Сегодня особенный день

Вечер. Люди на улице в предновогодней агонии мчатся кто куда с полными пакетами и сумками. Идёт лёгкий снежок и аккуратно стелется чистой белой поляной, поблёскивая при свете фонарей. Окна многоквартирных домов пестрят цветными огнями гирлянд. В одно из таких окон гляжу и я, подперев кулаком голову, на всю эту суету, вызывающую лёгкое покалывание в груди от ожидания чего-то, чего сам не знаю. В канун праздника всегда так, но сегодня особенный день. Глаза слепит яркая полоса золотых фонариков. Эта гирлянда была подарена мне дорогим для меня человеком на прошлое Рождество. Едва начинаю об этом вспоминать, и тёплая улыбка сама растягивает губы. Кажется, это был последний раз, когда мы собирались всем составом. И я, и Токо, и Сумихико, и близнецы. Было весело. Небольшую скромную квартирку оглушает дверной звонок. Я взволнованно бегу открывать, мимолётно взглянув на себя в зеркало у входа. Мне уже двадцать пять. Годы идут, а я не меняюсь. Всё те же чёрные торчащие волосы приходится зачёсывать назад, ведь ничего другого с ними не сделаешь, лицо всё такое же детское, несуразное и наивное, а ростом я с трудом дотянул до ста семидесяти пяти, хотя рассчитывал минимум на восемьдесят. От долгожданной встречи отделяет лишь один поворот дверной ручки. Я обхватываю её покрепче, проворачиваю, тяну на себя и оцениваю взглядом гостя в проходе. Вязанная бежевая шапка, пышный шарф и плечи чёрного пальто припорошены снегом. Мороз не пощадил вечно бледную кожу, а потому кисти рук с ярко выраженными сухожилиями, щёки и тонкий нос теперь покрыты лёгким багровым румянцем. Тёмные короткие волосы густой чёлки и угольные ресницы тоже в снегу. — Привет. — начинает гость на рваном выдохе, потирая продрогшие пальцы. Умаялся в дороге. — Заходи. — я отступаю назад, пуская его в квартиру. — Мурасаки. — Ты же знаешь, я это не люблю! — гость тут же меняется в лице, наспех разматывая шарф и снимая новенькие лакированные сапожки. — Прости. Муичиро. — произношу его имя с особым трепетом, и ему, кажется, нравится. Непроизвольно замечаю, что ниже его на пол головы. Вымахал за год, непонятно только, куда ему ещё расти! Слегка замучанный, сонный, но довольный, «Муичиро» касается потрескавшимися губами моей щеки, сбрасывает с себя остальную мокрую от снега одежду, по памяти находит спальню, и по совместительству зал, и по-хозяйски приземляется на двуспальную кровать с новогодним постельным бельём. Ему нужна всего пара секунд, чтобы рассмотреть рассеянным взглядом орнамент из оленей на простыне, а затем перевести всё внимание на меня. — Ты, должно быть, проголодался с дороги? Нормально доехал? Без приключений? — спрашиваю его и перемещаюсь на кухню, не дожидаясь ответа. Он отрывается от кровати и лениво плетётся за мной. — Я без приключений не могу. — мой гость приобнимает стену у дверного проёма и морщится от яркого света люстры. Его глаза, привыкшие к полутьме спальни, предательски смыкаются. Я озадаченно копаюсь в холодильнике, потом приглашаю его за стол, который, к слову, не сильно изобилует разнообразием закусок. Меня нельзя назвать хорошим поваром, да и на готовку никогда не хватает времени. Всё то, что есть на столе, я состряпал на скорую руку, чтобы было чем накормить гостя. — Что на этот раз? — я приземляюсь на кухонный диван рядом и не перестаю улыбаться этой ходячей проблеме, умиляясь его легкомысленности и рассеянности. «Муичиро» расплывается на потёртом диванчике и с аппетитом приступает к овощному салату. На это зрелище больно смотреть, будто мой гость ничем кроме сырых овощей не питается. Худощавый и бледный. — Вышел на три станции раньше. — говорит он обыденно и наблюдает за тем, как заправка стекает с помидора по чёрным палочкам с красными концами, сделанным на заказ специально для «Муичиро». Я не выдерживаю и взрываюсь от смеха, пока наливаю себе воду из стеклянного кувшина. Пара капель проливается на пол и мне на колени, причём большая часть воды попадает именно на меня, и теперь мы смеёмся уже вместе. — Вызвал бы такси. Адрес мой знаешь. — говорю не глядя в его сторону, стряхивая воду с рук и тёмных джинсов. — Телефон разрядился. — мой гость протягивает мне мобильник с фиолетовым чехлом. Не его цвет. — А ещё... Я заинтересованно оборачиваюсь в его сторону, так как перед этим моё внимание было устремлено на чужой телефон. Слегка изношенный, с царапинами по краям чехла, но