Знакомство
Праздник дураков тысяча четыреста семьдесят четвёртого года был в самом разгаре. Повсюду носилась радостная ребятня; процессии различных корпораций Парижа сменяли друг друга. Последней шла пёстрая толпа цыган, во главе которых выступала необыкновенно красивая дева в алом одеянии. Поравнявшись с ватагой орущих школяров, красавица-цыганка лукаво улыбнулась и одарила взглядом изумрудных глаз самого высокого и бледного из них. Юноша обомлел; едва колдовской взгляд скользнул по его лицу, как он ощутил свершившуюся катастрофу. В это короткое мгновение нечто страшное произошло с ним: сердце учащённо забилось, пот выступил на лбу под шапочкой, и отвердел скрытый чёрной мантией член. Осознав это, молодой школяр испытал жгучий стыд. Он активно заработал локтями пробираясь прочь от того места, где его застала грозная цыганка. Несколько дней Клод Фролло проболел, чем вызвал беспокойство отца. Тот приглашал лучших медиков Парижа. Изучив мочу, белки глаз и дыхание молодого человека, учёные мужи все как один твердили, что в его теле скопилось много жара. Один сделал кровопускание, второй — тоже; третий, заметив, что кровь уже отворяли, прописал диету, состоящую из продуктов, что способствовали уменьшению жара. Юноша покорно сносил лечение, но от посещения занятий не отказывался. Правда, с некоторых пор — и это тоже волновало родителя — Клод пристрастился к уличным зрелищам. Мальчика можно было видеть простаивающим среди разных ротозеев на выступлениях красавицы-цыганки! Судья Жеан Фролло пока никак не реагировал на это, мало ли — мальчик просто увлёкся красивой уличной пташкой; денег он стал сыну давать больше. Школяр Клод Фролло переживал непростой период, наполненный стыдными страхами и смутными желаниями. Он как зачарованный смотрел на танцы босоногой красавицы, любовался полётом пышных смоляных кудрей и взмахами длинных ресниц. В конце выступления он не спешил, подобно многим, поскорее отойти, чтобы не вносить плату за зрелище: напротив, Клод с трепетом ждал той минуты, когда девушка подойдёт к нему. Тогда он небрежно бросал пару серебряных монет в бубен, за что удостаивался порой милостивой улыбки. Школяр с любовью сохранял в памяти все эти милые сердцу мелочи: улыбки, взгляды, несколько адресованных ему слов — например, «Спасибо». Все эти краткие, но сладостные воспоминания он со скрупулёзностью прирождённого законника перебирал перед сном.***
Несколько раз Клод Фролло собирался заговорить с красавицей; он открывал было рот, но страшное смущение сковывало его язык. Одно дело в уме представлять свидание с цыганкой, другое — пытаться наяву пошевелить онемевшим языком! Девушка улыбалась ему и уходила прочь вместе со своим серым козликом. Лёгкая танцующая походка, волнующие очертания дивного тела, проступавшие сквозь одежду, — всё это причиняло несчастному школяру сладкую муку. Простыни на его постели теперь были смяты, отражая томление тела в бессонные ночи, а руки покрывали следы укусов, которыми Клод тщетно старался отвлечь себя от прекрасной цыганки. Но Эсмеральда — так звали прелестницу — воцарилась в мечтах Клода; она являлась непрошенной мыслью во время занятий, смеялась призывно сквозь дымку сна и манила за собой в грёзах. Школяр страдал, и лишь природная одарённость не позволила ему отстать в учёбе или забросить занятия с отцом. Старик Фролло видел в единственном позднем ребёнке свою главную надежду и опору. Он безмерно гордился сыном: в четырнадцать лет тот выглядел довольно зрело, как молодой мужчина, а не вчерашний мальчик. Жеан Фролло любовался высоким ростом и широкими плечами своего наследника, его орлиным профилем и слегка волнистыми светлыми волосами. «Прекрасная порода!», не без самодовольства думал судья Фролло. Поэтому состояние Клода глубоко взволновало отца, хотя первое время он старался успокоить себя мыслями, что молодости свойственно увлекаться. И тем не менее Клод худел, бледнел и отказывался говорить о том, что лежало у него на душе. Тогда в голову любящего отца пришла одна — как ему показалось, удачная — мысль.***
Одним мартовским вечером Клод Фролло возвращался домой в дурном настроении. Красавица Эсмеральда и её козлик нигде ему не попадались. Клод чувствовал, что погибает, не видя её. Глупое сердце каждым ударом словно призывало бедовую цыганку: Эсмеральда, Эсмеральда! Школяру начинало казаться, что он близок к безумию, с большим трудом он отговорил себя от безрассудной попытки разыскать полумифический Двор чудес, расположенный где-то под городом. Цыгане прятались там — Клод Фролло это знал от отца, который ворчал, что преступная зараза затаилась глубоко под землёй. — Как чирей уходит корнями в тело, так и эта цыганская нечисть затаилась в подземельях, — ругался вечерами судья Фролло. — Помяни моё слово, сынок, эти оборванцы способны принести многие беды этому грешному городу! Клод молча слушал