***
Школьный двор то молчал, то заполнялся разговорами и детским хохотом. Зеленая машина дарила окружающим приглушенные песни «Ласкового мая». Воздух рядом с ней наполнялся то никотиновым дымом, то морозной свежестью. Последний час проводя в поисках той самой, Колик озирался на выходящих детей. Но они внешне - дети и не цепляли его, в отличие от уже сформированных старшеклассниц. Некоторые группками стояли у аллеи, а кто-то у ларька, в котором парень уже стрельнул пачку сигарет. И никто в одиночестве не гулял. Колик прекрасно понимал, что причины тому – участившиеся похищения и разбои. Нередко по инициативе его пацанов. Но также понимал, что если захочет кого-то ограбить, то группка школьников – беззащитна против острого ножа. Так что ходили вместе они для видимой, но весьма ненадежной безопасности. Но Колик искал не деньги, посему даже не вглядывался в примерный объем карманов учащихся и не считал, скольких надо припугнуть. Он искал миловидные черты лица, хрупкость, и, желательно, взгляд умных глаз. Чтобы потеря для близких была посильнее, ведь дочь «была ответственной и прилежной». Он любил разрушать прекрасное. Колик вообще мыслил несколько иными категориями: а это – подсознательный поиск. Для себя он подыскивал просто чистую. Сегодня хотелось так. Подъехать. Затащить в машину и уехать. Трусливая мысль оканчивала конкретный план: «и надеяться, что это девчонка не разъездовская». Универсамовских он давно перестал уважать. Колик отбросил огарок в ближайшую урну, крайне удивляясь своей прилежности. И с прищуром оглядывал ботанские и девчачьи компании. Кучками те располагались по периметру школьной площадки. Вот бы на дальнем конце зацепить ту, с карими глазами... Или ту, в розовой шапке. Пока внезапно позади... - Слушай, математику-то сделать просто. На раз-два. - А давай так: ты мне ее сделаешь и погуляем. - Ну ты хитрая такая. - А меня родители не отпустят. - Я б сбежала... - Так тебя и не держат. Разноголосый диалог становился все громче. И внезапно плечо парня мягко протолкнули вперед, чтобы пройти мимо. И девушка, что его толкнула, явно не заподозрила неладное. Просто освободила себе путь. Колик уставился на нее, отдалившуюся на полуметр. Блондинистая полная россыпь волос тонула в белоснежном шарфике и мило топорщилась из-под него. Ну надо же, какой удачный случай! Рука получила импульс: грубо взять девчонку за плечо, рвануть и затолкнуть в машину. То, что кто-то увидит - проблемой не являлось. Чудесное время! И он почти коснулся девушки. Правда, лед решил навредить ей первым. Мягкий каблучок скользанул по наледи, и блондинка упала назад. Колик внезапно ее подхватил, пока на языке вертелось что-то нелицеприятное. Но едкое непроизнесенное замечание сменилось молчанием. Незнакомка с ахом упала в аккуратный и нежный захват рук – как ей показалось, и отклонила голову, чтобы увидеть своего спасителя. Такой... Контрастный на фоне бело-мерцающего окружения. Темная куртка, приземленные глаза, привлекательно обрамленные черными ресницами. И милая улыбка. Глаза добрые такие… Шарф белого облака окольцовывал шею девушки, тепло одетой в пальто. И юноша больше не сомневался, что переливчатый смех принадлежал именно этой красавице. Неземной. Блондинистые пряди рассыпались по громоздкой вязи. Пока в короткие секунды они рассматривали друг друга, подруги девушки любовались красивой сценой. Почти театральной. - Спасибо. Соболиные брови выразительным изгибом нависали над тягучим взглядом. И они игриво подпрыгнули. - Обращайся. В улыбке ровные зубы почти сливались со снегом. Если бы не кожанка, а деловой костюм – был бы принц. На… Нина краем глаза обратила внимание на машину. …на зеленом коне. Рома бережно помог девушке выпрямиться. Рассмотрев ее, решил возобновить разговор просьбой: - А ты мне дашь математику списать? - Тебе? - спрятав изящные перчатки в карманы пальто, девушка с интересом оглядела парня. Кожанка, спортивные брюки, кроссовки. Ого, импортные? - Я тебя не видела в нашей школе. Ты с нами не учишься. - А я уже переводиться сюда хочу, - улыбался и нагло обманывал Колик, - А с математикой беда. Подтянешь? Она удивленно выдохнула облачко. Так ему же явно лет 25. - Хах! А давай ты сам? Уверена, ты справишься, - ухмылялась девушка. Фразы песней укутывали слушателей. - Нина мне-то не дает математику списать, а ты часы занятий просишь, - саркастично вступила в диалог рыжая подруга. Отгораживаясь плечом от парня, она рассматривала его. Где-то видела, а вспомнить где - не могла. Колик мазнул по Лене безынтересным взглядом и искренне веселясь, пристал к Нине. - Нина, значит? Прекрасное имя. У моей сестры такое же, - ее звали Катя. - У твоей мамы замечательный вкус, - с нежным полуравнодушием отвечала девушка. Она кивнула, уже желая расстаться с этим незнакомцем, как вдруг он представился: - Меня Ромой зовут. Слышал, браки между Нинами и Ромами заключаются на небесах. Именно эти люди обычно созданы друг для друга, - звучало так, словно он выдвигал свою партию. И даже в воздух пальцем ткнул для пущей аргументации. Раздались смешки. Нина, весело приподняв бровь, глядела на этот кадр, даже умиляясь им: - Ты подкатываешь что ли? - А можно? - Рома встрепенулся, обворожительно улыбаясь только ей. Губы сильно сжались, чтобы не выдать улыбку. Он был красив, очень красив. Но все же незнаком. И Нина, сдержав улыбку, спокойно покачала головой. Печаль треснула стекло глубоких глаз и задела приподнятый кончик губ. Юноша расстроился. - Ну ладно, я не напираю, - с грустной улыбкой пожал плечами и отступил к машине, - Но ты мне нравишься. Знай это. Смелый взгляд обратился к девушке и выбил из ее легких воздух. Какой он... Нина растерялась и просто отвернулась, продолжая путь в школу. Подружки медленно поплелись за ней, оборачиваясь на красавца. И чего она ломалась? Ломаться долго Нина не могла, особенно в день, который обещает стать для нее последним. Солнце перекатилось на другую сторону неба. Однако, прохлада оставалась такой же крепкой и звонкой. Завершение учебной смены Нина провела снаружи школы. Она ждала девочек, переодевающихся с физкультуры. Хотелось прохлады – поэтому девушка вышла на улицу, в школьный двор. И ее вниманием тут же овладел зеленый автомобиль, подпирающий школьные ворота. Знакомое лицо водителя выглядывало из опущенного стекла. Он что, специально ее ждал несколько часов? Никуда не уезжая? Открытие на капельку напрягло. Спускаясь по лестнице, девушка пристально следила за щелкающим семечки парнем в квадрате опущенного стекла. Семечки. Почему-то резкие плевки в руку