russian roulette

Чья-то тяжёлая рука сорвала с головы грязную ткань, и яркий свет резко ударил в глаза. С непривычки Люмин сильно зажмурилась. Последние несколько часов она пребывала в кромешной темноте в багажнике старенького минивэна, куда её силой затолкали несколько бугаёв, поджидавших вечером у дома. Она не смогла разглядеть номер автомобиля, прежде чем на неё нацепили холщовый мешок. Цифры были тщательно затёрты, а буквы расплывались из-за хлынувших из глаз слёз от прыснутой в лицо перцовки. Пока преступники не выдвигали никаких требований, но внутреннее чутьё подсказывало, что выбрали они её в качестве жертвы не просто так. Слишком много скелетов хранилось в шкафу её прошлого. Люмин попыталась дёрнуться, но оказалась прикованной к стулу. Судя по ледяной поверхности, он был железным, к тому же спаянным с полом. Запястья резанули острые края наручников. Боль прошла вдоль позвоночника, а холод металла лишь усилил её. — Бесполезно, не трать зря силы, — послышалось с противоположной стороны. Люмин рефлекторно вздрогнула. Знакомый голос звучал так ясно. С трудом разлепив глаза и, наконец, привыкнув к свету, она взглянула перед собой и увидела сидящего напротив юношу. Он находился в том же положении, что и Люмин, — скованный по рукам и ногам, а разделял их металлический стол. В этот момент практически всё встало на свои места. Она не могла не узнать его. Даже если бы хотела не узнавать. Но история пятилетней давности всплыла в памяти, словно всё это случилось вчера. Юная стажёрка в детективном агентстве «Ордо Фавониус» Люмин в свои первые же рабочие дни попадает на расследование крупного дела, связанного с русской мафией. Клиент платит агентству баснословные деньги, чтобы оно выяснило, что случилось с его похищенной падчерицей. Полиция влезать в разборки с мафиозниками не решается, а частным организациям, подобным «Ордо Фавониус», законы не писаны. Именно тогда Люмин и знакомится с этим змеем-обольстителем, скрывающимся под сотней имён. Среди своих таких, как он, называли «предвестниками» — лучшими исполнителями русской мафии. Поставленные перед ними цели они выполняли без сучка и задоринки. А она была всего лишь девчонкой с кучей амбиций и обострённым чувством справедливости. Но, несмотря на огромную разницу между ними, Люмин казалось, что это было что-то настоящее. Пусть итог и говорил ей об обратном. Опустив ненужную лирику, единственного сейчас Люмин не могла понять: почему они оба оказались в заложниках? Его ещё и здорово потрепали. Из свежей ссадины над бровью струйкой стекала кровь, отчего он зажмурил левый глаз, уже залитый алым. Он поджимал разбитые губы, а синева на щеке темнела с каждой минутой. Люмин отделалась лёгким испугом. Тело ломило, но, скорее всего, из-за проведённых в не самом удобном положении часов в багажнике. Тишину полупустой комнаты разбивали звуки падающих капель. Где-то протекала крыша. Люмин осмотрелась вокруг: ничего примечательного. В комнате находились только они вдвоём, в четырёх углах висели камеры видеонаблюдения. Наружу, видимо, вела запертая стальная дверь, а помимо стола и трёх стульев не было больше никаких лишних предметов. Третий стул стоял у стены по правую сторону от них. И только сейчас Люмин заметила, что в центре стола что-то лежало. Это оказался револьвер. Жаль, она была скована по рукам и ногам. Дотянуться бы до оружия — и тогда был бы хоть какой-то шанс на спасение. Люмин снова дёрнулась вперёд, но тщетно. Вдруг дверь со скрипом отворилась, и в комнату вошёл высокий мужчина средних лет в очках и в накинутом на плечи пальто с меховым воротом. Люмин узнала вошедшего. В списке «предвестников» русской мафии он стоял под девятым номером. В узких кругах его звали «Панталоне», а