долгие речи отца. Тот всегда ярился на цыган; он утверждал, что в неприязни этой не было скрытого смысла, но школяру виделась за всем этим какая-то тайна. Жеан Фролло делился с сыном опасениями, что из-за цыган начнут происходить всякие богомерзкие вещи: колдовство, кражи детей, моровое поветрие. Одной из целей своей жизни судья Фролло выбрал преследование цыган, и в этом он нашёл поддержку у некоторых церковных иерархов. Но если раньше Клод мог спокойно выслушивать пропитанные желчью рассуждения отца, то после того, как образ зеленоглазой чаровницы поселился в его сердце, он уже не мог оставаться безучастным. — Что, если вы ошибаетесь? — несколько резко поинтересовался школяр у отца вечером на исходе февраля. Жеан Фролло подавился гипокрасом. — Прошу прощения…? Мне показалось или ты осмелился дерзить мне? — Ни в коем случае, отец, — Клод покорно опустил голову, но тут же поднял её и вперил в родителя непостижимый синеокий взгляд. — Но мне казалось, что не все они… преступны — Глупости! — судья со стуком опустил кубок с вином на стол. — Поверь мне, я прожил достаточно, чтобы разбираться в некоторых вопросах. Преступное, вероломное племя! — Как скажете, отец, — Клод посмотрел на пламя, пляшущее в камине; в его изгибах он увидел танцующую Эсмеральду.***
Поэтому, зная убеждения отца, Клод меньше всего ожидал увидеть дома ту, о которой грезил весь день. Эсмеральда собственной персоной вместе с серым козликом стояла в парадном зале, куда через слугу Клода вызвал судья. Зал в средние века в доме приличного достатка представлял собой просто самую просторную комнату с камином; здесь обычно принимали пищу и гостей. И каким же инородным элементом в чопорной обстановке их зала казалась красавица-цыганка. Судья Фролло довольно улыбнулся, заметив, какой эффект на сына произвёл его сюрприз. — Иди сюда, — позвал он Клода, указывая на стул рядом со своим креслом. Клод, смертельно побледнев, на негнущихся ногах подошёл к отцу. Юноша боялся лишний раз посмотреть на свою красавицу, а она стояла так легко и изящно, будто совершенно не смущаясь. — Это Эсмеральда, — представил цыганку судья, он даже милостиво улыбнулся девушке. — Красавица редкая! Я слышал, что она славно пляшет, и призвал её в этот дом, чтобы она смогла проявить своё мастерство. Не так ли, милая? — Да, ваша милость, — Эсмеральда белозубо улыбнулась. — Ну, раз мой сын уже дома, то прошу: покажи, на что способна! — Жеан Фролло хлопнул в ладоши. Не замеченный Клодом лютнист, стоявший в тени у окна, оживился. Быстрые смуглые пальцы пробежались по струнам, извлекая из них нежную мелодию, и Эсмеральда пустилась в пляс. Клод не в силах был оторвать восхищённого взгляда от плясуньи. А она, сделав круг по небольшой комнате, закружилась на месте, да с такой скоростью, что подол юбки взметнулся, обнажая смуглые гладкие ножки. Затем Эсмеральда остановилась и покрутила бубен на указательном пальце правой руки, после чего легко подбросила его в воздух и поймала уже другой рукой. Судья зааплодировал, Клод ошеломлённо последовал его примеру. Яркая луна, заглядывая в окно, казалось, тоже пришла посмотреть на танец цыганки. Лютнист взял другую мелодию, уже более энергичную и напористую. Эсмеральда хлопнула себя по бедру и принялась мелко трясти плечами, отчего её пышная соблазнительная грудь, стала напоминать Клоду Фролло два запретных плода, манящих и опасных. Он невольно сглотнул. Вот она перестала трясти плечами и, подбадривая себя хлопками в ладоши, начала вращать бёдрами. Под конец танца несчастного школяра едва не трясло от впечатлений. Судья Фролло зааплодировал; он бросил Эсмеральде кошель со звонкими монетами, и та, поймав его, грациозно поклонилась. Лютнист подошёл к цыганке, и у неё был такой вид, будто она уже собиралась попрощаться, поэтому хозяин дома её опередил. — Постой, моя прелесть! — тут он накрыл руку сына своей. — Смотри, какое впечатление ты произвела на моего отпрыска. Он весь потом изошёлся, пока ты плясала — премило, к слову, плясала. — Я польщена, — Эсмеральда слегка поклонилась покрасневшему Клоду. — Раз так, то почему бы тебе не пройти с ним наверх и не научить этого отрока всем женским премудростям? Клод Фролло внутренне содрогнулся, хотя отец продолжал говорить добродушным тоном, в его голосе появились едва приметные металлические нотки. Это был особенный голос судьи, которым он озвучивал смертные приговоры; и, хотя такие решения всегда принимались коллегиально, именно Жеану Фролло чаще прочих приходилось оглашать приговор. Клод часто присутствовал на заседаниях Парламента и хорошо знал, что такой голос был предвестником беды. Цыганка гордо выпрямилась и окинула презрительным взглядом сначала отца, а потом и сына. — Вы, видно, спутали меня с уличной девкой, — произнесла она решительно, лютнист за её спиной потянулся к рукоятке кинжала. Судья Фролло закатил глаза. — Хватит