Неисповедимый

      Густав часто рассказывал юной дочери сказки, но чаще всего она просила поведать об Ангеле музыки.       Как любящая дочь, беспрекословно верящая отцу, она исправно ходила в церковь, выступала в хоре и молилась, в надежде встретить Ангела, который так и не явился старшему Даае.       Даже в восемнадцать лет, когда она потеряла единственного родного человека, стремление к жизни и свои яркие краски, она продолжала молиться. Кристина верила, молилась и плакала за её отца на небесах.       Однажды в небольшой часовне при театре она услышала неземной голос.       «Я - Ангел музыки, которого тебе послал твой отец, Кристина. Я твой друг»       И она поверила. Она внимала его светлым речам, дарующим катарсис даже в самые темные времена. Этот Ангел давал ей уроки, вернул страсть, смысл жизни и подарил голос. Его нежный тенор заставлял Кристину трепетать, забывая обо всем.       Единственное, что требовалось от юной девушки - это беспрекословно следовать наставлениям и отдаться в руки искусства. Сердце должно быть поглощено только его голосом и неземной музыкой, которая его талантом придавала даже самым нелепым или пошлым произведениям воистину святой отклик.       Увидев издали старого друга, Кристина была счастлива. Она вспоминала их вечера вместе, как Рауль спас её шарф и как отец рассказывал им двоим разнообразные северные истории под игру на скрипке, сказку про Ангела музыки в том числе. Однако главный герой этих историй был не в восторге.       «Если вы когда-нибудь полюбите, если ваше сердце будет занято чем-нибудь, кроме меня и моей музыки, я уйду.»       Кристина уверяла, что виконт — всего лишь друг, с которым они многое пережили, но Ангел говорил так жалобно, что сердце невольно сжалось. Девушка не хотела причинять ему боль, поэтому далекий силуэт Рауля, который заметил её не сразу, вызывал панику.       Ангел воспринял это неправильно и исчез. Кристина кричала, плакала, молила не уходить. И он вернулся. Повинуясь её воле, Ангел музыки не смог уйти. Продолжил давать ей уроки, но заметно погрустневший.       Его стараниями Кристина исполнила арию Маргариты с жемчугом на прощальном вечере директоров, которые стремились поскорее передать свои полномочия людям, которые из музыки знали только имя первой примадонны.       «Ангелы плакали сегодня, моя дорогая»       Эти слова заставляли ее проливать святые слезы, зная, он доволен. Кристина молилась, а он слушал. Иногда не отвечал, но она знала, что её Ангел всегда рядом.       Кристина поведала ему, что собирается поехать на могилу к отцу и что Рауль будет с ней. Не в целях обидеть, разозлить или подразнить, в её сердце не было помыслов лгать ему. Она рассказала об этом искренне и поделилась желанием услышать его там, на могиле отца.       Слезы скорби разверзали ночную тишину, сиротке было холодно и очень больно. Но услышав знакомую мелодию, она не смогла сдержать восхищения. «Воскрешение Лазаря» — отец часто играл его во время заполняющей его душу горести или в тяжелые моменты, которые не готов был разделить со светлой дочерью. И хотя эти незабываемые звуки лились не с неба, легко было поверить в их божественное происхождение. Ни скрипки, ни смычка, ни даже скрипача не было видно. Кристина тянулась навстречу небесным звукам, но наткнулась на одинокое черное перо.       Когда ставили «Фауста», ей не посчастливилось исполнять главную роль, как того хотел её загадочный учитель. Но произошло страшное, испанское сопрано выпустила из горла жабу, а люстра, освещающая зал, обрушилась на гостей. Страшные крики, яростные вопли, давящая суматоха и паника сводили Кристину с ума. Она искала Голос, искала глазами и хотела броситься под осколки, но ноги сами привели её в гримерную.       Девушка кричала, ей было страшно. Бледная, молящаяся, обезумевшая от произошедших ужасов она взывала к Ангелу. Внезапно послышалось чудесное нескончаемое стенание.       Плачь скрипки отца, поднимающий веки Лазарь, снова увидевший свет. — Я есмь воскресение и жизнь: верующий в Меня, если и умрет, оживет. И всякий живущий и верующий в Меня не умрет вовек. Иди! Иди и веруй в меня!       