///
— На следующей неделе у нас игра с… — Ризли замолкает, когда по арене эхом проносится звук хлопка. — …Воу. — Он со смешком вскидывает брови. Сайно оборачивается — и давится собственным вдохом. Чуть дальше по льду стоит Люмин. Злая, очень злая Люмин в компании Аякса, которому она, кажется, только что дала по лицу. Девушка говорит что-то — кривятся губы и гневно сверкают глаза — и с силой толкает хоккеиста в грудь так, что тот, абсолютно растерянный, отъезжает чуть назад. Чайльд скалится, шипит в ответ что-то такое, что Люмин щурится, замахиваясь снова — и тогда Сайно срывается с места, оставляя Ризли и остальных сокомандников позади. Он подъезжает к ним одновременно со взволнованным Томой — хватает Аякса за футболку поверх защиты, готовый сдерживать его взрывной темперамент, пока Тома мягко, за локоть оттаскивает Люмин к себе за спину. — Что случилось? — Недовольно спрашивает он, окидывая Тарталью насторожённым взглядом. — Не твоё собачье дело. — Огрызается Аякс, и Сайно крепче сжимает в кулаке ткань его формы – только драки им не хватало. — В чём твоя чёртова проблема?! — Срывается Люмин, подаваясь вперёд, и Тома вскидывает руку, останавливая её. Напряжение между ними так и искрит в воздухе — подошедшую Аяку настолько пугает душная агрессия в воздухе, что она бестолково замирает у входа на лёд, не решаясь ни уйти, ни сделать хотя бы шаг вперёд. — Ладно, брейк, ребята. — Встревает наконец Сайно, напоминая всем о своём присутствии. — Остыньте, окей? Люмин возмущённо фыркает, но не говорит ни слова, даже на Аякса больше не смотрит — податливо катится за Томой чуть в сторону, замирает рядом с ним неподвижной хрустальной статуэткой, пока тот стягивает с себя олимпийку, чтобы накинуть её на хрупкие девичьи плечи, и едва заметно расслабляется, когда знакомая тёплая ладонь ложится на талию, направляя. Сайно провожает их взглядом — у самого бортика они встречаются с Аякой и её обеспокоенным лепетом и уходят вместе с ней в сторону раздевалок. — И что это, блять, было? — Он поворачивается к Тарталье, складывая руки на груди. — Отъебись. — Аякс вяло отмахивается, запрокидывая голову, и шумно вздыхает. — Что ты ей сказал? — Ничего! Ничего такого! — Он запускает пальцы в волосы, безвозвратно портя свою укладку, и стадальчески жмурится. — В этом-то и дело! Она взбесилась с того, что я предложил ей провести время вместе! Чайльд совершенно несчастно смотрит на него из-под ресниц — но Сайно не поддаётся, Сайно кремень, Сайно не собирается становиться его жилеткой для слёз и соплей, не разобравшись в ситуации. — Полагаю, проблема в том, как именно ты ей предложил, не так ли? Сначала говорить — потом думать. Или не думать вообще, даже после. Вот жизненное кредо Аякса. Стоит ли удивляться тому, что он умудрился вывести из себя Люмин? — Конечно, блять, зачем нужен я, когда есть Тома. — Тарталья пропускает его слова мимо ушей. — Действительно. Ебучий сын маминой подруги. Весь такой дохуя идеальный, посмотрите на него. Сайно поджимает губы. Ну, поехали. — Во-первых, он просто заботится о своей партнёрше, хватит разыгрывать драму. Во-вторых, ты не можешь заставить её прекратить общаться с ним или, наоборот, начать с тобой. И, в-третьих, если уж на то пошло, научись достойно принимать отказы, придурок. Вот так вот. — Отказы? — Чайльд усмехается, возможно, уже где-то на грани истерики. — Она не отказывала мне. Она вообще не дала никакого нормального ответа! Сайно прикрывает глаза и считает про себя до пяти. Боже правый, за что ему всё это? — А ты спрашивал? — Интересуется он, позволяя себе усталый вздох. — Ну, знаешь, нормально. Аякс замолкает — хмурится, опуская