и плоская кепка в паре с олимпийкой – не понравились Нине. Задумчиво пялилась. Словно с лощеной курткой и лучезарной улыбкой ушла привлекательность юноши. Что он делал у школы? Рома повернул голову вправо резко, по наитию. И не отрывая взгляда, отложил семечки, поправил олимпийку и кепку. Нина замедлилась. Юноша напялил куртку, вытер губу пальцем и выскочил из машины. Легкая перебежка приблизила его к Нине. Она осторожно ступила на лесенку вниз, застыла у подножия крыльца. Зеленые глаза смотрели отрешенно-настороженно. Что он хотел? Рома подбежал и остановился, что Нина физически ощутила отличие в их росте. Слегка… некомфортное. Впрочем, как и дистанция: в последний миг казалось, что он столкнется с девушкой. - Ты… меня что ли ждешь? – едва ли не попятилась Нина. - Ну да, - осклабился юноша, - Дело в том, что ты мне очень понравилась, - робкий взгляд вниз. По тону и жвачке, подходяще бы прозвучало «приглянулась», - Прежде чем ходить, не хочу, чтобы ты меня избегала или боялась. Нина непроизвольно оглядела выходящих школьников на предмет знакомых лиц. Девочек еще не было. Ходить? Он же ездит на машине. - Я и не боюсь, - губы плотно и упрямо сомкнулись. Рома смекнул, что упущенное предложение встречаться – не понято ею. Девичьи ресницы предательски дрогнули: и Рома мягко развел руками. - Ты какая-то настороженная, не? – хитрый, проникновенный прищур и юноша качнулся к ней. Пахнуло каким-то притягательным, островатым одеколоном. Дымчатый выдох. - Так, конечно. Мы случайно столкнулись, попрощались, а потом ты ждешь весь день, будто караулишь меня, - мягко и негрубо объясняла девушка. «Ты мне очень понравилась». Ей никогда не признавались, - Мы все-таки незнакомы… Неубедительно отводила взгляд девушка, пока Рома оценивающе ее рассматривал. Лениво потопал ногой. Пережевав жвачку, равнодушно обронил: - Не хотел напугать. - Ты… из какой-то группировки? – медленно вздымая взгляд, Нина утопала в темных оводах. Недоступных, но волнующих. - Я? - Ты. - Обижаешь, не из какой. Я сам по себе. Волк-одиночка, - плечо подпрыгнуло, пока юноша сменил опорную ногу. Глаза горделиво и равнодушно взирали сверху. - А, то есть ты не бандит? – недоверчиво склонила голову Нина. Она достаточно насмотрелась на друзей своих одноклассников – пацанов. Однако, относилась к ним с насмешкой. Их игры в войнушку просто сменились на игры в бандитов. Рома потакательно усмехнулся. - Нет, я не бандит. - Ммм, - задумчивый полуоборот, остановка. И по щелчку возникла улыбка. Настроение поднялось, - А, то есть ты чушпан? – задорно встрепенулась Нина. Услышала вчера неизвестное слово от Миши за соседней партой – использовала. Все просто. Рома мрачновато вгляделся в пушистую зелень насмешливых, ничего не знающих глаз, и спокойно, ровно ответил: - И даже не чушпан, - оттаяв, добавил, облизнув губы, - Я нормальный, ясно? - Да, вполне. Люди ходили рядом, не задевая парочку. Тишина затянулась, норовя стать неловкой. Деловито держа дипломат, Нина приподняла подбородок и нарушила молчание первой: - И что теперь будет? Рома прыснул, не ожидая такого вопроса, и вальяжно осмотрелся, чтобы поразмыслить над ответом. На красивом лице пробежала тень задумчивости. Тем временем, зима сверкала под ясным небом. А Солнце словно пряталось в округлых глазах Нины. Они лучились. - Ну посмотрим. Жизнь длинная. У тебя парень-то есть? - Нет, - и Рома довольно кивнул. - Тогда твоя серая жизнь рискует стать насыщенной. - А кто сказал, что моя жизнь – серая? – парень стушевался под рассудительным и удивленным взором девичьих глаз. Пауза. Впрочем, Нина резво пришла на выручку, - Она вполне насыщенная. Можешь в ней не участвовать, кстати. Если боишься в серости испачкаться, - миролюбиво улыбнувшись, девушка двинулась вперед. Она хотела слегка толкнуть его плечом, но в этот раз его не сдвинулось ни на сантиметр, поэтому Нине пришлось затормозить. Колик воткнулся ей в глаза. - Мне совершенно нечего бояться. И я поучаствую с большим удовольствием. Твердость и самоуверенность Ромы заставили сильно удивиться. Будто он изначально все решил. Нину, знающей себе цену, расклад не устраивал. Это она должна выбирать. - Отлично иметь завидную храбрость. Это ты молодец, - на похвалу Рома самодостаточно ухмыльнулся. Пока девичий голос не вобрал нотки его же твердости, не меняя в нем улыбки, - А о твоем участии я сама решу. Не тебе выбирать, Рома. Фраза, как скомканный лист бумаги шлепнулась об симпатичное лицо. Юноша принял на себя достойный удар и просто опустил взгляд вниз. Кристально ясно, что ему ответ не понравился, но насколько глубоко он задел самолюбие - Нина не знала. Но, сочтя по встречам, что Рома весь такой вальяжно-расслабленный и смеющийся, она задала тон игры их отношениям. Не мог же он, действительно, рассердиться. Молодой человек, покручивая в пальцах не расколотую семечку, остался стоять и флегматично поглядывать на Нину. Теперь уже она попрощалась опущенным взглядом, и наконец смогла уйти за поворот, чтобы больше с ним не встречаться. Любопытство дернуло оглянуться. И на школьном углу, Нина увидела, что Рома преспокойно сел в свою машину. Даже не одарив ее прощальным взглядом, юноша поехал. И отчего-то в груди неприятно кольнуло. Подруги, конечно, растерялись, но нашли свою неприкаянную. Спиной облотившись к кирпичам, Нина размышляла: жестковато она с ним. Нос поворотила и потеряла такого красавца. Крошечную досаду съедало самоуважение. Дело даже не в безопасности: в СССР девочкам мало что угрожало. В основном, у хулиганов был спрос с мальчиков. Поэтому Нина находила Рому весьма хорошим. Увы, напоровшимся на ее гордость. Отлипнув от стены, девушка приветливо улыбнулась одноклассницам. Прошедшая встреча канула в небытие. Путь домой подарил старого знакомого – как удивительно. Он подъехал внезапно, почти под локоть Нине. Рома нагло притормозил перед столбом, чтобы девушка замешкалась. Она отскочила, потому что заговорилась с Леной, и испугалась внезапной громады пред собой. Ахнула. - Эй, а если б наехал? – сперва не сообразила о адресате, а потом пораженно уставилась на знакомые брови, жгучий взгляд и тонкие губы. - Не бойся, я хорошо вожу, - медленно подняв ресницы, ухмыльнулся. Девушка не успела отойти, как из окна показались изящные цветы. Астры роскошным веером склонились к Нине, как бы показывая, что Рома дефицита денег не знает. Да, это не пионерские три ромашки на 8 марта... Девушка тотчас забыла испуг, округлив глаза от радости. - До чего белоснежные! - искренний восторг блеснул в глазах, пока Рома ухмылялся и уверенно разглядывал