Переоценка ценностей

Джамиль не так чтобы вообще когда-то отрицал, что ему нравились парни, девушки и хорошо проведенная ночь. Ему в Мисре вообще мало что нравилось, если говорить начистоту. От желтизны пейзажей тянуло блевать, свесившись через ограждение порта, но вот жаркий секс, хороший алкоголь и драки Джамиль ценил, как и тех, кто знал в драках толк. Даже если по итогу ему ничего не обламывалось. Окетра, например, была из таких неудачных попыток найти себе партнёра на ночь, она при самом первом знакомстве успела зацепить, не то статью, не то метанием ножей на спор… Молодые высокородные леди так себя не ведут, в них хватает благородства (или трусости) поручать физическую работу абдам или охране. В Окетре семнадцати лет отроду благородства хватало, чтобы не делить ложе с первым попавшимся, и не то чтобы Джамиль мог её за это осуждать. А лезть дальше было опасно, и даже не потому, что Окетра являлась не последним человеком при храме бога знаний уже на тот момент, а просто потому, что своё лицо Джамиль любил даже больше, чем хорошую выпивку или красивых партнёров. А получать по нему - не любил, особенно если благородные леди изволили носить кольца, неприятно царапавшие по нежной коже щек. Так что Окетра, в тот вечер благополучно вернувшись домой под почетным конвоем семейных стражей, от которых ранее смогла сбежать неизвестным способом, осталась ему хорошей приятельницей, а после - практически подругой, с которой приятно было поболтать за работой, после работы или вместо работы, если людей в «Утёнке» было немного. Окетру Джамиль, пожалуй, тоже любил, но меньше, чем хорошую драку и привозимый собственноручно с Зеленого Континента алкоголь, а заодно - всегда был не прочь поделиться какой-нибудь информацией, высоко оценив и платежеспособность благородных леди. Абда, которого леди привели с собой в один из погожих дней, Джамиль тоже оценил, хоть и не слишком высоко, а после три раза ругался на самого себя, что умудрился продешевить в этой оценке. Надо сказать, абд, на самом деле, поначалу не выделялся разительно ничем, может, разве что повязка на руке и подранная одежда смотрелись не очень к месту, но на такое Джамиль только пожал плечами. А ну как мода такая у абдов нынче, в настолько мелких вопросах он не смыслил, всё больше по контрабанде и заказам был. А потом вдруг события понеслись галопом, точно чьего-то коня в круп ужалил тарантуловый ястреб, заставляя встать на дыбы и выкинуть самого Джамиля из седла жизни. Он, конечно, предпочитал считать, что просто растерялся, не ожидая потасовки прямо у себя под носом, но странный абд так лихо размахивал мечом, защищая честь благородных леди, что Джамиль невольно засмотрелся, а потом моргнул, и Гвоздь уже валялся на пыльном полу, пока кто-то от души пинал его по ребрам. Второе было совершено неудивительно, ни Гвоздя, ни его дружка в «Утёнке» не любили, но вот первое… Такого стиля боя Джамиль не видел ни у кого, и это само по себе было изрядным достижением: проведя столько лет в теневом бизнесе Мисра, Джамиль навидался всякого и без ложной скромности мог назвать себя экспертом в таких областях. Так что да, Джамиль засмотрелся, выпал из жизни на добрых пять минут, а затем поспешил помочь Окетре и странному абду выйти через помещение для персонала, чтобы не нарваться на вторую потасовку. – Не припоминаю, чтобы кто-то в Наре так лихо мечом размахивал, – оперевшись лопатками о заднюю дверь, Джамиль вскинул брови, глядя на Окетру. – Где ты такого мастера нашла, что он абдов учить согласился? – Спасибо за информацию, – вместо ответа леди бросили ещё парочку утенов, и его брови поползли вверх только сильнее. Обычно Окетра всегда охотно болтала, рассказывая интересные вещи взамен на нужную информацию, и такая скрытность была не в её стиле, заставляя насторожиться, окинув странного абда коротким взглядом из-под ресниц. Странные очки прятали верхнюю половину лица, толком оценить его внешность, как и пересечься взглядами, не вышло, так что посверлив его глазами с секунду, Джамиль понятливо решил отвалить, просто чтобы не ссориться с леди, которые явно пребывали в некой прострации после безобразной свалки. А ведь ему ещё прибираться и слушать старческое ворчание хозяина, предпочитавшего тишину в заведении, чтобы рыбки покрупнее собирались именно у него… Но странного абда он запомнил. И, возможно, несколько слишком хорошо, но кто его осудит за пару влажных снов, не так ли? Выглядел