детективы окрестили просто «Делец». Он проворачивал такие денежные махинации прямо на глазах у властей, что его наглости удивлялись даже среди мафиози. Люмин не довелось познакомиться с ним лично, но она понимала, насколько «Делец» опасен, насколько хитёр и насколько сильно измазан в крови невинных людей. И теперь он стоял перед ней, ехидно улыбался и потирал переносицу. — Всему своё время, мисс Люмин, — грубый голос шёл вразрез с его миловидной на первый взгляд внешностью. — У вас ещё будет возможность подержать его в руках. С этими словами Панталоне взял револьвер и покрутил его в руках, на что сидящий напротив юноша лишь издевательски усмехнулся. Люмин снова посмотрела на него. Кажется, в отличие от неё он догадывался, что здесь происходит. Интересно, когда и её введут в курс дела? Неспроста же похитили именно Люмин. Уже пять лет она жила жизнью, свободной от криминала. Пять лет как ушла из агентства, чтобы больше не иметь ничего общего с мафией, преступниками, убийцами и маньяками. Так что им понадобилось от неё сейчас? — Вижу немой вопрос на Вашем лице, мисс Люмин, — Панталоне вернул револьвер обратно на стол. — Но мне сложно понять Ваше удивление, ведь не Вы ли пять лет назад были в шаге от того, чтобы упечь за решётку босса русской мафии? Не Вы ли подобрались к самой верхушке криминального мире, где у других уже заканчивался кислород? Не Вы ли заставили бояться тех, кто обычно съедает страх на завтрак? Не Вы ли стали причиной гибели многих наших людей? — Это всё в прошлом, — голос предательски задрожал. — Прошлое, мисс Люмин, — понятие относительное. Этого слова нет в обиходе у мафии. Поступки делают человека тем, кем он является. Они накапливаются постепенно, накладываются друг на друга. Убив кого-то, неужели можно оправдаться простым «это всё в прошлом»? Вам ли не знать, как работает закон? — Вы подменяете понятия! — Наоборот, я их уравниваю. Но не будем о грустном. Наверное, вам интересно знать, почему я вас двоих здесь собрал. Мисс Люмин, не хотите выдвинуть предположение? — не дождавшись ответа, Панталоне обернулся к юноше. — А ты, Тарталья? — Пошёл к чёрту! — он сплюнул кровь, и на белоснежном полу образовалось грязное красное пятно. Сердце Люмин бессовестно ёкнуло. Она так давно не слышала этого прозвища. Когда ей впервые попался список всех «предвестников», она ещё не знала, как выглядит Панталоне, Тарталья и иже с ними. Не знала она этого и в день их знакомства. Улыбчивый рыжий паренёк лишь протянул ей руку и мягко произнёс: «Можешь звать меня Чайльд». В любовь с первого взгляда Люмин не верила, но, похоже, стала её жертвой против собственной воли. Кто мог подумать, что этот светлый юноша окажется членом мафиозной группировки, терроризирующей город уже несколько лет? Кто мог подумать, что он окажется безжалостным убийцей и жестоким исполнителем, стоящим по правую руку от босса русской мафии вместе с десятком таких же монстров? Но даже этот факт не смог убить в Люмин то чувство, что она к нему испытывала. Старые раны болят в непогоду. Почему же сейчас стало так больно? — В своё время Вы перешли дорогу не тем людям, мисс Люмин, но Вам ловко удалось избежать наказания, благодаря своей смекалке, но и не без помощи этого предателя, сидящего напротив Вас, — взгляд Панталоне потемнел. — Я никогда не предавал «семью», тупой ты кусок дерьма! — процедил Тарталья сквозь зубы. — Тогда стоило пристрелить эту сучку ещё пять лет назад, но ты решил, что твоё задетое эго важнее дел той самой «семьи», которую ты якобы не предавал. Хорошо, что сейчас у тебя появится возможность исправить свою оплошность. Они с недоумением посмотрели на Панталоне, затем — друг на друга. На какое-то мгновение Люмин даже показалось, что