Опустошённый

Дождь растворяет Прехевиль, смывая пыль с башни, домов и безумных безглазых лиц. Вымерший город занозой в плече застыл, дрожью под кожей гоняя стенанья птиц, ядом в крови разливая холодный страх, рвущийся прочь из трахеи не крик, а хрип; боль высекает симфонию на костях. Сколько брожу здесь? Две ночи? А может, три? Я не хочу поневоле ни спать, ни есть, я не хочу ни сражаться, ни умирать. Всех оплела, перепутала эта сеть. Кто-то ее тщетно силится разорвать: я таких видел – уродливые тела, разума отблеск последний гниёт внутри... Тварь, что у озера вечером умерла, раньше, по голосу судя, была Кари́н. Мне их не жаль, мне не жаль никого давно – пепел с окурка стряхнул я к её ногам: это кощунство? дань памяти? всё равно. Память о ней затеряется навсегда. Что мы здесь ищем – забвение или смерть? Или всё сразу (скажите, барон фон Датч?.. в миг, когда в лунную вслушиваюсь я сеть, слышится издали тихий знакомый плач). Я, как Элиза, в подвале тогда застыл – так и стою там, наверно, в глухой тиши. Дождь растворяет меня и смывает пыль с блёклой, совсем опустевшей моей души.