тот чертовски горячо, угрожая ханзирам и размахивая мечом с явным пониманием дела, любой другой на месте Джамиля тоже бы заинтересовался такой аномалией, он уверен. * Второй раз Джамилю приходится устроить переоценку личности абда ещё до того, как они снова пересекаются. Лололошка, кажется, так его звали, изредка появлялся на рынке, сбывая товар, явно привезенный с Зелёного Континента, и это само по себе казалось странностью. Абдам в таких далях бывать не полагалось, ещё и в одиночку, если абд не беглый и скрывается от гнева своего господина. Но вот он, этот странный абд, - существовал, вполне здравствовал, в Список зачислен не был, явно находился в хороших отношениях со своей госпожой, водил дружбу с некоторыми торговцами, с удивительным для обычно верного только хозяину абда рвением соглашался помогать в местечковых неурядицах и, как поведал один из пьяных до зелёных мух перед глазами караульных, уже успел впасть в немилость стражи. Что такого нужно сделать абду, чтобы на него взъелось войско амара, Джамиль представлял слабо, но ценность и интересность Лололошки в его мысленном учете действительно прибавила несколько пунктов. Абды леди Окетры вообще простыми не были, стоило признать, чего стоил только бывший строитель одного из главных храмов Мисра, бывший же главный архитектор Нарфаниса или вот, паренёк с непонятным именем и в непонятной одежде, водивший дружбу с Бурисом, широко известным в узких кругах. Интересных людей Джамиль ценил, может быть, так же сильно, как и красивых, а может - даже чуть-чуть больше, ведь пользы от них тоже выходило больше, чем от согретой на ночь постели. Времени поразмышлять у него получилось довольно много, особенно когда второй абд, тот самый бывших строитель при храме Хэтинтэпа, возвратился один, явно со службы, и только пожал плечами на вопрос о том, куда запропастился его приятель. Поначалу Джамиль немного злится, ведь обычно ждут его, а не он сам торчит как попрошайка у стен имения высокородных леди, дожидаясь мальчишки-абда… Но довольно быстро он остывает и просто откидывается на сильно нагретый за день песчаник высокого забора, используя неожиданную паузу в делах как повод немного поразмышлять. К слову, в том, что он действительно мальчишка, Джамиль был уверен, даже странные очки не могли состарить его слишком сильно, выдавая юность лица... С какой стороны не глянь, Лололошка был весьма странным субъектом, начиная со связей, которых у приличных абдов не водилось, и заканчивая хотя бы тем, что кожа у него была необычайно светлой как для обитателя Мисра. Это было заметно и по шее, обмотанной странным платком, и по открытой руке. Та была, конечно, чуть красноватой от недавней травмы, но явно бледнее, чем у самой Окетры, не говоря уже о Джамиле, с детства смуглом и загоревшем ещё сильнее во время работы на открытом воздухе в своей юности. С ним самим контраст вообще получался настолько разительный, будто в телегу с углем неожиданно бросили кусок железа и оставили бликовать на солнце белесыми гранями… Так что, пожалуй, никто не мог его осуждать за желание забраться под чужую одежду, провести пальцами по наверняка ещё более бледным ребрам или внутренней стороне бедра, которой солнце едва ли когда-то касалось дольше, чем на пару часов. Просто чтобы взглянуть на такой необычный контраст цветов и подтвердить выводы о том, что рождён был Лололошка не в Мисре, именно для этого, а не для ещё каких-либо крамольных целей. Через полчаса ожидания Халима, или то была Хануф, он не обратил внимания, выносит ему кувшин воды и передает, что леди Окетра гостеприимно разрешают зайти, дабы не ждать под закатным солнцем не пойми чего. Джамиль с лёгкой душой отказывается, прекрасно зная, что о его визите Окетре не доложат, чтобы не тревожить отдыхающих леди, и Хануф, или, да простит его Селиасэт, не различает он этих девчонок, Халима положила на него глаз ещё в прошлый визит, а теперь не слишком умело пыталась зазывать, скорее умиляя своими попытками. Стоило разочарованной служанке уйти, как наконец из-за угла на другом конце улицы показался Лололошка, а Джамиль с небывалым весельем отметил, что, кажется, действительно предпочитает интересных людей красивым, раз отказался от приятной компании для того, чтобы передать несчастную восстанавливающую мазь загадочному абду. – Если бы знал, что ты так поздно вернёшься, не стал бы караулить, – ворчит он, при приближении Лололошки отлипая от стены и прохрустывая