Что?
Тяжелый, механический голос пронзает пространство, а человек не слышит, продолжает раскачиваться. Если он хотел продолжать существовать, то было неверным решением. В следующий миг уши закладывает от свистящего около головы звука выстрела, теплая жидкость каплями опаляет щеку со стороны звука.«Тело» обмякает, неподвижным изваянием в конце концов застывает, не подавая признаков жизни. Отвратительно до невозможного.
Взглядом натыкается на собственные руки. А они ее? Или его? Осознает себя лишь по одежде: видимо, женщина, или, может, девушка. Края глаза касается прядь грязно-фиолетовых волос, собранных где-то на макушке в пучок, на ней какая-то обшарпанная синяя майка и нейтрального цвета протертые штанины. Никогда бы не подумала, что у нее такой стиль. Хотя, какая уже разница? Перед собой застывает один-единственный образ.Задорно, будто ничего не произошло в этот момент, болтаются ноги. Пестрые рыжие волосы, черный бомбер с носками-чулками и до омерзения беспристрастное лицо.
Дыхание перехватывает, стоило лишь покоситься на фигуру, заглянуть в глаза. Как тут же понимаешь — очень зря. Но этого никто не замечает, все озабочены лишь собой. Тут, это нормально. Обыденность, никого не удивляющая. — Последнее предупреждение, вы все! — Восклицает темная фигура, похоже, один из членов экипажа. Она молчит. Под взглядом той фигуры просто невозможно и слово вымолвить. Поразительно темные радужки заживо пожирают ее, паника уже у горла, но возможности вырваться абсолютно нет. Она понимает, что помнит, черт возьми, знает этот образ темных, как ночь глаз и рыжих, почти красных волос. Образ убийцы. Монстра. Человека, поступившегося моральными нормами, кто и бровью не поведет, совершая нечто ужасное. Как ни называй, все одно. Встряхнув рыжей головой, человек отворачивает голову, так, как и должно быть.Выдох. Вдох.
Вновь повторяется гул снаружи. Непреднамеренное оглушение наступает почти сразу: аварийная сирена, истошно завывая, буквально чуть ли не врывается через барабанные переборки. В голову прилетают только мысли о скором крушении и потере сознания. Снова. Какое противное ощущение. Да, симулированная потеря сознания — одно из самых неприятных ощущений.Кончиков пальцев ног касается прохладная вода. Вместе с ней приходят и треклятые мысли.
День 1-й: Остров
06:12 утра по местному времени
Выстрелы. Кажется, они приплыли. Боковым зрением замечает, как рядом лежащий человек со свирепеем хватает револьвер, вновь и вновь нажимая на спусковой крючок. Времени осмыслять происходящее нет. — Черт возьми. Хватайте пушки и сваливаем! — сказанное как гвоздями вбивается в кодированный череп, заставляя подняться на ненадежных руках и шатких ногах. Она снова видит этот образ. Рыжая ведет их, ее тоже. Очень мерзко. От чего она сама не знает, словно это чувство въелось в сам ее разум. Стало неотъемлемой частью ее.Выбора просто-напросто нет.
Схватив первое попавшееся под руку ружье, валявшееся рядом с одним убитых охранников, она выходит меж железных дверей вместе с остальными тремя. Моделированные руки подрагивают от холодного металла винтовки с глушителем, находящегося в них. Ладони непроизвольно потеют, истощенное тело едва ли держится ровно, пальцы рефлекторно сжимают находящуюся в них смертоносную сталь. Надо было срочно сосредоточиться на окружении. Ей такого не дано. — Цель выявлена. — с тянущейся ухмылкой, тихо, почти шепотом проговаривает рыжая, без колебаний, за мгновение прицеливаясь из своего оружия. Щурясь мимолетно, аметистовые очи малодушно взирают на жертв. Хотя, можно ли было назвать таковых теми, кто тоже не преминул бы всадить в заключенных по несколько автоматных очередей?Тела, только-только находившиеся недалеко от корабля, в ту же секунду с немым криком валяться грузными мешками на песок. Кровь расплывается чарующими, витиеватыми узорами.
