Совершенство с горы Тайшань

- А потом герой спас своего возлюбленного от злодеев, они совершили три поклона и жили долго и счастливо. - Брат, – сонно хлопая глазами, спросила Гу Сян. – А почему твои сказки всегда заканчиваются одинаково? «Жили долго и счастливо»? Вэнь Кэсин пожал плечами; он и сам не знал. Наверное, потому, что их с Гу Сян родители были очень счастливы вместе, и ему всегда хотелось снова окунуться в это счастье – хотя бы так, через героев книг и историй, даже тех, что сочинял он сам. - Потому что все сказки должны хорошо заканчиваться, – наставительно сказал он, погладив по голове уже задремавшую Гу Сян. – Спи. *** Почему-то именно сейчас, сидя у постели больной сестры, Вэнь Кэсин вспоминал, как рассказывал ей, маленькой, сказки перед сном. Она и сейчас любила порой слушать его истории, хотя была уже совсем взрослой и имела жениха. Вэнь Кэсин тяжело вздохнул, проведя рукой по волосам Гу Сян. Ничто не предвещало беды. Еще накануне сестра была совсем здорова, а утром не поднялась с постели. Сначала Вэнь Кэсин решил, что Гу Сян просто спит, но после нескольких попыток разбудить понял, что дело нечисто. Дыхание её было ровным и спокойным, цвет лица не изменился, сердце билось в привычном ритме – и всё же она не просыпалась. Вэнь Кэсин перерыл все родительские записи, прочитал несколько заговоров, испробовал все возможные благовония, все известные ему отвары – без толку. Отчаявшись помочь сестре своими силами, позвал других лекарей – те, осмотрев больную, только руками развели. Никто не мог сказать, что с ней творится. - Ты вот что, сынок, – сказала ему пожилая соседка. – Сходи на гору Тайшань. Говорят, там живет совершенный мастер, искусный в боях и целительстве. Глядишь, поможет твоей сестре. - Он и вправду существует? – усомнился Вэнь Кэсин. – Я думал, всё это сказки. - Сказки или не сказки, мне неведомо. А только попробовать стоит. Ему доводилось слышать о Тайшань. Та была местом, где рождались легенды, местом, где обитали боги. Когда-то давно священный дух снизошел на эту гору, дабы делиться с паломниками светом и божественной мудростью. Вэнь Кэсин посмотрел на лицо спящей сестры и решился. *** Оставив Гу Сян на попечение соседок и жениха, Цао Вэйнина, он отправился в дорогу. Цао Вэйнин норовил навязаться с ним, но Вэнь Кэсин отмахнулся, сказав, что здесь, рядом с Гу Сян, он нужнее, а в дороге от него толку будет не больше, чем от заплечного мешка. На том и порешили. Путь до горы Тайшань вышел долгим; лишь к исходу пятого дня Вэнь Кэсин приблизился к её подножию. Издалека гора казалась довольно крутой, но вблизи становились видны тропинки, мягко уводящие к вершине, заросшие ромашкой и болиголовом. Небо было ясным, солнце грело, но не пекло, и Вэнь Кэсин наслаждался бы таким чудесным днём, если б не тревога за сестру. Он глубоко вздохнул и пошёл вперёд. Подъём занял почти два часа. Он время от времени останавливался, чтобы немного отдохнуть и кинуть взгляд на расстилающийся внизу вид, от которого захватывало дух. Достигнув наконец вершины, Вэнь Кэсин устало опустился на камень и потянулся к заплечному мешку, чтобы достать флягу с водой. Внезапно над ухом что-то просвистело, и он едва успел уклониться от брошенного в него небольшого камешка. Вскочив на ноги, Вэнь Кэсин заозирался по сторонам и едва не пропустил новый камень, чуть не прилетевший ему прямо в лоб. - Кто здесь? – крикнул он, по-прежнему никого не видя, и вдруг сзади кто-то пнул его ногой пониже спины. Он совсем не грациозно плюхнулся на четвереньки, вскрикнув от боли. - Так-так, – раздался рядом чей-то ехидный смешок, и в поле зрения Кэсина возникла пара стёртых почти до дыр башмаков. Он поднял взгляд и увидел склонившегося над ним человека. Человека ли? Лохматый, заросший волосами, как шерстью, мужчина преклонных лет, одетый в рваные лохмотья, глумливо скалился сверху вниз. Он бы походил на дикого зверя, если бы не ум, светившийся в черных, как ночь, глазах. - Что такое, дружок, испугался меня? – спросил незнакомец и снова поднял ногу, очевидно, намереваясь пнуть ещё раз. Но теперь Вэнь