ломаться, девка, я щедро плачу за первый раз моего сына, — произнёс он уже совершенно холодно, после чего щёлкнул пальцами. В залу вбежали телохранители судьи Фролло; среди них оказались и сержанты охранявшие Дворец Правосудия. Послышался шорох обнажившихся шпаг… Лютнист передумал выхватывать нож, вместо этого он покрепче перехватил лютню и, подойдя к Эсмеральде, что-то шепнул ей на ухо. Девушка ответила резко на незнакомом языке, музыкант отошёл от неё. Джали опустил голову и встал, готовый атаковать, рядом со своей хозяйкой. — Я не девка, — громко повторила Эсмеральда. — И я скорее дам себя заколоть, чем стану ублажать вашего сына! — Ну, начнёшь ты с него, — с судьи сошли остатки добродушия. — А потом осчастливишь и моих ребят. Среди солдат послышались смешки, именно они вывели Клода из состояния оцепенения. Он резко поднялся и, подбежав к Эсмеральде, заслонил её. — Отпустите эту девушку, отец, — произнёс он ломким юношеским басом. — Она пришла танцевать и выполнила свою часть договорённости. Против законов Божеских и человеческих — прибегать к гнусному насилию. — Отойди! — гаркнул судья, поднимаясь на ноги. — Она заморочила тебе голову! Я уверен, что эта девка не гнушается ложиться под всякого, кто предложит больше обычного, а тут ломаться изволит. — Нет! — Эсмеральда оттолкнула Клода. — Подвинься, мальчик! Как вы смеете мне предлагать подобное? Если хотя бы один из этих ублюдков подойдёт ко мне, я… — тут она стремительно выхватила нож и приставила к шее Клода. — Заколю его, как свинью! — Стойте! — закричал судья шевельнувшимся было сержантам. — Угрожаешь моему сыну, в моём доме? Лютнист воспользовался суматохой и прокрался мимо солдат к выходу, бегства его никто не заметил. Эсмеральда прижала лезвие к белой шее судейского сынка, она была готова рискнуть своей жизнью, но не расстаться с честью. И тут внезапно мальчик ловко извернулся и выхватил у неё нож, который тут же отбросил прочь. Судья издал одобрительный возглас. Юноша с неожиданной силой схватил Эсмеральду за руку и успел прошептать ей: «Доверься мне!» Не дожидаясь её ответа, он повернулся к отцу. — Если вы будете упорствовать в желании навредить ей, то я покончу собой! Клянусь могилой моей матери: это самое святое, чем я могу поклясться! Судья Фролло изменился в лице, слишком сильная решительность читалась в синих глазах единственного сына. Он поднял руку и прокричал: — Вон! Солдаты дружно вышли из зала, гремя оружием и доспехами. Клод продолжал держать Эсмеральду за руку. — Я провожу её, чтобы никто из ваших прихвостней не посмел ей навредить, — с этими словами он потянул девушку к выходу. Судья лишь беспомощно разевал рот: кажется, сегодня он и правда хватил лишка. Оказавшись на улице, Эсмеральда отняла у Клода свою руку, а Джали больно боднул его. Но когда красавица собралась убежать, школяр почти взмолился. — Прошу тебя, мне и правда следует тебя проводить. Хотя бы немного! Я не уверен, что за нами не будет слежки. — Ты и твой отец настоящие… (Эсмеральда цветисто выругалась.) — Согласен, — Клод принял такой серьёзный вид, что стал выглядеть даже комично. Эсмеральда почувствовала, как гнев отступает; этот мальчик показал себя неплохо — куда лучше, чем Родриго-лютнист. — Хорошо, — сказала она коротко и быстрым шагом направилась вдоль улицы, Клод не отставал от неё. Школяр был счастлив, сбылась его главная мечта — он шёл подле своей любимой! А яркая луна, омывая их серебристым светом, словно благословляла эту необычную пару.Сближение
Клинок цыганки Клод забрал себе, он старался не попадаться на глаза отцу и почти не разговаривал с ним. Даже их ежевечерние упражнения с чтением и толкованием дигест Юстиниана или кутюмов прервались. Судья Фролло был напуган: сын благоразумно не дерзил ему, но и былая сердечность между ними пропала. А ведь он всего лишь хотел изобличить эту лживую тварь, эту Мессалину в цыганских тряпках! Всем было известно, что цыгане бесчестное племя, а их женщины крадут детей и продают свои тёмные прелести всем желающим! Почему эта девка смеет строить из себя недотрогу, да так, что настроила сына против отца! Жеан Фролло сокрушался, но пока опасался принуждать Клода к разговору. Вместо этого судья поручил своему слуге Пьеру следить за мятежным сыном. Некоторое время следовало быть осторожным; оставалась надежда, что мальчик ещё перебесится. Эсмеральда сначала держалась холодно со странным школяром, даже когда он принёс её нож и в очередной раз попросил прощения за поведение отца. Но со временем она оттаяла, её доброе сердце не могло противиться искренности этого мальчика. И хотя он ростом возвышался над ней, Эсмеральда не могла воспринимать его иначе как ребёнка, особенно после того, как он признался, что ему четырнадцать лет. Ну конечно ребёнок! Это её соплеменники быстро взрослели; в таком возрасте Клод бы нянчил собственных детей, а не