Grave

      Это было бы очень тупо. Сдохнуть на тротуаре, пока пытаешься встать так, чтобы твоё хладное тело не перегородило никому дорогу. У них есть 20 минут, а их вполне могут выгнать на улицу, чтобы не портить репутацию заведения. Он говорит об этом прямо, но его определенно не собираются слушать. Кажется, быстрее чем проклятие соулмейтов, его убьет собственная злость, что клокочет в самой глотке.       Хонджун со злорадным ожиданием пиздеца смотрит, как парень подходит к бариста за стойкой и с мягкой улыбкой (кто-нибудь вообще выглядит таким дружелюбным и участливым к другим на собственном смертном одре???) объясняет ситуацию. Этот парень выглядит так, будто собирается извиняться, что испортил заведению день, бариста настроение, или эти неудобные пластиковые стулья своей смертью. Ой, как неудобно получилось, вы наверное долго копили на этот дешман из Икеи?       Их однозначно выпрут. Бариста смотрит прямо на Кима огромными глазами, а после заторможено кивает на следующую фразу парня. Хонджун криво ему улыбается, махнув рукой с кучей тяжелых перстней. Да-да, второй участник пиздеца тоже тут и это он.       — Спасибо, когда пройдут.эм.семнадцать минут, вызовите пожалуйста скорую, — слышит Ким и закатывает глаза. Скорая, полиция, господь бог, им сегодня никто не поможет выйти отсюда своими ногами.       Ладно это кафе довольно милое. Для могилы и вовсе люкс.       Твою мать. У Хонджуна сегодня дЭд-лайн — ему бы нестись в агентство сломя голову, но пошли-ка все нахер. И главный продюсер, и директор, и Уён, который названивает ему уже десятый раз. Его мечта идёт нахер, его семья, его жизнь. Всё идет нахер, а он даже не успел приготовиться испустить последний вздох. Вдохнуть там поглубже, сесть поудобнее…       И это парень тоже пусть идёт нахер. Но опять же на улицу Хонджун его выгнать не может, а сам уходить уже не собирается. Этот стул неплохо держит его задницу и поддерживает самоконтроль. Посмотрите-ка, думает Хонджун смотря на свое отражение в окне, какой он молодец. Не плачет, не кричит, не вызывает 911 и супермена, а смиренно ждет свои семнадцать, уже пятнадцать, минут. Как-то ночью, залипая в тик-токе вместо работы, он видел видео, где какой-то умник писал, что-то вроде: мне осталось жить пять минут и на что я их трачу. Опять же, посмотрите-ка на Хонджуна, он переплюнул все ваши залипания на видео или прослушивания любимого отрывка из песни — он собирается потратить их на это ублюдское кафе, куда зашел случайно за порцией кофеина после бессонной ночи, и тут же вляпался. Забавно, что Уён почти прав — Хонджун умрет так и не выспавшись. Но хотя бы не голодным, потому что его товарищ по несчастью несет к столику две чашки кофе и какое-то сладкое убожество.       — За счёт заведения, — улыбается этот парень, Хонджуну претит называть его по имени, хотя тот его и назвал. На новый год ему дарили красные конверты с приличными суммами, на дату смерти ему дарят стакан кофе, а он даже не знает хороший ли, и шоколадный десерт. Он ненавидит шоколад и сладкое.       Хонджун подчеркнуто смотрит только на свой кофе, дожидаясь пока парень сядет напротив, убрав свои ухоженные руки подальше. Только тогда берёт свою кружку и делает глоток. Ублюдский напиток. Бариста там на последних нервах заправлял кофе машину или что, не мог постараться напоследок?! Он не собирается контролировать лицо, но и сраться с бариста из-за дерьмовой жижи в стакане — не то, что он планировал сделать в последние минут жизни. Это ещё тупее. Хонджун смотрит как пар…ладно, Пак Сонхва, берет свой напиток. Судя по лицу, его не лучше. Это немного примиряет Хонджуна с тем, что причина его смерти сидит напротив, что он хоть немного страдает, как и Ким. Он ненавидит этого парня. Почему именно сегодня? Он что не мог зайти куда-то ещё, где нет Хонджуна и дать им бездарно прожить ещё парочку лет?!       