Кэсин был к этому готов. Он вскочил, отклонился назад и развернулся, метя наглецу локтем в лицо. Тот легко блокировал удар и нанёс свой, который Вэнь Кэсин хоть и в последний момент, но сумел отбить. Они танцевали друг вокруг друга ещё несколько минут, пока в конце концов мужчина ловким движением не завёл руки Кэсина за спину, мешая двигаться. У того возникло чувство, что соперник мог сделать это давно, просто испытывал его силы. - А ты неплох, – хмыкнул незнакомец, наконец отпуская его и садясь на траву, как ни в чем не бывало. Вэнь Кэсин с возмущением отметил, что тот даже не запыхался. – Что тебе надо? - Да кто ты такой! ? – взорвался он, от гнева не находя слов. – Набросился на меня, даже слова не дал сказать! - Ну, вот теперь даю, – сказал тот, бесцеремонно порывшись в его мешке и выудив оттуда флягу с водой, которую Вэнь Кэсин так и не успел выпить. – Вина нет? – разочарованно протянул он. – Тьфу, пропасть, а я так надеялся, – и отбросил флягу прочь. - Я ищу совершенного мастера с горы Тайшань, – сделав несколько глубоких вдохов, сказал Вэнь Кэсин. Ему стало ясно, что спорить с этим сумасшедшим – только тратить время зря. – Не подскажет ли милостивый господин, где я могу его отыскать? - Представь, что ты его нашёл, – отозвался нищий, продолжая рыться в сумке, видимо, не потеряв надежды отыскать заветное вино. – Дальше что? - Что? – поперхнулся Вэнь Кэсин, решив, что ослышался. – Я говорю, мне нужен мастер с горы Тайшань, прославленный мудрец и великий воин, смелый... - Смелый и отважный, прекрасный, как ясная луна, стройный, как ствол ясеня... Знаем-знаем, слышали, – пробубнил тот, наконец отрываясь от мешка и вытягиваясь на траве. – Вынужден разочаровать. Перед тобой всё, что имеется. Других тут нет. Вэнь Кэсин ещё некоторое время молча смотрел на него, хватая ртом воздух, словно рыба, выброшенная на берег. Этот нищий просто глумился над ним, это было ясно, как день. Неужели весь его поход оказался напрасным? Неужели Гу Сян так никто и не поможет? Отчаяние сдавило сердце, и он, пошатнувшись, сел на землю, обхватив голову руками и дрожа всем телом. - Эй, ты чего? – приоткрыв один глаз, спросил бродяга и придвинулся ближе к Вэнь Кэсину. – Для чего тебе понадобился мастер? - Моя сестра, – глухо сказал тот. – Моя сестра, возможно, умирает, а я не могу её спасти. Его собеседник вопросительно поднял бровь, и Вэнь Кэсин, сам того не желая, рассказал ему про Гу Сян и её болезнь. Тот слушал, не перебивая, а потом сказал: - Я могу помочь. - Ты? Ты лекарь? - Лучше, – отозвался оборванец. – Я и есть совершенный мастер с горы Тайшань. Вэнь Кэсин прищурился, думая, что тот издевается, но голос нищего был серьёзен. Кэсин присмотрелся повнимательнее: он не заметил этого сразу, вымотанный усталостью и тревогой, но сейчас разглядел – тело незнакомца было сильным и гибким, совсем не похожим на тело старика. И, хоть кожа была покрыта морщинами, его глаза казались молодыми. Вэнь Кэсин задумался на миг: могло ли это оказаться правдой? Мог ли этот заросший бродяга быть тем самым легендарным мастером с горы, искусным в мастерстве боя и врачевания? Быть может, он носит маску, скрывая свое лицо? Как бы то ни было, терять ему было нечего, и он решил довериться этому странному человеку. - Если ты... – осторожно начал он, не зная, как себя с ним вести. – Если вы... Если вы и вправду поможете, я сделаю всё, что в моих силах, я... - Всё мне не нужно, – отмахнулся тот. – Лишь самая малость. - Чего именно желает великий мастер? - Ты останешься здесь и станешь моим учеником. - Что!? – от неожиданности Вэнь Кэсин даже поперхнулся. – Но я... Моя сестра... - С ней всё будет в порядке, – заверил тот. – Мне понадобится месяц, чтобы собрать нужные травы и сделать лечебный настой. После того, когда твоя сестра поправится, ты вернёшься со мной сюда. Она сможет тебя навещать. Хочешь меня о чём-то спросить? - Да, – после паузы сказал Вэнь Кэсин. – Зачем тебе ученик? Ты не выглядишь так, словно нуждаешься в чьём-то обществе. - Быть одному всё время скучно, – пожал плечами новоявленный мастер. – На этой горе