перед ней действительно тот же самый Чайльд из её прошлого, но лицо его помимо удивления выражало ещё и отвращение. К ней? Ко всей этой ситуации? Сложно было дать правильный ответ. И она, увы, не умела читать мыслей. — Не буду томить, я собрал вас здесь, чтобы сыграть в одну очень занимательную игру, — Панталоне, как истинный интриган, выдержал театральную паузу и с довольным видом произнёс: — «Русскую рулетку». Сердце Люмин в очередной раз рухнуло вниз. Нет, Панталоне не шутил. Эта комната, револьвер на столе, прикованные к стульям жертвы — мафия не скупится на методы для наказания. Они готовы превратить в шоу что угодно. А сегодня Люмин присутствовала на публичной казни, своей казни. Похоже, Чайльда это не особо пугало. Может, он на сто процентов уверен в своей победе. Может, у него есть план. Может, он просто смирился с этой участью, готовый уплатить за предательство любой ценой. Хотя Люмин искренне не понимала сути предъявленных ему обвинений. Ведь ушёл Тарталья именно потому, что поставил интересы «семьи» выше их отношений и общего будущего. Но спустя целых пять лет Панталоне разложил перед ней совершенно иную информацию. — Но это будет не классическая «Русская рулетка». Мы немножко поменяем правила, специально для таких голубков, как вы, — Панталоне воодушевился. — Вам тоже достанется одна пуля на двоих, но предназначенная не для стреляющего. Да-да, вы правильно поняли, стрелять придётся в человека напротив. Панталоне сложил пальцы в виде пистолетов и направил одну руку в сторону Люмин, а другую — в сторону Тартальи. Снова выдержал театральную паузу, внимательно наблюдая за реакциями своих измученных жертв, и резко повёл локтями. — Бам! — жестом изобразил он выстрел. Ни один мускул на лице Тартальи не вздрогнул, а вот Люмин здорово напряглась. Её практически подписывали на убийство. Если ей чудом удастся выжить, отсюда она выйдет убийцей. — Чтобы внести больше смуты и рандома, — Панталоне пошарился в кармане своего пальто и достал оттуда небольшой игральный кубик с шестью гранями, на которых в виде жирных точек изображались числовые значения от одного до шести, — предлагаю перед каждым выстрелом перемещать направленную к дулу камору по часовой стрелке на выпавшее на кубике значение. Нарушивший хоть одно правило нашей игры получит пулю в лоб уже от меня. Панталоне обошёл Люмин сзади, чтобы освободить её руки от наручников. То же самое он следом проделал и с Тартальей. Ноги же остались прикованными к стулу. Значит, не исключают возможность побега. А если она выстрелит не в Чайльда, а в Панталоне? Наверное, на этот счёт у них тоже припасён план Б. Не зря же их окружали камеры видеонаблюдения. Зрителей данной вакханалии хватало. Она не удивилась бы, транслируй мафия всё происходящее по федеральным каналам. Это было бы весьма кстати. Возможно, кто-то из её старых коллег захочет вмешаться и спасти Люмин. — И не вздумайте стрелять в меня, — словно прочёл её мысли Панталоне. — Стены комнаты оснащены высокоточным оружием, живыми вам всё равно не выйти. Вдвоём. Но у одного есть шанс спастись и отпустить все свои грехи. Панталоне зарядил револьвер одной пулей и лёгким движением пальцев заставил барабан завращаться. Раздался щелчок в момент, когда барабан остановил своё движение. Панталоне вернул револьвер на стол и крутанул его вокруг собственной оси, чтобы выбрать первого игрока. Дуло указало на Люмин, и Панталоне передал оружие и кубик Тарталье. Тот снова усмехнулся. То есть револьвер выбрал не стреляющего, а жертву? Оригинально, ничего не скажешь. — Постойте, мы же не собираемся действи… — не успела Люмин закончить свою фразу, как услышала стук пластмассы по металлу. Игральный кубик отскочил от поверхности стола