Кристина шла навстречу святой мелодии. Оказавшись внезапно в темном коридоре, она в панике закричала. Скрипка смолкла, она почувствовала, как оказалась в руках самой смерти. Безжалостной, тонкой и страшной. Холодные руки держали крепко, тонкие паучьи пальцы не позволили пытавшейся вырваться девушке упасть.       От страха она потеряла сознание, не в силах справляться с ощущением смерти под собой. Очнулась в самом обычном доме, в панике оглядываясь. Вокруг стояли самые разнообразные цветы, которым было суждено увянуть через пару дней. Напротив стоял мужчина, скрестив руки. Черная маска, черный дорогой костюм и длинный плащ, который не мог скрыть его ужасающей худобы. Выглядывающие из-под маски золотые глаза улыбнулись, Кристина услышала родной голос. — Вам ничего не угрожает, Кристина.       Она поднесла руки к лицу, желая снять маску. Мужчина резко отошел, выглядывающие за тканью глаза сузились в страхе. — Вам ничего не угрожает до тех пор, пока вы не тронете маску! — он взял её за запястья и усадил на диван, а сам разместился у ее ног. Кристина начала плакать, никакого ангела не было. Это обычный мужчина, который сидел перед ней и молился, сомкнув их ладони вместе. — Как мне к вам обращаться? — Просто Эрик.       Он все не снимал своего плаща, создавалось впечатление, что он так пытается согреться: вечно одергивает поплотнее, закрывается от всех не только в подвалах, даже в собственном доме ему некомфортно.       Кристина не решалась спросить, чувство смущения одолевало каждый раз, когда он говорил. Но странная, душащая энергия продолжала исходить из него даже во время игры. Когда его костлявые пальцы перебирали струны арфы, она не могла находиться в разумном состоянии. Романс Дездемоны в его исполнении дурманил рассудок, заставлял невольно краснеть и бледнеть одновременно. Неспособная продолжать сохранять ясность сознания, Кристина уснула.       На следующий день она боязливо оглядывалась в пустой комнате. Хотя Эрик не проявил себя, как бесчестного человека, предприимчивая шведка, выросшая с отцом на улице, припрятала пару ножниц.       За завтраком он не ел и не пил, а на вопросы о своем имени поведал, что выбрал его случайно. Ни семьи, ни друзей, одна лишь музыка и Кристина. Дом был очень жуткий, все в темных тонах и вычурных узорах, а стоящий в спальне маэстро гроб вверг девушку в ужас. Стены были занавешены черным, но вместо белых прорезей, которые обычны для похоронных портьер, на них было огромное количество музыкальных нот из заупокойной мессы Dies Irae.       «Торжествующий Дон Жуан» — опера, которую он писал уже двадцать лет. Кристина хотела его услышать, но Эрик наотрез отказался играть, не для нежной души его ученицы это произведение. Яростный голос презрительно предложил исполнять оперную музыку и начал играть дуэт из «Отелло», который вел их навстречу несчастью. Она пела Дездемону с подлинным отчаянием и страхом, какого никогда не испытывала раньше.       Кристина подошла ближе к самому Отелло, плененная и очарованная, соблазненная идеей сгореть в огне его страсти. Но прежде чем умереть, она должна была увидеть его лицо.       Непередаваемый ужас пронзил комнату истошным воплем, даже неясно, чей именно это был голос. Эрик был словно гром во время яростной грозы, его лицо смерти передавало невыносимую боль и разочарование. Он кричал какие-то безумные вещи, царапал ее ногтями свою холодную бледную плоть, проклинал ее и говорил, что никогда не отпустит, а потом скорчился на полу и зарыдал у ее ног. Мужчина затих и уполз в комнату, оставив на полу маску. И пару черных перьев, которые Кристина осмотрела, с ужасом вспоминая ночь на кладбище, где такое же длинное иссиня черное перо лежало на ступенях храма.       Неожиданно раздался невыносимый аккорд. «Дон Жуан» разносился по всему дому, перед глазами проносились кровавые ноты, а в памяти все еще вспыхивал Эрик, несчастный и ужасающий, с отчаянно бьющейся головой о мрачные стены Ада и избегающий взгляды людей.       Кристина присутствовала при рождении величавых аккордов, обожествляющих Страдание, но потом звуки, поднявшись из бездны, взмыли грозно на недосягаемую высоту, их взметнувшаяся стая бросала вызов небесам — так орел устремляется навстречу солнцу; торжественная симфония, казалось, озарила мир: творение наконец завершено. Уродство, воспарив на крыльях Любви, осмелилось взглянуть в лицо Красоте!       