никого, кроме птиц и насекомых, теперь вот ещё ты, – Кэсин снова поперхнулся. – Конечно, вариант не из лучших, но уж какой есть. - Но почему ты не спустишься с этой горы, раз здесь так скучно? – не выдержал он. – Там, внизу, есть и люди, и вино, которое ты так любишь, сколько угодно! - Да, вино, – взгляд его собеседника мечтательно затуманился. – Вино – это прекрасно... Но у меня свои причины оставаться здесь. Впрочем, мы заболтались, – он хлопнул себя по коленям и поднялся. – Хватит прохлаждаться, вставай. У нас много дел. - У меня есть ещё один вопрос. - Спрашивай. - Как мне к тебе обращаться? Учитель? Господин? - Можешь называть меня Чжоу Сю. *** Так Вэнь Кэсин стал учеником совершенного мастера с горы Тайшань – или попросту Чжоу Сю. Учитель его был хоть и строг, но довольно неприхотлив: любил поспать, поесть – для чего частенько отправлял Кэсина на охоту, а после заставлял готовить пойманное, и выпить – но тут им приходилось ждать до того, как придёт время спуститься с горы. Медитацией и тренировками он тоже не гнушался и гонял Кэсина до седьмого пота. Впрочем, это было тому только в радость – отвлекало от тревоги за Гу Сян и позволяло оттачивать собственные навыки. Бойцом, надо сказать, Чжоу Сю был отменным. Оказался он и неплохим собеседником – мог поддержать любую беседу, разбирался в стихах, прозе и учениях мудрых, был знаком с придворным этикетом и порядками при дворе. Вэнь Кэсин только диву давался. Однажды они даже устроили состязание по игре на флейте, но за отсутствием судей определить победителя так и не смогли. Конечно, характер у Чжоу Сю был не сахар – он оказался ворчлив, не стеснялся в выражениях, не давал спуску в тренировках, от попыток расспросить о себе поподробнее увиливал – но Вэнь Кэсин всё чаще ловил себя на мысли, что получает настоящее удовольствие от их общения. Он ещё ни разу не встречал ни противника, ни собеседника, равного себе, и оттого даже их споры и препирательства не были ему в тягость. Время летело почти незаметно и, если б не волнение за Гу Сян, Вэнь Кэсин был бы полностью доволен жизнью. Наконец месяц подошел к концу; Чжоу Сю объявил, что отвар готов и можно идти в деревню. Они наскоро собрали свои нехитрые пожитки и спустились с горы. Весна полностью вступила в свои права, внизу буйным цветом цвели персиковые деревья, устилая тропинку розовым пухом лепестков, и вся дорога казалась картиной, нарисованной на холсте искусным художником. Чжоу Сю шагал по тропе с непроницаемым лицом, но Вэнь Кэсин видел, что и он наслаждается зрелищем. Один из лепестков упал ему прямо на нос, другой запутался в нечесаных космах, и Кэсин, не удержавшись, захихикал – до того забавно смотрелся почтенный мастер с этими украшениями в волосах. Чжоу Сю только покосился на него, но ничего не сказал. А когда Вэнь Кэсин отвернулся, схватил его за шиворот и высыпал туда целую охапку лепестков. Кэсин совершенно не мужественно запищал, стараясь вытряхнуть их из одежды, но только умудрился запихнуть ещё глубже. Вне себя от возмущения, он взглянул на Чжоу Сю – и внезапно потерялся в глубоком взгляде, в котором, словно искры в костре, плясали смешинки. Его учитель стоял рядом и хохотал беззаботно, как дитя, а Вэнь Кэсин почему-то не мог отвести от него глаз, чувствуя себя очень юным и очень счастливым. *** На закате пятого дня они наконец добрались до деревни. Вэнь Кэсин чуть ли не бегом бросился к дому, чувствуя, как тревога комком подступает к горлу. В голове возникали картины одна ужаснее другой, и уже у порога его колени тряслись так, что он едва мог идти. Но, увидев Цао Вэйнина, он выдохнул с облегчением. Тот выглядел бледным и уставшим, но не убитым горем, – значит, Гу Сян была жива. - Господин Вэнь, – торопливо поклонился Цао Вэйнин, сложив руки перед собой, а потом повернулся к стоявшему рядом Чжоу Сю. – Господин... э... - Чжоу, – коротко бросил тот, бесцеремонно оттеснив Цао Вэйнина в сторону и проходя внутрь. – Где больная? - В-вот, – тот поспешно провёл их в комнату, где на постели лежала неподвижная Гу Сян. Вэнь Кэсин склонился над сестрой, беря её