и через несколько секунд остановился на значении «шесть». Тарталья, ни секунды не думая, провернул барабан на нужное число и, направив револьвер прямо на Люмин, сразу же нажал на курок. Осечка. Люмин буквально смотрела в глаза самой смерти. Дуло револьвера, словно зверь, скалилось и кидалось на неё, сдерживаемое чужой рукой. Она видела взгляд Чайльда — пустой и безразличный. Таким он предстал перед ней в их последнюю встречу. Таким он предстал перед ней сегодня. Всё-таки клеймо убийцы невозможно стереть ни заботой, ни любовью. Панталоне засмеялся. И этот смех зазвенел в её ушах. — Похоже, игра обещает быть жаркой, — он сел на отведённый для него как для судьи стул у стены и закинул ногу на ногу. Разочарованный провалом Тарталья опустил револьвер и рукой подтолкнул его к Люмин. Оружие оказалось перед ней вместе с игральным кубиком. Только вот она не торопилась брать его. Она пыталась прийти в себя после того, как ощутила на языке то ли привкус крови от прокушенной плоти, то ли привкус предательства. Хотя они с Чайльдом ничего друг другу не были должны. Их цель — выжить любой ценой. Кого уж тут винить? Обстоятельства? Судьбу? Память — жестокая штука. Люмин всё ещё помнила, каким был сидящий перед ней человек в самом начале их знакомства. Он постоянно улыбался, постоянно шутил. Глупо и не смешно, если честно, но Люмин смеялась просто потому, что эти его попытки впечатлить её своим чувством юмора казались забавными. Чайльд был добрым, он всегда крепко держал за руку и обнимал Люмин так, будто она — его самое настоящее сокровище. Даже когда они не понимали друг друга, даже когда возникало неприятное напряжение между ними, Чайльд умел найти выход. Он мог сорваться и приехать после полученного от Люмин сообщения: «Я хочу тебя обнять». Люмин было сложно выражать свои чувства словами, но сдерживать улыбку, которая озаряла её лицо при упоминании Чайльда, она была не в силах. Их первое свидание на последнем ряду кинозала. Их редкие встречи в захолустной пиццерии на окраине города. Их первое объятие посреди улицы, на глазах у пробегающей мимо толпы детишек. Их первый поцелуй холодной зимой под окнами её дома. Их первая совместная ночёвка. Кажется, они так и не досмотрели тот фильм, всю ночь предаваясь любви. Первый сваренный им кофе. Усталый и заспанный Чайльд с растрёпанными рыжими паклями всё крутился на кухонке своей старой съёмной квартиры, а Люмин с улыбкой наблюдала за ним. День, когда он открылся ей, посвятил в самые сокровенные тайны. Их первая крупная ссора, после которой они едва не бросили попытки строить что-то совместное. И примирительный секс. Неужели в голове его не возникли все эти моменты, когда Чайльд уверенно жал на курок? — Почему? — тонкий голосок Люмин растворился в тишине комнаты, едва достигнув адресата. — Стреляй уже, у тебя есть все шансы избавиться от меня, — холодно ответил Тарталья. — Не думала, что настолько тебе противна, раз ты готов убить меня, — Люмин коснулась игрального кубика и рассмотрела его со всех сторон. Никаких перевесов. Значит, играют по-честному. — Поэтому мне интересно: почему? Пять лет прошло, и ты до сих пор желаешь мне смерти. А я даже не знаю причину. — Странно, что ты вообще задаёшь это вопрос, принцесса, — старое прозвище острой иглой впилось в сердце, но лицо Тартальи — всё такое же невозмутимое, когда он произнёс это слово. — Я был готов оставить всё ради тебя, уйти из мафии, отказаться от того, что мне дорого. Я показал тебе ту сторону себя, которую никто никогда не видел, и чем ты мне отплатила? Ты не была готова пойти на те же риски. Ты струсила. — О чём ты говоришь? — возмущённо воскликнула Люмин. Жаль её ноги сковывали путы. Будь у неё возможность, она бы сильнее