О котах и чувствах.

1982 год.

      Назар слышит, как открывается дверь, знает, кто пришёл в столь поздний час, потому что сам её ждёт несколько часов. Вытирает руки, идёт встречать и смотрит озадаченно, замечая, что девушка прижимает к груди маленький чёрный комок, который ёрзает, пытаясь высвободиться из цепкой хватки.       — Откуда? — спрашивает без злости или упрёка, ровно. Надежда улыбается слабо, шапку свою тёплую снимает, вытаскивая котёнка наружу. А он, бедный, трясётся от страха и по сторонам озирается, словно врагов ищет, не доверяет никому.       — Его чуть машина не сбила, — просто отвечает, стягивая с себя сапоги, шубку. Встаёт, глядя прямо в Назаровы глаза, мнётся, будто с силами собирается. — Давай оставим, а?       Габдуллин молчит, слова услышанные обдумывая. С одной стороны кот — уличный, блохастый, небось со всякими болячками, но с другой — Надьку обижать не хочет, любит же на голову бедовую. Переводит взгляд на котёнка, который до сих пор сидит на месте и смотрит прямо на него, на девушку, что глядит точно так же, просто более жалостливо, чуть ли не плачет. Ничего другого, кроме как сдаться, не выходит, потому просто кивает головой, после чего слышит, как она рассыпается в благодарностях, крепко обнимая.       Проводит нежно по макушке, путаясь в тёмной копне волос. Вспоминает, что Марьям также прижимается, и тоскливо на душе становится от осознания, что сестру уже много лет не видит, только весточки получает, когда везёт. Надька отдаляется и он не упускает возможности оставить поцелуй на вспотевшем лбу, а она улыбается довольно, глаза отводя, потому что любит, когда тонкие уста к коже прикасаются, теплом опаляя.       Девушка смотрит на котёнка, берёт его на руки, направляясь в ванную комнату. Открывает кран и поливает водой, аккуратно по шерсти проводя. А чёрный кот шипит и сопит, когда девушка кутает его в полотенце. Неспешными шагами возвращается к мужчине, что до сих пор стоял в прихожей, наблюдая за каждым действием.       — Держи, — суёт в руки быстро, не дав опомниться. Назар от неожиданности вздрагивает, но держит крепко, чтобы не уронить. Маленький дышит часто, слышит, как сердце маленькое стучит, оттого волнительно и страшно. Не то чтобы котят впервые держит, скорее потому что действительно крошечный, совсем как… — Пригодится, когда дети появятся.       Суть сказанного с первого раза не доходит, когда же доходит — глаза округляются и смотрят на лицо девичье молча. О них Габдуллин никак не думает, даже не смущает холостяцкая жизнь в свой-то двадцать один год, а тут такое. Надька вдруг губу нижнюю прикусывает, будто случайно всё сказано, отводит взгляд, тихое «прости» выдыхая.       Вновь на животное смотрит, у которого уже глаза слипаются от усталости. Действительно ведь как дитё малое, просто не плачет — мяукает, хвостом да ушами шевеля. Делает шаг навстречу к девушке… своей, встаёт впритык и просит тихо посмотреть на него, она прислушивается, ресницами хлопает, чтобы капли удержать.       — Я руки твоей просить хочу у отца, — сообщает, вырывая из уст Галкиной вздох удивлённый.       — А если… — сглатывает, глаза закрывая. — Благословления не получим, что тогда?       — В Казань обратно увезу, хочешь?       Девушка не отвечает и Габдуллин знает причину. Отец у неё строгий, а он не понаслышке знает, каково иметь такого родителя, потому что сам с таким рос, потому что тоже с горем пополам уговаривал отпустить в Казахстан — за Надей, и если бы не мать, он бы вряд ли здесь стоять мог. Но надежда ведь умирает последней, поэтому осмелев, предлагает. Если согласия не даст, конечно, настаивать не будет.       Молчание между тем слишком затягивается. Видит, как внутри борьба идёт, мечется по сторонам, руки в кулак сжимая. Успевает подумать, что всё-таки отказ будет, как вдруг целует робко, к груди прижимается, а после отстраняется, шёпотом говоря:       — Хочу.       Больше никакого ответа Назар не требует. Он бы и поцелуй рад счесть за согласие, но слова намного лучше работают.