за руку и чувствуя слабый пульс. Гу Сян выглядела в точности так же, как он её оставил – мирно спящей крепким сном. Чжоу Сю вынул из-за пазухи склянку с зельем и протянул Цао Вэйнину: - Нужно влить пять капель ей в рот, и завтра утром тоже. - А если... Если не поможет? – заикающимся голосом спросил Цао Вэйнин, беря склянку в руки. - Если не поможет, тогда и будем говорить, – пожал плечами тот, вставая. – Лао Вэнь, где тут у вас можно прилечь? Я устал. - Тут всего две спальни, моя и Гу Сян, – отозвался Вэнь Кэсин. – Если почтенный мастер не побрезгует моим скромным ложем... Тот только закатил глаза. *** На закате второго дня Гу Сян очнулась. Вэнь Кэсин, сидевший у её постели, почувствовал, как она слабо сжала его руку, а потом тихий голос позвал: - Брат... Он чуть не вывалился из кресла: - А-Сян! Как ты? Ничего не болит? - Нет, только пить очень хочется. Во рту горький привкус... Признавайся, чем вы меня поили? Вэнь Кэсин только рассмеялся в ответ, чувствуя, как облегчение затапливает его всего целиком. *** Через несколько дней Гу Сян совсем окрепла, став резвой и бодрой, как раньше. Узнав, что брат поступил в ученики к совершенному мастеру с горы, она, конечно, удивилась, но потом сказала: - А знаешь, брат, этот твой учитель, несмотря на облезлый вид, не так уж и плох. Почему-то Вэнь Кэсину было очень приятно это услышать. Побыв в деревне ещё несколько дней и убедившись, что Гу Сян совсем здорова, они стали собираться обратно. Вэнь Кэсин захватил побольше вещей, свои любимые ханьфу и даже несколько шпилек. Чжоу Сю только глаза закатывал. - Зачем они тебе там, перед мухами красоваться? – однако помог собрать пожитки и увязать их в несколько узлов. В день прощания Вэнь Кэсин наказал Цао Вэйнину присмотреть за сестрой и подробно описал дорогу к горе – на всякий случай. - Я скоро вернусь проверить, как вы себя ведёте, – погрозил он пальцем, но после растаял, обнял обоих, поблагодарил соседку, помогавшую смотреть за больной Гу Сян, и они с Чжоу Сю пустились в обратный путь. Уже на подходе к Тайшань Чжоу Сю вдруг остановился. - Тут неподалёку есть озеро, – он махнул рукой в сторону лежащих справа небольших холмов. – Не хочешь искупаться перед возвращением? На нашей горе только небольшие ручьи, сам знаешь. Не разгуляешься. Кэсин знал. Ручьи были достаточно глубокими, чтобы можно было смыть пот и грязь, но плавать и плескаться в них оказалось затруднительно. Потому он с радостью кивнул и бодро зашагал вслед за учителем. Озеро лежало в окружении покрытых зеленью холмов, словно зеркало в оправе из камней. День клонился к закату, и солнце бросало на поверхность воды сверкающие блики. Незнакомые Кэсину птицы изредка пролетали над озером, взмахивая белыми, как снег, крыльями. Он остановился, почти не дыша, любуясь этой совершенной красотой. Чжоу Сю несколько мгновений постоял рядом, потом хмыкнул, толкая его в плечо: - Ну, что застыл, Лао Вэнь? Давай купаться, а то солнце скоро сядет. В темноте не так сподручно. Тот кивнул и принялся снимать одежды. Оставшись в одной нижней рубашке и штанах, он почувствовал на себе чей-то острый взгляд и поспешно обернулся, но Чжоу Сю уже не смотрел на него, быстрым шагом направляясь к воде. Вэнь Кэсин скинул рубашку и поспешил следом. Вода оказалась тёплой, как парное молоко, и такой приятной, что выходить из неё не хотелось. Наплескавшись вдоволь, Вэнь Кэсин тихо подплыл к Чжоу Сю сзади и брызнул в него водой. Тот фыркнул, отряхиваясь, и в свою очередь плеснул в Кэсина целой тучей брызг. Он, хохоча, ушёл под воду и, вынырнув, приготовился нанести ответный удар, но нигде не увидел Чжоу Сю. Вэнь Кэсин окликнул его, озираясь по сторонам, потом снова нырнул, думая, что учитель, возможно, тоже спрятался под воду. Без толку. Всерьёз разволновавшись, Вэнь Кэсин вынырнул, чтобы глотнуть воздуха, как вдруг кто-то тронул его за плечо. Он резко обернулся и застыл. Перед ним был его учитель, Чжоу Сю... Нет, не так. Перед ним был совершенный мастер с горы Тайшань. Вода смыла маску с лица Чжоу Сю – или он смыл её сам, открывая взгляду безупречные черты, гладкую