Услышав вошедшую Кристину, Эрик перестал играть и встал из-за органа, все еще не решавшийся повернуться. — Нужно было объяснить, маэстро… — Ты же приближена к церкви, должна понимать, что ангелы не показываются людям. — Но почему? Ангелы…приносят счастье и любовь…неужели только из-за… — Это в новых заветах. Настоящие ангелы - страшны и безумны, Кристина. Их лики сводят людей с ума и приносят лишь страдания, даже господь являлся лишь ночью и нес с собой мглу, чтобы его народ не погиб. Зачем ты это сделала, глупая девчонка? Обезуметь захотела? Кануть в небытие, как и тот простофиля на колосниках? Я предупреждал тебя, Кристина, отчего ты решила пронзить мое сердце мечом предательства? О Ева, ты глупа и невежественна, почему ты нарушила запрет небесный? — Я…прости меня, Ангел музыки! Я усомнилась в тебе, мой дух ослаб и я хотела взглянуть на того, кого полюбила! — Кристина упала на колени и заплакала, держа над головой его маску. Эрик осторожно развернулся, глядя на страдающую ученицу и упал рядом, возвращая маску на место. Он сидел и плакал вместе с ней, плакал от разочарования и ненависти к себе.       Две недели они учили оперную музыку, готовясь к предстоящей «Иудейке». Кристина узнавала его все больше, этот несчастный прожил довольно сложную и страшную жизнь, спрятавшись в подвалах театра. Лишь немногие могли смотреть в его лицо, но именно они подарили миру немного красоты: Моцарт, Жорж Бизе, Бетховен, Паганини и другие таланты, к которым приходил Эрик. Ангел не понимал норм морали, на смерть Жозефа Буке он только пожал плечами, бросив что-то вроде «Он увидел лицо ангела и не смог этого вынести». Так он относился к жизни в целом, ибо знал, что идет после неё: зачем страшиться вечности, если знаешь, что будет дальше.       Рассудок также терял и Рауль, который слышал его на кладбище и в гримерной Кристины. Он безумно доказывал, что её Ангел музыки - шарлатан и мошенник, пользующийся доверием маленькой глупенькой Лотти, которая принимала за чистую монету россказни папаши Даае раньше и откровенную ложь бесстыдника, зовущего себя Эриком, уже сейчас. Но она знала, что это не ложь, находя все больше перьев, которые она держала под подушкой.       Явившийся на бал-маскарад в костюме Красной смерти Эрик собирал вокруг себя восторженную толпу. Единственный раз, когда он мог выйти в свет без маски. Его натянутый кожей череп называли хорошей имитацией, которую он все норовил припрятать под огромной шляпой и красный саван.       Кое-кто решил пренебречь золотым восклицанием на королевском плаще «Не касайтесь меня, ибо я - Красная смерть!» и попытался дотронуться до него. Тонкая рука, высунувшаяся из пурпурного рукава, вцепилась в запястье неосторожного шутника, и тот, почувствовав мертвую хватку скелета, неистовое объятие Смерти, которая, казалось, вовсе не собиралась его отпускать, закричал от боли и ужаса. Но вот Красная смерть вернула ему наконец свободу, и он, как безумный, бросился бежать под градом сыпавшихся со всех сторон насмешек.       Кристина уводила Рауля далеко, чтобы он так же не сгорел под праведным огнем, что испепелил не одну жизнь. Глупец пытался расквитаться с Ангелом, не веря, что это его погубит. Юнец, обезумевший от любви, не желал отступать, он метался между величаво ступающей по пятам Красной смертью и любимой девушкой, которая вела его подальше.       Эрик все сильнее увядал, видя, как Кристине плохо около него. Он подарил ей тоненькое обручальное кольцо, которое придавало ей сил и снимало все тяготы. Оно гарантировало безопасность ей и всем, с кем она общается.       Но под Лирой Аполлона она обронила кольцо, пообещав сбежать с Раулем немедленно, даже зная, что хочет остаться. Кристина рассказала про Эрика, про его наводящую ужас оперу и еще более страшный лик. Когда Рауль её поцеловал и когда укатилось колечко, пропажу которого заметила не сразу, она услышала жалобный вопль. Она настояла на том, чтобы сделать чудовищу последний подарок, спеть для него последний раз.       Обнаружив исчезновение святого золота, она вернулась на крышу, перепуганная и бледная. Кристина копалась в снегу, смотрела по краям крыши и под остальными статуями, куда оно могло закатиться.       