А Нёвиллет открывает.
И думает, что чего-то не помнит. Самого важного, казалось бы. Да нет, все в порядке. Сегодня назначена церемония провозглашения нового гидро архонта, а значит, дел серьезнее боле и нет. Тело не по своей воле не хочет от кровати отрываться. Вставать рано утром уже давно не было так тяжело.Нёвиллет переживает.
Фурина совсем не подает надежд, закрывается в себе и играет скорее жертву, чем архонта. У нее яркий посыл, детский характер, но, каким-то образом, завоевать любовь народа не доставляет ей проблем.Нёвиллет злится.
Фурина прячется за него при любом удобном случае, и он не имеет права сказать что-то против. За столько времени рядом друг с другом они действительно стали ближе, чем просто незнакомцы, но не ближе, чем друзья. Нёвиллету казалось, что где-то глубоко внутри Фурина совсем не такая. Он теплил надежду, исследовал поведение и привычки, наблюдал больше обычного и чувствовал. Чувствовал некое «родное». Он не назвал бы это «родное» тем самым «потерянным», но Фурину больше не хотелось ругать, наставлять и поучать. Ее хотелось мягко направлять вперед, защищать и помогать, растить, выводить в свет. Нёвиллет не помнил, кто помог ему, будучи совсем маленьким дракончиком, стать тем, кто он есть. Не помнит, кто дал ему руку помощи, обучил и выпустил в свет. Но зарождал в сердце мысль о том, что сам должен стать тем проводником, кто может направить в нужное русло. Даже если это архонт. И особенно, если этот архонт — всего лишь ребенок, нуждающийся в помощи. Особенно, когда этот же архонт по ночам горько плачет в пуховую подушку, дабы его не услышали проходимцы. Особенно, когда этот же архонт в миг становится серьезнейшей и взрослой личностью, когда ее народу действительно грозит неминуемая опасность, когда ее друзьям поступают угрозы или когда она безуспешно пытается оторвать Нёви от дел и просит достать ей не важные документы с верхней полки, чтобы получить каплю искреннего внимания к своей личности.Нёвиллет теплеет.
Теплеет, когда Фурина впервые плачет при нем и рассказывает о том, как же ей тяжело. Тогда ему кажется, что она многое не поведала в порыве эмоций, слезы лились по нежным щекам, но умудрялись умалчивать истину.Ему не казалось.
Нёвиллет теплеет, когда Фурина, будучи совсем безнадежной, отрекшейся от глаза бога по неопытности, подставляет свое тело под нежданную вражескую атаку, что непременно прилетела бы в спину, заставив мужчину пасть на колени. Тогда он принес ее к себе в покои, струйчатыми бинтами обмотал элементальные раны, сняв неразлучные с его руками долгими временами перчатки. Тогда он заботился о ней сам, никого не подпуская. Тогда он сам вернул ей глаз бога, положил рядом с подушкою и ушел на несколько долгих ночей, бросив свою совесть наедине.Пока народ разглашал вердикты и претензии, в Фонтейне шел дождь.
Пока Оратрикс выставляла приговор действующему архонту, в Фонтейне шел дождь.
Пока на щеках Фурины капли только начинали стекать легкой истерической ноткой, в Фонтейне шел дождь.
В Фонтейне шел ливень, пока Нёвиллет видел перед собой другую Фурину - нежную, словно лепесток лилии озерного цвета, неприступную, словно бутон ромарина в глубинах вод, наводящую на воспоминания далекой юности и покорной любви действительно божественную Фурину.Фурину, имя которой — Фокалор.
Фурину, чья часть действительно представляла из себя самого сильного архонта Тейвата.
Фурину, которая наконец могла пробудить то самое «родное» по одному лишь взгляду из-под влажных ресниц.
Фурину, которая никогда не смогла бы быть свободной.
Над Фонтейном шел ливень, пока гидро дракон прижимал к себе бездыханное хрупкое тело своей любимой Фокалор. Над Фонтейном раскрылось самое ослепляющее солнце, пока вдали от дома, в собственной бездне, гидро дракон укрывал порочными крыльями свою нежную Фокалор. Над Фонтейном сгущались тучи, пока гидро дракон по-отечески обнимал льющую слезы Фурину, поглаживая ее спину кончиками чуть светящихся голубым светом пальцев. Уже несколько месяцев подряд Фонтейн покрывала завеса горького вечного дождя.— hydro dragon, hydro dragon, don't cry.