Точка повтора

      «Больно… От дождя».       Странная мысль, взявшаяся буквально из ниоткуда, пролетела в темноте болезненной вспышкой, ледяные тяжёлые капли упали на лицо. И Сефирот очнулся.       Секунда-другая ушли на попытки осознать, что произошло, но это оказалось невозможным, сознание плыло и отказывалось показывать чёткую картинку. Сефирот едва смог пошевелить кончиками пальцев и ощутить ими мокрую и острую, режущую подушечки траву — перчатки превратились в лохмотья. И всё же мозг начал медленно включаться в работу и уже сам старался оценить повреждения. Голова гудела, похоже, основной удар пришёлся именно на неё… В висках гулко стучала тупая боль, а по лицу, по ощущениям, текли реки крови, она залилась даже в глаза, намертво склеила и так тяжёлые веки. Раскалывалось и тело — каждая упавшая на кожу капля дождя казалась булыжником, а при малейшем движении внутри что-то взрывалось, рвалось и растекалось густой липкой жижей. А в носу прочно засел запах горящей плоти и крови; он буквально стоял в мокром воздухе, такой густой, горький и приторный, что даже не растворялся, а забивался в ноздри комками и вызывал тошноту.       Такую палитру неприятных ощущений Сефирот переживал впервые за очень долгое время, он даже не смог бы вспомнить, когда ему последний раз было настолько плохо. На секунду ему показалось, что он и вправду умирает и всё это — агония, о которой когда-то очень давно рассказывал ему, тогда ещё ребёнку, Ходжо. Невольно запрокинув голову назад, Сефирот ударился о какой-то камень и зашипел. От этого движения перед глазами запорхали ослепительные белые бабочки, и, приложив усилия, он всё же кое-как приоткрыл их. Тёмно-серое небо висело, казалось, в паре метров над ним, а сырой туман прочно скрывал собой всё на расстоянии вытянутой руки. Сефирот сжал зубы. Надо хоть попытаться встать. А то поисковая группа, если даже появится тут в ближайшее время, примет его за труп или вообще не найдёт.       Сефирот медленно повернулся на бок и попытался опереться на локоть. Исполосованная рука отказалась держать тяжёлое тело, мигом подломилась, и он рухнул обратно в траву. Сефирот привык к тому, что почти не чувствует боли, его приучали к этому с самого детства, игнорировать, терпеть, идти вперёд, несмотря ни на что. Но сейчас её порог явно превышал все допустимые даже для него пределы, и она легко могла бы свести с ума даже его.       Рядом вдруг послышалось чьё-то кряхтение и тяжёлые, неравномерные шаги. Его довольно грубо стукнули по плечу, крепкие, прямо железные пальцы ухватились за него, и Сефирот взвыл не своим голосом.       Мелкие травинки защекотали лицо — его куда-то поволокли. Мысль о том, что это может быть враг, мелькнула в голове и мигом потухла. Кто бы это ни был, Сефирот не сможет сопротивляться. Странно было признаваться самому себе в таком. Но сказать обратное было бы ещё более глупо.       Тащили его недолго — пальцы вскоре разжались, раздался звук удара, будто что-то тяжёлое упало на землю, глухой вскрик и короткое сдавленное ругательство. Тяжёлые капли уже не били по коже камнями, и Сефирот рискнул всё же приоткрыть глаза. Несмотря на то, что перед взглядом всё расплывалось, он понял, где очутился — эту маленькую скалу, откуда-то взявшуюся посреди равнины и нависающую над куском земли, он заметил ещё до начала сражения, и теперь она укрывала его от дождя. Пошевелив головой, Сефирот наткнулся взглядом на багровую тень, почти прилипшую к стене.       — Дженесис… — вырвался у него хрип, и он слегка облегчённо выдохнул. — Ну хоть тебя не убили…       — А ты надеялся быть единственным выжившим?.. Не дождёшься.       