Случай на Купала

       Тихим шуршанием листвы встречает лес своих посетителей. Прозрачные солнечные лучи садились на зеленую траву, чуть высветляя ее. Весело в вечернем сумраке щебечут лесные птицы. Ярким эхом отражается их перезвон от старческих стволов деревьев, разносясь на всю округу. Звонко и убаюкивающе журчит речка, протекающая под старого дуба. Широкая крона его заслоняет собой от солнца огромную лесную опушку. На мягкой, словно шелковистой, траве расположился огромный черный волк, созерцающий все звуки природы одновременно. Морда его лежала на массивных лапах, хвост прикрывал задние, огораживая от приятной речной прохлады.        Но долго дремать под опекой старого дуба ему не дал молодой парень, так скоро разрушивший его уединение с лесом. Всю идиллию прервал приближающийся хрут веток и топанье ног. Верховенский бежал по лесной поляне, будя все вокруг. Чем-то возбужденный парень выпрыгнул на поляну, подбегая к волку. Волосы его были взъерошены проносящимся мимо ветром, хлопковая тепло-коричневая рубаха была взмокшая по локоть: видимо снова пытался споймать рыбу руками. Это и доказывали темно-коричневые штаны, вымокшие по колено, с которых капала вода.        Падая на колени перед черным волком, чтобы слышать ответы его, Петр запустил ладони в шерсть на загривке. Холодные, даже ледяные пальцы отозвались на теле дрожью, от чего зверь гортанно зарычал.        — Ну что же вы, Ставрогин, злитесь? Я пришел к вам с хорошей новостью! — словно не замечая недовольство, проговорил Верховенский, продолжая гладить черную шерсть. — Пытался я значит споймать нам рыбы, как увидел, что юноши из деревни дрова таскают, да кругами раскладывают. Праздновать у нас будут, представляете? Так давайте же напугаем их?        — Вы думаете, мне это интересно? — рычит Николай, приоткрывая глаза. Хоть пальцы у парня и холодные, но ему нравится, когда они блуждают по его загривку.        — Но вы мне надобны. Без вас у меня ничего не выйдет.        В ответ Ставрогин рычит в голос, показывая все свое недовольство. Верховенский, явно иронизируя, отшатывается от волка, поднимая руки. Мол сдается. Но проходит всего пару мгновений, ждет когда злоба внутри Николая чуть стихнет, снова подбегает к нему, обращая на ходу рыжей лисицей. Мягко ложиться напротив морды Ставрогина, черным носом касаясь его светло серого.        — Ну прошу тебя, давай пойдем, — просит Петр, блестя глазами. Так жалобно, что Ставрогин устоять не может.        — Ладно, но только, если после этого ты дашь мне поспать, — говорит Николай, кладя лапу на рыжую морду. Слышит ехидно-счастливое фырканье-Верховенский ликует, даже не скрывая этого, и улыбается сам.