Страшно. Как скользкие черви, животный страх обвивает сердце, аорту, сужается где-то под ребрами немного, появляется ощущение, будто вот-вот, и оно точно размозжится ко всем чертям где-то там, в ее теле, во внутренностях. Помутневший взгляд чуть ли не панически цепляется за развевающуюся черную ткань, далее обрамляющую лоб, где под краснеющими волосами едва заметна остальная повязка. Обескураженно моргает, да так, что наваждение едва проходит, стоило лишь взглянуть. — Но они были безоружны! Разве это разумно? — неуверенно доносится с другой стороны. Рыжая едва ли обращает внимание на замечание, предпочтя принять положение лежа у края кармы корабля, чуть высунув сверкнувшее на солнце дуло своей винтовки в сторону летящих на них градом, новых пуль. Под внезапным обстрелом ноги сами по себе подгибаются, она приземляется недалеко от рыжей, хоть и не так удачно, что уже вовсю палила по выжившей корабельной охране. Грудная клетка отзывается ноющей болью, всего лишь кажется, что такое тянет на летальный исход. Ей думается, что только чудом или с чей-то незримой помощью она до сих пор жива. Бросив беглый взгляд на человека в пестром оранжевом костюме, точно для заключенных, она мимолетно в мыслях отвечает на его вопрос: «Разумности тут и в помине нет» Того человека, что первым подорвался с ними уже не было: кажется, безвольное тело где-то успело упасть, еще до того, как начался шквальный поток свиста. Даже минуты не продержался. Силой заставляя противящееся естество, она рукой подбирает «свою» откинутую во время падения винтовку, вид рыжей моментально находит последующее оправдание для собственных нерешительных действий. Эта повернутая девчушка, черт ее дери, буквально олицетворяет фразу: «Либо ты, либо тебя» Так о каком выборе может идти речь? Проверять обойму винтовки было страшно, она даже толком не разбиралась в устройстве огнестрельного оружия, оттого действие автоматически стало ненужным. Вдох. Выдох. Когда плечо сталкивается с прикладом, ладонь словно зачарованная ложится на рукоять, а положение ставится все более похожим на готовность к стрельбе, до нее наконец доходит: она все еще ни разу не стреляла ни во что, даже не то что в кого. Вопрос о странной памяти тела остается на долгое время открытым, сейчас отлично думается только о цели, и хотя бы каком-то попадании. Возбуждающий мозг страх, оттесняется последними силами инстинкта самосохранения, названный «враг» удивительно быстро находится. Она уже не помнит, с каким жимом спустила курок, как в момент просвистела пуля, отлетевшая гильза сверкнула в свой первый и последний раз, а отдача от выстрела вонзилась тупой болью в плечо самого простого человека. Отводит взгляд от падающего, вооруженного персонала с продырявленным черепом, кровоподтеки кажутся на этом фоне ничтожными, светло-фиолетовую слизь вытекающего мозга, вперемешку с разрастающейся темной лужей замечает краем глаза. Перепонки лишь незаметно гудят, но тем не менее, расслышать гул взрывающихся почему-то в воздухе гранат, стабильное вращение лопастей вертолета, что становится все ближе, все же удается. С режущей болью в кисти, она пытается безболезненно разомкнуть оцепеневшие пальцы на рукоятке и курке, мимолетом бросает взгляд на несуразного заключенного и рыжую с повязкой. Та лишь заметив виднеющиеся силуэты авиатехники, разом становится серьезнее, равнодушно, с мрачным видом бросая: — Первым делом нужно добраться до генераторов, там мы сможем попытать удачу. За мной. — перехватив удобнее винтовку, рыжая легким прыжком скрывается за титановым бортом, где-то там приземляясь на песок. Неозвученным так и остается: «Если хотите выжить» А вот у себя она замечает, как внутри что-то разрастается, громадиной плавает во внутренностях, попеременно задевая их своими не то углами, не то обтекаемыми плавниками. Толчок в плечо, мысленно благодарит за кратковременную вразумительность действия. — Идём. — тот человек в оранжевой униформе произносит угрюмо, предельно насторожен в своей манере общения, кажется, даже социализации; обходит со стороны, пытаясь поспеть за рыжей девушкой. Зародыш обиды теплится у сердечных сосудов, все еще надеясь на человеческое отношение, однако безжалостно поглощается доводами о банальном неведении. Чего она стоит, если не знает даже по какой причине попала сюда? Почему не помнит практически ничего до того, как проснулась здесь? Ее за собой тащат приличия ради, а может и вовсе как живой щит. А навязчивые мысли все лезут, стучатся в воображаемые двери сознания, скрипят по половицам будто нарочно и все лезут, лезут, лезут. Силясь упрямо приказывать конечностям передвигаться, остается лишь уповать на остатки здравого разума, надеяться всем, чем есть, что физическая оболочка и нервная система выдержат последующую анархию в этом злосчастном мире. На этом острове.***