немного затекшей шеей. – Если бы знал, что меня караулят, не стал бы возвращаться так поздно, – без труда отбивает абд, и у Джамиля не выходит сдержать смех, но не так чтобы он вообще слишком старался это сделать. Голос у Лололошки оказался приятным, с едва слышимой хрипотцой от долгого молчания, вечерняя тишина не мешала оценить его так, как это делал общий гомон бара, так что Джамиль остаётся вполне довольным, пусть и ворчит про неблагодарных абдов, явно уже в шутку. – Когда ты дрался в Утенке, я обратил внимание на то, как ты держишь меч, – не видя смысла в расшаркиваниях, он подходит ещё ближе, становясь так, чтобы прямой рукой иметь возможность достать до чужого плеча, и с удивлением отмечает, что Лололошка его выше. Не критично, всего на пару фаланг может, но выше, и разницу в росте до этого скрадывала лёгкая сутулость, пропадавшая, когда тот активно двигался или сражался. – Рука уже зажила, но ты явно не доверяешь себе ею пользоваться… И правильно, я б тоже не доверял, именитым лекарям веры немного, а только такие леди Окетре по статусу. Хохотнув, Джамиль протягивает баночку мази, с интересом следя за чужой реакцией. Лишь уловив запах, Лололошка забавно морщит нос, точно собираясь чихнуть сейчас, и Джамилю приходится пару раз хлопнуть его по плечу, чтобы сдержать ещё один смешок и отвлечь себя. Даже со скрытым за очками лицом выглядел абд презабавно: Джамиль готов был поспорить на пару утенов, что чихал бы тот как кошка, уж больно похожей вышла реакция на не самый приятный аромат лечебной мази… А если бы понял, что смеётся Джамиль над ним и его выражением лица, наверняка оставил бы на память о себе вместо благодарности пару царапин, как это часто делали местные кошки с нерадивыми хозяевами. В горле скребется небывалое смущение, и Джамиль, пожалуй, удивлен этому не меньше, чем внимательному взгляду из-за темных стекол. Обычные абды при разговоре с кем-то более высокого положения смотрят в пол, совсем зашуганные - сразу ниц падают и не поднимают головы, а этот даже с места не сдвинулся от пристального внимания, да и в ответ смотрел, как на равного, а не вышестоящего, прямо и ясно, не сомневаясь в собственном праве так смотреть, не тая в глубине зрачков страх и презрение… Так что, неуверенно шкрябнув пальцами по затылку, Джамиль прощается, развернувшись было, чтобы восвояси уйти, но послушно замирает на месте, окликнутый вопросом. Действительно необычный абд, не отказался, и даже не поблагодарил, а спросил, резко дернув головой, совершенно не боясь возможного наказания за непочтительность. От быстрого движения очки сползают на нос, и Джамиль позволяет себе на пару мгновений просто смолкнуть, зачарованно разглядывая отблески уличных фонарей в синеве глаз, почти черной из-за недостатка освещения. Пожалуй, настолько крепкого, насыщенного оттенка он действительно ни у кого ещё не видел, и это только сильнее убеждает его в том, родился Лололошка явно не в Нарфанисе, и, скорее всего, даже не на Зелёном Континенте, ведь аборигены выглядели так же не похожими на странного абда, как на жителей Мисра, обладая гораздо более схожей друг с другом внешностью, будучи практически на одно лицо, с массивными носами, полным отсутствием волос кроме бровей и ростом как бы не выше, чем все дверные проемы. – Я люблю, когда интересные люди мне должны, – без обиняков выдает Джамиль почти-правду и натыкается на ещё один внимательный взгляд, чувствуя, как вдоль хребта вдруг бегут мурашки. Правильные и выдрессированные абды так не смотрят, а не дрессированных долго не держат, даже если они служат великодушной леди Окетре. А этот стоит себе, действительно служит, морщит нос на запахи и смотрит так же, как большая, неприрученная кошка, чуть дико и с недоверием, оценивая, стоишь ли ты чего-то путного. И от этого действительно мурашки рассыпаются по коже, стекая всё ниже, к паху, делая всю ситуацию гораздо более интересной, как и самого Лололошку. Его явно пытаются прочитать и просчитать, но Джамиль не первый год крутится в этом всем, так что лицо держать умеет выше всяких похвал и лишь обаятельно улыбается, наглядно демонстрируя, что больше ничего не скажет, и вообще, всё, что хотел, он уже сделал. – Нанеси, как спать ложиться будешь, и к утру снова можешь пользоваться, – подмигнув напоследок, Джамиль легко машет рукой, прощаясь. – Бывай, Лололошка. Ма-салама. – Ма-салама, – немного потерянно бормочет абд, и от внимательного