***
Спустя долгие часы беганья по деревне и петляний по лесу Сичэнь, приведенный щенком, наконец-то оказывается перед молочным, туманным барьером. Он берет малыша на руки, слегка хмуро смотря на того. — Ты уверен, что это твой дом? — поинтересовался мальчик у щенка, зная, что ответа так и не получит. Тот лишь вилял хвостом да жался к белоснежным мантиям. Внезапно прямо за спиной раздался раскат грома: — Что дитя гор и рек забыло в Громовой Обители? Тебе тут не место. Уходи. Вздрогнув от неожиданности, Сичэнь крепче сжал щенка в объятиях, повернувшись на голос, и обомлел, чуть ли не нос к носу столкнувшись с божеством гроз. Он столько слышал о нём. Как бы среди Ланей не запрещались слухи и разговоры за спиной, но назойливые шепотки часто достигали ушей Сичэня. Люди говорили, что Цзян Ваньинь ужасен и безобразен. Люди говорили, что тот похож на обожженный труп со слепыми глазами, пепельными волосами и длинными клыками, доходящими до подбородка. Люди говорили, что он убьет тебя в первую же секунду вашей встречи. Люди ошибались. — Я… — мальчик задыхался от восхищения, просто потеряв дар речи. Его зрачки расширились, полностью перекрывая медовую радужку, но далеко не от страха. Да, перед ним стояло божество, но отличное от него. От того не исходило какой-то угрозы или опасности, скорее что-то похожее на строгость и суровость, почти, как у его дяди, который был таким внешне, а внутри оставался мягок и нежен. Однако, в отличие от Цижэня, это был молодой и статный мужчина, туго затянутый в пурпурные мантии. Волосы цвета ночного неба были убраны наверх, в пучок, перевязанный фиолетовой лентой и закреплённой для пущей надежности тонкой, серебряной заколкой, а темные пряди выбившейся из аккуратной причёски чёлки обрамляли острые и тонкие черты лица. Такого же цвета уши венчали макушку, а за спиной мерно покачивались девять хвостов. — Ты…? — мужчина скептично изогнул тонкую бровь, склонив голову набок. Вместо ответа растерянный Сичэнь лишь поднял щенка в своих руках повыше, прикрывая горящее лицо. — Моя гончая, — констатирует божество, взглянув на белоснежное пятнышко на макушке. — Откуда она у тебя? Гончая? Небольшие пальчики крепче стискивают тёплое тельце, пока медовые глаза удивлённо опускаются вниз. Вот этот маленький, дрожащий комок меха? — Вы уверены, что это — ваша гончая? — на всякий случай уточняет Сичэнь. Тихое хмыканье срывается с тонких, бледных губ. И, кажется, что от этого звука сердце Хуаня уходит в пятки. Мужчина опускается на корточки, чтобы быть на одном уровне с ребенком. Длинные пальцы с острыми, тёмными ногтями с неожиданной нежностью касаются плюшевой мордочки, что моментально реагирует на знакомый запах, потянувшись к хозяину и пытаясь лизнуть ласкающую его руку. Между чёрным носиком и рукой божества сверкает тонкая, пурпурная молния. — Это точно моя гончая. А выглядит она так, потому что ещё совсем щенок. — Ооо… — округлив глаза, тянет Хуань, продолжая стискивать малыша и перебирать пальцами мягкий мех и слегка почёсывать животик. — Так где ты его нашел? — мужчина дёргает тёмным ухом, смотря на Сичэня снизу вверх. Их взгляды встречаются. И Хуань думает совсем не о щенках или гончих, а только о том, что никогда в своей жизни не видел такого глубокого серого цвета, похожего на свинцовые громовые тучи, что тяжело хмурятся, прежде чем обрушиться живительным ливнем. — Гроза… — идеальное сравнение, всплывшее в голове невольно срывается и вслух. Осознавший, что ляпнул, мигом порозовевший Сичэнь вновь приподнимает щенка, прикрывая им рот и отводя взгляд. — Что «гроза»? — щурит глаза божество. — После грозы… нашёл его, — Сичэнь не лжёт, действительно, всё так и было. — Я ходил собирать травы к подножию горы, а он скулил, упав в небольшую яму. Вот и вытащил его. А потом… — А потом… ? — не сводит пристального взгляда с мальчика мужчина, размеренно