Рута, мята да бурьян

Все началось с падающей звезды. Светящийся росчерк прорезал черное полуночное небо над Бренненбургом и его окрестностями, яркой вспышкой подпалил верхушки елей и неслышно приземлился где-то по ту сторону холма, на самой границе между лесом и глухими болотами. В ту ночь, необыкновенно холодную, никто бы и не подумал идти и искать звезду — возможно, никто даже не видел, как она упала, кроме сторожевых собак, поприветствовавших ее коротким лаем. Звезду нашли на следующий день, когда баронские егеря прочесывали лес в поисках дичи и кто-то из них решил набрать на болотах клюквы, надеясь, что за ночь ее приморозило и ягоды стали слаще. Шагая по опушке, в траве один из охотников вдруг заприметил что-то светлое — не то животину, не то еще что, лежащее в зарослях и прерывисто дышащее. Когда во что-то, свернувшееся калачиком на холодной земле, ткнули палкой, оно издало болезненный стон, не позволивший усомниться — то был человек, израненный и посиневший от холода, не похожий ни на кого из жителей местных краев. — Отнесем барону, — предложил один из егерей, старый, с испещренным шрамами лицом. — Пусть он решает. Человек не сопротивлялся, когда егеря помоложе взваливали его на плечи. Когда во время привала в лесу ему протянули бурдюк, он жадно припал к нему, но через несколько мгновений закашлялся и выплюнул вино, словно в жизни не пробовал ничего противнее. Он сидел под деревом, вытянув руки и ноги, словно брошенная кукла, не смотрел ни на кого, и даже не старался убрать с лица спутанных белых волос. В ответ на попытки разговорить его он только качал головой и мычал что-то невразумительное, когда его переставали поддерживать — клонился назад, как будто в ногах не было силы, чтобы стоять. Когда человека тащили через замковый двор, некоторые — самые любопытные и самые незанятые, ведь жизнь в Бренненбурге начинала закипать еще до рассвета, — столпились вокруг, пытаясь понять, что за диковину принесли из леса, и как же так можно было замерзнуть, чтобы посинеть целиком — одна баба отвесила назидательный подзатыльник сыну, будто говоря, что он закончит так же, если будет шляться в морозные ночи по улице. В замке, где тут и там сновали слуги, неизвестный наконец-то смог идти сам, еле-еле перебирая ногами и все так же не поднимая головы — его совсем не волновала ни смена обстановки, ни проходящие мимо люди, с интересом разглядывающие его, и если бы его вовремя не схватили за руку, он бы шел и шел, пока не уткнулся прямо в барона. — Ваше благородие, — старший егерь снял шляпу, остановившись перед троном, на котором восседал грузный мужчина с веселым лицом. — Мы, видите, нашли вот этого в лесу, да только ни на кого из наших он не похож. Мы покумекали и решили, что лучше мы к вам его приведем, да вы решите, что с ним делать. — В лесу нашли? — услышав резкий женский голос, человек дернул головой. — Прямо так? — Прямо так, ваше благородие, прямо так. Ничего не говорит, хотя мы и так, и сяк спрашивали. Женщина, стоявшая рядом с баронским троном, тяжело вздохнула и спустилась по ступеням, подходя к незнакомцу вплотную и вынуждая его наконец-то поднять глаза. Жесткими пальцами взяв его за подбородок, она повертела его голову в разные стороны, осматривая, словно перед ней был не человек, а лошадь на продажу. — Глаза разные, — сказала она с отвращением в голосе. — И почему такой синий? — Замерз, ваше благородие. — Вряд ли дело в этом. Имя-то хоть у него есть? — Не знаем, ваше благородие, — егерь виновато поклонился. — Нам он ни слова не сказал, может, вам скажет. — Назовись, — приказала женщина, отпуская его. — Немедленно. — Аяндра. — Что это еще за имя такое? — она усмехнулась. — Только что выдумал? — Алисанна, оставь его! — наконец, мужчина на троне подал голос. — Может, перед тобой гость из далеких краев, а ты его мучаешь. Женщина отошла на несколько шагов