Дженесис, друг и напарник по очевидно смертельной миссии, выглядел ужасно. Ему явно досталось сильнее, чем самому Сефироту. Рыжие волосы склеились от крови и висели вдоль некогда красивого лица грязными сосульками, правая щека была буквально распорота, так, что через рану проглядывали зубы, и из неё потоком лилась кровь, как и из разбитых губ и рассечённой брови. Тело тоже покрывали раны; часть ремней, из которых была собрана левая сторона его плаща, исчезли, чёрная водолазка болталась лохмотьями и почти насквозь пропиталась кровью. Он держался за правый бок трясущейся рукой и ежесекундно кривил губы. Но голос был, как обычно, язвительным, да и глаза, хоть свет мако и потускнел в них, смотрели вполне осознанно.       — Нет… Я рад, что ты цел.       Сефирот попытался улыбнуться, но выглядело это, наверное, скорее как страдальческая гримаса. И только тут до него дошло, как же глупо прозвучала эта фраза — вряд ли состояние Дженесиса можно было назвать «цел».       Дженесис сморщился так, будто его заставили разжевать целиком незрелое тупояблоко, и неуклюже попытался лечь на бок. Без того бледное лицо стало совсем зелёным, и его в ту же секунду вырвало кровью. С судорожным мучительным кашлем в стороны полетели ярко-красные капли, осели на травинках, огромное кровавое пятно расплылось на земле, тут же впитываясь и темнея.       — Цел, ха… — еле выговорил Дженесис, кое-как отплевавшись. — Только моя печень вот-вот вывалится через эту дырку…       — Не двигайся… Побереги силы. Да и органы тоже.       Решив тоже последовать своему совету, Сефирот опять запрокинул назад голову и мутными глазами уставился на «потолок».       — Ты видел ещё кого-нибудь? — медленно спросил он с некоторой надеждой. Конечно, на поле боя была настоящая мясорубка, но всё же кто-то ещё мог остаться в живых. По крайней мере, ему хотелось в это верить.       Дженесис мигом разбил все остатки его надежды.       — Только тебя и трупы, — хрипло ответил он и принялся вытирать рот рукой в перчатке.       — То есть, никто кроме нас…       У Сефирота внутри что-то ёкнуло от осознания случившегося. С ними был отряд из троих Солджеров второго класса и десятерых третьего класса, директор осознавал сложность миссии, понимал, что, скорей всего, даже двум сильнейшим будет тяжеловато справиться в одиночку, поэтому снабдил их подмогой. И никто из них в итоге не уцелел, а Сефирот с Дженесисом в таком состоянии, что вполне могут вскоре повторить их судьбу.       — Никто, — равнодушно бросил Дженесис и скривился. — Директор будет в бешенстве. Надеюсь, не скажет, что это мы виноваты.       Сефирот тяжело вздохнул и мотнул головой, сдувая с носа серебристые волосы. Дженесис временами казался ему бессердечным; конечно, хладнокровие в них ценили, но в Дженесисе это равнодушие к чужим проблемам слишком уж часто граничило с настоящей жестокостью. Он тяжело вздохнул и промолчал. Наверное, если бы Сефирот высказал другу это, услышал бы в ответ «На себя посмотри!»       — Думаю, он знал, Джен, — пробормотал Сефирот и хлопнул ресницами. Зрачки в ярко-зелёных кошачьих глазах сузились, превратившись в щёлки. — Как и то, что одного из нас для этой миссии маловато будет…       — Ну да, поэтому отправил на убой сразу двоих… Двое мёртвых сильнейших явно лучше одного, а? — Дженесис хрипло и как-то истерично рассмеялся.       — Да что ты несёшь? — Сефирот разозлился. — Мы пока ещё не мёртвые.       Дженесис с отвращением выплюнул скопившуюся во рту кровь.       — Именно что «пока», Сеф.       Сефирот мученически закатил глаза и мотнул головой, пытаясь прогнать тошноту.       — Когда ты только успел стать таким пессимистом, а? — Дженесис громко фыркнул в ответ. — Они вернутся за нами. Вот дождь станет поменьше, и пришлют вертолёт… Мы с тобой тут не умрём, слышишь?       Дженесис неловко, боком подполз поближе к нему и осторожно поджал к себе колени. Дождь здесь не лил, но влажный ледяной ветер задувал в узкую щель, становилось холодно.       — У меня дежавю, — вдруг бормотнул Дженесис, не открывая глаз.       — А? — вздрогнул Сефирот.       — Та миссия… Помнишь? — Дженесис устало вздохнул и вдруг улыбнулся самым краешком рта. — Всё так похоже… Остров чёрт знает где, ливень и куча трупов. Я тогда ещё был во втором классе… Один из них всех остался жив.       