расквасила его самодовольную рожицу. — Ты выбрал ту жизнь, что у тебя тогда была. «Семья», твои братья по оружию, сборище жалких преступников — вот, что было тебе дороже всего. Ты уходил так гордо, так пафосно, обвиняя меня в нашем расставании, но не смог признаться хотя бы себе, что не сможешь пожертвовать и толикой собственного комфорта. Ты не намерен что-либо менять. Ты не способен на перемены. Люмин устала. Пять лет — одно и то же. Она каждый день на протяжении всех этих лет прокручивала в голове их последний разговор. Вернее, подобие разговора. Чайльд не стал её даже слушать. Что-то наплёл о предательстве, о том, что «семья» — всё, что у него осталось. Впал в позицию жертвы и довольствовался этим. Он ушёл, а у Люмин мир рухнул. Она достала из рабочего шкафа запылившееся заявление об уходе, которое написала ещё в тот день, когда узнала, кто такой на самом деле Чайльд, кто такой на самом деле «Тарталья». И отнесла директору агентства. Она больше не могла быть связана с этим миром. Она не хотела заниматься этим делом. Хотелось забыть, исчезнуть, раствориться. Панталоне был прав. Люмин — лакомый кусочек для каждого члена русской мафии, в особенности для «предвестников». И он также был прав, что отношения с Чайльдом помогали ей избегать встречи с ними. Хотя всё-таки однажды пересечься пришлось. Но, уйдя из профессии, Люмин начала новую жизнь. Она сменила место жительства, документы, воспользовалась всеми имеющимися у неё связями, чтобы перестать существовать для своих врагов. Тяжелее было принять тот факт, что они больше не увидятся с Чайльдом, но так было правильно для них обоих. Этому мезальянсу не суждено было случиться. Она бросила кубик на стол, и на нём выпало значение «три». Люмин сделала три оборота и направила пистолет на Тарталью. Рука задрожала. Что ж, пожалуй, она не такая сильная, как он, не такая безразличная, как он. Легче, кажется, себе в голову эту пулю всадить. До боли родное лицо, до боли родные глаза, пусть и смотрели теперь с презрением. Видимо, она так и не смогла отпустить. Ностальгия это или любовь — чёрт его знает. Одно известно: Люмин не хотела, чтобы он погиб от её руки, как однажды она погибла от его. Палец мягко нажал на курок. Щелчок. Осечка. Долгий мучительный выдох. Револьвер лёг на стол, а сердечко забилось о рёбра. Уж лучше умереть от сердечного приступа, чем получить выстрел в лоб от человека, которого любишь. Достаточно уже всадили они друг другу пуль. Пора бы эти раны залечивать, а не приобретать новые. — Аякс… пожалуйста… — Не зови меня настоящим именем. Она замолкла на несколько секунд, но ощущение было такое, будто эта пауза между ними длилась вечность. Как же ей хотелось залезть к Чайльду в голову и, наконец, понять, что с ним тогда случилось. Да, Люмин — не глупая девочка. Она осознавала, что их отношения были обречены, что каждое их объятие могло стать последним. Где это видано, чтобы блюстительница закона якшалась с отпетым преступником и членом мафии? Оставаясь наедине с самой собой, Люмин думала, что стоит всё прекратить, пока не стало слишком поздно. Деструктивные мысли не покидали её, миллион раз она собиралась уйти от него, тысячу раз придумывала прощальную речь, сотни раз шла к нему с намерением бросить. Но когда он прикасался к её волосам, целовал в макушку и прижимал к груди, вся боль и все сомнения покидали Люмин. Она хотела продлить мгновение рядом, хотела остаться в его руках навсегда. Она до сих пор этого хочет. От собственных чувств не сбежать. Можно сменить место жительства, окружение, даже имя, но то, что родилось внутри, останется там. Если была любовь, её не вытравишь просто так. Люмин смотрела на Чайльда и осознавала, что с его стороны любви не было. Наверное, ему