относительно новенький, в отличие от моего компактного, старомодного, побитого и с треснутой фронтальной камерой. — Я забыл твой адрес. — мой гость недовольно закатывает глаза, будто злится на себя самого. Наверное трудно жить в постоянной прострации и с плохой памятью. — Я живу здесь уже два года, а ты до сих пор не запомнил? — я снова кратко ухмыляюсь и отправляюсь на поиски зарядного устройства. Моя квартира однокомнатная, так что идти пришлось недалеко. Хоть бы разъём ему подошёл. Мало ли, какие сейчас новороченные новые модели. — Я схожу в душ? — «Муичиро» отправляет полупрозрачную тарелку с зелёной каймой в мойку и возвращается в спальню. Между прочим, дизайнерская посуда — подарок Токо на мой двадцать второй день рождения. Словно у себя дома, мой гость ныряет головой в шкаф около кровати, вылавливает из недр одежды серое полотенце и так же невозмутимо и уверенно заходит в ванную. Найти её так же не составляет труда в моём маленьком жилище, тем более «Муичиро» уже не раз бывал у меня в гостях. Как я уже сказал, эта квартирка служит мне домом уже два года. До этого я жил в своём родном городке Кимецу. В отличие от молодых людей моего возраста, я предпочёл съехать от родителей уже в восемнадцать. Отец держал автомастерскую, а я любил ему помогать. Таким образом с ранних лет во мне развился интерес ко всяким механизмам, а сейчас у меня и вовсе своя мастерская. В основном приходится работать с бытовыми приборами, компьютерами, а иногда приходят клиенты даже с таким раритетом, как механические часы и другие интересные штуки подобного рода. Также моя мастерская пользуется спросом у маленьких девочек. Всё дело в моём необычном хобби. Меня с детства, не меньше чем механизмы, привлекали подвижные фигурки, я бы сказал, что у меня страсть к шарнирным куклам! Вот девчонки и забегают ко мне после школы, задаривают шоколадками в качестве платы, а я взамен чиню их верных подружек. Они смеются с моих нелепых шуток, а я ещё раз убеждаюсь, что это та жизнь, о которой можно только мечтать. Пусть доход от всего этого небольшой, но главное, что я занимаюсь любимым делом, и мне это нравится. Пока я возился с зарядкой и перемывал посуду, мой гость успел искупаться, и теперь с полотенцем на плече мнётся у двери, будто ждёт приглашения. По густой чёлке игриво стекают крупные капли, и мой взгляд уходит за ними куда-то в резинку свободных светло-серых боксёров. Тут же вспоминаю о своих мокрых джинсах и нахожу в своём небогатом гардеробе красные шорты, о существовании которых до этого момента я напрочь забыл. — Я помогу. — «Муичиро» сползает к моим коленям, цепляется за ремень джинсов и настойчиво тянет вниз. Я кручу пальцем у виска и вырываю многострадальческую ткань штанов из его рук. Он, кажется, не собирается сдаваться, и в следующее мгновение мы уже лежим на простыне с оленями, джинсы валяются около кровати, словно ненужная тряпка, с ними вместе мои чёрные майка и толстовка. — Что ты задумал? — я стараюсь не выдавать явного возбуждения и спрашиваю как можно более невинно. — Решил вручить тебе новогодний подарок. — отвечает он, не отрываясь от процесса выцеловывания моих ключиц. — Но ведь Новый год только завтра! Пока «Муичиро» производит перезагрузку мозга, вспоминая сегодняшнюю дату, я сдерживаюсь из последних сил, чтобы не показаться пубертатным подростком, которого заводят одни лишь поцелуи. Что поделать, если это действительно так, и за четыре года отношений я всё так же таю от любых заурядных манипуляций этого слегка рассеянного, но чертовски привлекательного парня? Я никогда не планировал связать свою жизнь с ним. А началось всё с того поцелуя в поезде. Мы с моим одноклассником Канамори организовали поездку в другой город, прихватив с собой Сумихико и Токо, наших друзей из младших классов. Я хорошо дружил с их родителями, и быстро стал своим среди детей. Хотя с моим ростом я особо не выделялся на их фоне. Как только о поездке узнала госпожа Токито, она и её муж господин Юто настояли на том, чтобы мы взяли с собой их сыновей. Я пересекался с близнецами раньше, а потому не имел ничего против того, чтобы взять их с собой. Юрасаки — старший брат с прескверным характером то и дело кружил над младшим, как стервятник, закрывая собой всевозможные пути знакомства. Общий язык с ним пришлось искать довольно долго, и скажу наперёд, нашёл я его только недавно, на тот самый прошлый Новый год, но