***

       Светлые вечерние сумерки сменились темной ночью. На широкой предречной опушке юноши разожгли огромное кострище. Его оранжевые лепестки взмывались в темно-синее небо, растворяясь в нем. Снизу, подле березовых дров, оно пылало красным, переливаясь разными оттенками. Вокруг него ровными кругами были разложены одинокие поленья, тоже поглощенные желтым пламенем. Таких лесные духи насчитали два: один поменьше, другой побольше. Девушки-красавицы носились от парня к парню, надевая на их макушки венки, которые они тут же снимали, смеясь. Белые колокольчики, красные ягоды боярышника, ярко желтые, огненные цветы зверобоя-все это создавала магическую атмосферу языческого праздника. Чуткий волчий нос Ставрогина унюхал где-то среди десятка трав тысячелистник. В высокой прибрежной траве лежали свечки, которые должны были быть воткнуты в венки. Абсолютно все молодые были в чисто-белых хлопковых одеяниях: девушки в просторных платьях с длинными рукавами и красными узорами на них, а парни в таких же узорчатых косоворотках и темно-бардовых, либо коричневых штанах, а темноте было не различить. К слову, Верховенский где-то раздобыл точно такую же одежду для них двоих, но зная этого плута, Николай предполагал, что стащил у людей прямо из-под носа.        Проходит мгновение и молодые берутся за руки, водя хороводы вокруг костра. Мягко шагают по чуть сыроватой траве, напевая праздничную песню. Все улыбаются, поднимая руки высоко к звездам, а после подбегая к костру, чуть не задевая его пальцами. И какой бы красотой не было происходящее, Петр не отступиться от своего. Обращаясь лисой, он заползает в куст можжевельника, мотая хвостом, как бы говоря пора. Ставрогин, совершенной своей походкой, выходит из-за своего укрытия. Штаны, закатанные по колено, все равно намокают. Широкими шагами он выходит на берег, разрезая водную гладь. Босыми ногами шлепает по родной траве, пересекая всю опушку за считанные секунды.        — Не позволите ли праздновать с вами, дорогие гости? — улыбаясь произносит Николай, вливаясь в хоровод. Ходить кругами подле огня его не впечатлило, желание делать что либо отпало моментально, но благо Петр не заставил себя долго ждать.        Ярким огоньком выбегая из-под куста, он оббегает множественные ноги собравшихся, затрагивая их кончиком хвоста. Смешно и мило, как кажется Ставрогину, перепрыгивает огненные круги, достигая огромного кострища. Сверкнув черными глазами Николаю, тот, разбежавшись, прыгает над огнем. Пушистый лисий хвост проноситься в расстоянии мизинца от пламени, а черные лапы уже касаются его, подхватывая желтые искры. Веселыми возгласами встретили его окружающие, но как только он встал на обе ноги посреди костра, испуганно заголосили. Первично, потому что мало когда они встречали лесных духов на яву, а только после от того, что юноша стоит посреди кострища.        Чего только ожидал Николай от Верховенского, но не то, что он добровольно встанет в пламя, дабы напугать молодых. В планы свои его не посвятил, как говорил, для эффектности. Потому, растерявшись, Ставрогин, разрывая цепь хоровода, уже черной тенью подлетает к огню. От такой неожиданной выскочки молодые разбегаются кто куда, опустошая опушку. Но Николай совершенно про них забыл. Все что сейчас для него важно — спасти Верховенского от его же шутки. Хватается пастью за белый рукав рубахи с силой тащя на себя. Кажется даже задел кожу руки парня, по рту пронесся вкус металла. И под дикий хохот Петра, он вытягивает его из огня, опрокидывая на прохладную землю.        На поляне, кроме них двоих, не было ни единой души, потому Верховенский не стесняясь заливался смехом, держа руками обожженные стопы. Хохот был настолько живой, что даже не верилось, что ему действительно смешно. Болотные глаза его были прикрыты, а на лице сияла зверско-веселая улыбка, обнажившая зубы. Но Ставрогину было не до смеха. Он, нависший тенью волка над лицом Петра, свирепо сверкал нежно-голубыми глазами. Понимал, что ступни лиса заживут через пару минут, но не мог простить ему своего переживания.        — Ну чего вы, Ставрогин, рычите. Смотрите как весело получилось, — все еще улыбаясь, проговорил Верховенский, садясь. Момент смеха прекратился, оставляя на щеках его румянец.        — Помешанный, — фыркая проговорил Николай, обращаясь человеком. Презрение и недовольство покинуло его так же быстро, как и охватило. Вновь вернулись спокойные голубые глаза, глядящие на Верховенского как-то по особенному.        Прокрутив все события в голове еще раз, Ставрогин залился таким же сумасшедшим смехом. Все таки действительно-шутка удалась. Внезапный прилив эмоций подхватил и Петр, веселя Николая еще больше. Темные пряди его сползли на лицо, совершенно не контролируемые от припадка. Так бы и похохотали бы до утра, пугая эхом всех людей по округе, если б Верховенский не приметил уцелевшие цветочные венки. Выхватывая их из плетей травы, Петр, поднимаясь и поднимая за собой Ставрогина, подошел к самому краю берега. Смех утих, ведь Николай весь вовлечен в затею лиса. Глаза того горели бликами от луны. Совершенно чистыми и веселыми. В ту же минуту в руки волка был вложен купальский венок. В нос отдало запахами трав, самых душистых, что были в лесу. Падали пыльцой на пальцы и щеки Николая, и, кажется, даже на кончик носа. В пальцах Верховенского блуждал венок из белых ромашек, голубых васильков и высоких пшеничных колосьев.        Легким движением Петр кидает на черную гладь травяной венок. Тот пестрым светом блестит на поверхности, переливаясь со звездами. Маленькими волнами идет по реке тряска от броска Верховенского, тем самым превращая красивую белую луну, в бесформенное пятно.        — Плыви веночек по синю морю, — пропевает Петр, мягко улыбаясь. Глубоко засела красивая людская песня у него в голове.        — Ой на Ивана, тай на Купала, — подхватывает Ставрогин. Свой же венок он кидать не стал, лишь мягко опустил его на гладь реки, отталкивая пальцами от берега.        — Скажи веночек, где мой дружочек! — уже смеясь продолжает Верховенский, падая на плечо Николая. Проходиться носом по щеке волка вызывая улыбку на лице его. Щекочет светлой макушкой кожу на шее, которую Ставрогин накрыл своей ладонью, забираясь пальцами в волосы, чтоб не двигался большее, продолжая следить за парой венков. А те, подхваченные невидимым течением реки, уплывали далеко от них в чащу леса. Венок Николая, волшебным образом догнавший цветастый веночек, зацепился за цветочные бутоны, уже готовый следовать за ним всюду.