кожу, чёткий разлет бровей. Лишь глаза остались прежними, сияющими живым огнём, и губы изгибались в знакомой лукавой усмешке. Вэнь Кэсин почувствовал, как под этим пронзительным взглядом всё его тело слабеет – или то было облегчение пополам с восторгом? Он не мог сказать. Только молча смотрел на Чжоу Сю, ощущая, как быстро колотится в груди сердце. - Ну что, как водичка? – ухмыльнулся этот несносный человек, и Кэсин сглотнул, отводя взгляд от красивого изгиба полных губ. – Если ты накупался, можем возвращаться обратно. - Я накупался, а ты, А-Сю? – дерзко отозвался он, стараясь скрыть своё волнение. – Может, побудем здесь подольше? Кто знает, какие ещё тайны ты... обнажишь? Чжоу Сю рассмеялся в ответ и снова щедро брызнул в него водой. *** - А в самом деле, почему ты скрывал свой облик? – спросил Кэсин, когда они, одевшись, сидели на берегу и смотрели на закат. Алый диск тонул в прозрачной воде, и Вэнь Кэсин не знал, куда смотреть – то ли на него, то ли на точёный профиль Чжоу Сю, облитый закатными лучами. – Боялся нашествия прекрасных дев? - Боялся преследования прекрасных юношей, – усмехнулся тот, но Вэнь Кэсину показалось, что в его тоне проскользнуло что-то похожее на смущение. Это было в новинку для беспардонного Чжоу Сю, который никогда не тушевался и не лез за словом в карман. - Что ж, один юноша всё равно тебя нашёл, – Вэнь Кэсин поиграл бровями, пряча собственное смятение за игривым тоном. – Но почему сейчас? Я имею в виду, почему ты открылся мне? - Почему нет? – пожал плечами тот. – Ты – мой ученик. Какой смысл скрывать? - И правда, – согласился Вэнь Кэсин. Но ему показалось, что Чжоу Сю чего-то не договаривает. *** С того дня их отношения изменились. Изменения не были ощутимыми – и всё же висели между ними в воздухе, словно невидимая глазу, но прочная паутина. Это отражалось во всём – как Вэнь Кэсин задерживал пальцы, подавая А-Сю миску с едой, как плотно переплетались их взгляды и руки во время тренировочного боя, как жгло кожу каждое прикосновение, случайное или нет. Вэнь Кэсин стал плохо спать – он боялся, что во сне позовёт А-Сю по имени и выдаст себя, что прижмется к нему слишком крепко, что сам А-Сю придёт к нему в сновидениях, и он не захочет просыпаться... Тот не говорил ничего, но его взгляды жгли, словно огонь, и порой Вэнь Кэсин не выдерживал этого жара – отворачивался, чувствуя, как потеют ладони. Он не мог переступить эту чёрту первым, а Чжоу Сю.... Что ж, Вэнь Кэсин не был уверен, что всё это ему не мерещится. Однажды он подвернул ногу – неловко наступил на скользкий камешек в ручье, и каждый шаг причинял ему боль. А-Сю, узнав, вздохнул с видом великомученика, усадил его на валун, а сам сел на землю и, закатав штанину, взял его лодыжку в руки. Осторожно размял, кончиками пальцев погладив кожу, которая немедленно покрылась мурашками. - Не больно? – спросил тихо. Вэнь Кэсин только помотал головой, не доверяя собственному голосу. Кожу, которой касался Чжоу Сю, будто лизали языки огня. Тот снова погладил его лодыжку – мягко, осторожно, – и Вэнь Кэсин почувствовал, как поток чужой силы сливается с его собственной, излечивая, успокаивая и снимая боль. Он шумно выдохнул, пытаясь сесть поудобнее, и рука Чжоу Сю скользнула чуть выше, под впадинку колена, и задержалась там. Вэнь Кэсин и не знал, что это место такое чувствительное – он выгнулся на камне, и с губ сорвался то ли стон, то ли вздох. Чжоу Сю вскинул на него взгляд, по-прежнему не убирая руку, а потом двинулся ещё выше, оглаживая кожу на бедре. Вэнь Кэсин машинально развёл ноги шире, давая лучший доступ, а потом почувствовал, как горячее дыхание касается его кожи через ткань. Дальше всё было, словно в тумане: он внезапно оказался обнажённым, и вместо твёрдого валуна под спиной была мягкая трава, а рот А-Сю, обжигающе горячий, ласкал его так, как ему не виделось в самом смелом сне. Он стонал, зажмурив глаза и кусая губы, чувствуя, что несётся по бурным волнам к обрыву, но оказалось, что вместо падения в самом конце его ждал полёт. Тяжело дыша, он поднял веки и увидел над собой звёздное небо, а