корпел над книжками. Но эти горожане были другими, слишком изнеженными; вот и детство у них затягивалось. Хотя мальчик был мил и так старался выглядеть взрослее! Клод Фролло теперь хвостом ходил за цыганкой; даже занятиями он пожертвовал, лишь бы не разлучаться с нею. По ночам он упорно переписывал записи, взятые у товарищей по учёбе; дворецкий беспрекословно выдавал ему свечи. Из-за вечного недосыпа школяр иногда спал на ходу, прислонившись к какой-нибудь колонне, пока Эсмеральда танцевала. Девушка со смехом его будила. — Я не спал! — говорил он сонным голосом. Эсмеральда с улыбкой запускала пальцы в его мягкие светлые волосы и трепала его по голове. — Глупый щеночек, хочет спать, — ей нравилось, как он смущался. — Ты такой милый, но хрупкий. Возвращайся под крылышко к отцу. — Вечером, — уклончиво отвечал школяр и продолжал идти за ней. И чем больше он старался, тем большее умиление вызывал у Эсмеральды. Она не могла представить рядом с собой этого высокого, но худого и костлявого мальчика. Клод мог стать её названным братцем, что вполне бы устроило Эсмеральду; об этом она однажды и сказала упорному школяру. — Братом? — он нахмурил чело. — Но ведь я собираюсь жениться на тебе! — Что? — Эсмеральда рассмеялась, а козлик Джали как-то издевательски заблеял. — А не стара ли я для тебя? — Нет, — голос его звучал серьёзно и немного напряжённо. Эсмеральда прекратила смеяться и ласково взглянула на него. Ну какой из него муж? Да и его старик-отец скорее даст себя вздёрнуть, чем согласится на такой брак. Но в голубых глазах можно было прочесть непоколебимую решимость. — Послушай, меня Клод, — сказала Эсмеральда уже без тени улыбки. — Ты молод и горяч. Я тебе не пара, ты дворянин, твой отец — судья в Парламенте, а я дочь бедных цыган, сирота. Мне повезло, что меня не выдали замуж в совсем раннем возрасте и позволили жить так, как я хочу, и мне не хотелось бы терять столь сладкую свободу. Нет, дорогой, — девушка покачала головой. — Давай забудем этот разговор. — Нет, — больше Клод ничего не сказал, лишь выхватил из рук Эсмеральды старый персидский коврик и, зажав его под мышкой, зашагал вперёд. Цыганка восприняла это как смирение — он ведь умный мальчик и сам всё поймёт. Разговаривать с Клодом оказалось занятно: в его голове теснились и переплетались различные сведения, почерпнутые из книг. Например, рассказывая об Индии, он упомянул золотоносных муравьёв, или что где-то обитают псоглавцы. Эсмеральда, вовсе не отрицавшая чудеса этого мира, не могла всё же восстать против опыта и простонародного здравомыслия. — Муравьи размером с лошадь? — нарочито изумилась она. В этот день девушка решила не танцевать и они с Клодом, воспользовавшись ясной майской погодой, намеревались совершить прогулку за городские стены. Эсмеральда захватила корзинку с флягой воды и хлеб с куском сыра. Джали одурел от свободы, открывшейся ему едва они миновали Сен-Викторские ворота. Эсмеральда беседовала с Клодом; в эту минуту и зашёл разговор о мифических муравьях. — Разве можно верить в такие сказки? — со смехом вопрошала Эсмеральда. Клод пожал плечами и поправил чёрную шапочку на светлых кудрях. — Так писали древние. — Ну, значит, они дураками были, — цыганка задорно рассмеялась, и школяр не смог сдержать улыбку. — Стой! Посмотри! Они остановились у края дороги, и Эсмеральда показала пальцем на сновавших в траве муравьёв. Чёрные и деловитые, они без устали носили какие-то былинки, а их агатовые тельца сверкали на солнце. — Сколько я повидала муравьёв — ни один из них не мог похвастаться размером больше, чем ноготь мизинца! (тут девушка оттопырила палец, чтобы показать, с чем следует сравнивать.) Клод нагнулся и, подхватив одного муравья на ладонь, показал Эсмеральде. — Он кажется малым, но у человека есть чудо-средство, способное сделать его огромным, как слон, — он посмотрел на Эсмеральду. — И что же это? — она насмешливо подняла бровь. — Наше воображение, — юноша поднёс ладонь с муравьём к её изумрудным глазам. — Видишь, как он мечется на ладони, тонет в складках кожи и скатывается с бугорков, если я, например, немного согну ладонь, — он углубил ладонь наподобие лодочки, и муравей соскользнул в ложбинку. — Теперь вообрази, что это горы, а он пытается их преодолеть. Эсмеральда нахмурилась. — Не могу! Клод сдул муравья вниз. — А сейчас несчастный был подхвачен ураганом и унесён прочь! — затем юноша коснулся пальцем смуглого лба Эсмеральды. — Книги не всегда про правду, но они в первую очередь обогащают наш беспокойный ум, развивают мысль и воображение. Я без труда могу вообразить даже самое невероятное, и сделаю это благодаря книгам. Эсмеральда сердито отдёрнула голову. — То, что я не умею читать, не делает меня тупицей, — она поджала губы. — Конечно, нет, — Клод как-то странно посмотрел на неё. — Если хочешь, я бы мог тебя научить читать. — Не стоит, — Эсмеральда