научился с этим жить. Только не забывай, пожалуйста, обо мне. — Никогда не забывал. Ты всегда в моём сердце, в мыслях, даже в словах, — ласково проворковал Дима, и Серёжа не мог ему не поверить. Он обнял его, поцеловал, больно прикусывая губы. Заставляя перестать разговаривать и наконец-то поддаться эмоциям и чувствам. У них не так много времени. Серёжа соскучился и планировал использовать это время по максимуму. Он снова поцеловал, стянув с Димы тёплый свитер, обвёл пальцами грудь. Оторвался от губ и впился в шею. — Без следов, — попросил Дима, чем вызвал злость. Хотелось пометить его всего, но Серёжа сдержался и ласково зализал укус, прежде чем опуститься к соскам. Помня об их чувствительности, он всосал и резко прикусил каждый, вызывая нотку боли. И лишь после снял штаны и погладил. Дима попытался перехватить инициативу. Но Серёжа шикнул на него, заставляя сдаться и подчиниться. Ответить за все причинённые мучения и боль. За время, которые они провели не вместе. А потом резко поднял и повёл в комнату. Толкнул на кровать и потянулся к смазке, лежащей, по классике, в верхнем ящике. Он искал презервативы, но нашёл заботливо спрятанную плитку шоколадки, очки и ещё какое-то абсолютно ненужное и не важное барахло. Разозлился от того, что не смог ничего найти. Дёрнулся и уронил стоящую на той же тумбочке кружку. Дима засмеялся, ласково потрепал его по волосам и поменял их местами. Поцеловал страстно, грубо, заставляя забыть о всех неприятностях. Уселся к нему на бёдра. Провёл рукой по груди, всё ещё обтянутой такой ненужной сейчас футболкой. Заставил Серёжу приподнять руки и стянул её. Резко опустился, прижавшись грудью к обнажённому телу, и снова поцеловал. Потом также резко отстранился и начал изучать его живот. В его горящих глазах Серёжа мог прочитать восторг и восхищение, и это стоило всех мучений в спортзале. Тренер не обманул, и теперь у него действительно есть столь желанные кубики пресса. Дима обвёл каждый из них. Он пожирал его глазами и тёрся об него. Собственные спортивки и джинсы Димы жутко мешали. Дима этого не замечал, поглаживая ставший рельефным живот, руки и массируя плечи. Серёжа поймал восхищённо-влюблённый взгляд и снова притянул Диму к себе. Хотелось быть ещё ближе. Уже не важно как. Хотелось касаться обнажённым телом. Хотелось всего. — Дим, — мягко попросил Серёжа, не зная, чего именно хочет. Дима сам потянулся к тумбочке и быстро достал закопанную смазку. Любящий порядок, он умудрялся хорошо ориентироваться в бардаке Серёжи. Причём, как в ящике, так и в душе. Он умел видеть, чувствовать главное на каком-то совершенно ином уровне. Вот и сейчас он вручил ему смазку. — Действуй, — сказал он, давая выбор. И это говорило намного больше, чем всё, что было до. Дима, который всегда любит всё контролировать, который за почти год их отношений был снизу всего пару раз, готов полностью довериться Серёже. Позволить Серёже самому всё решить. Выбрать самому позицию. Хотелось поступить правильно. С Димой Серёже никогда не было принципиально, сверху он или снизу. Он умел ловить кайф в любой позиции. Но сейчас хотелось показать свою силу, позаботиться о партнёре. От таких предложений не отказываются. Серёжа взял смазку и снова поменял их местами, по дороге избавляя от уже точно лишней одежды. Он поцеловал Диму, благодаря за доверие. Оторвался от столь желанных губ, опустился к шею, лизнул её, грудь, обвёл языком пупок. Перевёл внимание на требующий ласки член партнёра. Облизал его, словно самый желанный леденец. Провёл языком вдоль каждой венки, облизал яички. Открыл смазку и некоторое время погрел её в руках. Растягивал Диму медленно, не забывая уделять внимание члену. Твёрдо, властно, но нежно ловя каждую эмоцию. Каждый стон. Он впитывал удовольствие, словно губка, а Дима плыл. Он схватил Серёжу за волосы, заставляя взять член глубже, и сам опустился на палец. Простату удалось найти быстро. Серёжа добавил второй палец. Третий. Вошёл. Двигая бёдрами, он ловил стоны Димы, целуя в губы. Смотрел в его глаза. Это хорошо, правильно. Так, как должно быть. Так, как давно хотелось. Кончая, прижался сверху, обнимая всеми конечностями. Отлипнуть друг от друга казалось невозможным. Тела липкие, кожу начало стягивать. Но они наслаждались редкими мгновениями близости. Немного позже, приняв душ и поменяв постельное бельё, Серёжа лёг Диме на грудь, обхватывая его, словно обезьянка, и не желая отпускать. Дима не сопротивлялся, наоборот, прижал его ближе к себе. — Останешься? — спросил Серёжа, напрягаясь. Всё обычно заканчивалось именно тут, в этом месте. Диме нужно было спешить. Он никогда не ночевал у него, даже если дома его никто не ждал. Он считал, что именно в этот момент наступит то, что будет слишком. — Куда я от тебя денусь? — шутливо ответил Дима. Вот только Серёжа в его руках остался напряжённым. — Серёж. — Дима заставил его поднять на себя взгляд. Поцеловал нос, лоб, шею. Тут не было никакого подтекста, только нежность и любовь. — Серёж, всё, что я сказал, правда. Я устал сражаться. С тобой я чувствую себя предателем, но без тебя я не живу, а существую. — Правда? — с какой-то отчаянной надеждой спросил Серёжа. — Мне нравится, что Вы больны не мной, Мне нравится, что я больна не Вами, Что никогда тяжёлый шар земной Не уплывет под нашими ногами. Мне нравится, что можно быть смешной — Распущенной — и не играть словами, И не краснеть удушливой волной, Слегка соприкоснувшись рукавами. Спасибо Вам и сердцем и рукой За то, что Вы меня — не зная сами! — Так любите: за мой ночной покой, За редкость встреч закатными часами, За наши не-гулянья под луной, За солнце не у нас над головами, За то, что Вы больны — увы! — не мной, За то, что я больна — увы! — не Вами, — вместо ответа проникновенно прочитал стихотворение Дима, внимательно смотря в глаза. И Серёжа даже узнал в этих рифмованных словах Цветаеву. Не отрекаются любя. Ведь жизнь кончается не завтра. Я перестану ждать тебя, а ты придешь совсем внезапно. Не отрекаются любя. Не отрекаются любя, — в тон ему ответил Серёжа. Они засмеялись от абсурдности ситуации, но напряжение отпустило. Это так странно. Вот только слушая такие странные признания и дыхание Димы, Серёжа почувствовал себя счастливым. Сейчас они счастливы, может, это и есть самое важное? Серёжа засыпал и думал: всё-таки «Не отрекаются любя».