лицо Нины. Оно ему определенно нравилось, - Это… Это мне что ли? - несмелый вопрос и мужской хохоток в ответ: - Ну, конечно, тебе, Нина! - Так я их не донесу до дома по морозу. - В салоне тепло, садись, - качнул головой внутрь машины Рома, - И цветы не замерзнут. Трезвая мысль рассекла острием видение, как они оба едут домой. Нина представила, каким словом ее обзовет угрюмый отец, если увидит, что она ездит с молодым человеком, старше ее (на лет десять). И если узнает, что дочь принимает настолько неприличные подарки. - Извини, я не могу их взять, Рома. Разочарование поселилось в шоколадных, широко распахнутых глазах. Наивных и добрых. Нина с тяжелым сердцем махнула юноше: - Пока, - ей очень хотелось взять астры. И когда она отходила, услышала нарастающий звук песни Ласкового мая. Закинув веником букет на заднее сиденье, Рома проехал рядом и запел вместе с солистом: - Ах! Ну что же ты, моим цветам совсем не рада, - Не стесняясь фальшивых нот, горланил Рома. Его клонило влево-вправо, в такт звучанию, пока рука уверенно покручивала руль, - Что же ты!.. Смех, чистый-чистый и звонкий, пронесся над снегами сугробов. Сперва подруги, а потом Нина хихикала, пока вновь отверженный Ромка пел песню. Она не видела, как оборачивались прохожие на зеленую машину. Не замечала настороженных взглядов некоторых парней. И совсем не смотрела на умиленные - подруг. Она увлеклась свободным песнопением своего ухажера. - …Цветы не буду больше рвать зазря, - Рома согласно покивал невидимому солисту и многозначно посмотрел на девушку, что от них отказалась, - Ради чего мне портить лес? Нина тепло улыбнулась. Глаза зажмурились, в невозможности сдержать смех, сгибающий пополам. И когда она выпрямилась, поймала недовольный взгляд проходящей по аллее женщины. Плавно ощутился стыд за его ужасное, публичное исполнение песни. Ведь пел он Нине – и это видно. Вдруг еще соседи заметят, папе передадут о горе-ухажере сомнительного вида. Ой… несдобровать. - Да все, все, - поправив шарфик, замахала перчаткой Нина. Перебарывая смех, она стала упрашивать, - Все смотрят, перестань. - Да плевать вообще, - шутливо поморщился юноша, положив одну руку на руль, - Это их мысли, а не твои. Не накручивай себя, - острый, обращенный к ней взгляд резанул по чувствам, выпуская наружу приятно вибрирующих бабочек. Нина глупо улыбалась, совсем забыв, что идет бесцельно с медленно сопровождающей машиной, - Погнали в кафе? - чуть тише добавил Рома, выжидательно приподняв бровь. Нина на автомате выпалила: - Мне еще уроки делать, много задали по биологии. - Понятно, - ах, да что же тебе понятно? - Ну, ладно, пока, красавица, удачи в биологии, - бросив лихую улыбку, Рома покатил дальше своей дорогой. Такой спонтанный, смелый и обходительный. Нина влюбленно брела по пустому тротуару, пока ее не нагнали подруги. И только тогда она опомнилась. Кто бы мог подумать, что спустя 15 минут их снова нагонит зеленая восьмерка? На одну подругу стало меньше – она завернула к дому. И Рома окликнул девочек, удивленно уставившихся на него. Солнечный день решил подарить девушке то, чего она никогда бы не ожидала. Настоящую редкость! Рома показал из-за стекла черно-красную упаковочку. - Ого, - в один голос восхитились девочки. - Это же «Сникерс»! - изумилась Нина. Она едва перевела дыхание, чтобы объяснить свой восторг, хотя каждому советскому человеку он был понятен, - Мне папа дарит на каждый Новый год, им на работе выдают в качестве премии. - Ну? Хочешь? - тряхнул пальцами Рома, хитро глядя на рыбку. Нина боролась с желанием тотчас схватить шуршащую упаковку и с нормальным поведением. В конце концов, она через месяц будет есть эту шоколадку. С хрустящими орехами, сладкой карамелью, шоколадом. Смаргивая мечтательность, девушка выпрямилась и прохладно выдохнула: - Не надо. Это слишком дорогой подарок, я не могу его принять от тебя. Колик выслушал это, после чего беспардонно высунулся из окна машины и впихнул «Сникерс». - Да бери, бери. Ничего не должна будешь, - уверяя, он твердо глядел в зеленые стенающиеся глаза. Между совестью и желанием, - Бери, говорю. И Рома улыбнулся: обезоруживая и без того беззащитную девушку. Пальцы смяли хрустнувшую упаковку, и Нина благодарно улыбнулась парню. - Спасибо. Она спрятала Сникерс в дипломат. - Ну так прокатимся? - успел задать вопрос Рома, - Давай довезу тебя до дома? Ухоженный салон, симпатичный парень, хитрющие взгляды подруг – кружилась голова. Но что-то было в Нине такое, что заставляло отвечать ей «нет». Слишком соблазнительное, слишком сладкое предложение. Женской натурой она чувствовала себя на высоте. И наитием понимала: надо дать ему помучиться, подобиваться. «Откуда это у меня?»: часто спрашивала она себя. И ответом служила малозначная влюбленная улыбка. Куртка да собранный вид – мало нужно было для очарования. - Нет, мы лучше пешком, Рома, - отказала Нина и обернулась к девочкам. И не обращая внимания на вопросительный и прилипчивый взгляд юноши пошла дальше, возвращаясь к разговору о контрольной работе. Солнечно-снежная тропа вела компанию подальше от машины. Рома без всяких комментариев уехал вперед. Нина на миг замолкла, теряя мысль, и проводила взглядом ярко-зеленый багажник.***
Комбинация событий подкинула Роме выгодное. Так получалось, что Нина жила к школе ближе, чем Зина, Лена и Вика. Поэтому три подруги продолжили путь, более тихий и скучный. Нина всегда разбавляла беседу шутками и историями из жизни отца, что без нее казалось мир, действительно, убавлял в красках. И шли они почти что молча. Зашуршали шины и приглушенная попсовая музыка. Рома привычно остановился возле девочек и начал с любимого – с юмора. - Девочки, ну отдайте мне Нину, я влюбился в нее по уши, - юноша подъехал сбоку и приставал к смеющимся одиннадцатиклассницам, - Сердце болит, не могу. - Да мы бы с радостью, да гордая она у нас, - с достоинством ответила рыженькая, в знак поддержки оглядывая подруг. - Ммм, - промычал Колик, с прищуром глядя на снежные сугробы у машины, - А я уж подумал, одна ходить боится, вот и с вами… - Ну, нам родители, правда, говорят держаться вместе, - жала плечами девочка в очках. Сквозь линзы проник обаятельный магнетизм юноши, что та расхрабрилась под его участливым вниманием, - Говорят, что всякие группировки ходят, могут деньги отнять. - Или напасть, - встряла высокая брюнетка, глупо махая ресницами. И нарвавшись на колкий взгляд парня, удовлетворенно улыбнулась. - Ну правильно говорят. Значит, - голос пропитался тяжелой печалью, и голова свесилась вниз. Палец постучал по рулю. Рома