покачивая хвостами. — Я отнес его в ближайшую деревню, но вместо того, чтобы побежать к хозяйским дверям, он увязался за мной обратно. Но в Облачных Глубинах нельзя домашних животных, — печально покачал головой Сичэнь. — А как ты нашёл дорогу ко мне? — Он оказался умным и сам потянул меня за подол мантии в сторону своего дома. А дальше я уже приблизительно догадался, куда мы направляемся. — Какой ты плохой мальчик! — ухмыляясь, наигранно-сурово восклицает божество гроз, трепля собаку по макушке, на что Хуань возмущённо приоткрывает рот, краснея. Однако следующая фраза даёт понять, что это обращение было направлено вовсе не к нему. — Мало того, что сбежал от меня и матери, так ещё привел чужака ко мне в обитель. — Меня зовут Лань Сичэнь… Не чужак… — немного неуверенно добавляет мальчик. — Я знаю, маленький нефрит, — мужчина несильно щёлкает дракона по носу-кнопочке и выпрямляется. Он взмахивает головой, отчего острые, темные ушки очаровательно дёргаются. Повернувшись, тот широко шагает в противоположном от Хуаня направлении, бросая короткое, не терпящее возражений. — Идем. Несколько секунд Сичэнь хлопает глазами, смотря вслед удаляющимся и покачивающимся хвостам. А после, опомнившись, быстро перебирает ногами за мужчиной. — А Вы ведь божество грома и молний? Цзян Ваньинь? — Верно, маленький Лань, — заметив, что ребенок, не выпускающий с рук щенка, слишком торопится и уже слегка запыхался, мужчина незаметно замедлился. — Куда мы идём? — стараясь ровно дышать и не выдавать того, что едва успевает за божеством гроз, интересуется Хуань. — Возвращаем щенка, разве ты здесь не для этого? — хмыкает Ваньинь. — Для этого, но… — Тогда в чём проблема? Не бойся, я ценю, когда мне и тем, кто мне дорог, делают добро. И я умею быть благодарным. Скоро на горизонте показались небольшие деревянные домики, раскинувшиеся подобно сборищу маленьких островков посреди не тронутой ветром водной глади. Но идеальная поверхность не отражала лазурную синеву небес, разбавленная россыпью каких-то нежных драгоценных камней, ловящих отблеск неба и воды и впитывающих в себя лучи солнца. Лишь подойдя поближе и приглядевшись, Сичэнь понял, что это распустившиеся бутоны крупных цветов. Перламутрово-розовые лотосы. Из-за этого всё окружение казалось каким-то чувственным, трепетно-робким. Совсем не похоже на то, что ожидал увидеть ребёнок. Эти маленькие домики, озеро и цветы излучали такое спокойствие и умиротворение, что Хуань невольно замер, зачарованный и пленённый этой первозданной красотой. И божество грома, заметившее его заминку и остановившееся, чтобы дождаться дракона, идеально вписывалось в этот пейзаж. Руки невольно зачесались от желания написать такую картину. — Что такое? Не это ты представлял, когда слышал о Громовой Обители? — ехидно фыркает Цзян Ваньинь. — Нет-нет, — активно замотал головой мальчик, — я просто очень очарован! — Ой-ли? — в чужом вопросе слышатся игривые нотки, от которых у Сичэня мурашки по спине. Добротные, деревянные мостки, которыми испещрена вся поверхность воды и что соединяют крохотные домики, даже не скрипят, когда они подходят к дверям. Цзян Чэн открывает её, пропуская дракона вперёд. Заходя, Хуань не успевает даже бегло осмотреться по сторонам, как к его ногами кидаются собаки. Много собак. Три взрослых, таких же пушистых, как и щенок в его руках, что с интересом и любопытством обнюхивают подолы белоснежных мантий. И четыре маленьких, шарообразных комочка, что активно виляют хвостами, тяфкают и упираются крохотными, пухлыми лапками о ноги Хуаня. Тот растерянно и даже слегка испугано оглядывается на Цзян Ваньиня, совсем не зная, что ему делать. Но натыкается лишь на скупую, но искреннюю улыбку. У Хуаня складывается ощущение, что он увидел то, чего не должен был. Почему-то этот изгиб губ кажется интимным и слишком личным. Парень