Хонджун встревает, когда их взгляды встречаются. На губах этого Сонхва улыбка, уже не такая безупречная, а глаза словно… Хонджун будто смотрит в зазеркалье — эмоции в них противоположны его, но они оба…в отчаянном непонимании. Что им делать теперь? Что делать двум людям, когда встретившись, они буквально убили друг друга?       — Я… — говорит Пак Сонхва, ненадолго опуская глаза вниз, на свои руки крепко сжимающие белую чашку, — всё подготовил.       У Хонджуна в середине груди что-то ломается от его мягкого, слишком мягкого голоса. Он испуганно задерживает дыхание — сейчас? Это оно? То, самое ощущение отказывающего тела? Губы немного дрожат — у Сонхва. Хонджун уверен, что дробь каблука его сапог звучит по всему залу. Он чувствует буквально щекой взгляд бариста, кожа припекает от такого внимания. У бедняги наверное будет травма, когда они оба рухнут с этих дурацких стульев.       Он не может придумать внятного ответа, просто переводит взгляд на парнишку, что идет к двери и переворачивает табличку. Закрыто. Почему-то он представляет, как под стенами этого кафе возникнет стихийный мемориал двум погибшим соулмейтам — как на многие такие случаи. Хонджун проходил мимо нескольких из них, как можно быстрее и не глядя. Этот Пак Сонхва наверняка так не делал, он готов поставить свою музыку на то, что он приносил туда цветы или свечи.       — Купил красивое место, — продолжает его соулмейт с этой жуткой улыбкой, которая заставляет Хонджуна отчаянно бояться. Он не хочет, злость была бы намного лучше. Сонхва поворачивает к нему свой мобильный (он едва ловит мысль, что они никогда не обменяются номерами) и Хонджун смотрит на фотографию кладбища. Недурно. Очень не дурно. Стоило наверное кучу денег. Хонджун категорично НЕ поддавался своему желанию тоже приготовить себе местечко, его мать сделала это. В тайне, но конечно он узнал. Жуткая мысль о том, как именно она узнает, что оно понадобилось быстрее, чем они ждали, колотится в его висках. Он гонит её прочь, сосредотачиваясь на чужом голосе.       — Я даже записал прощальное видео, хотя не был уверен, когда… Ты знаешь.       Губы Сонхва дрожат, он уже не улыбается, опустив глаза на экран с собственным местом захоронения.       Это всегда внезапно. Они оба жили с этой мыслью — в любой момент, любой человек из толпы — что смерть всегда где-то рядом, но гнали её прочь, по крайней мере Хонджун да. Он дожил до своих 27 и страх поутих, чтобы долбануть его с ноги в это самое утро.       — Я составил похоронный плейлист, — Хонджун не узнает свой голос, и его соулмейт поднимает на него блестящий взгляд, — там нет ни одной грустной песни, только хардкор, — он делает кавычки пальцами с выкрашенными в черный ногтями, обнажая зубы в улыбке, — моя мать откажется от меня, едва услышит первую.       Сонхва тихо фыркает. Ким не может не смотреть на его мягкие губы. Тяжелое чувство убивает в нём всякое внезапное желание зубоскалить или обвинять. На экране мобильно Сонхва таймер сбрасывает числа в обратном порядке. Десять минут.       — Где же мы так проебались, Пак Сонхва? — спрашивает Хонджун тяжелым, грудным голосом. Есть теория (неимоверно тупая на вкус Хонджуна), что соулмейтами рождаются только те, кто в прошлой жизни знатно так напортачил. Хонджун за себя не уверен, но… Сонхва похож на ангела. Ким Хонджун буквально уверен в том, что он в жизни настоящий, мать его, ангел. Он смотрит на его опущенные плечи, на лицо (этот парень мог бы быть моделью, актером или айдолом, и куча людей любили бы его, Ким уверен), и не может поверить, что через девять минут и пятнадцать секунд его не станет.       Кто-то говорил, что соулмейтами делает один ген (Хонджун ненавидит свои гены), которые ученые уже лет сорок пытаются найти. Он кодирует, когда и где твоё тело решит, что пожили и хватит. Почему катализатор это человек, который мог бы быть любовью всей твоей жизни? У природы хуевое чувство юмора, вот почему.       — Я поставил сообщения на рассылку, — продолжает Сонхва, и Хонджун умоляет его говорить пусть и только мысленно. Они все ещё живы, если один может говорить, а другой слушать.       