картинно вздохнул, отворачивая голову, - Мне никак не пригласить ее на свидание? Девочки озадаченно переглянулись. И все до одной прониклись проблемой соединения двух сердец. Они-то видели, как Нина проходила мимо юноши, а потом робко улыбалась, когда он не замечал. Ну как этому понурому, хорошенькому юноше не помочь? - А знаешь… - задумчиво начала рыжая, - Она обычно ходит одна, когда с шахмат уходит. В ДК нашем занимается по вечерам. Можешь подвезти ее. Брюнетка завистливо оглядывала пеструю восьмерку. Охотно желала прокатиться на такой – самой крутой. Девочка в очках обидчиво моргала: думала, что вновь все самое лучшее достается Нине. Как же она раскаивалась на следующий день. - Ух ты, - негромко и достойно кивнул Рома. Лихая улыбка заплясала на губах, - Мерси, мадам, - подмигнув рыжей, он улыбчиво оглянул остальных, - Во сколько она заканчивает? - В восемь. - Ага, спасибо, девочки, - облизнув губу, оттого делаясь еще обаятельнее, Рома нажал на педаль газа. И подмигнув подругам Нины, отъехал от школы. Они ей ничего не сказали про эту встречу.***
Нина сложила все шахматы в складную доску, попрощалась с ребятами и преподавателями. Наскоро надела пальто, ботинки, накинула шарф и застремилась на выход. Выйдя из ДК, прошла пару метров и наткнулась на черный силуэт. Боковое зрение безошибочно придало жути, и Нина покосилась в сторону. У колонны прикуривал сигарету Рома. Облокотившись, он скучающе оглядывал прохожих и затухающее небо, переходящее в ночное. Рука спряталась в карман брюк, пока другая благодушно подавала губам сигарету. Конечно, он заметил ее. Нина поморгала и решила молча продолжить путь. - Нина, погоди. Стоп. Полуоборот – и юноша легкой пробежкой остановился рядом. Дежавю. Нина потупилась и повернулась к Роме. - Да? - Как там в шахматах? Всем раздала? Смешок от формулировки передался от Нины к Роме. - Ну, практически, - согласные кивки оборвались озадаченным взглядом, - А откуда ты знаешь про шахматы? Следил за мной? – на лицо упала тень опаски и беззащитности. Поймав это выражение, Колик тут же уверил девушку: - Нет, нет. Мне подруги твои по секрету рассказали. Не бойся, - нежно добавил он, коснувшись фалангой ее пальцев. Те уже замерзли. - Ааа, - протянула Нина. Приподнятая бровь не сулила им в ближайшую встречу веселенького разговора. Ну никакой тайны! – Вот они молодцы какие, - саркастично заключив, девушка ступила вперед. - Не ругай их. Я просто искал встречи, - преданное тепло разливалось по кофейным радужкам. Рома улыбнулся искренне уголками губ. Пока Нина стояла, ноги стали коченеть. Движение разгоняло кровь, но сейчас его не было: разве что бушующее волнение под ложечкой. - Ну вот и встретились, - ее слова разбавляли тишину. Такую густую, емкую, понятную только для них. Только сейчас она заметила горбинку, гармоничную для такого красивого лица. Такие черты ничем не испортить. Он запутался в снегу, выглядывая нужные слова (вспоминая, как обычно ведут себя влюбленные парни). И закусив губу, он оглянул Нину изучающим взглядом. Зубы отпустили мяготь. И юноша скромно разулыбался, разводя руками в карманах куртки. - Я просто хочу… Ну… - скромно опустил взгляд, пнул сугроб, - До дома тебя довезти. А то холод сильный, простудишься, - ухватился за весомую причину парень. Нина смотрела на него хитро и спокойно. Она уткнулась носом в шарф, действительно, находя, что кончик подмерз. Юноша неподкупно глядел щенячьими глазами на девушку: сердце таяло. И выждав пару мгновений, она склонила голову набок. - Хорошо. Довези меня, пожалуйста. Лицо парня озарилось надеждой, счастьем, что Нина невольно засмеялась, выдыхая в ледяной воздух. И Рома подал ей руку. Ухватившись за твердую, надежную ладонь, девушка спустилась. Парень проводил ее до машины, позволил сесть на переднее сиденье и закрыл дверцу. Пока он перебегал к своей стороне, Нина уютно поежилась. В салоне так тепло. И парень, нырнув в него, первым делом спросил: - «Наутилус» слушаешь? - Иногда, - сладкая зелень укрылась за занавесом ресниц. Губы медленно шевелились. Колик резво опустил на них взгляд и с усилием вернул повыше, - После того, как умерла мама, в нашем доме музыка больше не звучала. Когда папа на дежурстве, я включаю «Комбинацию», «Мираж», - легонько закачалась девушка в такт перечислению, убаикивающе делясь сокровенным с парнем, - «Наутилус» тоже, но реже. - У тебя мама умерла? - Да, - словно опомнилась девушка. Она так свыклась с чувством утраты, что казалось, все вокруг знали и смирились с ее ощущениями. Они притупились, - Три года назад, ее задели в перестрелке. У ДК Ленина. Ее привезли в больницу и там она скончалась от кровопотери. Вот… Колик поправил кепку, вдумчиво глядя на руль. - Наверное, тоскуешь? – участливо поинтересовался тот. - Бывает, - Нина подобралась на кресле, находя разговор ни к месту трагичным, - Вон кстати, шарфик, - ласковая улыбка и кивок вниз. Перчатки обхватили вязь и поправили, пригладили шарф, - Она мне его сшила на день рождения. Я так радовалась. Он словно из снега сделан, правда? – искринки передались улыбающемуся юноше. Он согласно покивал. Белый-белый шарф, боязно потрогать – запачкается, - И прямо на следующий день мама погибла, - досадно повела губой Нина, - Поэтому я ношу его всегда и везде. Он напоминает мне о ней и… - сбилась. Глаза забегали по коленям, пока губы не распахнулись. Нина взглянула на Рому. Сосредоточенность располагала в его глазах. Такой он – не засмеется и не ухмыльнется иронично. - И он меня оберегает. Зелень долго тонула во внимающей тьме бархатных глаз. Колик закусил изнутри щеки, покривил губой, опуская голову вниз. После чего вернулся к Нине. - Материнская любовь не умирает, я где-то слышал. И правда, оберегает. Он уважительно покивал, показывая, что сострадает и поддерживает девушку. Разделил горе, если можно так сказать. Нина благодарно кивнула в ответ. - Ну поедем? – мягко предложил Колик. - Да, - прошептали губы. Машина тронулась с места. И вдоль пустынной дороги зазвучала приглушенная мелодия, которую вскоре разбавили звучные слова: - Я хочу быть с тобой… Я! Хочу быть с тобой…***