и сложила руки на груди. Высокая, одетая во все черное, она напоминала каменное изваяние, застывшее посреди зала. Барон же, напротив, дышал жизнью: полный, с веселым лицом, он разглядывал незнакомца с трона, подперев голову рукой. Драгоценные камни на перстнях блестели и переливались под тонкими лучами солнца, когда он в задумчивости перебирал пальцами. — Что-то я не знаю краев, где люди были бы синими. Ты хочешь его оставить, отец? — Синий, красный, — барон махнул рукой. — Какая разница? Может, хоть он тебя немного развлечет. Помнишь, у тебя в детстве была птичка, как ее… Которая говорить умела. Ты с ней целыми днями болтала! — Если ты так желаешь, отец, я не смею противиться. — Она почтительно наклонила голову, но на лице ее читалось раздражение и усталость. — Вы свободны. За труды получите по десять золотых. Егеря весело переглянулись, и старший даже хлопнул Аяндру по плечу в знак благодарности — тот пошатнулся, но устоял на ногах и даже одарил старика взглядом, от которого он отшатнулся и перекрестился. Баронесса была права — один глаз у него был зеленый, а второй — желтый, прямо как у кошки. — Луиза! Криста! — кликнула женщина, и из тени вышли две девчонки в передниках. — Отмойте его и найдите какую-нибудь одежду. — Я вижу, ты недовольна, дочь моя. — Барон поднялся с трона и улыбнулся. — Думала, я прикажу его казнить? — Мне такая диковина ни к чему, — Алисанна поджала губы и перебросила черную косу через плечо. — А ты все считаешь, что мне не хватает развлечений. — Я верю, что хоть что-нибудь поможет тебе… — Не нужно, отец. Я благодарна за твою заботу. Если позволишь, я пойду. Она присела в поклоне и стремительно отправилась прочь. Служанки уже увели незнакомца в противоположном направлении, переглядываясь и перешептываясь за его спиной, а по замку разносилась новая сплетня: у баронессы Бренненбургской появился новый странный питомец из неведомых краев. Когда слух дошел до конюшен, все уже знали, что его вытащили из болота, а на кухне вовсю шептались, что на самом деле это мертвец, которого сама земля не смогла принять и выплюнула на поверхность. Покои баронессы находились в глубине замка, вдали от дворового шума и ближе к библиотеке, которую мало-помалу начали собирать ее предки и продолжала она сама. В зале, который всегда был залит странным, будто неземным светом из-за разноцветных витражей, всегда было прохладнее, чем в остальном замке. Напротив дверей в покои, у противоположной стены в небольшой нише стояла мраморная статуя женщины — одни поговаривали, что это святая покровительница дома, другие — что жена одного из прошлых баронов, но так или иначе каждый, кто шел мимо, рядом с ней замедлял шаг и наклонял голову в знак почтения. От дальнего зала, как его между собой называли домочадцы Бренненбурга, ветвились коридоры, ведшие дальше, в глубины замка — в огороженный внутренний двор, в коллекторы, длинная винтовая лестница спускалась глубоко под землю, где в каменных мешках томились немногочисленные преступники, которых еще не успела свести с ума местная тюрьма. Служанки повели Аяндру в сторону, противоположной той, куда ушла баронесса — в купальни, представлявшие собой несколько небольших бассейнов, выдолбленных в камне. Мальчишка-истопник, не намного старше Луизы и Кристы, помог им натаскать горячей воды и проследил, чтобы Аяндру усадили в кадушку и не утопили. — Может, это краска? — Луиза, старшая, со светлыми кудрями, с сомнением посмотрела сначала на ветошь, а потом на спину Аяндры. — Глядишь, ототрём. — Тебе надо, ты и три, — Криста, пониже ростом и с волосами потемнее, смутилась и чуть не пролила на пол воду из ковша. — Давай быстрее. Аяндра не шевелился, когда его обливали горячей водой, терпел даже, когда его волосы — оказавшиеся жидкими и сухими — мылили резко пахнущим мылом, и только когда Луиза, ругаясь сквозь зубы, с силой терла