чувствует себя так, будто украдкой подглядывал за чужими покоями ночью. Кончики ушек трогает лёгкая, розовая пудра. — Они не кусаются. По крайней мере, пока ты их не обижаешь. — Они все ваши? — М? А чьи же ещё по-твоему? — Цзян Чэн смотрит, как нервно бегают собаки, поэтому добавляет. — Верни щенка матери, а то они не успокоятся. Оперевшись спиной о дверной косяк, Ваньинь скрещивает руки на груди, пристально наблюдая за драконом. Под чужим взглядом Сичэнь осторожно опускает щенка, что забавно перебирает лапками в воздухе, пока те не коснутся деревянной поверхности. С счастливыми повизгиваниями и лаем пушистые комочки собираются в одном месте, кружась, обнюхивая друг друга и бодаясь макушками. И прямо сейчас Хуаню очень греет душу мысль, что именно он вернул малыша в семью. Парень широко и солнечно улыбается, с гордостью переводя взгляд на Цзян Чэна, который лишь медленно моргает, будто одобряя и разрешая. Получив некое дозволение, Сичэнь присаживается на корточки. Его моментально окружают щенки. Те ластятся к ладоням и торопливо их облизывают, пока воодушевлённый Хуань пытается уделить внимание каждому из них: потрепать за ушком, почесать подбородочек и пригладить мех. Тем временем три взрослые собаки бодают головой чужие плечи и тычутся влажными носами в щёки и шею, обнюхивая мальчика. Не имевший ранее возможности так близко окунуться в подобную атмосферу Хуань чувствует прилив странных, но тёплых и приятных эмоций. Поэтому неудивительно, что он не может сдержать звонкого, яркого смеха. Цзян Чэн лишь наблюдает со стороны, не вмешиваясь и позволяя ребёнку расслабиться, отдохнуть и насладиться каждой минутой этой топящей нежности и ласки. Лишь когда первые порывы эмоций поутихли, раскрасневшийся Сичэнь поинтересовался: — А как так вышло, что он потерялся? — В последнюю грозу щенки сопровождали меня и гончих, чтобы посмотреть и привыкнуть. Но в какой-то момент ни я, ни девочки не уследили, — Ваньинь опускается рядом, тыкая в белое пятнышко на макушке щенка и наигранно журя его. — И эта маленькая пушистая задница, видимо, решила, что сбежать — отличная идея! Сичэнь хихикает, прикрывая ладошкой рот. — А как их зовут? — склоняет голову набок мальчик. — Принцесса, Жасмин и Милашка, — гордо заявляет божество гроз. — У малышей пока нет имён. — Какие замечательные имена! — искренне восклицает мальчик, обнимая за шею одну из собак, что ласково лижет порозовевшую щёку. — Можно я попробую угадать, кто есть кто? — Валяй, — острый уголок губ приподнимается в усмешке. Мальчик внимательно смотрит на собак, пытаясь понять, какие имена подошли бы им лучше всего. Хочется схитрить и подозвать кого-нибудь, проверив, кто же среагирует, но так было бы неинтересно. — Та, что сейчас лижет мою щеку — Милашка, — начинает Сичэнь, не сводя взгляда с Цзян Чэна и пытаясь прочитать его реакцию, но тот остается совсем невозмутимым, поэтому приходится продолжать. — Та, что в моих объятиях — Жасмин, а рядышком стоит Принцесса… — Верно. Молодец, — одобрительно хвалит мужчина. И когда все собаки были обняты, все чёрные, влажные носики были ласково тыкнуты, а сам Хуань был облизан с ног до головы, Цзян Чэн позвал мальчика за собой, выводя на мостки, прямо к воде и россыпи лотосов. Как-то неожиданно для самого себя Сичэнь, не успевая прикусить язык, озвучивает наверное не совсем уместные мысли: — А вам тут не одиноко? До этого любовно смотрящий на свои лотосы Цзян Чэн удивлённо вскинул брови, махнув хвостами. — А почему должно быть? У меня есть мои гончие. — Но… — немного растерянно теребит рукава мантий Сичэнь, — а как же другие, Вам подобные? Разве это не скучно постоянно быть только с самим собой? Я, например, не представляю свою жизнь без брата и дяди… — Ну, — фыркая, пожимает плечами божество гроз. — Видимо мне по судьбе быть всегда одному. — Это неправильно, — хмурится