А приехали к подъезду они под заводную песенку «Я не шучу». Это Нина распорядилась сменой музыкального сопровождения. Тоскливые ноты «Ласкового мая» бередили душу. Она даже успела побороться с Ромой за нужную песню на диске. Он все тыкал в майскую печаль «Ну, что же ты», а она вслед возвращала на «Музыка нас связала». Они обхохатывались и в шутку негодующе поглядывали друг на друга. Кто победит в этой битве? Рома, конечно, долго качал головой, но по-джентельменски сдавался. И Нина прыскала, довольно тыкая на кнопку «назад». Сколько бы не было битв, последняя в войне – решающая, не так ли? В итоге, они приехали под громкую музыку «Миража» и даже не могли утихомириться. Восьмерка активно покачивалась, пока пассажиры танцевали, крутясь на сиденьях. Забыв все - подпевали, махали руками, кривлялись, выгибались, смеялись. У каждого были свои поводы для танца. И оба ликовали, растворялись в радости от того, что находятся вместе в машине. Жаль, что поводы этой радости были разные. Песня окончилась на громком аккорде. И Нина с Ромой облокотились на спинки кресел. На лицах мерцали игривые улыбки. Спустя паузу успокоения, Рома значимо кивнул: - Вот видишь. Довез тебя в целости и сохранности. - И с хорошей музыкой, - смешливо добавила девушка. - Ага, с ней самой. - Спасибо, Рома, - затаенная любовь стала заметна Колику, когда блондинка повернула к нему свое лицо. Легкий отблеск прядей, свежо-зеленые радужки и румянец на мягких щеках. Он медленно моргнул, прекрасно понимая, как магнетически это на нее подействует. И вправду: Нина смущенно отвела взгляд, вжавшись в сиденье. Шарф слетел в момент танцев, поэтому Рома наблюдал густые волны заколотых волос. Нина отвернулась с какими-то своими мыслями. Смотрела в окно. Снег хлопьями облетал скамейки, бордюры, одинокие деревья и снежные клумбы. Никого не было. Это давало время поразмыслить. Мглистые, большие глаза тоже оглядели улицу. Фонарный столб не доставал машину светом. И люди не ходили. Мрачновато поглядев на профиль девушки, Рома потянулся рукой через межсалонную перегородку. Ничего не видя, Нина произнесла: - Хочешь в гости ко мне? Юноша остановился и убрал пальцы от колена, к счастью, не успев его коснуться. Многозначно и жестковато улыбнувшись самому себе, он ответил, как можно спокойнее: - Приглашаешь? Нина набралась смелости и повернулась к Ромке. Сидящему с доброжелательной улыбкой. - Да, я хотела б поблагодарить тебя за подарок и за то, что подвез. Ты когда-нибудь ел ландорики? - Так, - большой палец толкнул вверх плоскую кепку, - Ну да-да, было дело, - задумчиво почесал себя по виску и покивал Рома, - Угостишь? Его ухмылка выбила землю (пол машины) из-под ног. И Нина с радостью покивала. - Конечно. Пойдем, - необъяснимое ликование клокотало внутри. И поймав согласный кивок парня, выпорхнула из машины. Тот отправился вслед за ней. Как в тумане, она проводила за собой Рому сквозь входную дверь, одинокие лестничные пролеты. Отперла свою дверь и впустила за собой юношу. - Проходи. - Как говорят во Франции: merci beaucoup, - благодарил, глядя как та запирает полотно на два оборота. Отвесил шутливый поклон. Девушка отольнула от двери и встала напротив юноши. Тикали часы. Одаривая его теплой улыбкой, аккуратно сняла с него шарф. Рома замер, пока мягкая ткань касалась шеи. Любовался утонченными изгибами губ, мило покрасневшим кончиком носа и прикрытыми веками. Если бы нежность была человеком, она была бы Ниной. Девушка бережно повесила шарф на крючок, и рядом с ним – свой. Клетчато-красный и снежно-белый повисли на длинной вешалке. - А ты где учишься, кстати? – благодушно спрашивала Нина. - В инженерном техникуме. - Ух ты! У меня папа его оканчивал. Нравится? - Да, безумно, - закивал юноша, поддевая пальцем кроссовок. - А папа твой сейчас, наверное, инженер в Московском НИИ? Знаю, там сборы каждый год… - Нет, батя умер на Афгане. - Ой, извини, - печаль осела на бровях сочувствующей Нины. Рука аккуратно опустила сапог на коврик. Рома быстро разулся и подал руку, чтобы та, опираясь, расстегнула второй сапог. - Да ничего. Я с мамой живу. Вроде, после его ухода на войну мало что поменялось. - Вам тяжело… - Не. Он периодически бил мать, а я вступался. Отхватывал, но зато защищал ее, - юноша не печалился: пребывал в приподнятом настроении. Он повесил куртку на крючок, - Тяжко с ним жить было, поэтому мы особо не грустим. Нина молча кивнула. И, поправляя фартук, прошла на кухню. Юноша любопытно озирался по прибранным комнатушкам. - Уютно у вас здесь. - Друзья папы так тоже говорят, - хмыкнула Нина. Вымыла в раковине руки, оттряхнула. Приготовилась к готовке. - А где у тебя папа работает? – поддерживал разговор Рома. - Он в продуктовом магазине, круглосуточном. На Советской который, - неопределенно махнула рукой Нина. - «Универсам»? - Да, он там работает. - Ммм. Ясно. - И он постоянно нам приносит то огурцы, то хлеб, - доставая из булочницы батон, девушка начала его резать, - Достань яйца, пожалуйста. Поправив излюбленным движением кепку, Рома невзначай выполнял просьбы Нины. Хлопнул холодильник, и вложил в ее руку два яйца, касаясь грудью хрупкого плеча. Олимпийка смялась. Смущение опустило девичьи ресницы и приподняло уголки губ. - Спасибо. Нина заботливо хлопотала по ужину, пока Рома общался с ней о школе. Бессмысленный разговор для одного, оживленный и приятный – для другой. Колик склонил голову, глядя на милые воланы юбки Нины. И когда обернулась, наткнулась на заботливый взгляд юноши – устремленный прямо ей в глаза: - Тебе не холодно? - Ну… Мне кажется, нет. Они обменивались улыбками, пока ландорики шипели на сковороде. Лопаточка забывчиво крутилась в руке. Какой же он хороший. Папе Рома точно понравится! Присутствие гостя в квартире казалось необычным. Но Нина так к нему расположилась, что позволила бы задержаться на пару часов. Они плавно переместились в гостиную. Рома удобно уселся на диване. Трогал то подушки, то книжки вертел в руках. А Нина накрывала журнальный стол. - А какое у тебя любимое блюдо? – аккуратно неся на тарелках ландорики, Нина робко взглянула на Колика. Он опустил ресницы. И снова поднял на нее свои бездонные глаза, обволакивающие добротой и едва уловимой чертовщинкой. Нина видела ее и расценивала как напускную уверенность, ведь Колику тоже было неловко. - Я люблю поджаренный хлеб с разбитыми яйцами. Нина приятно засмеялась: - Нееет, так не пойдет, давай честно. - Я честно говорю! – поправил козырек юноша и деланно-возмущенно развел руками, - Это шикарное блюдо! Отвечаю, я люблю его, - тыкая себе в грудь, возбужденно произносил Рома, смеша девушку еще больше. Она опустилась рядом. Диван скрипнул. - Ладно, поверю тебе, - зубы скрылись за губами. Нежность таилась на дне зеленых глаз. И Колик, взглядывая в них, померк. У Катюшки такие же глаза. Нина села ближе, на кромку мебели. И принялась рассматривать Ромку: беззастенчиво. Если ему можно, то почему ей нельзя? Девушка ждала, непонятно чего. Может, Рома расскажет о себе чуть больше? Так хотелось