было весело играться с ней, использовать её тело для плотских утех. А опасность отношений с кем-то не из его мира только добавляла адреналин и сильнее возбуждала. Но ему достаточно быстро наскучило, и, придумав пару тупых оправданий, он сбежал. Неужели так сложно было сказать правду, чтобы не мучить их обоих? — Помнишь, — начала она тихо, пока Тарталья прокручивал камору на выпавшее число «пять» на кубике, — тот день, когда мы столкнулись с твоим мерзким подельником Дотторе? В агентстве предвестника Дотторе прозвали «Доктор». Этот самый «Доктор» проходил по делу о пропаже падчерицы их клиента в качестве главного подозреваемого. Та информация, что имелась у частных сыщиков, приводила Люмин в ужас перед ним. За спиной предвестника были десятки жертв. Но он оказался не обычным убийцей, а изощрённым маньяком, любителем жестоких экспериментов. За что и получил своё прозвище. Официальные власти несколько раз накрывали его подпольные лаборатории, но ни разу не смогли подвязать их к его личности. Дотторе выходил сухим из воды и смеялся в лицо закону. Столкнулись они совершенно случайно в торговом центре у кофейного автомата. Первым делом Чайльд закрыл собой Люмин, чтобы Дотторе не сделал и шагу в её сторону и не коснулся её хотя бы пальцем своей застывшей в жесте приветствия руки. Это действие несколько удивило девушку, но все вопросы исчерпали себя, стоило узнать предысторию щуплого поседевшего мужчины, каким он был в их первую встречу. Даже среди мафии Дотторе недолюбливали и относились к его методам с опаской. Во время расследования агентству «Ордо Фавониус» удалось привлечь Дотторе к ответственности, силами всех сотрудников они практически усадили его за решётку. С удочки этот сумасшедший «Доктор» соскочил благодаря продажной полиции. Люмин совершенно случайно попала на его допрос. Это была их вторая встреча. Она не знала, что встреченный в ТЦ мужчина и есть Дотторе. Войдя в допросную, Люмин резко остановилась в дверях, каждая мышца её тела напряглась. Она буквально оцепенела, поймав на себе его безумный взгляд. «Как любопытно!» — прохрипел он. И больше не произнёс ни слова, а Люмин, преодолев всякий страх, скорее покинула допросную. Именно этот момент стал переломным и в расследовании, и в их отношениях с Чайльдом. А русская мафия открыла охоту на «Ордо Фавониус». В этой войне напрасно погибло несколько её товарищей. Ситуация обострялась всё сильнее с каждым днём, а они были всё ближе к разгадке. Панталоне не соврал: Люмин чисто метафорически держала клинок у шеи самого босса русской мафии — неуловимого Пьеро. В этом была не только её заслуга, а слаженные действия её коллег из агентства. Она никогда не пользовалась своими отношениями с Чайльдом. Люмин добилась этих высот самостоятельно, заработала репутацию и нажила себе столь серьёзных врагов без его помощи. Но Чайльд всегда говорил ей: «Я не дам тебя в обиду, даже если мне придётся лично пристрелить Пьеро». — Помнишь, ты закрыл меня собой? — Люмин уверенно смотрела на направленное на неё дуло. — Знаешь, о чём я тогда подумала? Я же проходила спецподготовку, у меня прекрасные навыки бойца, я владею оружием и легко могу постоять за себя, я не нуждаюсь в чьей-либо защите. Но в ту секунду я почувствовала себя слабой девочкой за спиной сильного мужчины. Такое приятное чувство. — Неужели ты считаешь, что твои дешёвые комплименты смогут растрогать меня? — Чайльд крепче сжал рукоять револьвера. — Ты явно не считала себя слабой, когда продавалась тому же Дотторе. — Что…? Курок характерно щёлкнул, как при осечке. Чайльд недовольно отшвырнул револьвер в сторону. Хотелось быстрее закончить весь этот цирк, прекратить весь этот фарс и уйти отсюда, подальше от болезненного