мне всё равно кажется, что Юрасаки продолжает выпускать иголки в знак недоверия ко мне. Младший — Мурасаки, почти сразу принял меня за друга, будто мы и правда были знакомы очень давно. Были, ведь я нянчился с близнецами, чуть ли не с самого их рождения, но я о другом. Меня всегда преследовало чувство, что я уже знал Мурасаки когда-то давно. Пока мы ехали в поезде, младший Токито то и дело напрашивался присесть рядом, попробовать что-нибудь из моей тарелки, а один раз даже вскарабкался ко мне на верхнюю полку, пока я дремал. — Не мешай человеку отдыхать! — услышал я сквозь сон откуда-то снизу. То Юрасаки пытался стащить брата на его место, а тот его будто игнорировал и лишь довольно глазел на меня большими глазищами ис-под длинной чёлки. — Ну, раз уж так хочется, можешь остаться. — неловко пробурчал я себе под нос и приподнялся на логтях, освобождая немного места для спонтанного соседа. Снизу послышались протяжные звуки то ли осуждения, то ли одобрения, Канамори смущённо захихикал, Сумихико подавился лимонадом, а Токо зачем-то довольно потирала ладошки. В тот момент я осознал силу этого беспощадного четырнадцатилетнего мальчишки. Когда я укрыл нас одеялом, он прижался ко мне неприлично близко и, как мне тогда казалось, засопел. Через пару минут я почувствовал, как тонкие пальчики бесстыдно прогуливаются по моей груди. Сначала они неуверенно следовали рельефу мышц на животе, затем метались от ключиц до самого пояса, а потом и вовсе замерли на шве моих болотных шорт, периодически надавливая на чувствительное место подушечками. Пока этот ребёнок игрался пальчиками, я, ошарашенный, замер в шоке и не знал, что делать в такой ситуации. Как быстро после этого я бежал через весь поезд к туалету, и сколько часов и туалетной бумаги я потратил, чтобы снять с тела напряжение и смыть с себя этот позор! Надо же было возбудиться от телесного контакта с напористым ребёнком, который при этом ещё казался нелюдимым и нетактильным! Не успел я выйти из туалета, как меня встретил Мурасаки, мирно подпирая собой стену, или как это у поезда называется. — И долго ты здесь стоишь? — спросил я, задыхаясь, весь красный от возбуждения. — Сразу после того, как ты зашёл. — коротко и отстранённо выкинул Токито, сделав уверенный шаг навстречу. Щёки вспыхнули ещё ярче от осознания того, что он слышал все мои потуги справиться с напряжением. Едва я попытался обойти его, дабы добраться к своему плацкарту и остальным, Мурасаки резко толкнул меня к стене и схватил за запястья. Наверное со стороны всё это выглядело нелепо, но школьник, видимо, относился к происходящему как никогда серьёзно. — Что ты делаешь? — я иронично изогнул бровь, решив ему немного подыграть, а потому не стал сопротивляться. Мои кисти послушно прилипли к стенке, пока Мурасаки думал ответ. — Я не знаю. — отрезал он в своей привычной манере. — Это сложно объяснить, но мне просто хочется тебя поцеловать. И он поцеловал. Целовал так, будто очень давно этого хотел. Целовал, словно я хрупкая девушка, бережно и нежно. Целовал жадно, будто мы видимся в последний раз. — Котецу... — выдохнул он мне в плечо, и я почувствовал, как намокла моя футболка. Он с самого детства звал меня этим именем. Всегда, но мне никогда не удавалось понять, почему. Мои глаза тоже наполнились слезами. Только были это никак не слёзы радости. — Я собирал тебя по частям... — невольно прошептал я вслух. В голове всплыли жуткие картинки. — Так моё тело всё же нашли? — попытался улыбнуться Мурасаки, но голос дал хрипоту, выдавая всю горечь данной фразы. Наверное мы оба не совсем понимали, о чём говорим, будто мозг всё вспомнил, а мы нет. Думать об этом не было времени, ведь в коридоре послышались чьи-то шаги, а мы продолжали сцену «Школьник прижал к стене молодого парня». — Кто-то идёт! — простонал я в губы Мурасаки, но тот будто пропустил всё мимо ушей. При желании я с лёгкостью освободился бы из хилой хватки ребёнка, но не мог, или вернее сказать не хотел. Казалось, если прервать всё сейчас, то мы больше никогда не встретимся вновь. — Мура... Му... — я старательно пытался связать несчастные звуки вместе, но имя никак не клеилось к человеку напротив. А всё потому, что его зовут совсем не так! Пока я яростно вспоминал, как же его зовут, шаги стремительно приближались. Щёлкнула ручка двери, на пол упало что-то вроде пластикового стакана, а за ним последовал удивлённый женский