рядом А-Сю, раскрасневшегося и растрепанного, с пылающими губами – прекраснее самих звезд. Вэнь Кэсин потянулся поцеловать его, и тот ответил пылко и жадно, и на вкус был словно весна, словно самое пьянящее вино, словно самые заветные мечты, внезапно ставшие явью. Он коснулся А-Сю в ответ, и тот уже ждал его, горячий и твёрдый, он двигался навстречу, стонал низко и хрипло, а в самом конце почти до боли прикусил ему губу, и эта боль была самой сладкой в жизни Вэнь Кэсина. После они лежали рядом на траве, ласкали кожу друг друга кончиками пальцев, и смотрели молча – слова были не нужны. *** - Моё настоящее имя – Чжоу Цзышу, – сказал ему А-Сю, как бы невзначай и мимоходом, но Вэнь Кэсин чувствовал, что для него это признание многое значит. Он потянулся и сжал покрытые мозолями от меча ладони в своих. - Я уже привык называть тебя "А-Сю", – немного растерянно улыбнулся он. – Но, если тебе не нравится... Тот поймал кончики его пальцев, прижал к губам. - Ты можешь называть меня, как хочешь, – мягко сказал он. – Я не стану возражать. Я просто хотел, чтобы ты знал. «Я знаю, – подумал Кэсин, чувствуя, как от нежности тает сердце. – Я знаю». *** Несколько лет назад. Свеча чадила, отбрасывая на стены робкие тени, словно не знала сама, что именно хочет отразить. Чжоу Цзышу вздохнул, ставя точку на пергаменте и, дав ему высохнуть, свернул доклад. Завтра можно будет отчитаться перед императором, а пока – спать. Но ему не спалось. Кошмары, словно дикие звери, притаились у изголовья и только и ждали удобной минуты, чтобы напасть. Перед мысленным взором проносились лица тех, кого уже давно не было рядом – и лица тех, кого ему ещё предстояло потерять. Лишь под утро Чжоу Цзышу уснул, измученный, и проснулся снова, казалось, едва забрезжил рассвет. - ...Трое были убиты, еще двое ранены. Но в целом миссия завершена успешно, – закончил он доклад, склоняя голову ещё ниже и протягивая свиток обеими руками. Император кивнул, забирая пергамент, пробежал его глазами и хмыкнул удовлетворённо. - Отлично справился, Цзышу. Теперь отдохни несколько дней, а потом у меня для тебя будет новое задание. А пока набирайся сил. - Благодарю императора, – снова поклонился Цзышу и, повинуясь взмаху руки, поднялся с колен. Выйдя из тронного зала, он остановился на миг, чтобы перевести дух. В голове мелькнул образ кувшина с вином – и исчез. Вино уже давно не приносило желанного облегчения, лишь краткое забвение, исчезающее с наступлением утра. Но он всё равно прибегал к этому средству, когда тяжесть на сердце и в мыслях становилась невыносимой. - ... Говорят, бросишься оттуда – и обретёшь небо. Старый Ван рассказывал... - А что, он сам прыгал? - Дурень! Как бы он рассказал, коли прыгал? Но, говорит, поднимался, и не раз. Небо там синее-синее, а в воздухе так и веет благодатью... Цзышу замедлил шаги, невольно прислушиваясь к болтовне стражников в закоулках коридора. - То, говорят, гора Тайшань: всем страждущим благословение посылает... Голос оборвался на миг, будто говоривший ушёл в свои мысли, а после беседа потекла снова, но уже о другом. Цзышу постоял несколько мгновений, а потом ушел в свои покои. Гора Тайшань... Что ж, он слышал о ней. Святое место, обитель бессмертных. Место, где небо сливается с землей, где каждый грешник может отринуть нож и стать Буддой, покаявшись в грехах. А если те окажутся слишком тяжелы – можно подойти к самому краю и, глядя на белые клочья облаков внизу, обрести небо в своем первом и последнем полёте... «Есть ли в нашей Империи кто-то, чьи деяния будут весить больше, чем мои, на весах в подземном мире?» – хмыкнул Цзышу, наполняя чашу. Вино привычно обожгло горло, так же привычно не принося ничего, кроме слабой дымки в мыслях. Он поболтал жидкостью в чаше, всматриваясь в своё отражение – бледное лицо с поджатыми губами, изогнутые будто в горьком вопросе брови, твердая линия подбородка и острая – скул... Весь будто из штрихов и чётких линий, не человек, а железная буква закона, орудие сына неба, без права собственного голоса и действия... Не способное ни решать, ни чувствовать – только