глаза, и, кажется, действительно задумывается. — Вот об этом я и говорю. — Сайно тихо хмыкает. — Ой, а сам-то! — Тарталья закатывает глаза и кривит губы в усмешке. — Нашёлся, блять, герой-любовник. Сайно вопросительно вскидывает бровь, и Аякс кивает острым подбородком на что-то позади него. Когда он неохотно оборачивается через плечо, Тигнари как раз выходит на лёд. Насмешливый взгляд Чайльда ощущается даже затылком — как ‘рафаэлло’ вместо тысячи слов. — Вот об этом я и говорю. — Передразнивает он его. — Катись к чёрту. — Только если вместе с тобой, дорогуша. И они действительно катятся — не к чёрту, но к Ризли, — так что невелика разница — который уже успел сходить за снаряжением и теперь терпеливо ждал их обоих. В конце концов, они же не отдыхать сюда пришли.///
На следующее утро перед тренировкой Люмин находит в своём шкафчике в раздевалке шоколадку. Аяка как раз рассказывает Ёимие, как провела выходные с братом и Томой, когда Люмин замечает на цветной упаковке стикер-записку. И, смиренно принимая новую головную боль с распростёртыми объятиями, читает по буквам размашистое ‘прости’. С кривым сердечком в углу листка. Люмин знает наверняка, что ждёт её в коридоре, не сомневается от слова совсем, но когда она рывком открывает дверь раздевалки и встречается взглядом с Тартальей, ей всё равно требуется пара секунд, чтобы взять себя в руки. — Чайльд. — Сухо приветствует она, гордо вскидывая подбородок. Аякс в ответ нервно смеётся, запуская ладонь в волосы, и виновато смотрит на фигуристку из-под ресниц. — …Извинения приняты? — С надеждой спрашивает он. Люмин улыбается — мягко, почти ласково, видит, как плечи хоккеиста чуть расслабляются, и резко возвращает лицу безучастное, холодное выражение. — Я не ем белый шоколад. — Она пихает ‘извинения’ Тарталье в руки, сочувственно поджимает губы и похлопывает его по груди, прежде чем с грохотом закрыть дверь прямо перед его носом. Когда Люмин оборачивается, остальные девочки, все как одна, смотрят на неё заинтересованными взглядами. — Что? — Она хмурится. — Спектакль окончен.///
На тренировке в конце недели Дотторе подзывает Люмин к себе и обсуждает с ней возможность парного выступления с Тигнари. Люмин не одиночница ни разу и ничего против Нари не имеет, но у неё есть постоянный партнёр, так что она обещает подумать и, когда Дотторе благодарит её и отпускает с миром, идёт отрабатывать прыжки. Сальхов, риттбергер, тулуп, лутц — она прыгает всё идеально. Но падает на приземлении тройного акселя. Люмин не успевает даже выругаться себе под нос, — только в каком-то по-детски глупом жесте бьёт по льду сжатым кулаком — как к ней на помощь одновременно подъезжают Тома и… Тарталья. — Ты в порядке? — Сильно ударилась? Спрашивают они тоже в унисон. Фигуристка морщится, позволяя искорке раздражения вырваться наружу в виде шумного выдоха, и поднимается на ноги, игнорируя обе протянутые к ней ладони. Она не хрустальная, вот что. В груди закипает желание напомнить Томе, сколько раз он ронял её на лёд, когда они только начинали кататься вместе, и сказать Аяксу пару ласковых чисто из принципа, но она только качает головой в ответ на взолнованные взгляды парней и едет к бортику, с трудом отталкиваясь ушибленной ногой. В шкафчике в раздевалке её дожидается новая плитка шоколада. На этот раз тёмного. Люмин с подозрением косится на Ёимию, шнурующую коньки, но та только солнечно улыбается ей — ничего от неё не добьёшься. Так что Люмин забирает сладость с полки, едва не кроша её через обёртку в крепкой хватке обманчиво тонких пальцев, и решительно направляется в сторону мужской раздевалки. Через пару секунд после осторожного стука ей открывают дверь — Сайно удивлённо вскидывает брови, но отходит в сторону, впуская девушку внутрь, и Люмин благодарно ему кивает, старательно игнорируя озадаченные взгляды других парней. — Который из них Тартальи? — Негромко спрашивает она, кивая на шкафчики. — Этот. — Ризли с усмешкой хлопает ракрытой ладонью по металлической дверце. — Спасибо. Фигуристка оставляет шоколадку поверх вороха небрежно брошенной повседневной одежды — так похоже на Чайльда — и захлопывает чужой шкафчик. Она уходит, не сказав больше ни слова. Пусть подавится.///