Она кричала, молила о прощении и плакала, билась о холодные своды консерватория. Наткнувшись на тонкое перо, она прижала его к груди и начала молиться, тихо просить прощения и шептать «ты не должен был этого слышать».       На следующий день Кристина выступала, как и обещала. Это была уже не Маргарита, на сцене стояла дева Мария: святая, невинная и светлая. Она боялась за её Ангела, которого предала и боялась за Рауля, который мог погибнуть от яростной небесной кары.       Она пела, вкладывая всю душу, пытаясь превзойти все, что она сделала до сих пор, и ей это удалось.       Когда в последнем акте она стала взывать к ангелам и вознеслась над землей, ее порыв увлек за собой трепещущий зал весь целиком, и каждому тогда почудилось, что у него выросли крылья.       «Душу я, ангелы, мою, святые, вам, вам я отдаю, Меня вы вашей силою спасете!»       Раскинув руки, объятая пламенем вдохновения, с разметавшимися по обнаженным плечам великолепными волосами, Кристина бросала божественный клич:        «И душу мою примите в свои небесные селенья!»       Внезапно в зале погас свет. Слышно было только трепыхание перьев, но все так были впечатлены выступлением новой первой примы, что решили, будто это их крылья шумели за спинами.       Кристина очнулась только у себя в комнате, она слышала, как страдает Эрик. Он кричал, плакал, будто рычал, проявляя свой громовой возглас. — Вы проснулись, Кристина… маленькая глупенькая лгунья, отчего ты так ненавидишь бедного несчастного Эрика? — Он упал перед вышедшей в коридор девушкой на колени, едва касаясь ткани её платья. — Мой ангел, я не могу вас ненавидеть. Простите меня, вы не должны были слышать тех слов…на крыше…я не хотела…— Эрик подскочил, за черной маской не было видно его искаженного ненавистью и презрением лица. — Ах не хотели! Тогда чего вы хотели? Моя лживая Далила, прыткая змея, искусившая Еву! Чего ты хотела?! — Я…хотела напугать Рауля, чтобы он уехал незамедлительно… — Кристина достала из рукава найденное вчерашнее перо и прошла в спальню. Эрик следовал за ней, завороженный её пугающим спокойствием. Нежные ручки вытащили из-под подушки копну длинных перьев и приложили к сердцу. — Мой Ангел, простите меня, я потеряла кольцо…       Она упала на пол и заплакала, держа над головой последнее доказательство ее любви. Эрик побледнел и стал перед ней на колено. — Вы про это кольцо? — Он покрутил его перед лицом и улыбнулся, насколько можно было определить по сияющим глазам. — Любопытное дело, я отдал его вам в знак моей любви, оно гарантировало вам возможность разгуливать везде и со всеми. Отчего вы так безжалостно обошлись со своим Ангелом?       Внезапно послышался крик за стеной в комнате Кристины. Это была зеркальная камера, бесконечная и такая же ужасающая, как и её автор. Рауль кричал, искал юную приму и бился о стены. — Оставим его, Кристина. Ему не помочь уже, — он хотел подать ей руку, которую девушка сразу оттолкнула, — если вам так противен Эрик, я уйду. — Стой! Ангел мой, не уходи! — Эрик не слушал, он закрыл за собой дверь и исчез. Кристина пыталась помочь Раулю, но не знала, как. Запертая в своей комнате, она стала молиться.       Судорожный плач разносился по комнате, но Рауль её не слышал, как и она его. Она нервно перебирала каждое перышко, расправляя опахало. Билась головой о пол, взывала к небесам и едва ощутимо погружала пальцы в пух около стержня.       Через девять часов Эрик вернулся и отпер дверь, но не вошел. Обессиленная Кристина приползла к двери и попыталась дернуть ручку, неспособная подняться. Она потеряла сознание на пороге.       Проснулась она только через несколько часов от того, что ей протирают лоб. Кристина лежала на диване и смотрела на Эрика, который стоял перед ней на коленях с мокрой салфеткой. Она попыталась встать, но костлявые руки жестом попросили остаться. — Не вставай, моя дорогая. Глупенькая, несчастная…что же ты пыталась сделать? Зачем это? — Он еще раз протер синяк на лбу и отложил холодную ткань в чашу. Трясущимися руками Эрик предложил не до конца проснувшейся девушке горячий чай, приятный запах окутал её и вызвал усталую улыбку. — Я молилась, мой Ангел. Эрик, ты можешь мне не верить, но я правда не собиралась уезжать. Мое сердце отдано только музыке. — Кристина… Я - и есть музыка. — Он притих, нервно крутя головой. За