Do I Wanna Know?

— Jag älskar dig. Я тебя люблю.       Бьерг, его милый Бьерг. Могущественное тело плавно скользнуло между бедер. Вэйно закинул голову, когда почувствовал, как чужая возбужденная плоть трется о его собственную. Через несколько мгновений вид на потолок закрыло лицо Стокгольма — холодное, сосредоточенное, прекрасное. Руки Бьерга с сильным нажимом оглаживали грудь и бока, пока не поднялись и не зафиксировали голову Вэйно в одном положении. Их губы соприкоснулись в нежном, теплом поцелуе со вкусом смолы и ароматом хвои.       Меларен выпрямился, демонстрируя гордую осанку и крепкий стан. Одним движением он притянул мужа ближе и закинул ноги, согнутые в коленях, себе на плечи. Его сильные руки, державшие некогда целое королевство, сжимали чужие бедра так же крепко, надежно. По внутренностям вместе с жаром расползалось чувство безопасности, навеянное снегопадом за окном, мягкой постелью и возлюбленным, который смотрел на него столь пронзительно.       Этот взгляд был отточен, чтобы внушать страх, однако Хельсинки видел, как за бело-голубыми глазами бьется тревожное, полное любви сердце. — Jag var född att älska dig. Я был рожден, чтобы любить тебя. Бьерг был немногословен по своей природе, и признаться, немногие слышали его голос когда-либо. Но был один единственный Вэйно… Речи Меларена углями разжигали огонь в сердце и подпаливали душу: каждое слово из чужих уст создавало в комнате фантомный запах гари.       Гельсингфорс вслушивался, но не мог ничего сказать в ответ. Он бы не позволил себе нарушить поток сознания возлюбленного, которому было так важно выкладывать душу по ночам, когда сознание человека особенно уязвимо. — Jag kommer att förstöra denna värld, och lik kommer att pryda mattan längs vilken jag ska leda dig till vår tron. Я уничтожу этот мир, а трупы будут украшать ковровую дорожку, по которой я буду вести тебя к нашему трону.       Стокгольм покрывал шею возлюбленного невесомыми поцелуями, пока его руки откручивали крышечку тюбика со смазкой.       Бьерг, его милый Бьерг. Это ледяное море сносит города своими волнами, но для одного единственного финна оно покроется толстым слоем льда, лишь бы любимый в безопасности дошел до дома.       Четко выработанная схема: один палец — второй — вылить больше смазки — третий. Вэйно не так давно избавился от привычки прятать смущенное лицо в подушке, считая свое положение постыдным. Понадобились долгие десятилетия, чтобы Бьерг убедил мужа в том, что даже в таком виде он выглядит сильным и мужественным.       Член Меларена мягко скользнул внутрь под сдавленный стон Вэйно. — Allt är bra? Все хорошо? — Kaikki on hyvin. Все хорошо.       Хельсинки наблюдал за Бьергом с улыбкой на лице. Его мужчина мило хмурился, делая первые толчки, словно это требовало огромный усилий. Такой беззащитный. Вэйно приподнял голову с подушки, чтобы поцеловать его лицо несколько раз, чувствуя, как задержанное дыхание возвращается. Движения внутри заметно ускорились, из-за чего чувство растяжения стало ощутимее. Хельсинки выгнулся, пытаясь найти более удобную позу, однако объятия со стороны его мужа препятствовали хоть какому-то движению. Благо, чужая рука сама положила финна в наиболее комфортное положение, подхватив его под поясницей и слегка сдвинув. — Jag kommer att bränna den här världen. Jag dödar dem. De orsakade dig så mycket smärta… Я сожгу этот мир. Я убью их. Они причинили тебе столько боли…       Мой милый Бьерг, они причинили столько боли тебе. Гельсингфорс молчит, позволяя любимому выплеснуть эмоции сейчас: утром он вернется к состоянию холодного равнодушия, будет молчать и думать о своем — пусть лучше выговорится. Если ненависть не выпустить вовремя — она только увеличится в своих объемов. Это был неприятный пройденный этап их жизни.       Вэйно прикрыл глаза, укладывая голову обратно на подушку. Стокгольм огладил его крепкую грудь и оставил ладонь на щеке, мягкими поглаживаниями убаюкивая Вэйно.       Их секс всегда был нежным и очень чутким. Каждый из них чувствовал атмосферу и боялся нарушить ее. Нельзя, чтобы толчки были слишком сильными, иначе кровать будет скрипеть громче нужного. Нельзя, чтобы ласки были слишком беспорядочными, иначе громкие стенания разрушат стены. Нельзя, чтобы движения были слишком быстрые, иначе им станет слишком жарко. Никто из них не хочет задохнуться.       Вэйно скользнул рукой к собственному напряженному члену, не мешая движениям возлюбленного. Коснувшись разгоряченной плоти, он начал медленно массировать ее, чтобы разрядка наступила быстрее — но не слишком быстро. Нельзя нарушать их привычный план. Они хотели сохранить атмосферу.       Увы, сил на продолжительный акт хватает не всегда. Бьерг с тихим рыком хлопнул рукой по кровати рядом с головой Хельсинки и вновь ускорился. Вэйно, тихо пискнув от последнего толчка, посмотрел в его напряженное лицо и умилился слабостью, которую его муж позволял себе только при нем. Руки Гельсингфорса легли на шею Стокгольма и начали мягко ее массировать, иногда переходя на уши и виски. Осталось совсем немного. Бедра слегка затекли, но это то ощущение, которое в порыве страсти приносит особое удовольствие, точно такое же, какое приносят трение тела о тело, спертый воздух и внутреннее растяжение.       Последние толчки Бьерг совершил, полностью придавив Вэйно к кровати всем своим весом. Он кончил с именем любимого на устах и почти сразу же вышел из горячего тела, убрал руку Хельсинки с его члена и начал дрочить парню самостоятельно, уделяя особое внимание головке: накрывал ее ладонью, пробегался каждым пальчиком, слегка давил. Они поцеловались и именно в этот момент достиг разрядки и Гельсингфорс.       Медленно, чтобы не потревожить расслабившиеся после оргазма мышцы, Бьерг снял чужие ноги со своих плеч и уложил на простынь. Хельсинки, лежащий под ним, восстанавливал дыхание, прикрыв глаза: его грудь ходила ходуном вверх-вниз, приковывая взгляд шведа. Рука Стокгольма огладила рельефные мышцы пресса и поднялась выше, останавливаясь на беспокойной груди. Под мягким касанием Вэйно будто успокоился и его дыхание постепенно стало медленным, похожим на дыхание спящего человека.       Всего лишь через полчаса они оба провалились в сон.