Как врачи института скорой помощи имени Н. В. Склифосовского в снежки играли

      —Брагин, ну ты выходишь? —Марина, переминаясь с ноги на ногу, стояла у входа в Склиф, одной рукой держа пятилетнюю Катю, а другой — мобильный телефон, связывающий ее с супругом, который должен был выйти из больницы еще минут 15 назад. —Тут холодно вообще-то. В следующий раз вообще за тобой заезжать не буду — метро до часа ночи работает. Как стереотипная барышня собираешься.       —Да я-то что, я Куликова ждал, —голос Олега звучал на удивление бодро, хотя у него только что закончилось ночное дежурство, после которого он, по всем законам, должен быть не активнее сонной мухи. —Но я уже обуваюсь, честно.       —У тебя три минуты, —пальцы Нарочинской покраснели и двигались с каждой минутой все хуже, поэтому все претензии к Брагину были вполне оправданы.       Катя, устав стоять на одном месте, осторожно вытащила свою маленькую ручку из крепкой маминой и отошла на несколько шагов — двор Склифа напоминал один большой сугроб, что не могло не привлекать пятилетку. Осторожно взяв горстку снега, девочка с силой сжала ее между ладошек, проверяя «на качество». Проверку снег прошел — не рассыпался, как бывает при сильном морозе, а склеился в шарик, забавно прилипающий к шерстяным варежкам. Годится, можно лепить. […]       —Нинок, ну я пошел, давай, —Олег склонился над стойкой регистрации с ручкой в руке, пытаясь найти свою фамилию в журнале. —До завтра.       —Давааай, Михалыч, —Дубровская сидела, подпирая голову ладонями, и смотрела словно сквозь хирурга. —До завтра.        —Ты чего такая? —Олег на несколько секунд замер и уставился на подругу, пытаясь подобрать ее состоянию подходящую характеристику, —Че случилось?       —Да черт его знает. Вроде ничего, —женщина поджала губы и слегка наклонила голову, прищуриваясь, —Но настроение дерьмо. Бури, видимо. Магнитные.       —Ну магнитные бури — это серьееезно… —хирург растягивал слова, задумчиво хмурясь, —Может поехали к нам?       —Ой не, меня дома Володя ждёт. С Неклюдовым вместе.       —Ну вы прям шведская семья…       —Типун тебе на язык, Михалыч, —Нина грустно рассмеялась, а затем указала пальцем на выход, —Там Нарочинская скоро инеем покроется. Иди, а.       —Ну смотри, нужен будет третий — я всегда готов.       Брагин, по-доброму рассмеявшись, за три шага добрался до выхода и открыл дверь. Воздух пах настоящим предновогодним морозом — 15 декабря, до праздников рукой подать.       —Ну наконец-то, я думала, ты там уже оперировать пошел, —Марина слегка поднялась на носочки и коротко поцеловала супруга. Щеки ее от мороза налились краской, как у Марфушки из «Морозко», и она, на несколько секунд уткнувшись носом в теплую грудь мужчины, размеренно дышала, немного согреваясь.       —Да Куликов опаздывал как всегда, пришлось дождаться, —Олег расплылся в улыбке и стряхнул ладонью снег с шапки Нарочинской. —Ой, это че такое?       Несильный удар в спину заставил его оторваться от жены и обернуться, пытаясь найти источник странного прикосновения. Видимо, после четырех операций подряд реакция оставляла желать лучшего — не успел он сфокусировать взгляд и осмотреться, как в грудь ему прилетел еще один удар. Олег посмотрел вниз — на пуховике отпечатался снежный след. Из-за соседнего сугроба послышался знакомый смех.       —Я тебя нашееел… —Мужчина сделал несколько шагов и легонько щелкнул пальцем по торчащему из-за снежного укрытия ярко-розовому помпону дочкиной шапки. —Ну-ка иди сюда.       Катя, снова рассмеявшись, дернула отца за рукав красного пуховика; Олег, не ожидавший такого решительного наступления, равновесия не удержал и приземлился филейной частью прямо в снежную гору.       —Брагин, теряешь хватку, —Марина, все это время стоящая на одном месте, залилась смехом. —Тебя уже родная дочь с ног сбивает.       Смех женщины продлился недолго — секунд десять. Примерно столько времени нужно взрослому человеку, чтобы слепить среднего размера снежок и запустить его в стоящую неподалеку благоверную.       —Теряешь хватку, Брагина.       Нейрохирург, до этого наблюдавшая за битвой сильнейших со стороны, быстро подошла к облюбованному остальной частью семьи сугробу и уперлась ладонью в плечо лежащего мужчины, не позволяя ему встать.       —Катюш, слепи-ка мне снежок.       Возможно, Катя не самый послушный в мире ребенок, но спорить с мамой в такой ситуации — почти грех, поэтому девочка молча слепила два снежных шарика — один Марине, другой — себе.       —Так-так-так, девочки, —улыбающийся Брагин выставил перед собой ладони, —Вы же знаете, что лежачего не бьют?       —А мы и не бьем, —Нарочинская вмазала очередным снежком в плечо Олегу, —Мы вообще к тебе со всей любовью.       Громкое оханье Брагина заставило Марину на несколько секунд потерять бдительность — может, правда сильно прилетело? Но один рывок его руки — и она лежит на Олеге без возможности пошевелиться и совершенно не может решить: забросать его снегом по самые уши за такую вольность или помиловать?       Подумав несколько секунд, делает единственный правильный выбор — осторожно целует, щекоча лоб выбивающейся из-под шапки мягкой прядью, а после, немного приподняв голову, тихо смеется.       В целом, на этом все могло бы и закончиться, и все бы встали на ноги и мирно поехали домой греться и пить чай. Но в руке у Кати тяжелым грузом лежал неизрасходованный в коротком бою снежок, и по какому-то невероятному стечению обстоятельств именно в этот момент доктор Лазарев решил покинуть стены родного Склифа. Прицел. Бросок. Попала.       —Аййй, Кать! —Костя сразу заметил девочку, но она, справедливости ради, и не пряталась — вышла из укрытия и залезла на соседний сугроб. —Холодно же, ты чего?       —А ты чей-та нежный такой, Константин Германович? —Олег, не вставая с кучи снега и не отпуская от себя Нарочинскую (которая в целом и не сопротивлялась), слепил свободной рукой снежок и повторил действие дочери. Прицел. Бросок. Попал.       —Олег Михалыч, ну ты че, —хирург стряхнул с себя снег и всем видом стремился показать, что все эти зимние забавы — вообще не его конек. —Ну тебе сколько лет-то?       —Ну это ты пенсионэр, —Брагин снова набрал снег в руку и начал целиться, —А я — молодой мужчина в самом рассвете сил. Прицел. Бросок. …       —Эээй! —Александра Алексеевна, так не вовремя вышедшая на улицу вслед за супругом, сама того не желая приняла весь удар на себя. —Вы тут чем занимаетесь, а?       —Брагин! —Голос Кости звучал так, словно прямо сейчас он вызывает коллегу на снежную дуэль. Была б у него белая перчатка — кинул бы ему в лицо.       Тут уже Олегу пришлось выпустить суженую свою из крепких морозных объятий, встать на ноги и сделать несколько шагов назад — в самую толщу будущих боеприпасов снега, слегка хрустящего под ногами и блестящего в свете утреннего солнца.       —Сейчас я тебе покажу, Олег Михалыч, как настоящие мужчины снежки лепят, —Лазарев очевидно пытался не смеяться и говорить самым серьезным своим голосом. Получалось на троечку.       Через пять минут Саша и Марина, как истинные жены декабристов, стояли в сугробах по колено. Катя, счастью которой, кажется, не было предела, на своем снежном заводе выполняла «пятилетку за четыре года», лепя для отца по три снежка в минуту. «Дядя Костя», снежки которому никто не лепил, сдаваться так быстро не планировал, поэтому старался брать неуязвимостью, постоянно то присаживаясь, то снова вставая и перебегая на новое место.       На порожках Склифа снова замаячила знакомая фигура. Брагин, на секунду оторвавшийся от сражения, махнул рукой.       —Куликооов, —фигура, стоящая у входа с сигареткой в руке, повернулась лицом к соревнующимся, —Иди сюда, тут наших бьют!       —Ну куда я, —Сергей Анатольевич рассмеялся и свободной рукой показал на свою обувь, —Я ж не в уличном.       —У тебя друг в беде, а ты все куришь, —Олег убрал с лица упавшие на него за последние секунды снежинки, —Давай, переобувайся и дуй сюда.       —Да холодно!       —Друг в беде!       —Холодно, Брагин!       —Ты когда в следующий раз к нам «на коврик» проситься придешь — я тебе дверь не открою.       Доктор Куликов, чертыхаясь, потушил недокуренную сигарету об мусорный бак и вернулся в здание больницы. Через пять минут снова вышел. В куртке, ботинках и шапке. С помпоном.       —А вот это нечестно, —Лазарев поднял руки, —Это вы, получается, втроем на одного. Саааааш, а иди-ка сюда.       —Ой неее, —Покровская сделала шаг назад и рассмеялась, —Я лучше тут постою.       —Давай-давай, —Костя улыбался как Чешир и махал рукой, попутно поправляя съехавшую шапку. —Честь семьи на кону, давай!       Александра закатила глаза, но к мужу все же подошла.       —У тебя вон какие перчатки хорошие, —Константин взял жену за руку, —Самое то, лепи.       —Кого?       —Снежки, кого ж еще.       —Ну мы вас все равно сделаем-с, —Куликов приподнял брови и расправил широкие плечи.       —Будете выделываться раньше времени, —Лазарев внезапно стал говорить тише, —Мы в нашу команду Фаину Игоревну позовем-с.       Брагин бросил взгляд на румяную супругу — не хочешь, мол, к нам? Нарочинская широко улыбнулась и отрицательно помотала головой.       —Я пока на нейтральной части постою. А то кто вам в случае чего вывихи вправлять будет? […]       —Куликооов, —на этот раз на лестницу вышла уже Дубровская, —Ты куда подевался? Ты в журнале расписаться не хочешь, друг мой?       —Нин, у нас тут дело важное, —Сергей Анатольевич, уже лежа в снегу, поднял правую руку, подавая сигнал о своем местоположении.       —Нинок, иди к нам, —Брагин впервые за полчаса вылез из сугроба, чтобы подойти к подруге, —Все равно пациентов нет, тфьу-тьфу-тьфу.       —Вот ты докаркаешься, Михалыч, —Администратор рассмеялась, —Но вообще там Фаина рвет и мечет.       —Ничего, мы ей скажем, что ты нам первую помощь оказывала. Давай, одевайся и выходи, тебе полезно свежим воздухом дышать, законсервировалась уже на своем посту. […]       В командах снежных борцов произошла рокировка — Куликов для уравновешивания сил примкнул не к Брагиным, а к Лазареву, почти кровно предав друга. Саша уступила ему свой почетный пост и вернулась к Нине и Марине, со стороны продолжая наблюдать за вакханалией.       —Вы мне там ребенка не убейте только, — предупреждение Марина крикнула скорее для галочки: Брагин, как самый ответственный в мире отец, в процессе бойни каждые десять минут садился на корточки, чтобы поправить дочери шапку и проверить температуру носа и щек. Пока вроде теплые.       В какой-то момент произошел перелом хода сражения — Куликов с Лазаревым настолько приловчились и оптимизировали процесс, что Брагин едва успевал уворачиваться. Это Катьке хорошо — она за сугроб заходит и никто ее не видит. Удобно, конечно, когда у тебя рост 106 сантиметров. Ну плюс помпон.       —Михалыч давааай! —Нина внезапно переквалифицировалась в полноценную группу поддержки.       Марина, несколько минут подряд наблюдающая за падающим в снег мужем, решилась на практически для нее невозможное. Осторожно пробравшись к мужу и дочери, женщина взяла в ладони горстку снега и сжала в руках. Прицел. Бросок. Попала!       Куликов на секунду замер, а Брагин, щеки и нос которого горели алой краской, залился смехом победителя. Снежок его меткой супруги отпечатался ровно на лбу у Константина Германовича.       —Вот что значит «нейрохирургическая точность», Лазарев, —Олег притянул Нарочинскую к себе за руку и мягко поцеловал, слегка царапая щеки колючей щетиной.       Очередной Куликовский снежок прилетел в спину Брагина, заставив последнего повернуться и кинуть в друга оставшийся в руке снежный мячик.       То ли тридцать минут беспрерывной игры сыграли с координацией Олега Михалыча злую шутку, то ли это действительно была судьба, но снежок в место назначения не попал и полетел дальше.       А потом все же попал.       Вся компания, замерев с недолепленным снегом в руках, повернулась к расчищенному тротуару, посреди которого стояла Ирина Алексеева Павлова собственной персоной. А на груди у Ирины Алексеевны Павловой медалью красовался отпечаток злосчастного снежка.       Кажется, дышать перестали вообще все, даже Катерина, которую из-за сугроба видно с тротуара не было. Павлова подозрительно замерла. Брагин задумался. Выговор? Штраф? Ну не увольнение же, ну в самом деле.       Ирина Алексеевна, осторожно стряхнув снег с куртки, сделала два шага вперед и наклонилась на несколько секунд до уровня сугроба. Прицел. Бросок. Попала! […]       Хоть Павлова и позволила себе «подыграть коллегам» (ну не понравилось же ей это все на самом деле, ну что вы, тьфу-тьфу-тьфу на вас), но дальше одного снежка дело у нее не пошло — вот мол, работать нужно, у меня, в отличие от вас, совесть есть, как и рабочие обязанности.       Кривицкий заметил ее, стоящую неподалеку от входа в здание больницы и вполглаза наблюдающую за подчиненными, и, медленно подойдя, положил обе руки на плечи женщины.       —Ты как мать, которая за детьми на детской площадке следит, —Гена рассмеялся.       —Видимо, иногда полезно впадать в детство. Да и в отделении пациентов почти нет. —Павлова прикрыла глаза и мягко положила свои руки поверх рук мужа.       —Ты сегодня подозрительно не строгая, —Геннадий сощурился и широко улыбнулся, —К чему бы?       Ира задумалась на несколько секунд, а после развернулась к Кривицкому лицом.       —К любви, Геннадий Ильич, —осторожно целует, а после улыбается и упирается лбом в мужское плечо, —К люб-ви.       Оренбургским платком ложился на плечи мягкий предновогодний снег. Двор института им. Н.В. Склифосовского посетило несвойственное для этого места ощущение.       Всем вдруг показалось, что впервые за долгое время стало как-то… Спокойно.