слышать и вникать в отрывистые, четкие фразы, в этот глубокий, и при этом поверхностный голос. Рома манил к себе, как огонь - мотылька. - Ты всегда ее носишь? – промолчал. Пальцы несмело поднялись, а голос стал тише. Внимательно следя за реакцией юноши (только бы не оттолкнул руку), Нина осторожно коснулась козырька. Большой палец поддался вверх, и кепка снялась. Ершистые темно-каштановые волосы были приглажены, расчесаны. Кажется, кто-то готовился к свиданию – хотелось пошутить Нине. Юноша опустил черные-черные ресницы, и невесело взглянул в сторону. Кажется, под кожей заскрипели зубы. Лицо сестры перед глазами – портило настрой, давало под дых, если можно так сказать. За Катюшку – порвал бы любого. Но Нина – взрослая и нравится ему. С какой стати сравнивать с родной кровью? - Извини, - прошелестела Нина и также осторожно потянулась за головным убором. Она ощутила недовольство Ромы, обращенное к себе, - Не думала, что тебе некомфортно, но тебе идет и без кепки… Юноша грубо остановил ее руку и откинул кепку подальше, в угол дивана. И как-то бескомпромиссно взглянул на Нину. Неприветливо. Холод пробежался по ее спине. Моргнув в сторону, он сухо пробормотал: - Раздевайся. Внезапный приказ рассмешил девушку. Пусть смех и был немножко нервным: - Чего? – послышалось? Или он думает, что ей жарко в фартуке? - Да ничего, - повел плечами с напускным доброжелательным видом. Как бы подыгрывая ее растерянному веселью, - Просто предлагаю тебе раздеться без своей помощи. Добровольно, - повременил, чтобы добить, - Обычно о таком девушки только мечтают. Но ты мне нравишься, поэтому сегодня буду добрым. Нина удивленно оглянула юношу. С него внезапно схлынула и симпатичность, и галантность, и честь. Осталась лишь фальшивая натура, ждущая чего-то. Подруги Нины часто об этом разговаривали, шептались, хихикали. Она считала себя выше разговоров об интимной стороне любви женщин и мужчин. И имела отдаленное представление, откуда берутся дети. Это ее смущало. Родители не вели подобных разговоров в период ее взросления. И сама она была не готова к физическому взаимодействию с мужчиной. Она всего лишь хотела отблагодарить Рому. Пригласить погреться самого, угостить ужином, и может… поцеловать, в щечку. По-доброму (наивно). - Дурочка ты наивная, - глумился парень, - Кто приглашает домой незнакомцев? Че, родители совсем на тебя забили? Элементарных вещей не рассказали? - Пошел вон из моей квартиры, - сдержанно и холодно заявила Нина. Язык работал отдельно от сознания. В голове медленно укладывалась истинная характеристика юноши. Подлец. - Погоди, а как же благодарность? – парень поудобнее устроился на диван, положив руку на спинку, - Я не понял, ты меня обманула? Почти искреннее возмущение полоснуло по отзывчивому сердцу. - Я не так хотела поблагодарить, иначе, – девушка встала, чтобы не находиться рядом с парнем, и указала на дверь, - Уходи из дома. Мой отец вот-вот придет и задаст тебе трепку. Расстроилась. - По твоим же словам, он вернется утром, на ночной смене пашет, - проницательно поглядывая на девушку, парень закинул ногу на ногу. Пожав губу подковой, повел плечом. Замотал ногой, - Да и не боюсь я его, мы с пацанами с ним быстро разберемся. Немой вопрос стоял в широко раскрытых глазах девушки: «Так ты из группировки?». Папа рассказывал, что с этими парнями опасно связываться. Но Колик ведь не такой, как они… Одно уточнение: эту мысль она внушила сама себе, доверившись Роме. И Нина по-новому взглянула на короткий ершик волос, челюсть, время от времени нагло переминающую жвачку, и едва заметные колебания. Внимательные глаза сочетали легкую насмешку и пугающую уверенность. Язык тела юноши буквально кричал: «ну давай, поспорь со мной, посмотрим, кто закончит победителем, а кто - прибитым на гостином полу». Вежливость филигранно испарялась с каждым его словом, а на место нее вставало самолюбие и властность. - А вообще-то, - мягко заважничал Колик, чувствуя себя хозяином ситуации, - Когда девушка предлагает свою благодарность, это значит, что она хочет переспать с парнем, - обвел руками себя любимого и ухмыльнулся, - Это всем известно. Нина скованно фыркнула. - Я не так хотела благодарить, повторюсь. Теперь я тебе даже «привет» говорить не буду. - Давай так, - на выдохе произнес он, и стукнул пальцами друг об друга, - Я на тебя потратил кучу времени. Слишком церемонился. И относился как к принцессе. Чтоб ты знала, я вот так, - палец рванул влево-вправо, - никого не подвожу до дома и не караулю у школы. - Должна сказать «спасибо»? - Нет, - упрямо заявил Колик, - Просто «спасибо» - не идет. Диафрагму неприятно сжало. Нотки стыда окрасили щеки в алый цвет. Нина сжала кулаки. - Я не буду тебя целовать. Тот опустил голову, скрывая взгляд. Показалось, что ухмыльнулся. По глазам хотя бы можно определить степень раздраженности и опасности, а теперь Нина осталась на поводке неопределенного страха. Плечи в олимпийке настороженно ссутулились, а пальцы остановили стук. Молчание. В комнате воцарилось напряжение. В девичьем горле образовывался комок: Нина разочарованно следила за движениями юноши. Он сейчас может сорваться и поцеловать ее насильно. Это совершенно не желанно. Девушка едва не плакала... Как его прогнать? Всё, чего она боялась от заведенного парня — это поцелуй. Узнай Колик ее эти страхи, расхохотался бы. Ну что за ерунда? Как можно бояться его поцелуев и объятий? Ей надо бояться следствия, вытекающего из факта того, что она дочь заклятого врага. Нина несмело разорвала молчание: - Я никому не скажу, что ты заходил в гости. И что мы виделись, ладно? - Мне на это плевать как-то, - резко встал с места Колик и угрожающе двинулся к ней. Та рефлекторно зашагала назад. - Не подходи ко мне, - очень и очень напряженно произнесла Нина, выбросив ладонь в воздух. - Тихо, тихо, не бойся. Колик закусил губу изнутри. Нервная улыбка заиграла на губах. Собравшись к броску, он мерзло и едко взглядывал на девушку. Цель. Он вот-вот бросится. - Рома, - панические нотки истерикой раздавались в сдерживаемом голосе. Нина часто задышала, внешне старательно скрывая страх, после чего оглянулась назад. Ее комната! Родители разрешили поставить замок в детстве – как кстати! Нога оттолкнулась от пола. И скрипнув ей, девушка помчалась в распахнутую дверцу. Парень тронулся с места также резво, как и она. - Рома! – крик утонул в шумном перебеге ног. Нина зацепила косяк и захлопнула дверь, ловко запирая замок. - Я ж все равно войду! – даже сквозь дверь, отчетливо звучал наглый голос Ромы. Он сжал крепкие кулаки, согнул локти