Хонджун думает, что оповещать родственников и друзей о своей смерти по смс - это верх пиздеца. Они бы могли сейчас обзвонить всех, кого бы посчитали достойными этой ахуенной новости, но оба этого не делают.       — Ну ты знаешь, двадцать минут относительное время, — Хонджун готов побиться пустой головой об стол, когда Сонхва дергается от его слов. Отличный приём, Ким Хонджун. Поддержал и успокоил.       Раньше он думал, что будет как одержимый отслеживать состояние своего тела, чтобы точно знать, что у него откажет первым, но сейчас слишком увлечен человеком напротив, и если совсем честно, у него нет никаких подозрительных ощущений. Он будто сейчас готов пару километров пробежать. А его пара? Он смотрит на смуглое лицо с легким румянцем на щеках, на быстрый пульс на шее — это странным теплом идет по его коже.       Семь минут.       Хонджун видит краем глаза, как бариста трясется возле кофе-машины, не зная куда податься. Это внезапно веселит его, до смешка вслух. Парнишка туповат, и он согласен помочь ему с этой проблемой.       — Эй парень! — кричит он через весь зал, и Сонхва смотрит на него почти шокировано, — представление будет конечно то ещё, но знаешь смерть довольно интимное действо, не мог бы ты… — Ким дергает бровями в сторону двери с надпись «стафф», ухмыляясь, — съебаться?       Парня как ветром сдувает.       Сонхва смеется в кулак, и его взгляд становится не так убийственно, ужасно испуганным. Хонджун впервые видит человека, который успокаивается от его матов, и тоже смеется.       — Я был композитором, — говорит Хонджун сам не зная зачем, — хочешь включу свой новый трек?       — Да, буду рад послушать, — глаза Сонхва как две блестящие галактики, и Хонджуну приятно-тепло от такого отклика.       Он тратит еще несколько секунд на поиск трека в телефоне и, прибавив громкость, нажимает плей. Если вы думали о лиричной песне, то нихрена подобного. Сонхва немного вздрагивает на первый же звук и опять смеется со своей неловкости. Музыка ритмичная, откровенно дерзкая, как Ким Хонджун напротив него, и Сонхва непроизвольно постукивает пальцами в такт битов. Хонджун смотрит на это с восхищением, немного съезжая по спинке стула вниз. Его нога под столом касается чужой.       — Это…невероятно круто! Мне очень нравится, — искренне говорит Сонхва. Хонджун готов молиться на его улыбку. Хонджун на миг открывает рот, собираясь предложить обменяться номерами и пригласить его как-нибудь в свою студию — звук там намного лучше. Предложение скатывается по его дрогнувшему горлу обратно, отзываясь колючей болью под ребром.       Пять минут — мигает таймер, но они оба его игнорируют, продолжая качать головами в такт. Хонджун не понимает в какой миг песня сменяется следующей, не менее шумной, как и не успевает понять, когда успел взять другого за руку. Переплести их холодные ладони вместе. Он знает, что это невозможно, но между их рук будто зажато крохотное сердечко, и каждый его удар отдается по их рукам в едином ритме. Одно сердечко на двоих.       Между ними пластиковый стол и нетронутый десерт.       В голове Хонджуна миллиарды вопросов, которые он мог бы задать парню напротив. Он чувствует, как желание узнать его растет с каждым мигом глаза в глаза. Желаниям свойственно исполняться крайне редко. В их случае — никогда.       Они могли бы послушать музыку в студии Хонджуна, провести вечер кино в квартире Сонхва. Сходить на миллион свиданий, удачных и кошмарных, могли бы поругаться и помириться, разделить первое объятие или поцелуй, они могли провести долгую жизнь рядом друг с другом в любых вариантах, каких бы не пожелали их сердца, но таймер на телефоне Сонхва отсчитывает последние шестьдесят секунд. Его телефон начинает рассылку отложенных сообщений. Хонджун не сказал никому и немного рад этому.       Он рад, что Сонхва успел сказать ему своё имя. Он безмерно рад, что у него есть пятнадцать секунд, чтобы произнести его вслух. Такое теплое имя.       Он рад, что это кафе довольно милое, пусть их последний кофе и испорчен. Но для могилы это и вовсе люкс.