гордо вскинула голову. — Ты себя вообразил учителем, мальчик? — голос её звучал немного дразнящее. — Но повторюсь, я не тупица, и мне не надо воображать то, чего в жизни не бывает! — Конечно, — ему не хотелось злить цыганку. Они прошли мимо домов предместий и, спустившись с ближайшего холма, решили остановиться тут же на обочине, где росла сочная трава. Дорога, к счастью, оказалась пустынной, а далеко уходить от стен Парижа тоже было неразумно. Джали объелся травы и с довольным видом устроился рядом с персидским ковром, на котором уселись бок о бок Эсмеральда и Клод. Сначала они разделили хлеб и сыр, затем пили воду, передавая друг другу фляжку из бутылочной тыквы. Клод с особым волнением прикладывался к влажному следу, оставленному губами Эсмеральды. Ему казалось, что большего счастья и вообразить нельзя: они сейчас уподобились первым людям, одни во всём мире, наедине с небом и ветром. Всегдашняя скромность покинула Клода, и он, набравшись наглости, положил голову на колени девушки; та не возражала. Для Эсмеральды этот школяр был как ещё один питомец, которому можно позволить некоторые вольности. Она гладила его волосы и напевала цыганскую колыбельную. Милый мальчик, такой хороший — и это при подобном отце! Большего крокодила, чем этот судья Фролло сложно было представить. Эсмеральда с удовольствием запускала пальцы в мягкие волосы — такие нежные, как шёлковые нити… Ей казалось забавным, что при таких роскошных волосах лицо юноши порой напоминало печальную лошадиную морду своей вытянутостью и унылым выражением. Смеялся и улыбался он редко, слишком большая серьёзность вредила ему. Парень должен быть другим, более горячим и безрассудным. Эсмеральда вновь погладила мягкие волосы — прелесть какие, и довольно чистые. Ещё, пожалуй, глаза красивые. Как знать, может быть, из него получится привлекательный мужчина, хотя Эсмеральда и сомневалась в этом. Клод блаженствовал; каждое её прикосновение наполняло его чем-то, что он бы мог назвать благоговением. Нечто похожее он переживал в соборе Нотр-Дам перед статуей Богоматери, которая с бесконечной любовью взирала на этот грешный мир. Именно благоговение, — не волны низкого соблазна, а почтительное восхищение, — он испытывал перед своей мадонной, перед Эсмеральдой. Клод понимал, что не стал для неё таким же важным — девушка воспринимала его как мальчишку, почти ребёнка. И тем не менее он твёрдо знал, что она будет принадлежать ему — может быть, не сейчас, но в будущем — непременно. Переполненный надеждами, Клод поймал смуглую изящную ладонь и страстно поцеловал её. Эсмеральда тихо рассмеялась, и юноша тоже не мог сдержать смеха. — Ты такой дурашка, — Эсмеральда нагнулась и поцеловала высокий белый лоб. Клода объял восхитительный аромат, исходивший от красавицы: в нём смешались благовония, терпкость лёгкого пота и пьянящий запах нагретой на солнце кожи. Как бы ему хотелось слиться с Эсмеральдой в поцелуе, но он пока не смел. Но стоило ей вновь выпрямиться, как школяр не сдержался. — Стать моей женой! Умоляю! — воскликнул он, и синие глаза смотрели с такой надеждой, что у цыганки не хватило духу посмеяться над ним. — Это невозможно, — Эсмеральда ласково погладила его по лицу. — Ты мне как младший брат. Я не вижу в тебе мужчину. К тому же ты дворянин, а я всего лишь уличная танцовщица. Есть вещи, над которыми мы не властны. Ему не хотелось портить такой замечательный день спорами, он ещё уговорит её; сейчас же можно было продолжить щуриться на солнце и наслаждаться её прикосновениями к своим волосам. Джали скакал по траве, козлика пьянила свобода. В Париж они вернулись на закате. Эсмеральда и Джали оставили Клода на улице Сен-Жак, где он проживал с отцом, а сами отправились на Сите. Эсмеральда не разрешила провожать себя — она всё ещё опасалась, что мальчик может невольно привести ко Двору чудес королевских стрелков. Эсмеральда не знала, что это была их последняя встреча на долгие годы. Некоторое время после его пропажи она продолжала искать глазами в толпе знакомое лицо, но быстро утешилась. Так и должно было быть, у них разные пути.***
Клод Фролло застал дома притихшего отца, тот позвал сына в зал. Судья сидел в любимом кресле, он протянул сыну письмо. Пробежав по нему глазами, юноша побледнел. — Что это значит? — спросил он, поджимая губы. — То, что я хочу положить конец этому безумию! — Жеан Фролло с силой стиснул подлокотники.