и изо всех сил пнул по двери. Та затрещала, но не сломалась. Поправив ворот мастерки, юноша насупился. И более злобно ударил дверь. Нина, уже чувствуя, как по щекам течет влага, побежала к окну. Взгляд вниз, сердце ухнуло: седьмой этаж. - Рома, пожалуйста! – в голос заплакала девушка. В ответ: бах! И оглянув улицу, заорала: - Помогите! Прошу! Нина Голубева, проспект Романовых, 30! Квартира 45! Милицию! Милицию! Помогите! Крики утонули в поздней вечерней тишине и одинокой улице. А сзади грохнулась дверь. Колик расплылся в довольной, победной улыбке. Нина с ужасом на него покосилась: на эти играючи перебирающие воздух пальцы, добродушную улыбку и уголки глаз. - Ну что, Нинка, - сложенные крайние пальцы поманили небрежным жестом к себе, - иди ко мне, красавица. - Отойди от меня, - закричала Нина и схватила лампу со стола. Запустила в Рому, но он закрылся локтем. Предмет звонко разбился, а Рома оттряхнул рукав и стал идти на нее. Девушка стала кидать карандаши, ручки, подставку, пока юноша резко не пригнулся и отработанным движением не ударил по руке. Незапущенная ручка отлетела в сторону. Нина расплакалась пуще. Колик жестко схватил ее за кисть, чтобы притянуть к себе и отдалить от этого злополучного стола. - Не касайся меня! – отчаянная сталь прорезала воздух, да не попала острием в сердце юноши. - Зря ты вообще закричала, - печальное сообщение опустилось на пол. И обхватив кисть плотнее, юноша бескомпромиссно оттолкнул тело и швырнул на кровать. Пока девушка вставала, запер окно. И не дав ей обернуться, упал сверху, накрывая своей грудью. - Рома! – забившись в истерике, завизжала Нина. Не такого вечера она ждала. И уж точно не ждала такого исхода нового знакомства. Руки стали сжимать талию, пропуская сквозь пальцы мягкую кожу. Они поднимались выше и выше, задирая платье. И легли под грудь. Колик расслабленно выдохнул. Пальцы стали мять молочные железы. Упитанные, большие… - И ты такую красоту прячешь под платьем? – обвинительный шепот оборвался криком в одеяло. Слабые кулачки застучали по ткани, а тело змеей стало вырываться из захвата. Колик только удобнее подобрался и расположил ладони под грудью, - Давай, давай, вырывайся. Себе же хуже делаешь. - Да что тебе надо? Забери деньги, Рома, не трогай меня только, пожалуйста, - с перебоями в рыданиях молила Нина, - Они на полке, в маминой книжке… - Спасибо за информацию, мадам, - галантно отблагодарил Колик и ловко переменил положение ног, - Но я слишком сильно тебя хочу. Против природы не попрешь. Уже не планируя ее никуда отпускать, юноша, напирая сверху, повернул девушку к себе лицом. Юбка как нельзя кстати задралась к бедрам. Нина металась, каталась по постели. В невозможности освободиться. Колик ухмылялся. И он припал к ее губам, которые точно до него никто не целовал. Нина час назад мечтала о поцелуе Ромы. Ромы, а не Колика. Теперь она мучилась: от непреклонности Колика, его влажных губ и своей глупости. Доверилась ему… Когда она ощутимо ткнула в бок, шатен отвлекся на весьма дипломатичное разрешение назревающей борьбы: - Смотри, я могу тебе превентивно вломить по ребрам, но если будешь сговорчивой, то все пройдет гладко. - Ты отвратителен, - боязно сжавшись от угрожающей боли, произнесла Нина. И подобралась, чтобы тот меньше облапал своими руками. - Merci beaucoup. Поцелуи продолжались: с каждым влажным причмокиванием росло отвращение. Не только к Колику – к себе. Зеленые глаза со страхом взирали на каскадную люстру. В невозможности остановить бандита росло отчаяние. Загнанной птицей девушка пыталась бороться с парнем, который весьма буднично и обыденно ловил и заламывал ее руки. В один момент он вперился в ее глаза токсичным, пугающим взглядом: - Все, сейчас ударю. Когда рука полезла снимать колготки, Нина закричала, интенсивно ерзая под юношей. И кулак не стал себя ждать: он прилетел точно в хрупкую реберную кость. Кислород зажало и выплюнуло одним выдохом. А после, под грудью разлилась боль. Мышцы душили шею, что девушка не смогла закричать: она застыла, дабы не испытывать больше боли. Колик раздевал ее и небрежно отбрасывал колготки, фартук, платье, лифчик. Он раскрыл свою конфету. И преимущественно не смотрел в ее глаза. Теперь это без надобности. Он оглядывал светлые, притягательные возвышенности внизу шеи, маленький животик и ниже… Нина сжала трясущиеся ноги. А он их развел плавным, твердым движением рук. Действовал уверенно и целеустремленно. Его язык, губы переместились по особо волнующим его нутро местам. Зубы больно сжались на бордовом соске, и тот ухмыльнулся, глядя, как тонкая кисть взметнулась вверх. Подержавшись так, бессильно упала обратно. Ребра надо беречь. Когда парень отпустил руки и принялся устраиваться между полноватых ног, Нина ладонями накрыла лицо. Пальцы давили и давили на глазные яблоки, словно пытались достать до выключателя. Щелк – и сознание покинуло тело. Но реальность жестока. И Колик жесток. Облизнув верхнюю губу, он с похабным интересом оглядывал тело под собой. Как художник, который не может решить: стереть ли лишние линии или добавить новых мазков? Оно покоряло изяществом. И тянуло к себе как магнит. Это определенно стоило целодневного запудривания мозгов глупой девочки. Неужели она не видела, что он принадлежит преступной группировке? Видимо, на обворожительном лице это все-таки не написано. Колик самодовольно улыбнулся и потрогал нижнюю плоть девушки. На его радость, она вздрогнула всем телом, заныв сквозь губы громче. Как же страшно. Юноше тоже было болезненно: на вой девушки откликалось ноющее желание. И Колик нетерпеливо засунул внутрь нее член. Стон заглох в крике. - АААААА, - закричала девушка. И она активно задергалась, отталкиваясь руками от простыни. Лишь бы слезть с члена Колика. Но тот не позволил: нажал на плечи, грубо насадив обратно. - Ты привыкнешь, расслабься. Иначе будет больно, - распоряжался юноша. Да как расслабиться?! Мышцы все сильнее сжимались вокруг плоти с целью оставить ее. Но она беспощадно двигалась вперед, заполняя изнутри влагалище. - Сволочь, - вопль раздался из горла выгибающейся девушки. Она в боли всхлипывала и подстриженными ногтями впивалась в олимпийку парня. Но он не чувствовал ничего, кроме неги. Сдвинув брови на переносице, юноша закусил губу. Ему стоило усилий прорвать перегородку собой. По бедру и простыне потекла кровь. Влага. Девушка затряслась в беззвучных, натужных рыданиях, молясь, чтобы Колик быстрее закончил пытку. - Хвааатит, - надрывно молила девушка, невольно собирая спиной складки простыни. Но Колик не слушал, придерживаясь