его плечо, издал что-то между рычанием и стоном, заставив служанок уронить тряпки и отскочить на несколько шагов. Оглядев их, он устало вздохнул и опустил голову, показывая, что не намерен на них нападать, и девчонки наконец-то закончили над ним издеваться. Единственной одеждой, мало-мальски подходящей под его рост, оказались оставшиеся неизвестно от кого рубаха и штаны, слишком просторные, но при этом все равно короткие. Лохмотья, в которых его привели в замок егеря, было решено сжечь, чтобы вдруг не принести блох или что еще похуже. Служанкам рядом с Аяндрой было страшно неуютно — выводя его из купален, они шли сзади, следя, чтобы он не свернул куда не надо, и стараясь как можно меньше попадать под взгляд разноцветных глаз. При этом, когда им навстречу шли стражники или мальчишки-конюхи, которых хлебом не корми, дай позадирать кого-нибудь, они поочередно бросались вперед, замахивались полотенцами и требовали, чтобы гостя — ведь пока что он был гостем — не смели обижать, даже несмотря на то, что он их не понимает, и не смели разглядывать и тыркать, как заморскую диковину, ведь он был таким же человеком, пусть и синим. — Отвести тебя к баронессе? — спросила Луиза, когда они добрались до зала. Получив в ответ недоумевающий взгляд, она стала размахивать руками, изображая косу, и хмуриться, подражая выражению лица госпожи. — Баронесса. Хозяйка! — Не надо его никуда вести, — раздавшийся за спиной голос заставил ее подскочить. — Я смотрю, управились? — Управились, — покрасневшая Криста поклонилась. — Мы пытались оттереть, думали, краска… — Получилось? — Алисанна подошла ближе и смерила Аяндру взглядом, полным любопытства и отвращения. — Получше ничего не нашли? — Не нашли, госпожа, — Криста виновато опустила глаза. — Что налезло, то и дали… — А вы его оставите? — вставила Луиза и тут же отошла на шаг назад. — Может, и оставлю. Только не будет же он у нас жить, как нахлебник, правильно? Надо найти ему какую-нибудь работу. Ты что-нибудь умеешь? — Я не прислуга. Голос Аяндры звучал так же хрипло, как и в прошлый раз, и каждое слово он подбирал с огромным трудом, словно произносить обычные звуки ему было невероятно тяжело. Служанки одновременно издали испуганный писк и спрятались за спину госпожи, хотя непонятно было, чего они боялись больше: того, что Аяндра все это время понимал их разговоры, или того, что решил дерзить баронессе. Любого другого за такое уже секли бы перед всем двором, но баронесса неожиданно расхохоталась — хотя в ее смехе не было веселья. — Не прислуга, значит? — Алисанна снова взяла его за подбородок. — Хорошо. Раз уж ты не прислуга, то будешь шутом. Луиза! — Да, госпожа? — пролепетала она. — Отведи его к Марте. Пусть снимет мерки и сошьет для него новый наряд — чем цветастее, тем лучше, и скажи, что я заплачу ей за него половину месячного жалования. — Как… Как прикажете, — Луиза нервно сжала в руках края передника и взглянула на Аяндру. — Пойдем… Тут недалеко… Одарив баронессу презрительным взглядом, — и получив точно такой же ответ — он пошел за Луизой. После столкновения с хозяйкой ее запал испарился — она шла впереди, вся ссутулившись, и лишь изредка оглядывалась, чтобы Аяндра не отставал. Они прошли через двор, где каждый считал своим долгом остановиться и ткнуть в него пальцем, обогнули конюшню и наконец вышли к приземистому домику, стоявшему почти у самой крепостной стены — здесь жила Марта, портниха, которая работала только с самой баронессой и бароном: все платья, что они носили, были сшиты именно ею. — У нее золотые руки, — сказала Луиза перед тем, как постучаться в дверь. — Она даже шутовской колпак может сшить такой, что как корона будет. Дверь открылась. На пороге стояла высокая, худосочная женщина со строгим лицом и мозолистыми руками. Увидев взволнованную Луизу и странного незнакомца, она молча отошла назад, пропуская их в