В тени раскидистых деревьев, грациозных и идеально воссозданных, едва ли можно различить три движущихся в восточном направлении силуэта, разве что при помощи прибора ночного видения или того же тепловизора. Под желудком мигает что-то фантомное, неприятное и возбуждающее нервную систему, хочет раскачать и без того нестабильное состояние. Она мимолетом оглядывается, старается двигаться ровно и не наступать на колючие кусты. Даже легкий шум может привлечь ненужное внимание — проносится как в бреду мысль — перед взором всплывает небольшой обрыв, за ним четко видно что-то вроде военизированного грузовика с кузовом, закрытым полотном. Дальше же не разглядеть ничего, кроме бесконечно простирающихся вдаль вод. Отчего-то в голову как набатом бьет не то осознание, не то воспоминание. Южная часть острова представляет собой участок песка, подходящий и начинающийся от крушения корабля, протяженный до генераторов, тянется через ветхие домики на пляже, оканчивается сразу за обсерваторией. Далее же, по юго-восточной части располагаются бунгало, сооруженные на воде, их прикрывает массивных объемов гора, с лагерем почти на самой верхушке. Это — юго-восточная сторона острова, один из концов программного ада. — Грузовик вполне поможет нам быстрее добраться до генераторов. — Неосознанно вглядываясь в отрешенное лицо, ей чудится, что так, скрывшись за густой местностью, высматривать окружение может только единичный хищник. Рыжая макушка едва поднимается, когда ей на уровне шепота отвечают: — …Но там охрана. — неуверенным ни в чем голосом выдает, казалось бы, элементарную вещь. Грязно-фиолетовые локоны изредка урезают обзор, но сейчас и думать о чем-то, помимо хоть какой-то безопасности, даже относительной, не было возможности. Явно американскую «эмку» с плотным глушителем почти невесомо вырывают у нее из рук. Внезапно понимает, что будь глаза полностью закрыты, она бы и этого действия не почувствовала. Удивление чему зарождается моментально и так же быстро пропадает. Даже слишком. Привыкает. — Да какая это охрана-то? Рядовые болванчики корпорации, не более. — рыжая почти презрительно оглядывает человека в официальной форме, с какими-то неразборчивыми надписями на ней. — С первого взгляда видно того, кто не понимает, что на этом острове не так. — произносит так, ни к кому не обращаясь.В то же время кажется, словно фраза была адресована именно ей, как ни к кому другому.
— А ключи мы где достанем? — заключенный подползает ближе к обрыву, вопрошает недоуменно сразу у обоих. Рыжая смотрит как на умалишенного, поднимая бровь в немом, специфичном вопросе. — Там и достанем. Точнее у кого. — слегка качает головой с болтающейся черной тканью, она неопределенно взмахивает ладонью в сторону, так же на грани заметности. И резким движением спрыгивает с уступа на теплеющий под солнцем песок; серые глаза улавливают филигранность действий и развевающиеся в прыжке короткие волосы. Бесшумная поступь после такого же приземления уже не кажется неожиданностью, которая на гранях сознания трубит об опасности всего и вся. Черт, да тут даже кустик с шипами может сразу уложить. В следующий миг все происходит для нее будто замедленно мирозданием, чтобы дать разглядеть то, как смазанный силуэт скользит ладонью ко рту, беззвучно прижимаясь ближе к другому, тому, что в форме корпорации, и то, как дуло винтовки упирается глушителем в не закрытый ничем висок. И вспышку выстрела, гильзу, вылетевшую из затвора, оседающее тело некогда человека, уже успевшего распластаться на песке, заплывшем в его же крови. Хедшот… …Пусть и с самого минимального расстояния, которое, наверно, только существует. Нервный смешок срывается с губ сероглазой, она ведет плечами, спрыгивает вниз за девушкой, а кажется — прыгает в само социальное дно. Все происходит стремительно, почти впопыхах рыжая обыскивает труп на наличие стаффа корпорации: помимо ключей от военизированного грузовика она сумела отрыть ключ-карту с предпоследним уровнем допуска. Ланью мелькает мысль о почти ли не чудесном стечении обстоятельств, удачном времени, которое начинает предельно поджимать, словно не церемонясь, пихать в спину. Едва успевает поймать эту карточку, кинутую от девушки, как та уже забирается на место водителя в кабине; тоже спешит залезть вместе с заключенным. В пережившем и повидавшем многое салоне позвякивает брелок, свисающий с железной чудо-палочки в ключе зажигания. Мотор сразу заводится, заливаясь неистовым рокотом, а рыжая оборачивается на них: смотрит пристально и вдруг резко спрашивает. — Вас как звать хоть? В легком недоумении вперив взгляд в лобовое стекло, за которым было видно как грузовик двинулся, в голову приходит одновременно навязчивое и расплывчатое в формулировке слово, которое она выпаливает бездумно: — Истина. — подхватив серьезный настрой, заключенный, сидящий по правый от Истины бок, называет себя. — Э… Люди часто зовут меня Коинс. — Тогда я Маруи. — Вскользь ухмыльнувшись, она топит педаль газа в пол, больше не говоря ни слова, держась руками за руль. Произошедшее дальше, Истина не могла описать ни едиными словами, так норовившими сорваться с подрагивающих уст, зайтись в бессмысленных упреках в надежде ослабить собственный шок.Потому, как внеочередная массакра в исполнении Маруи, чуть не привела к тотальному провалу их плана по спасению своих тушек из этой дыры.