- Ты совершенно перестал учиться и позоришь меня, следуя повсюду за той цыганской девкой! — Не называйте её так! — глаза Клода сверкнули от гнева, он сердито протянул письмо обратно отцу, но тот не взял. — Я не поеду в Орлеан! — Поедешь, — медленно произнёс своим особенным голосом судья. — Ты мой сын, и ты будешь делать, как я пожелаю. — Ваша власть бесспорна, отец, — Клод склонил голову и тут же её поднял. — Но при всём почтении, я не ваш раб. — Да, ты раб цыганской юбки! — с ненавистью процедил Жеан Фролло. — Но я заставлю тебя повиноваться! — тут он выдержал паузу. Сын продолжал прямо смотреть на него, тогда в лице судьи что-то дрогнуло. — Клод, ты готов от всего отречься ради этой женщины. Но скажи… Отвечает ли она тебе взаимностью? Клод резко отвернул вспыхнувшее смущением лицо: бесспорно, судья всё знал через своих соглядатаев. — Нет, она меня не любит, — через силу произнёс юноша. Судья кивнул. — Вот видишь, она даже не желает стать твоей женой. Ты, конечно, и не имеешь права так вольно собой распоряжаться. Но она отвергла тебя! Не надо дальше продолжать эту нелепую связь. Будь мужчиной — покинь этот город, отучись и возвращайся повзрослевшим! Эта цыганка, наверное, предпочтёт связать себя узами с таким же оборванцем, как она сама! — Отец, я вас прошу! — Клод сжал кулаки, и это вывело из себя судью. — Дурак! — отец подскочил на ноги и, оказавшись перед сыном, отвесил ему тяжёлую пощёчину. Голова Клода дёрнулась в сторону; в ухе, на которое пришёлся удар, зазвенело; щека онемела. Юноша подавил слёзы. — Это всё, что вы хотели мне сообщить? — спросил он по возможности спокойно. — Нет! — голос судьи упал до шипящего шёпота. — Ты, видимо, не понимаешь! Если откажешься повиноваться родительской воле, то эту ведьму схватят и будут судить. О, я добьюсь, чтобы её пытали и после этого вздёрнули на Гревской площади! — Вы не можете! — вскричал Клод и получил ещё одну пощёчину. — Ещё как могу! — отец чуть не задыхался. — Но ты можешь спасти её! Да, просто поезжай в Орлеан и не возвращайся, пока не станешь совершеннолетним, пока тебе не исполнится двадцать два года. За это время я клянусь тебе памятью твоей матери, что не только не трону ту девку, но и буду присматривать за ней, чтобы ей не вредили! Это при условии, что ты покинешь Париж утром на рассвете, не видясь с ней. Клод отпрянул от отца, на его щеках горели следы от пощёчин, а сердце мучительно сжалось. Не увидеть Эсмеральду, не посмотреть в последний раз в волшебные зелёные глаза, хотя бы не попытаться поцеловать её! Отречься от любви! И всё в угоду этому ревнивому человеку, которого он ещё совсем недавно почитал как лучшего отца на свете. — Вы должны знать, — чётко произнёс школяр. — Я вернусь, и если по возвращении узнаю, что Эсмеральде было причинено даже малейшее зло, то я покончу с собой. Вы можете мне верить, моё слово будет нерушимо! После этих слов он резко отвернулся от судьи Фролло и вышел из залы. Всю ночь Клод не спал. Первым делом он собрал свои пожитки и упаковал с помощью Пьера книги, затем долго молился. Израненное сердце обливалось горечью и болью. Клоду было тяжело дышать; он бы хотел облегчить своё горе слезами, но не мог. Голубые глаза оставались сухи, губы сжались в тонкую линию. Сегодня его отрывали от источника вечной радости от первой и единственной возлюбленной. Дождётся ли она его? На это совершенно не оставалось надежды. Такая красавица должна скоро выйти замуж — за своего ли цыгана или за обезумевшего от любви горожанина, неважно. Главное, что для него, Клода, она отныне почти потеряна! Но это лучше, чем страшная месть со стороны судьи Фролло. Клод достаточно знал отца, чтобы не сомневаться в твёрдости его намерений. Чувства к Эсмеральде должны остаться в прошлом. Клод спасёт её ценой собственного счастья. Эта ночь была темна и беспросветна, от прекрасной дневной погоды не осталось и следа. Поднялся холодный ветер, который гнал по улицам мусор и, казалось, множил разочарования. Клод прервал молитву, поднялся с колен и, сев у окна, устремил бессонный взгляд на темноту за цветными витражами. Он не знал, что будет через восемь лет: в четырнадцать такой срок кажется равным вечности. Ему было неведомо, застанет ли он Эсмеральду в городе, когда вернётся, или она, повинуясь цыганской страсти к странствиям, покинет старую столицу. Она рассказывала, что родилась и росла в Париже, но долго ли так продлится? Вдруг цыгане решат сорваться с места и направят свои повозки в сторону Богемии — откуда, по слухам, и пришли? Но даже оставшись в городе вряд ли Эсмеральда его дождётся. Она не любила его и не была ничем скована; ничто ей не помешает выйти замуж за другого, рожать от него детей и забыть образ печального школяра, который с надеждой смотрел на неё. Она вольная птица, а его крылья подрезали. На следующее утро Клод Фролло сухо простился с отцом, принял от него пару писем преподавателям и декану, а также несколько векселей на приличную сумму. В груди юноши словно скопилась вся скорбь этого мира. Клод Фролло последний раз посмотрел на родительский дом и запрыгнул в подводу. Позже, выезжая за городские стены, он прошептал одними губами: «Дождись меня».Возвращение