дом, где пахло деревом и цветами. — Мне уже все рассказали, — сказала фрау Марта, придирчиво осматривая Аяндру. — Как это чудо хоть зовут-то? — Аяндра, — ответила Луиза. — Госпожа приказала сшить шутовской наряд, сказала, чем цветастее, тем лучше, и сказала еще, что заплатит… Марта подняла руку, прерывая ее. Хмурясь, она подтолкнула Аяндру в центр просторной комнаты, залитой дневным светом, и начала колдовать — по-другому назвать это не получалось. То отходя на несколько шагов назад, то разворачивая его в разные стороны, она накидывала на него разные отрезы ткани, чтобы в итоге остановить свой выбор на синем и ярко-красным — для самого наряда, и желтом — для чулок, чтобы внешний вид нового дурака сразу привлекал внимание. — И кто тебя за язык тянул? — посетовала Луиза, когда они возвращались обратно в замок. — Устроили бы тебя на конюшню, ходил бы, лошадей чистил вместе с Пеком. Нет, надо было госпожу разозлить. — Она ведь не злая, просто устает много, — продолжала она, не дожидаясь ответа. — Через пару месяцев пир намечается, а его светлость устраивать их любит, да не умеет, вот она заранее все дела и улаживает. А тут ты на голову свалился! — Нет, это я не со зла, ты не подумай. Ты же не нелюдь какой-то, вон, ходишь за мной, помыть себя дал, фрау Марте дал мерки снять. Только поговорить с тобой особо не поговоришь, а как же ты тогда собрался скоморошить, если двух слов связать не можешь? У нас был шут пару лет назад, да от чахотки помер, он такие песенки на ходу сочинял — даже госпожа смеялась! А ты? Или, может, ты сочинять-то умеешь, да не хочешь? Так хочешь не хочешь, а придется, если уж ты прислуживать отказался, от шутовства-то уже не откажешься, госпожа тебя уговаривать не будет, голову хрясь — и все… Я придумала! Ты знаешь как сделай? С Пеком поговори, он с тем шутом покойным постоянно ошивался, научился от него и по-звериному хрюкать, и стишки сочинять. Пусть он тебя тоже научит! Не зная, куда вести его, Луиза снова пришла в главный зал. Баронесса сидела на отцовском троне, подперев голову рукой, и слушала старика, который вечно подсчитывал что-то на пальцах. Чтобы не мешать им, Луиза с Аяндрой встали у дверей, рядом с молчаливым стражником, проводившим их тяжелым взглядом. Заметив их, баронесса удовлетворенно кивнула. — Третьего дня Циммер пожаловался, что у него несколько кур за одну ночь перемерло, а за день до этого, говорит, рядом с его двором бродила Кривая Гретель, искала что-то, вот и наколдовала. — Знаю я эту Кривую Гретель, старуха мухи не обидит, — раздраженно бросила баронесса. — Циммеру скажи, пусть собаку свою натаскает наконец, чтобы куниц гоняла, и не будут куры подыхать. С такими мелочами, староста, ты мог бы и сам разобраться. — Вы же знаете, ваша светлость, как у нас с колдунами сложно все! — старик всплеснул руками. — Чуть у кого беда — сразу ищут, кто сглазил, народ уж у нас такой. — Народу наш пусть лучше за собой следит, а не ищет, на кого бы что свалить. Хватит. Людей я выделю, пусть прочешут лес, мало ли, найдут кого. Мои егеря вон, какое чудо сегодня притащили. Она кивнула в сторону Аяндры. Староста обернулся, ахнул и перекрестился. — Не бойся, этот еще никого заколдовать не успел. Это наш новый дурак — давно было пора найти нового, как прошлый преставился. — Значит, правду говорят, — старик перекрестился еще раз. — Я когда шел, ваша светлость, думал, это все сплетни бабские, что к вам мертвеца привели, а оно вона как… — Никакой это не мертвец, — баронесса нахмурилась. — Человек обычный, разве что… Перемерз на болотах. За пару дней отогреется, глядишь, белее станет, да разговорчивее, когда со всеми познакомится. Луиза! — Да, госпожа? — Найди ему свободную кровать вместе с остальными слугами, и проследи, чтобы никто не обижал сверх меры. Отдельных покоев для шутов у нас не завели, так что будет спать с остальной прислугой.