***

      Уличный кот подрос, увереннее себя ведёт. Теперь он не озирается по сторонам, ища врагов; напротив, по-хозяйски забирается на диван, крадёт сочную колбасу прямо из рук, за это и нарекут «воришкой», чему кот, что чернее самой ночи, не протестует.       С его появлением Габдуллин встречает Надежду с работы не один. Воришка, как только слышит открывающуюся дверь, сразу бежит ей под ноги, трётся, а она его по головке гладит, на корточки садясь. В подобные моменты Назар не упускает возможности подшутить или, грубо говоря, приревновать возлюбленную к домашнему любимцу.       — Так он любит не только еду воровать, но и внимание? Да этот кот мастер на все…лапы!       Галкина на всё это тихо смеётся, встаёт с места, целует нежно, понимая, в чём дело, тоже не упускает возможности подтрунить, заведомо зная, что обижаться молодой человек точно не будет — любит же.       — Ты у нас больше него кот, причём ворчливый.       После на кухню идут вдвоём втроём, усаживаясь поудобнее. Животное всё время место себе не находит и бежит с одного края на другой до тех пор, пока миска с едой прямо в морду не уткнётся. Ест он неспеша, будто король, а у них традиция такая — дожидаться пока все доедят. Вот ждут, пока воришка всего и вся не закончит свою по-настоящему королевскую трапезу.       В один момент Надька вспоминает, что в доме нет ни одного совместного фото с этим зверем, потому настаивает на том, чтобы хоть раз щёлкнуть старым полоротом, как она выразилась, на память. Габдуллин мнётся и девушка знает почему: не фотогеничный, стеснительный, но она не сдаётся, говорит, что фотография будет не одна и не только с ним. Контраргументом стали слова «Зато родители увидят, какие мы ответственные, они не смогут нам отказать, потому что вместо воришки будут видеть маленьких карапузов. Скажут, раз с животиной справляемся — справимся и с детьми».       В конце концов он сдаётся, берёт кота на руки, встав перед объективом. Придерживает его, как младенца, заставляя передние лапы вытянуть. Улыбается, как может, пока девушка, умиляясь, всё никак не нажимает на злополучную кнопку, чтобы устройство издало звук, распечатав изображение. Наконец оно выходит наружу, предстаёт перед тёмными глазами, что оценивающе смотрят.       — Неплохо, — заключает после непродолжительного молчания, а девушка уверенно заявляет:       — Вышло замечательно! — вглядывается, смеётся тихо. — Вы с ним удивительно похожи, не замечаешь сходства?       Назар фыркает, глядя в тёмные глаза кота, которого до сих пор на руках держит.       — Я, в отличии от него, ничего не ворую.       Воришка в ответ демонстративно шипит и вырывается, мол, не хочу на нём сидеть. Мужчина передаёт его Галкиной, что уже чёлку поправляет, придерживает любимца за шею и грудь, пытаясь направить к камере, но животное не слушается, смотрит куда-то налево, то ли потому, что обижен, или потому, что разглядывать кресло намного интереснее, чем фотографироваться. Так распечаталась плёнка: сияющая от счастья девушка с улыбкой до ушей и хмурый кот, которому всё равно на абсолютно всё, кроме, конечно же, еды.       После следует ещё одна — уже совместная, где стоят молодые люди, обнимающие друг друга с небывалой нежностью, люди, что на коленях держат мохнатое существо, сделавшее их жизнь ещё более насыщенной, люди, которым за двадцать, но в глубине души они всё ещё студенты аграрного училища.       — Марьям тебя быстро задобрит, — говорит Назар без тени сомнения, глядя на воришку. — Она таких, как ты, порядочными делала, слышишь, бандит?       Надежда тихо смеётся, помня, насколько сильно он привязан к сестре, насколько сильно скучает. Помнит, как будучи студентом, старался вовремя со школы забирать семилетнюю девочку, пока родители на работе пахают целыми днями, помнит, как конфеты покупал, помнит, как домой спешил, даже с одногруппниками не попрощавшись, кричал: «Мне Марьям нужно накормить!», пока все на дискотеки идут.       Благодаря сестре сближаться и начали. Надежде вдруг внутренний голос подсказывать стал, что хорошему человеку помогать нужно — так в один из дней догоняет его, просит его познакомить с ней, заодно доклад вместе сделать, раз в паре они. Назару деваться некуда — соглашается. Тогда Галкина удивляется, насколько девочка сообразительна: уже давно считать умеет, писать потихоньку учится. Говорит, что семь ей, что Марьям зовут. Брат её потом разъяснит, что в честь первой женщины-этнографа так назвали. В тот день они не только доклад делали, но и картошку жарили вместе.       Приходить стала девушка чаще, а на третьем году обучения Назар признаётся в любви, впервые целуя и на дискотеку зовя. Сейчас же он тоскует, настолько сильно, что даже во сне её окликает. Надежде тоже хочется увидеть Габдуллину вновь: небось, большая уже, целых двенадцать лет исполняется пятого декабря. Совсем ей не семь, как раньше.       — Звонил? — спрашивает аккуратно, на что мужчина головой мотает. — Позвони, скучает ведь. Или, если не хочешь, напиши. На, — протягивает свежее фото. — заверни его в письмо. Пусть тоже будет на память.       Впрямь пора. Габдуллин никак не решается на весточку — боится, что не ответит, что обижена на него из-за решения уехать в Казахстан, но понимает — в молчанку играть долго не получится. Поэтому, набравшись смелости, берёт ручку, ровным почерком пишет:       «Здравствуй, Алтыным. Это моё первое и, надеюсь, не последнее письмо тебе. Решаю написать так поздно, потому что до сей поры боялся, что ты не простишь меня за то, что оставил тебя. Если так — прошу прощения на коленях, обещаю непременно вернуться, сколько бы преград между нами не было, сколько бы лет не прошло. Клянусь, что, вернувшись, больше никогда не оставлю, что обниму тебя настолько крепко, насколько смогу. Пусть это фото станет для тебя маленьким напоминанием обо мне, глядя на него, вспоминай, как тебя на руках держал в детстве и помни — я всегда с тобой, как и оно. С почтением, твой колын».