Весенним утром тысяча четыреста восемьдесят второго года молодой человек на мощном вороном коне въехал в пределы Парижа. Солнце приветливо осветило тонкое лицо с орлиным носом, светлые слегка вьющиеся волосы выглядывали из-под войлочной шапочки. Молодой человек сжимал светло-коричневыми крагами поводья своего коня и тем самым сдерживал бег разгорячённого животного. Париж нисколько не изменился — всё та же многолюдность, крики торговок и детей, вонь от сточных канав. Это был его город — многолюдный Вавилон; шумный, многоцветный, благоухающий сотнями различных ароматов. Клод Фролло, молодой и талантливый адвокат, втянул носом воздух родного города. Он возвращался спустя восемь лет изгнания, с одним горячим желанием: взять судьбу в свои руки. Его приезду предшествовало письмо от поверенного отца, который сообщал, что мэтр Жоанес Фролло скончался через неделю после дня святого Евстафия. Для оглашения завещания требовалось присутствие единственного сына покойного. Известие о смерти отца, обиду на которого он пронёс сквозь все эти годы, тем не менее, расстроило адвоката Фролло. Как бы то ни было, отец заботился о нём и регулярно писал ему. Клод же отвечал неизменно сухо и почтительно, но без малейшей искры живого участия. То насилие, которое совершил над его судьбой отец, едва ли можно было забыть, но он постарается простить родителя. Клод собирался заказать десять месс в соборе Нотр-Дам, наиболее почитаемом его отцом. Миновав два моста, Клод въехал на улицу Сен-Жак, которую тоже нашёл мало изменившейся. Родной дом встретил его запахом увядших цветов и траурными белыми полотнищами, которыми была накрыта мебель. Слуги едва узнали его и очень оробели — тот, кого помнили высоким худым мальчишкой, стал рослым молодым мужчиной с твёрдым взглядом и хозяйской поступью. Отца уже похоронили, и Клод Фролло распорядился подготовить на вторую половину дня сытный обед. Затем отправил с мальчишками лакеями приглашения нотариусу и немногим друзьям покойного судьи Фролло. Пока слуги суетились, приготавливаясь к поминальному приёму, Клод поднялся в кабинет отца. Здесь всё было по-прежнему; на пюпитре — неизменное Писание, открытое на Книге Бытия. Говорят, отца именно здесь настиг апоплексический удар, от которого тот так и не оправился. Клод с грустью подумал, что грозный судья Фролло умер в полном одиночестве, едва ли оплаканный кем бы то ни было в этом доме. Клод сел за массивный стол и провёл рукой по пыльной столешнице. Скоро здесь появится хозяйка, она всё преобразит своим присутствием. Лёгкая улыбка тронула губы адвоката. Обед и оглашение завещания вышли унылыми; друзья отца жали с участием руку молодому Фролло и обещали поспособствовать тому, чтобы он поскорее занял освободившееся отцовское место. Клод пообещал никого не забыть: он знал, как в этой среде делаются дела. Места в Парламенте начиная с первой половины века распределялись по семейному признаку. И хотя вслух этого никто не признавал, связи решали многое. Клод через отца заручился нужной поддержкой. Завещание оказалось обширным и внушительным. Клод внимательно слушал монотонный голос нотариуса, зачитывавший долгие описи движимого и недвижимого имущества; даже мелочное перечисление одежды покойного молодой адвокат не упустил из вида. В конце отец просил раздать в общины бедных вдов и приют для слепцов около десяти ливров. Клод со всем согласился и вступил в право наследования. Когда разошлись последние гости, Клод Фролло велел вызвать к себе Пьера; лакей незамедлительно явился. Именно с ним он долгие годы поддерживал переписку — тот сообщал молодому хозяину бесценные сведения. — Где она живёт? — спросил адвокат, вперив пытливый взгляд в лукавую физиономию лакея. — На улице Тиршап в доме под вывеской «Изумруд», — незамедлительно ответил Пьер. — Переехала туда две недели назад. — Хорошо, — Клод достал из кошелька десять су, которые положил на стол перед собой. — Можешь взять. Пьер с жадностью загрёб к себе деньги, не переставая сыпать благодарностями. — Вели седлать моего коня, — отдал приказ Клод Фролло.***
Эсмеральда отдыхала после утомительного дня. Танцы по-прежнему приносили ей хороший заработок, но уже не сопровождались душевным подъёмом. Возможно, она переросла своё ремесло, но её уже некоторое время многое раздражало — например, назойливое внимание капитана королевских стрелков и похотливые взгляды других мужчин. Неприязнь и ревность женщин тоже докучали цыганке. Иногда она жалела, что не покинула этот город вместе с табором (но нет — решила жить среди горожан!) В прошлом году умер незабвенный Джали и новый белый козлик, пусть и милый, всё равно не мог заполнить душевную пустоту от потери любимца. Всё же невероятно умный был козлик! Тяжело вздохнув, Эсмеральда с тоской посмотрела в сторону крохотной кухни — она слишком устала для того чтобы варить похлёбку. Может быть, лечь спать без ужина? Но мысли оказались прерваны громким стуком в дверь. Эсмеральда с неудовольствием поднялась, взяла подсвечник и прошла к двери. — Кто