задуманного темпа. Все должно быть так, чтобы ему было комфортно. Скачущая грудь оказалась тут же в объятиях ладони. Сгорая от стыда, Нина закрыла глаза запястьем. Она пыталась приподнять ноги, чтобы облегчить напряженную боль, расслабить мышцы, но ничего не выходило. С каждым толчком Колика внутри все холодело и столбенело. Она не могла дышать. И когда Колик ускорился, боль стала интенсивнее. Девушка на локтях привстала, чтобы соскочить. Она вскрикивала. Парень забывчиво приложил ладонь к ее затылку, чтобы была опора для более глубоких и грубых, резких толчков. Удовлетворение щекотало и было близко, чтобы накрыть с головой. Внутри что-то резало. - Все, все, - слезно торопила конец девушка, содрогаясь от фрикций, - Да все, все, хватит! - отчаянный крик ни капли не трогал юношу, сосредоточенного лишь на получении удовольствия. Он набросился, продолжая насиловать, но теперь чтобы иметь возможность зарываться в волосы девушки и вдавливать в красное лицо поцелуи. Конечности коченели, словно их покидала кровь. Нина бы ни сколько не удивилась, если она действительно утекала из полусухой раны. Коже влагалища не хватало влаги, трение беспощадно стирало ее, добавляя еще больше боли. Неужели я этого заслужила? Ресницы распахнулись, обнажая пустой взгляд вверх. Душа словно возвысилась над телом, боль исчезла. Осталась тряска, ощущения фрикций внутри и чужие губы, мучающие ее. Тогда за что такая расплата? Серьезная и задумчивая мысль витала в хрустально зеленых глазах. Взлохмаченные волосы, покрасневшие веки и губы… Выпотрошенной куклой Нина окуналась в прошлое и вспоминала события, после которых испытывала вину. Это наказание… Это всего лишь наказание за что-то… Убеждение крепло с каждым рыком увлеченного Колика. Он закатывал глаза и возвращался к Нине, чтобы вновь утонуть в аромате сладких цветов. На редкость приятное совокупление. Раз. Два. Рывок и дрожь. И юноша всем телом лег на девушку. Теплым, тяжелым и с трудом дышащим. Вернувшись в себя, Нина подрагивающими губами что-то произносила. Но это никто не замечал: даже она. Не вернулась. Явственно ощущая вину и стыд, Нина захныкала. И закрыла глаза, чтобы не видеть, как Колик застегивает молнию на брюках и взъерошивает пятерней влажные волосы. - Ну хороша, что сказать. Но на разок, без обид. Парень слез с нее, звонко похлопал по бедру и удовлетворенно вздохнул. Колик постоял-постоял, после чего вышел из комнаты. Голова Нины упала на бок. Простыня холодная, как и пустота внутри. Игрушечный медведь печально взирал с нее с книжной полки. 11 класс… Пора от него избавляться… Опустошенность. Отрешенность. Кажется, всех подруг Нины на долгое время заменят эти состояния. С ними тоже можно дружить. Мужские пальцы второй раз коснулись шарфа «из снега». Руки пару раз натянули его, испытывая на прочность. И Колик решительно вернулся из коридора - в комнату рыдающей и нечистой девушки. В самом коридоре стояла тишина. - Я надеюсь, ты попрощалась с папочкой на хорошей ноте. Мразь универсамовская, - не своим – или наоборот своим, пацанским голосом заявил Колик. Затем коридорную тишь прорвал визг, короткие шлепки, еще раз - короткий визг. Приглушенные удары о постель закончились хрипом. А потом и вовсе тишиной. Будничным шагом пройдя в гостиную, Колик напялил на голову любимую кожаную кепку, закинул в рот остывший ландорик и ушел восвояси. Перед тем как покинуть помещение, Колик стряхнул ладонями крошки и стянул с плеча белый, слегка растянутый шарф. Смял его в комок и сунул в подмышку. В квартире наступила мрачная тишина, трагически длящаяся до конца смены. Нина не была причастна к группировкам, как и ее отец. Хотя… Он бы и не поделился с ней этой стороной жизни. Кто знает о его невинности? Теперь Нина - универсамовская жертва. Замерзающая на своей постели. И даже не имеющая шарфика, чтобы хоть чуть-чуть согреться. Утром Николая Голубева ждала неизбежная картина в спальне дочери. Полиция ничего не сделала против домбытовских: ловить-то некого. Очередная жестокая казанская группировка в полном составе продолжала быть. Этим же утром Николай застрелился.***
Засов двери скрипнул, и та приглушенно завизжала. «Надо смазать петли»: не успел по-хозяйски распорядиться парень, как раздался тяжелый топот тапок. Мама. Юноша, развязно качнувшись и по привычке облизнув губы, игриво поддернул бровями: - О, привет, мамуль… Сотни отголосков довольства читались на расслабленном лице Колика. Развязно улыбнувшись, он тут же осекся. - Привет? Ты где был? Почему так поздно?! – сердитым шепотом отчитала мать. «Сестра спит»: смекнул парень. - Так вышло. - Ром, я не могу так больше! – пока сын закрывал дверь, женщина оглядывала его на предмет побоев и рванной одежды. Вновь ничего, - Как на иголках сижу, жду тебя, когда вернешься. С кем ты там ходишь, общаешься – ведь ничего не говоришь… - Мам, - оборвал тревожную материнскую речь юноша и подал шарф, - Я тебе шарф купил. Теплый, вязаный, - нежная улыбка обворожительно растеклась по губам юноши. Мама неохотно прервалась. Опустила смягчившийся взгляд и неверяще осмотрела пушистый, теплый комок шерсти. Аккуратная вязь, будто сплетенная любовью, а не человеческими руками. Положи на белый снег – сольется. Какой ангельский шарф! Пока Колик сбрасывал обувь, женщина забывчиво плелась к кухне. Вертела шарф, купая руки в нежности. Она стала представлять себя в молочном пушистом пальто, подходящим к шарфу. Вдруг в палец ткнулось что-то острое. Тарец незаметно пришитой бирочки. Приблизив шарф к глазам, мать Колика застыла. Буквы, крепкие стежки и каллиграфический почерк. Ах, если бы ее заставила застыть искусная работа! Пальцы быстро смешали волны шарфа. Парень, привычно облизывая губы, весьма динамично прошел следом. Ничто ему не могло испортить настроение. Ну еще бы: такой насыщенный вечер! Настоящая разрядка. Незаметно от него, женщина медленно села на стул, накрыла ладонью глаза и тихо заплакала. Он услышал первые всхлипы: очень знакомые, но редкие в стенах дома. И это озадачило. - Мама. Ты чего? – нахмурился Колик, пряча руки в карманы брюк. Ох нет… женские слезы – невыносимо. Ему хотелось уйти, оттого он пошатывался на месте. Слезы лились и лились горючими потоками, капали на пряжу, питали ее. И опадали сквозь вязь на бирку с именем: «Ниночке». От шарфа пахло сладкими, древесными духами. Он был ношеный. Безудержный, немой плач продолжался, пока женщина не ответила сыну, беспечно и безразлично глядящему в окно: - Извини, - пауза, - Котлеты твои любимые сгорели… Сгорела вера в лучшее в сыне. Теперь мама всё поняла.