В третий раз Тарталья вручает шоколад ей лично — упрямо стоит на пороге раздевалки, отказываясь уходить, пока Люмин не возьмёт его у него из рук. Поэтому она забирает плитку молочного, только чтобы не глядя швырнуть её себе за спину. Шоколадку ловит Ёимия. — Как удачно. — Хмыкает Люмин, обернувшись. — Она же тебе помогала, верно? Вот пусть и берёт в качестве благодарности. И выверенным движением толкает растерянного, совершенно несчастного Аякса в грудь, — ей начинает это нравиться — заставляя его попятиться, и захлопывает дверь, для верности щёлкая ещё и замком. На этот раз девочки не решаются ни говорить с ней, ни смотреть на неё, каждая молча занимается своим делом, и Люмин… Люмин почти им благодарна. На разговор с Чайльдом она решается парой часов позднее — потому что иначе кто знает, может, в следующий раз из шкафчика на неё вывалится сам Аякс с банковской картой в руках и потащит по магазинам скупать всё, что её душе угодно. А ещё Люмин уже чисто физически не может смотреть на шоколад. Поэтому она дожидается его у дверей раздевалки после тренировки, устало отказывается от предложения Томы пойти по домам вместе, позволяет девочкам обнять себя на прощание, и, когда все они оставляют её в покое, сползает по стене вниз, размышляя, как можно так долго переодеваться. — Держал бы вещи в порядке, всё было бы в разы быстрее. — Ворчит Люмин себе под нос, ковыряя ногтем отошедший уголок линолеума. В этот самый момент дверь резко открывается — фигуристка едва успевает выставить руку, чтобы её не пришибло. — Люмин! — Испуганно вскрикивает Аякс, хватаясь за сердце. — Какого чёрта ты тут расселась! ‘Ну да, — Мысленно признаёт Люмин, поднимаясь с пола. — Не самое гениальное решение, и.’ — Ты… — Девушка трёт переносицу, уже далеко не такая уверенная, какой была пару секунд назад. — Идём. — Что? — Паникует Тарталья. — Куда? Люмин молча хватает его за запястье и тянет за собой, не обращая внимания на многозначительные смешки Сайно и Ризли, высунувшихся из раздевалки следом. Чайльд шагает, как и было сказано, но беспомощно оглядывается на друзей до тех самых пор, пока те не исчезают из поля зрения. — Люми, чт… — Аякс прикусывает язык, когда фигуристка оборачивается на него через плечо. — …Люмин. — Тут же исправляется он. — Люмин, куда мы идём? — Умолкни. — Просит девушка, крепче сжимая его запястье. И он действительно затыкается — настолько покладистый, что наводит на подозрения, но Люмин предпочитает это игнорировать. Фигуристка молчит всю дорогу, — только невнятно здоровается с прошедшим мимо Бай Чжу — и отпускает руку Аякса лишь когда они приходят… куда-то. Неважно, где они — главное, чтобы подальше от дворца спорта, пусть почвой для слухов может послужить и сам факт их ухода. Чайльд оглядывается и, — теперь его очередь хватать её за руки — подцепив Люмин под локоть, уводит чуть в сторону. Даже детская площадка будет всяко лучше дороги, где то и дело ходят люди и, хоть и изредка, но проезжают машины. — Итак, — Люмин прокашливается, опускаясь на скамейку, и хлопает по месту рядом с собой, приглашая Тарталью сесть тоже. — Я тебя слушаю. Выражение лица