прошлого. Люмин думала так же, только вот слова Чайльда ударили в грудь, и сердце заколотилось пуще прежнего. — Продалась? Что за бред ты несёшь? Я больше всех желала его наказания, расплаты за злодеяния этого безумца! — Люмин сорвалась на крик, а по щекам потекли слёзы. Нет, не от боли, а от досады. — Да что ты говоришь? — Чайльд откинулся назад, вальяжно раскинув руки. — Оправдываешься какими-то моральными ценностями и жаждой справедливости, а на деле ты лишь хотела спасти свою собственную шкуру и выслужиться перед начальством. Твои чувства не стоят и ломаного гроша, принцесса. Интересно, что ты отдала за информацию, полученную от Дотторе? Хотя нет, не говори, не хочу испытать к тебе ещё бо́льшее отвращение. Это какое-то безумие! Люмин уже потерялась в сказанных им словах, в предъявленных ей обвинениях. Но всё постепенно вставало на свои места. То, что он говорил ей пять лет назад, когда они расставались, теперь наконец обретало смысл. Чайльд почему-то винил её за предательство. Вывалил на неё сумбурный текст, словно заготовленный заранее, не давая Люмин парировать. Он оставил её одну с тысячей и одним вопросом, ответы на которые появилась возможность получить сейчас. Как вообще Чайльд додумался до того, что она могла воспользоваться услугами мафии? Это звучало для неё настолько абсурдно, и, кроме нецензурной брани, ничего приличного не приходило в голову. — Я понятия не имею, откуда ты вытащил эту жалкую ложь, — злость охватила Люмин, она дрожащими руками кинула кубик и такими же дрожащими руками повернула камору на «один» оборот. — Но с Дотторе я сталкивалась дважды в своей жизни, и оба раза не скажу, что осталась довольна. Разберись с мусором в своей тупой башке, Чайльд, прежде чем открывать рот! — Выходит, тупой — это я? — Да, именно так! Люмин подняла револьвер. Дрожь всё не унималась, слёзы застилали глаза. Чайльд казался ей размытым рыжим пятном. — Тупой, потому что впервые за много лет решил довериться другому человеку, а получил нож в спину. Забавно. — Нож был не в моей руке, Чайльд. — О! Ещё как в твоей. Стреляй, принцесса, уравняй счёт. Да, игра затянулась. И очередная осечка не радовала, а только усиливала напряжение. Люмин опустила револьвер, не понимая, что же она творит. Неужели злость способна сделать из неё убийцу? Потеря контроля — это то, что нужно им было сейчас меньше всего. Но терпение трещало по швам. Спокойная жизнь — роскошь ей недоступная. Они настолько увлеклись своим конфликтом, что позабыли о третьем участнике сегодняшней игры. Его мерзкий смех раздался внезапно, и оба игрока обернулись на Панталоне. Неизвестно, что так рассмешило его, но, если бы не кипящая внутри Люмин агрессия, она бы тоже здорово посмеялась над происходящим. Насмешка Панталоне же была ей неприятна. — Весело наблюдать, как два глупца обвиняют друг друга в глупости, — отсмеявшись, произнёс он с долей надменности. — Уверен, вы бы спорили вечно, будь такая возможность. Мне вас даже немного жаль. — Да иди ты уже к чёрту! — едва не выругался Чайльд. — О да, посылать к чёрту — это всё, что ты умеешь, Тарталья, рушить связи, настраивать людей против себя, поэтому твоими чувствами так легко управлять. Всего пара незначительных фраз от Дотторе, и ты решил, что твоя девушка — лгунья и предательница, почему-то сразу позабыв, что являешься членом мафии и всю жизнь находишься среди лгунов и предателей. Злобная гримаса мигом слетела с лица Чайльда. Уголки его губ опустились, а взгляд стал практически стеклянным. Он выглядел так, будто его окатили холодной водой. Казалось, в душе его происходили неведомые им процессы, такие метаморфозы, каких не видывал и Дотторе в своих экспериментах. Нужно быть круглым дураком, чтобы не прочесть