Сефирот нервно, с усилием сглотнул. Дженесис спросил «помнишь?» так, словно издевался. Сефирот хотел бы забыть ту вылазку. Навсегда. А вот память и совесть этого не хотели совсем и то и дело напоминали, подсовывая ночные кошмары. Первый крупный провал в его «карьере» Солджера. И до сегодняшнего дня — единственный.       Сефирот слишком хорошо помнил, как шёл по дымящемуся полю боя, то и дело спотыкаясь об обугленные его магией трупы, нарочно задевая нетронутых, надеясь, что хоть кто-то уцелел. И помнил свою радость, когда один из задетых «трупов» в форме Солджера второго класса вдруг зашевелился и хрипло застонал. Сефирот кое-как поднял его, стянул треснутый шлем и немало удивился, обнаружив под ним совсем молодого парня, своего ровесника, рыжеволосого и очень красивого. Так они с Дженесисом и познакомились; они провели пару дней вместе в ожидании окончания шторма и того, что «Шин-Ра» подберёт их. А через некоторое время после той миссии, когда Дженесис дослужился до первого класса, их отношения стали ещё более близкими, перешли в разряд интимных. Сефирот никогда не верил в судьбу и её нити, однако тут он просто не мог отрицать очевидного — в те дни между ним и Дженесисом протянулась та самая нить, крепко связавшая их. Просто понадобилось какое-то время, чтобы осознать это и понять, что чувства взаимны. Проводя свободные часы вместе, втроём с Анджилом или наедине, лёжа в обнимку на похожей на поле боя постели после бурного секса, они говорили о многом. Но не об этой миссии. Касаться её попросту не хотелось — вместе с невидимой нитью она оставила им обоим ещё и серьёзные раны.       Дженесис прав, ситуация и вправду похожая до противности… Сефирот недовольно поморщился и прикрыл глаза. Пошевелив рукой, он как можно осторожнее притянул Дженесиса к себе; тот сдавленно зашипел от боли и скорчился, но вскоре умолк, уткнувшись носом куда-то между шеей и плечом. Сефирот грудью чувствовал, как бьётся его сердце — медленно, почти спокойно, только ритм казался каким-то неравномерным. Особенно на контрасте с собственным сердцебиением, которое Сефирот в установившейся тишине тоже отчётливо слышал.       Хотелось просто полежать и помолчать. Не строить никаких планов и бессмысленных надежд, не тонуть в тяжелых воспоминаниях, а просто тихо и спокойно дождаться помощи. В том, что «Шин-Ра» их здесь не оставит, Сефирот был уверен. Они бы ни за что не допустили, чтобы сразу двое ценных бойцов подразделения SOLDIER попали к врагам, неважно, живыми или мёртвыми. Другое дело, что из-за ливня эта помощь может подоспеть слишком поздно… За себя он не волновался, Сефирот даже от других Солджеров первого класса отличался редкостной живучестью, знал: раны болезненные, но не такие, чтобы всерьёз довести его до смерти. А вот Дженесис вызывал у него беспокойство. Он был ранен куда серьёзнее. Да и тело его не было таким же крепким, как у Сефирота.       Дженесис всегда казался Сефироту гибким. Изящным и тонким на вид, особенно на контрасте с самим Сефиротом, с его крупным телом, бугристым от литых мускулов. И при этом очень сильным, похожим на стальной прут — согнуть можно, но есть большая вероятность, что не сломается, а спружинит и даст по носу. Одинаковый и в бою, и в тихие часы тренировок Солджеров, и в постели со своим любовником. Хотя как раз там Дженесис давал в полной мере почувствовать свою фальшивую «слабость»; он весь трепетал, когда Сефирот касался его и накрывал собой, вздрагивал, порой краснел и прикрывал глаза, и Сефирот надолго запомнил эти дрожащие ресницы и то, как боялся лишний раз притронуться к нему. Только тогда он быстро понял, что эта слабость напускная — просто потому, что так надо. И всё равно охотно включился в эту игру, ему нравилось то, как Дженесис, обычно гордый и напыщенный, отдавался в его руки и позволял ему ощутить свою силу, власть и превосходство.       Но сейчас Дженесис выглядел измученным болью настолько, что у него даже не осталось сил что-то изображать и держаться. Неловко привалившись было к плечу Сефирота, он сморщился, вскинул голову и с кашлем выплюнул на камни опять набежавшую в рот кровь. После чего закатил глаза и улёгся обратно.       — Эй, — Сефирот легонько дёрнул плечом, чтобы встряхнуть его. — Эй, Джен, не отключайся…       — Пытаюсь, — вяло отозвался Дженесис. — Как думаешь, как скоро они поймут, что пора бы нас уже спасать?       — Скоро. Директор знает, где мы, он наверняка понял, что случилось, и уже отправил кого-нибудь… — Дженесис издал жуткий звук, то ли хрип, то ли всхрап, и даже в нём мелькнула горькая усмешка.       — Тогда он тоже следил за тобой. А вертолёт только через двое суток прилетел. Тогда было нормально. А в этот раз можем не дотянуть… — и он опять уткнулся носом в плечо. — Я так устал…       В его низком голосе послышалась такая безысходность и тоска, что у Сефирота по спине пробежал холодок.       — Эй, не засыпай! — впервые в жизни он испугался перспективы остаться в полном одиночестве. — Говори со мной, слышишь?       — Трудно, — бормотнул Дженесис, слегка пошевелился и тут же зашипел. — Сеф, я хочу, чтобы ты знал… Если со мной что-то случится, я никуда не денусь. Буду сидеть внизу и присматривать за тобой.       — Внизу? — не понял Сефирот.       — Ну конечно. Я же попаду в ад, — Дженесис криво улыбнулся, — к вратам рая меня на пушечный выстрел не подпустят. Поэтому внизу… — конец фразы утонул в новом вздохе, и Дженесис неловко обнял его за плечо дрожащей рукой. — Впрочем, это ждёт нас всех. Это можно прописывать в контракте сразу…       — Заткнись, — не выдержал Сефирот. — С каких пор ты веришь в такую чушь?..       — С тех, как очнулся. Мне кажется, что я уже слышу, как демоны смеются надо мной, — Дженесис фыркнул и закрыл глаза. — А ты нелогичен. То «говори со мной», то «заткнись». Мне тяжело разговаривать… Давай просто помолчим.       Сефирот шумно вздохнул, осторожно повернулся на бок и, прижав к себе тихо дышащего Дженесиса, прикрыл глаза. Дженесис прав. Наверное, и вправду лучше полежать молча. Поберечь силы. Да и звук спасательного вертолёта так услышать будет гораздо легче.       Сефирот потерял счёт времени. Он не смог бы сказать, сколько они лежали вот так. Не представлял этого даже примерно. Холод медленно, но верно сковывал тело, и из-за него боль в ранах усиливалась, хоть и превращалась в тупую, ноющую. Дженесис, похоже, уснул или потерял сознание, потому что он уткнулся носом куда-то в шею Сефирота и затих. Сефирот заметил, что изо рта у него вытекла струйка крови и ещё две скатились от ноздрей. И от этого опять стало как-то не по себе. Он время от времени прикладывал пальцы к шее, щупая пульс, успокаивался, ощущая его удары, и касался губами то лба, то кончика носа. Но его пульс затихал. В голову Сефирота опять полезли страшноватые мысли о том, что если Дженесису в ближайшее время не помогут, дело может кончиться плохо. А в какой-то момент его замёрзшие пальцы потеряли чувствительность и вообще перестали реагировать на что-либо. Сефирот тихо ругнулся про себя и закрыл глаза. Снова у него было ощущение, что их только двое в этом мире. И если в ту вылазку ему было плевать, то сейчас это очень пугало.       Грохот лопастей вертолёта вспорол, как острыми ножами, дымку и шум дождя. В закрытые веки ударил ослепительный белый свет, и Сефирот поморщился. Сил двигаться уже не осталось, совсем. Он смог лишь приподнять руку, давая понять, что ещё жив. И, еле приоткрыв глаза, он сквозь ресницы увидел, как вертолёт с ярко-красной эмблемой медленно приземляется на ровное место буквально в нескольких метрах от них. Сефирот с трудом потеребил напарника.       — Джен… — голос у него сел, Сефирот в этом грохоте даже сам себя еле слышал. — Джен, очнись, там вертолёт…       Дженесис даже не вздрогнул. Его лицо как-то странно исказилось: нос заострился, окровавленные щеки запали, а глаза будто провалились внутрь черепа. У Сефирота в горле встал ком. Эти острые черты, не присущие нормальному человеку… Он уже видел их. Не один раз.       — Джен?..