повиноваться. Цзышу снова хмыкнул и одним глотком допил вино до дна. - Уйти? – император неверяще смотрел на него. – Но ты нужен мне, Цзышу. Ты не можешь уйти. - Прошу Ваше Императорское Величество простить этого недостойного, – Цзышу, стоя на коленях, еще ниже простёрся в поклоне. – Я хочу уйти на гору Тайшань и стать отшельником. Это был запрещённый прием, и он это знал. Никого из тех, кто возжелал уйти на Тайшань, нельзя было остановить или даже попытаться отговорить – таково было нерушимое правило при императорском дворе, чтимое на протяжении тысячелетий. Лицо императора скривилось, но он не посмел возразить и лишь испустил скорбный вздох. Потом поднял руку, поманил Цзышу к себе и протянул ладонь. Тот снял с груди подвеску с выгравированным на ней фонарем – символом Тяньчуан – и вложил в руку императора, отступил на шаг, снова опустился на колени и трижды коснулся пола лбом. Обряд был завершён. Отныне Цзышу был свободен от службы в Тяньчуан. Дорога показалась ему бесконечной. Так, должно быть, ощущался путь по мосту Найхэ – серая пелена земли под ногами, мёртвая стылость воздуха и безмолвие вокруг. Ему казалось, что в кронах деревьев не поют птицы и не шумит ветер в траве – всё будто замерло и застыло в своей холодной вечности. Цзышу потряс головой, прогоняя морок. Цвета вернулись – вокруг по-прежнему зеленела листва, где-то в вышине кричала сорока, и он понял, что безмолвие царило только в его собственном сердце. Цзышу уже не раз и не два задавался вопросом, может ли гора Тайшань исцелить его грехи? Или эти преступления слишком тяжелы, и даже все боги, спустившись на землю, не справятся с ними? Он криво усмехнулся. Какое дело богам до его грехов, какими бы мрачными и чудовищными они ни были? Когда-то от своего учителя Цзышу слышал легенду о великом мастере боевых искусств, жившем у подножия Тайшань. Он владел всеми известными миру техниками боя на мечах, изобрел несколько своих и даже, поговаривали, удостоился встречи с божеством горы, наделившем его великой силой и мудростью. Его так и называли – совершенный мастер с горы Тайшань. И, хотя с тех пор минули сотни лет, легенды о нём всё ещё жили среди людей. Цзышу коснулся рукой маски, прилипшей к его лицу, как вторая кожа. В насмешку ли над собой, или под влиянием странного порыва он решил назваться «мастером с горы Тайшань». Пусть ему никогда не достичь просветления и благости – он к ним и не стремился. Он хотел, чтобы мир забыл об имени «Чжоу Цзышу». Он хотел, чтобы кровь, лежавшую на этом имени, смыло время и новое прозвище. Может, это принесёт ему пусть не прощение, но хотя бы облегчение груза вины. Гора Тайшань оказалась не такой, какой он её представлял, читая толстые, покрытые пылью трактаты. В его воображении она представала могучей твердью с вершиной в облаках, местом, где царят благолепие и покой, где даже птицы не осмеливаются петь, дабы не нарушить эту священную тишину. Там на серых туманных тропах неслышно скользят тени отшельников, живших много лет назад, и лёгкое дуновение ветра раскачивает ветви кустарников в такт доносящимся ниоткуда сутрам. И даже луч солнца, сторонясь, огибает гору в час рассвета, лишь мельком озаряя её склоны, словно стыдясь собственной яркости. Поэтому сейчас Цзышу с немалым удивлением озирался вокруг, поднимаясь вверх по тропинке. Гора бурлила жизнью, полыхала всеми оттенками летних цветов, пьянила ароматами трав. Птицы пели так громко, что, казалось, оглушали сами себя, но странным образом в их разноголосом пенье ощущались гармония и такт. Под ногами прыгали кузнечики, по ветвям деревьев скользили яркими всполохами белки, а небо над головой было таким ослепительно-синим, какого Цзышу еще никогда в своей жизни не доводилось видеть. Он остановился ненадолго, еще раз не спеша огляделся по сторонам. Подошёл к обрывистому склону, посмотрел вниз – там бежала лента дороги и виднелись склоны пологих холмов. И Цзышу показалось, что там, внизу, он оставил всю свою прежнюю жизнь, забрав в новую только флягу с водой, тыкву-горлянку с вином да новое прозвище. С того дня его жизнь и