Аякса становится глупым до невозможности — в смысле, оно у него всегда такое, но сейчас особенно. Девушка давит рвущийся из груди смешок. — Ты – меня? — Уточняет он, склоняя голову, и Люмин вскидывает брови. — Я думал, это ты должна объяснить мне причину… — Он описывает полукруг в воздухе рукой и обессиленно роняет её на колено. — …этого. — А я думала, — Фигуристка возмущённо фыркает, складывая руки на груди. Недобрый знак. Тарталья панически крутит в голове мысль о том, что если он выведет её из себя и в этот раз, он себе этого не простит. — это ты должен объяснить мне. Чайльд сглатывает ком в горле и нервно посмеивается. Страшно — аж руки трясутся. Позорище. — Объяснить что, принцесса? — Он даёт себе мысленную пощёчину. Даже две – после того как лицо Люмин почти неуловимо мрачнеет из-за дурацкого обращения. Думай — потом говори, напоминает себе он. — Шоколад, например. — Люмин прикрывает глаза и откидывается на жёсткую спинку скамьи. Аяксу нестерпимо сильно хочется стянуть с себя куртку и накинуть ей на плечи, но он боится и вздохнуть лишний раз, чтобы не испортить момент и её настроение. — Эм… — Он неловко улыбается. — Это… извинения? Люмин поджимает губы. Очень красноречиво. А может, и не очень, но Тарталье хватает и этого, чтобы понять, что он делает что-то не так. — То есть… я, ну… знаешь… — Я хочу знать, — Девушка жмурится, запрокидывая голову к небу, и накрывает лицо ладонями. — Чего ты добиваешься? Я не… В тот момент, когда Люмин на секунду прерывается, чтобы сделать вдох, Аякс напрочь забывает о ‘думай — потом говори’. И перебивает её сиплым: — Тебя. — …Не понимаю. Фигуристка напрягается — Чайльд отчётливо видит каждую окаменевшую от неожиданного ответа мышцу хрупкого на вид тела и усмехается. — Тебя, дурочка. — Уже громче повторяет он. — Сам идиот. — Мгновенно реагирует Люмин, не глядя пихая его в плечо. Аякс звонко смеётся, а она замолкает, и он даёт ей время осознать сказанные им слова. Солнечные лучи настойчиво пробиваются через кроны деревьев, и Тарталья щурится, подставляя им веснушчатые щёки. Ему так тепло и так хочется смеяться, хочется взять гордую фигуристку за руку и пойти гулять с ней по городу, хочется... Хочется гордую, неприступную фигуристку поцеловать. — То есть, — Люмин приоткрывает глаза через пару минут, блондинистый затылок перекатывается по спинке скамейки — она поворачивает голову в его сторону. Голос у неё чуть хриплый. Красивый. — Ты всё это время систематически доводил меня до ручки, потому что… — Потому что ты мне нравишься. — Заканчивает за неё Аякс. — Ага. Люмин упирается взглядом куда-то ему в висок. Задумчиво рассматривает точёный профиль будто впервые. Чайльд глаза поднять не решается, знает: если посмотрит на неё — пропадёт с концами. У Люмин растрёпанные ветром волосы и расплавленное золото в глубине радужек. У Тартальи — бездонная дыра там, где, по идее, должно быть сердце. А сердце, его по-идиотски сильно влюблённое сердце уже давно не на месте — оно в чужих нежных ладонях. В ладонях, что могут бить и царапать, оставляя на коже синяки и ссадины, а могут безжалостно-ласково касаться его собственных, заставляя кулаки разжаться, чтобы переплести пальцы. Вот как сейчас. Аякс разглядывает их сцепленные в замок руки и глупо улыбается. А потом — потом всё-таки смотрит Люмин прямо в глаза. В омут с головой. — Можно тебя поцеловать? — Спрашивает и едва узнаёт в этом надтреснутом хрипе свой собственный голос. Люмин мелодично смеётся и утыкается лбом в его плечо. — Да. И Аякс всё-таки целует гордую, неприступную фигуристку. А ещё — ещё он её, эту гордую и неприступную фигуристку, берёт за руку и ведёт гулять по городу.///