между произнесённых Панталоне строк всю правду о случившемся пять лет назад. Тарталья был обманут, его развели как мальчишку. И Люмин совсем не удивилась этому. Что ещё можно ожидать от преступников? Вот что не стоит и ломаного гроша — их кодекс чести. — Дотторе был когда-то мелкой сошкой, обычным таракашкой, которого мог прихлопнуть любой, у кого тапочек побольше, и умудрился стать предвестником (и не абы каким), потому что он аморальный ублюдок без принципов и совести. Но в одном он всё-таки просчитался: ты не смог её тогда убить. А может, просто не захотел. Из-за чего мне приходится терпеть ваши слезливо-ванильные разговоры и мысленно от них блевать. — Какого… — Чайльд впился ногтями в металлическую поверхность стола и наклонился вперёд, скручивая спину в вопросительный знак. — Ты правда думал, что ваша встреча с сотрудницей детективного агентства, копающего под нас — это случайность или, боже упаси, судьба? — Панталоне встал со стула и обошёл Тарталью сзади, положив руки ему на плечи. — Вы оба — наши игрушки, но игры закончились. Поэтому возьми револьвер и избавься от этих фальшивых чувств. Чайльд горько усмехнулся. Его использовали. Впрочем, это не новость. Мафии плевать на методы, им важен результат. Люди, которых он считал «семьёй», ставили свои интересы выше интересов своих подопечных. Он — маленькая шестерёнка в огромном механизме. И, наверное, глупо на это сетовать, ведь он сам поклялся в верности и полной отдаче, когда становился его частью. Убив Люмин, он вряд ли избавится от чувств. Чайльд с трудом бросил кубик, на плечи давили чужие руки. Он провернул камору на «три» и поднял взгляд на трясущуюся от слёз девушку, которую когда-то так любил. Слова извинений застряли в горле. Да и кому они сейчас были нужны? Успокоят ли они сердце, что страдало столько лет? Вот бы слова обладали силой, способной спасти их. Тогда бы Чайльд точно исправил все ошибки. Но он припозднился с подобными размышлениями. Шанс один к шести. Всё или ничего. У этой игры должен быть грандиозный финал. Чайльд приставил револьвер к своему виску. Люмин дёрнулась вперёд, вскрикивая от страха. Он резко нажал на курок, но… — Чёрт! — Ох, какая жалость, — голос позади него был полон самодовольства, и Чайльд почувствовал, как к затылку приставили дуло другого пистолета. — Я ведь говорил, что нарушение правил моей игры чревато серьёзными последствиями. — Аякс… — простонала Люмин, захлёбываясь слезами. — Пожалуйста… не надо. — Люми… Выстрел раздался сквозь громкий плачь, кровь брызнула в стороны, попадая на лицо и Люмин, и Панталоне. Люмин скукожилась, ожидая, что рикошет заберёт её следующей, но траектория полёта пули достигла левого угла комнаты, пробивая стену. Чайльд замертво упал на стол, оставляя под собой красную лужу, что медленно стекала по холодному металлу. Люмин не могла выдавить из себя ни звука, не могла она и смотреть вниз, пыталась зацепиться взглядом хоть за что-то, но голова предательски опускалась туда, где лежало мёртвое тело любимого человека. — Вот что бывает, когда не слушаешь старших, — утерев кровь платком, спокойно констатировал Панталоне и направился в сторону двери. — Поздравляю с победой, мисс Люмин. Результат меня не особо радует, но я всего лишь судья, должен быть беспристрастным и справедливым. — Вы… — прохрипела Люмин. — Вы — чудовище. — Сочту за комплимент, — проходя мимо Люмин, он слегка наклонился к ней, озарённый дьявольской улыбкой. — Но побуду снисходительным и оставлю вас с Тартальей наедине ненадолго, может, захотите что-то друг другу сказать напоследок. Через мгновение дверь за ним закрылась. Панталоне отряхнул своё пальто, пряча за пазуху пистолет, а покинутую им комнату заполонил протяжный женский крик.