вправду круто переменилась. Ему больше не нужно было извиваться, словно уж, в водовороте дворцовых интриг, бодрствовать ночами, ломая голову над хитроумными планами. Не надо было оттирать руки от крови и просыпаться среди ночи из-за кошмаров. Странным образом они больше его не мучили. Цзышу будто скинул с себя груз прожитых лет, словно и вправду стал совершенным мастером с горы, практикуясь с мечом и медитируя, загорая на солнце и смешивая лекарства из сухих трав. Он не знал, пригодятся ли они ему, но мысль, что в кои-то веки он делает что-то полезное, создает, а не разрушает, грела душу. Несколько раз Цзышу встречал крестьян, поднимавшихся по тропе, но при виде его они в испуге отступали и поспешно уходили прочь, бормоча: «Это великий мастер! Мастер с горы вернулся!» Цзышу не разубеждал их. В конце концов, это прозвище он выбрал себе сам. Дни текли неспешной чередой, пока однажды его покой не нарушил один наглый юнец. Его навыки боевых искусств были, как ни странно, весьма впечатляющими, и Цзышу заинтересовался пареньком, а когда услышал о больной сестре, решил, что боги наконец-то послали ему шанс хоть немного искупить свои грехи. Пусть он не великий лекарь, но кое-что смыслил и в лечебных настоях, а не только в ядах. К тому времени одиночество ему опостылело, поэтому Цзышу решил убить одним ударом двух зайцев и заодно взять себе ученика. Юноша подавал надежды, и Цзышу пришёл к выводу, что со временем из него получится неплохой мастер боевых искусств. Он и сам не заметил, как привязался к Вэнь Кэсину. Тот оказался смышлёным, забавным и схватывал всё на лету, с ним было приятно и поговорить, и разделить на двоих тишину. Еда внезапно стала казаться вкуснее, воздух – слаще. И в кои-то веки Цзышу страстно захотелось снять свою маску – не только ту, что надежно закрывала лицо. Но как это сделать, он не знал. С первого взгляда дело не казалось сложным – просто сбросить маскировку, как змея сбрасывает кожу, показать настоящего себя... Но что-то мешало, останавливало. С немалым удивлением Цзышу понял, что медлит в нерешительности. Его истинное «я» могло удивить и оттолкнуть того, к кому он так привык. Он не хотел терять Вэнь Кэсина. И лишь когда они возвращались обратно, вылечив Гу Сян, Цзышу наконец решился. Воды озера блестели в солнечных лучах, как грани изысканной яшмы в кольце Небесного императора. Но Чжоу Цзышу смотрел не на них. Смеющийся и счастливый Вэнь Кэсин был самым прекрасным зрелищем, которое он когда-либо видел. Он плескал в него водой, заливаясь хохотом, и в какой-то момент Цзышу понял, что больше не хочет ждать ни минуты. Он нырнул под воду, отплыл недалеко, ловкими движениями снимая с себя чужую личину. И, снова вынырнув на поверхность, внезапно ощутил, что видит мир вокруг словно впервые. Сияющие закатным пламенем волны озера вокруг; розовые крылья неба, расправленные над ними; белоснежные стаи птиц вдалеке; и Вэнь Кэсин, в глазах которого расцветало ослепительным светом неведомое Цзышу доселе чувство. Чувство, которое стесняло ему самому грудь, желая вырваться на волю. Он видел его во взгляде напротив и ощущал невидимую, но крепкую нить, которая протянулась между ними. *** Цзышу рассказал Вэнь Кэсину не всё и не сразу, но, постепенно открываясь, поведал и о Тяньчуан, и о службе императору, и о том, как принял решение покинуть дворец навсегда. Вэнь Кэсин слушал, не перебивая, и в конце спросил только: - Ты жалеешь? - О том, что ушёл, или о том, что был там? Кто знает, если бы не это, я бы мог не придти туда, где я сейчас. Путь был извилист и труден, но порой именно такие дороги ведут к тому месту, где нам суждено оказаться, – Цзышу посмотрел на Вэнь Кэсина, зная, что в его взгляде тот прочтет всё несказанное им. А тот крепко сжимал его ладонь и думал, что не напрасно искал совершенного мастера на горе Тайшань. Он не нашел здесь тысячелетнего мудреца с седой головой, способного исцелить любые хвори, знающего ответы на все вопросы. Но отыскал того, кого и не чаял встретить: друга, возлюбленного, родственную душу. Того, кто и был для него самим совершенством.