маской было непонятно, о чем он думает и какая у него эмоция. Кристина положила руку ему на плечо и улыбнулась. — Вы - мой Ангел музыки, Эрик. Я благодарю отца за вас, за ваши уроки. Но я вижу, какой вы несчастный и какой вы опасный в гневе, — золотые глаза сузились, тоненький голосок поспешил закончить мысль, — поэтому я хотела огородить невинных. Ты не знаешь ценности человеческой жизни… — в этот момент она пропустила несколько его тонких черных волос с челки, спадающей на маску. Эрик сильнее закрутил головой и уткнулся в пол. Чуть погодя, его жалобный голос начал тихо и очень медленно, будто ему физически больно, молвить, подбирая слова. — Понимаешь, Кристина… ангелы не могут…любить. У них нет воли, нет человечности и морали. Для меня отнять человеческую жизнь ничего не стоит, ибо я знаю, куда отправится каждый презренный. Но ты…прости меня, Кристина…       Она спустилась к нему на пол и обняла, чувствуя под рукой… — Можно? — Кристина потянулась к плащу, который со стороны выглядел, как обычный плащ, окутывающий очень худую, костлявую фигуру живой смерти, однако что-то казалось неправильным. Эрик отполз назад, захныкал и обреченно кивнул. Он сам снял черную ткань, сложив её у груди.       Кристина ахнула, восторженно разглядывая два больших крыла, которые растянулись по комнате. Потрепанные, с проплешинами, но такие манящие, кажущиеся невозможными. Некоторые перья были помяты, изогнуты и поломаны, но Эрик, даже через маску было видно, с наслаждением выдохнул и улыбнулся. Он потянулся сначала к одному крылу, разминая первый изгиб, потом к другому.       Девушка заплакала, представляя, насколько тяжело и больно было держать их вот так, в одном сложенном положении, и постепенно терять свою частичку божественного. Кристина потянулась к его маске и медленно, глядя в его глаза, сняла ткань.       Эрик казался почти обнаженным без маски и плаща, он следил за реакцией ученицы, которая не испугалась. Она рассматривала его, задержав дыхание. Сейчас оно не пугало, сердце отбивало торопливый ритм, пытаясь вырваться из груди.       Лицо живой и беспощадной смерти, которая прожила не один век, но впервые познала чувство любви, смотрело на Кристину. Эрик заплакал, неспособный выдержать и секунды её молчания. — Мой ангел музыки… — она поцеловала его лоб и спрятала плачущий череп в своем плече. Эрик укутал её в своих потрепанных крыльях, гладя золотые кудри, на которые из-под проступающих перьев падал свет, придавая им оттенок, подобный цвету его глаз. Спина его дрожала, Ангел плакал. — Так бы не отпускал тебя, Кристина… пообещай мне, моя дорогая… — он уткнулся ей в лоб своим, Кристина подняла свои голубые глаза на него. — Все что угодно, мой Ангел. — Пообещай, Кристина…что не станешь такой, как я. — Что? — Эрик поцеловал её в лоб и печально улыбнулся. По его щекам текли слезы, а крылья начали терять перья. — Я люблю тебя, Кристина. — Он упал на осыпавшиеся перья и превратился в золотую, как волосы Кристины сейчас, пыль. — Эрик! Нет, Эрик! — Она начала перебирать перья и пропускать пыль между пальцами, не в силах справиться с подступившей истерикой. Кристина кричала, молила и плакала, она подбирала под себя его перья и обнимала, пытаясь вернуть его.       Внезапно она почувствовала странное тепло за спиной. Решив, что она стала жертвой очередной иллюзии маэстро, она обернулась, но никого не увидела.       Кристина металась по дому, открывала все двери, встречающиеся на пути, но никого не нашла. На глаза упал маленький ключик, который, она предположила, подходил к той комнатке, где сидел Рауль.       Она его освободила, ужаснувшись его безумному состоянию: он метался от зеркала к зеркалу и бормотал её имя. Кристина помогла виконту дойти до своей кровати и уложила, принесла стакан воды и напоила дрожащими от истерики руками.       Она вспомнила, что отражение её было странное, не соответствующее наряду Маргариты. Вернувшись в «бесконечный лабиринт», она испуганно вздохнула.       В отражении она видела два аккуратных белых крыла и золотые, не такие, как раньше, волосы.        Кристина в отчаянии закричала и упала на колени.       «Еще увидимся, мой Ангел музыки»       Услышав родной голос, девушка продолжила молиться, прижимая к сердцу оставшиеся черные перья.