там? — спросила она с приветливостью потревоженной кошки, которой мешают спать. — Открой, моя дорогая, — раздался бархатистый мужской голос, в котором только с большим трудом можно было бы узнать ломкий бас школяра Клода. Вскрикнув, Эсмеральда отбросила засов и распахнула дверь. Она ожидала увидеть призрака за дверью, но в золотистом сиянии свечи перед ней предстал высокий и симпатичный мужчина с жадно горящими синими глазами. Он шагнул к ней навстречу, а Эсмеральда попятилась. Белый козлик, тревожно блея, выглянул из кухонного закутка. Клод Фролло закрыл за собой дверь, Эсмеральда уже успела прийти в себя. Сейчас она любовалась им — а мальчик оказался не так уж плох! Он небрежно поправил подбитый пурпурной подкладкой плащ — таким знакомым жестом, что Эсмеральда улыбнулась ему. И эта улыбка отбросила его в прошлое — в тот день, когда она шла впереди колонны цыган и посмотрела на него! Сейчас она немного изменилась: чётче стали скулы, а огромные зелёные глаза уже не смотрели так мятежно… Но это была всё та же Эсмеральда, неизмеримо любимая и желанная! Цыганка едва успела положить подсвечник на стол, как оказалась заключена в его сильные объятия. — Я беру тебя в жены, — произнёс Клод голосом, не терпящим возражений. — А если я откажусь? — спросила она с лёгкой насмешкой. — Ты не откажешься, — и он приник к её губам долгим поцелуем. Для обоих тот поцелуй стал долгожданным откровением — они поняли, насколько сильно скучали друг по другу и никак не могли разомкнуть объятий. Тогда встревоженный козлик, вообразивший, что незнакомец, собрался съесть хозяйку, отважно бросился на обидчика. — Ох! — адвокат выпустил из объятий Эсмеральду и с удивлением посмотрел на воинственного белого козлика. — Ты ведь не Джали? — Нет, — Эсмеральда присела на пол и обняла рвущегося в бой козлика. — Это Клод. Молодой человек посмотрел на неё сияющими глазами, а Эсмеральда спрятала смущённое лицо в белой шёрстке. Она тоже не могла забыть его, поэтому и не вышла замуж. Наверное, по этой же причине осталась в Париже. Ещё в первый год его отъезда она выяснила, что отец отправил Клода в Орлеан. Эсмеральда долго сопротивлялась своим чувствам, пытаясь подловить себя на неискренности — но нет, мальчик со спутанными светлыми волосами успел поселиться в её сердце. Эсмеральда оставила притихшего козлика и подошла к Клоду. Смуглые пальцы коснулись волнистых мягких волос; в следующее мгновение их губы вновь нашли друг друга. Через месяц состоялось тихое венчание, и Эсмеральда вошла полновластной хозяйкой в дом Клода Фролло — молодого и талантливого адвоката, проживавшего на улице Сен-Жак.Эпилог
Этот день был особенным: в присутствии всех советников Парламента состоится введение в должность Верховного судьи мессира Клода Фролло. Эсмеральда помогала ему облачаться в особую чёрную мантию с пурпурными вставками. Своего часа ждал новенький шаперон, выполненный в той же цветовой гамме и с длинным алым хвостом. Клод не испытывал волнения, чего нельзя было сказать о его супруге.Но переживала она, конечно, не из-за великой чести, которой он удостоился — она страшилась той чудовищной ответственности, что отныне ложилась на его плечи. Эсмеральда поправила мантию на плечах, и судья не удержался от поцелуя. Мадам Фролло вознегодовала. — Ты ведь можешь измяться! — Не думаю, что кто-нибудь станет упрекать Верховного судью Франции, — усмехнулся Клод Фролло, неохотно выпуская из объятий супругу. Но Эсмеральда с упрёком покачала головой и положила руку на живот. Несмотря на хмурое выражение лица, изумрудные глаза смотрели на мужа с гордостью и любовью. Как он возмужал! Прошло три года после их венчания, и за это время благодаря своему упорству и таланту Клод Фролло сумел заручиться поддержкой регентши Анны де Божё. Новая должность Верховного судьи совмещала в себе несколько функций: дворцового бальи, прево Парижа и президента Парламента. Нечто неслыханное, что даже вызвало ропот среди старых законников. Но все слухи улеглись, и судья Фролло вышел победителем. — Постой, — воскликнула Эсмеральда, когда он попытался отойти от зеркала. Она торжественно взяла шаперон и, подойдя с ним к судье, велела ему: — Нагнись! Судья повиновался, и мадам Фролло возложила на его светлые волосы черно-лиловый шаперон, а хвост перекинула ему через плечо. Когда судья выпрямился, то взгляд его словно изменился, став как будто суровее… но не успела Эсмеральда удивиться тому, как её Клод улыбнулся и, положив руку на её животик, произнёс: — Я всегда в вашем распоряжении мадам, — после этих слов он завладел рукой Эсмеральды и поцеловал её. — Всё это ради тебя… ради вас. Бывшая уличная танцовщица — а ныне почтенная мадам Фролло — понимающе улыбнулась. Она проводила мужа до дверей и, простившись с ним своей царственной походкой плебейской принцессы, прошла по дому. Слуги с почтением провожали взглядом свою госпожу.