***

1983 год.

      — Как арестовали? — Надежда, не веря в услышанное, хватается за голову, озирается по сторонам в поисках кота, которого нигде не находит. — Этого быть не может. Понимаешь, Алия, не может!       Девушка, сидящая напротив, ничего не говорит, лишь жалостливо смотрит на подругу, что руками лицо закрывает, хныкая. Руками тёплыми костяшки перебирает, успокаивая, пока вторая никак не может успокоиться, рыдая навзрыд, да качая головой.       — Тебе нельзя переживать, Надюш. Сама же знаешь, — напоминает, и Галкина сразу за живот хватается, который уже виден. Становится больнее — сердце начинает разрываться от душевной боли. Как долго они хотели ребёнка, а теперь весь мир начинает рушиться перед глазами. Девушка вытирает горькие слёзы, ком, поперёк горла вставший, сглатывая.       — Зачем мне ребёнок, если его не будет рядом? Зачем мне всё… — шмыгает носом, слов не находит подходящих. — …всё это, если ребёнок будет расти без отца? Что я ему скажу, когда спросит о нём?!       Алия не знает, что ответить, поэтому ничего не говорит. Вдруг девушка встаёт, пока подруга смотрит на неё недоумевающе и настороженно, готовая в случае чего вскочить с места. Из-за большого живота она ходит слегка неуклюже, словно пингвин, но всё же доходит до полки, где стоит фото в рамочке. Берёт его дрожащими руками, проводит по улыбающемуся лицу Назара и вновь взор на подругу возвращает.       — Это год назад было, — шёпотом заявляет, пока сама губы до боли кусает. — Тогда у нас воришка только появился, заявила ему, что на нём будет учиться, как детей правильно держать, что «спасибо» скажет мне ещё. Еле-еле уговорила его на фото, на память сказала будет. Родители сказала если увидят, убедятся в том, что мы ответственные. — солёные капли падают на стекло. Прямо на их счастливые лица, улыбку.       Его улыбку, которую Надежда Габдуллина вряд ли увидит. Лишь глядя на фотоплёнку, будет вспоминать о счастливых днях, ведь делали они её на память.       В память о коте и чувствах.