вздох. — Токо!? — я высвободил свои запястья и грубо оттолкнул мальчишку от себя. Схватился за лоб. Горячий. В какой-то степени даже повезло, что к нам вторглась Агацума. Кажется, её лишь на секунду смутила данная картина. Затем она подняла с пола свой оранжевый узорчатый стакан и поспешно удалилась из тесного коридорчика, оставляя меня наедине с этим хитрющим мелким дьяволом. Всю оставшуюся поездку Токо весьма подозрительно кривилась в улыбке, и мне каждый раз становилось неловко, когда я ловил на себе её пронзительный взгляд. В тот день я рано лёг спать, но заснуть никак не получалось. В голове крутились обрывки чьих-то воспоминаний. Длинноволосый мечник, красная маска, маленький мальчик, проливающий слёзы над листом бумаги. На первый взгляд это было письмо, но слов в нём разобрать не получилось. Затем какие-то руины, а среди них обломок меча, примотанный к человеческой руке бинтами, с гардой так похожей на медальон, что носил мой прадед, не снимая. Я не сумел его застать. Он умер от болезни сердца до моего рождения, но отец рассказывал, что прадед всё время твердил, мол этот медальон — память о великом человеке. Он повторял эти слова раз за разом с горечью и болью, но никогда не рассказывал больше. Никто из нашей семьи не знал, что это за великий человек, и чем заслужил такую славу. Те непонятные сны продолжали мучать меня всю ночь. Пытаясь хоть как-то отвлечься от того воспоминания с окровавленной катаной, я непроизвольно начал вспоминать прошлое. Помню, как первый раз оказался в доме Токито. Господин Юто решил поддержать юного мастера и доверил мне починить их кофемашину, которая на днях перестала работать. Девятилетний я со всей серьёзностью и ответственностью уже через пару дней стоял с плодом своих трудов на пороге их дома и за хорошую работу был приглашён на чай. Там-то меня и атаковали двухгодовалые близнецы, в попытках покопаться в моих волосах, рассмотреть пластыри на моих руках и даже попробовать на вкус мои пятки. Мне всегда нравилось играть с детьми, а потому я быстро нашёл общий язык с маленькими непоседами в одинаковых милых комбинезончиках. В процессе игры я поднял одного из близнецов с пола на вытянутые руки и заглянул в его глаза. То были не глаза ребёнка, слишком умные и печальные. — Ко... Ко-те... Цу. — вдруг сказал младший близнец по имени Мурасаки неумело, но предельно старательно. — А почему «Котецу»? — хихикнул господин Юто, умиляясь собственным детям. — Не знаю, но пусть зовёт меня, как ему удобно. — я задорно оскалился и продолжил изображать звуки самолёта, держа на руках ребёнка. Затем вдруг замер. Мальчик и я долго смотрели друг на друга, словно изучая, пока я вдруг не заплакал. Сам не помню из-за чего, но из моих глаз неконтролируемым потоком хлынули слёзы. Тогда ребёнок принялся меня успокаивать и гладил по голове крошечной ладошкой. Его родители всполошились, но я отшутился, указав в качестве причины своих слёз слишком милых близнецов. — Котецу. — шепчет мне на ухо мягкий любимый голос, обжигая нежную кожу шеи. Теперь это имя больше не сбивает меня с толку, ведь я знаю, что так зовут меня, вернее звали когда-то, сотню лет назад. Память предков это, или же мы каким-то образом помним свои прошлые жизни? Для меня это уже не имеет особого значения. — Муичиро. — отвечаю на выдохе, зарываясь пальцами в густую копну стильного андерката. — Хочу больше. — отрывисто заявляю я, и наблюдаю, как мозг моего гостя даёт сбой. — Я думал, поцелуи это приятно. — глуповато ретируется Токито, всё ещё восседая на мне сверху. — Приятно, но тебе уже восемнадцать. Мы до старости будем только целоваться? — я выбрасываю очередную шутку, имея ввиду свою старость, а губы Муичиро вдруг растягиваются в неестественно широкой белозубой улыбке, будто бы он только и ждал от меня этих слов. Получив «разрешение» пустить всё на волю фантазии, мой гость дарит мне незыбываемый новогодний подарок, который ещё три дня не даст о себе забыть из-за боли в пояснице. Всё это время Муичиро будет рядом, а затем после праздника и вовсе переберётся ко мне в качестве сожителя, чему я нисколько не буду против. Ошибка перерождения это или жизнь дала нам второй шанс? В любом случае я по-настоящему счастлив просыпаться рядом в объятиях родного человека, чувствовать знакомый аромат шампуня с репейником и просто знать, что в этой жизни Муичиро не посмеет уйти раньше меня, уж я-то о нём позабочусь!