ребенок, протестующе мотая головой. — Никто не должен быть один… — а после, видимо, что-то для себя решив, добавляет. — Когда я вырасту, то перееду в Громовую Обитель и буду просматривать за гончими! И за Вами! — Ой-ли? — Ваньинь склоняет голову набок, подпирая щеку кулаком. — Ты беспокоишься о моем одиночестве или о своём? — Я беспокоюсь о нашем одиночестве, — не растерялся Сичэнь, сакцентировав внимание на важном для него слове. Внезапно плечи в пурпурных одеяниях сотрясаются от смеха. Звонкие колокольчики из чистого хрусталя переливаются в ясных, заливистых трелях. И этот звук обвивает сердце Хуаня мягкими, кошачьими хвостами, что стискивают его так, что мальчику хочется схватиться за грудь, небрежно смяв идеально выглаженные мантии. Какое странное и непонятное чувство! Хочется, чтобы это мгновение не прерывалось. Отфыркиваясь после приступа хохота, Цзян Чэн дёргает правым ухом. Он пару секунд не сводит с Сичэня прищуренных глаз, что ещё слегка поблёскивают влагой от смеха, а после кладёт ладонь на чужую макушку, мягко ероша аккуратно уложенные волосы, но при этом ловко избегая ленты и небольших рожек. — Ну, тогда если тебе удастся сохранить свои душу и сердце такими же чистыми, то двери моей обители всегда будут для тебя открыты. — Правда? — с придыханием, но осторожно, чтобы эти внезапные ласки не оборвались, уточняет Сичэнь. — Ты что, ставишь под сомнения мои слова? Маленький Лань отрицательно качает головой, пока Ваньинь задумчиво оглядывается по сторонам. А после под недовольный выдох убирает руку, чтобы опереться ей о мостик и потянуться к своим лотосам. Сорвав один из цветов, божество прикладывает его к губам, что-то шепча. И когда нежные, розово-лиловые лепестки покрываются тонким слоем серебристого сияния, Цзян Чэн передаёт его дракону. Хуань с трепетом, будто это хрупкое стекло, принимает лотос, опасаясь сломать его. — Что это? — Моя благодарность и мой подарок. Он заколдованный. Если спустя года ты всё ещё захочешь присматривать за моими гончими, а твоё сердце будет таким же добрым и открытым, то этот лотос поможет тебе найти Громовую Обитель и открыть её врата. Цзян Чэн поворачивается, указывая на входную дверь, через которую они вошли. И пока мужчина отвернулся, Сичэнь торопливо, подобно шкодливому котёнку, что стремится спрятаться под кровать, быстро прикладывает нежный лотос к порозовевшей щёчке, тем самым лепестком, которого недавно касались тонкие губы. Покраснев ещё пуще от собственных спонтанных действий и яркой картинки недавних воспоминаний, что навсегда впечатался в память, мальчик так же торопливо убрал цветок, трепетно прижав его к сердцу.***
Небо хмурится, стягивая густые и непроглядные облака в одно место. Серые, пузатые тучи потрескивают пурпурными молниями, пока взрослый, высокий дракон, сжимающий в пальцах цветок лотоса, уверенно вышагивает по лесу, прямо к барьеру. С лица Сичэня не сходит предвкушающая улыбка. Внезапно из барьера выпрыгивает огромный пёс. Без капли страха Хуань протягивает ладонь, в которою сразу же тычется влажный нос. Мужчина ласково касается пальцем белого пятнышка на макушке, пока зверь принимается игриво наворачивать круги, дружелюбно махая хвостом. — Ну привет, потеряшка. Ты вырос. — Ты тоже, дитя гор и рек, — как и в прошлый раз раздается короткое хмыканье где-то за спиной. — Пойдем, Принцесса, Милашка и Жасмин уже давно соскучились по тебе. Им больше некого облизывать. — А Цзян Ваньинь соскучился? — бесстыдно интересуется Лань Хуань, поворачиваясь к божеству гроз. — Я смотрю тебе хочется вернуться в Облачные Глубины? — закатив глаза, фыркает Цзян Чэн. — После долгих лет ожидания мне совсем не хочется покидать это место… Сичэнь мягко и тихо смеется, следуя за знакомыми хвостами и крепко держа лотос у своего сердца. Он уверен, что скоро вместо цветка будет сжимать в своих объятиях их хозяина.