Нужны ли мы нам?

      Кристобаль Хозевич Хунта в НИИЧАВО был фигурой ну очень примечательной. В всем научно-исследовательском институте не было ни одного аспиранта или магистра, которому Кристобаль Хозевич, бывший Великий Инквизитор, не внушал бы трепетное восхищение, смешанное пополам с суеверным страхом. На самом деле, подобные чувства к Хунте испытывали не только аспиранты и магистры, но и некоторые корифеи института: шутка ли, в кабинете заведующего отделом Смысла Жизни, некоторые из них, избранные, своими глазами видели чучело штандартенфюрера СС и не хотели бы стать еще одним подтверждением таланта Кристобаля Хозевича в таксидермии.       Однако же, из любого правила бывают исключения. В НИИЧАВО таким исключением оказался Федор Симеонович Киврин. Заведующий отделом Линейного Счастья не только не боялся своего коллегу, но и находил Кристобаля Хозевича весьма привлекательным мужчиной. Вот только сам Хунта будто бы совсем не замечал Киврина за пределами зала заседаний Ученого совета института.       Последний десяток лет Федор Симеонович пытался найти подход к Великому инквизитору; однажды даже позволил Кристобалю поставить на себе один из тех его неудобопонятных экспериментов, подробности которых, под большим секретом, передавались от одного лаборанта к другому, из одного отдела в другой, а потом обсуждались на профсоюзных собраниях. Кристобаль поблагодарил коллегу за такую самоотверженность перед лицом науки и даже наградил легкой улыбкой, но больше к своим научным изысканиям Киврина не допускал, как бы тот ни умолял. Впрочем, жизнерадостного мага и кудесника это нисколько не расстраивало, ведь каждый вежливый отказ сопровождался обаятельной улыбкой заведующего отделом Смысла Жизни, заставляющей сердце Федора Симеоновича биться чаще.       С того первого эксперимента прошел год. Целый год с того момента, как Киврин начал наведываться в лаборатории отдела Смысла Жизни как минимум раз в неделю. Маг и кудесник всегда приносил магистрам и аспирантам, денно и нощно изучающим смысл жизни, свежайшие пирожные птичье молоко к чаю. Те, в свою очередь, рассказывали Федору о своей работе, советовались с ним относительно некоторых философских вопросов, но чаще они жаловались на привычку своего руководителя проводить все эксперименты над собой. Нет, конечно же, никто в институте не думал о том, что Кристобаль Хозевич может нанести себе вред, но подобные замашки руководителя очень беспокоили его учеников, мнение которых Хунту, разумеется, ни капли не волновало.       Сегодняшний день в отделе Смысла Жизни для Киврина ничем не отличался от предыдущих — за чашечкой ароматного чая с пирожными ученики Великого Инквизитора жаловались ему на своего наставника.       — Федор Симеонович, позавчера Кристобаль Хозевич остановил себе сердце на десять минут! — Аспирантка Катя так эмоционально рассказывала об очередном эксперименте руководителя, что едва не уронила тарелку с пирожными.       — И что же он пытался этим доказать? — Пряча улыбку за своей чашкой, поинтересовался маг.       — Что смерть не является обязательным атрибутом жизни. — Подал голос один из магистров. Киврин поперхнулся чаем и почувствовал, как кто-то участливо похлопал его по спине.       — Успешно, надеюсь? — Уточнил мужчина, поборов приступ кашля.       — Да, но ценой собственного сердца! — Воскликнула Катя. — Федор Симеонович, нас он не слушает, но, может быть, к вашему мнению прислушивается? Пожалуйста, Федор Симеонович, повлияйте на него, нам еще диссертации писать под его руководством.       — Почему вы думаете, что у меня получится что-то внушить вашему руководителю? — Киврин обвел взглядом магистров и аспирантов.       — Потому что вы оптимист. — Лучезарно улыбнулась Катя. Киврин рассмеялся.       Утром следующего дня заведующий отделом Смысла Жизни наблюдал в одной из своих лабораторий весьма занимательную картину: заведующего отдела Линейного Счастья с молотком в руках. С порога Хунта видел, как Киврин приколачивает к стене нечто очень похожее на картину. Он находился в самом разгаре этого, несомненно, увлекательного процесса украшения стен в чужой лаборатории, так что Кристобалю не составило труда подкрасться к нему.       — Так-так, неужто сам Федор Симеонович в моей лаборатории, да еще и в столь ранний час? — Насмешливо поинтересовался Великий Инквизитор из-за плеча мага. От неожиданности Киврин едва не уронил молоток себе на ногу.       — К-кристобаль Х-х-хозевич, не д-думал, что вы т-та-ак рано п-придете. — Кристобаль с легкой улыбкой наблюдал, как Киврин медленно поворачивается к нему, старательно закрывая текст на, Хунта теперь точно видел, что это, плакате.       — Простите, если напугал вас, Теодор, — теперь Кристобаль стоял почти вплотную к мужчине, его улыбка была почти смущенной, и он не собирался покидать личное пространство Киврина.       — Как вы меня назвали?       — Федором. Только по-испански. Вам не нравится? — Их лица были так близко друг к другу, что Киврин мог без труда считать беспокойство собеседника по чуть опустившемся уголкам губ.       — Это… — маг на мгновение задумался. — Это непривычно, но мне нравится. — Хунта просиял.       — Я рад. —Тихо сказал Инквизитор. — Но все же позвольте узнать, что вы делали в моей лаборатории?       — Видите ли… — Федор Симеонович смущенно отвел взгляд. — Ваших учеников беспокоят ваши эксперименты над самим собой, и они попросили меня, скажем так, повлиять на вас.       — Вот как? — Кристобаль удивленно поднял брови. — И как же, вы это сделаете, Теодор?       — Мне бы хотелось, чтобы вы ответили на один вопрос. — Киврин сделал шаг в сторону, открывая плакат, прибитый к стене.       — Нужны ли мы нам? — Удивленно прочитал Хунта. — Что за вздор? Конечно же, нет! — Федор Симеонович мягко улыбнулся.       — Вы уверены, что не нужны себе, так знайте, что в таком случае, вы нужны мне. Очень нужны, Кристо. — Киврин несмело посмотрел на Кристобаля.       — Как вы меня назвали? — Голос Хунты стал чуть хриплым, он не сводил глаз с Федора Симеоновича.       — Кристо. Вам не нравится?       — Никто так меня не называл.       — И все же?       — Пожалуй...нравится. — Киврин не смог сдержать улыбки, видя, как острые скулы некогда Великого Инквизитора окрашиваются легким румянцем. — А насчет вашего признания, Теодор… Я думаю, моя гордость не пострадает, если некоторые из моих экспериментов будут проходить под вашим наблюдением, но — Кристобаль поднял вверх указательный палец, — в разумных пределах.       — Уверен, — Киврин усмехнулся и легко коснулся запястья Хунты, — у нас будет достаточно времени, чтобы определить эти самые «разумные пределы» до твоего следующего эксперимента, Кристо.