взгляда, кинутого ему вслед, между лопаток свербит, а сердце пару раз гулко бухает за ребрами, распространяя по всему телу довольство от небольшой каверзы. Теперь не только бедный несчастный Джамиль будет вертеться длинными ночами, размышляя о загадке странного поведения абда, о нем самом тоже будут размышлять, так что, можно считать, они действительно квиты. Но какую-нибудь услугу он потом обязательно стрясет, просто из любви к искусству. Каким бы загадочным этот Лололошка не был, Джамиль был хитрее и опытнее, проведя в теневом Наре времени как бы не больше, чем в обычном мире, так что едва ли брезговал пользованием симпатичных абдов, стремящихся помогать всем направо и налево. Он ведь тоже, в конце концов, несчастный и обделенный, с ним приключилось такое горе, ни хозяйку, ни одного из её абдов в постель затянуть не вышло, такая беда… * Солнце в портовом рынке ощущается как будто ещё сильнее, чем в стенах Нарфаниса. И, может, это просто его мозг играет в какие-то игры, а может, так и есть, но убраться подальше от бесконечных песков хочется до жути и скрежета где-то под ребрами. Вечный песок бескрайней пустыни, раскинувшейся во все стороны от главного города, успел надоесть до тошноты ещё в первые года жизни, а уж теперь, когда Джамиль близился к тридцатилетию с неумолимостью лодки амара, преследующего неугодных фараону, одной из немногих радостей его жизни были вылазки на Проклятый Континент, где пару часов, прежде чем заняться делами, можно было провести у какой-нибудь речки, просто валяясь в траве и наслаждаясь отсутствием всепоглощающего жара, царившего в Мисре. Это, на самом деле, был отличный способ не двинуться крышей, пребывая среди песков и ханзиров круглые сутки. Так что, наладив связи в порту ещё лет десять назад, Джамиль взял себе за правило хотя бы раз-два в месяц выбираться на Зелёный Континент самостоятельно. В том числе, конечно, и для добычи редких ингредиентов, за которые на рынке заламывали такую цену, что проще было собрать самому, но в основном скорее просто для того, чтобы отдохнуть и успокоиться вдали от всей информационной сети и подковерных игрищ, так обожаемых хозяином «Утенка». Так что, когда вдруг обнаруживается недостача какао-бобов и ещё парочки нужных каждому бармену вещей, Джамиль с чистой совестью оставляет все дела на пару сменщиков и берет выходной, собираясь немного передохнуть от суеты большого города в тени раскидистых деревьев, названия которых узнать все никак не доходят руки. План сам по себе звучит отлично, на волне эмоционального подъёма даже палящее солнце не вызывает слишком бурной негативной реакции, так что и хорошее настроение легко объяснимо, особенно когда в несколько спонтанном путешествии к нему присоединяется сам Лололошка, с пару недель оккупировавший сознание Джамиля липким маревом неразгаданных тайн. Тайны Джамиль не очень любил, привыкнув, что всякий раз нужной информацией располагает он сам, а не кто-то ещё, и абда пытался разгадать. Но тот, словно назло, открывался при каждой встрече с новой стороны, подкидывая всё больше странностей и недомолвок в общий костер Хэтинтэпа, вызывая желание не то просто связать и допросить, не то позвать покувыркаться, чтобы хоть немного унять томление в низу живота и дрожь азартного нетерпения в кончиках пальцев. В итоге, к слову, выходит что-то среднее. Путь до Зелёного Континента не близкий, и можно спокойно поболтать, не боясь, что кто-то сольет информацию конкурентам. Этому Зарифу верит сам Лололошка, так что Джамиль не особо возражает, если вдруг их возница вздумает подслушать, как он напропалую флиртует, обаятельно улыбаясь. Джамиль знает, что красив по меркам Нарфаниса, но во вкусах самого Лололошки не уверен, так что даже не особо рассчитывает на успех. Слухи о загадочном абде ходили противоречивые и заводящие в тупик из размышлений, заставляя теряться в догадках, особенно после новой лавины информации о Шахтерских Островах, которые за пару неполных дней вдруг сняли чумной флаг и передали управление не то самой Окетре, не то её мальчишке. Что конкретно случилось - никто понять так и не смог, слишком разрозненными получались истории очевидцев. Но вот чего в слухах о Лололошке не было, так это информации о хоть какой-нибудь завалявшейся интрижке или истории рода «и тут их застукал страж». Самой близкой к нужному оказалась бредовая сплетня о том, что одну из танцовщиц на портовом базаре он якобы смог зачаровать темной магией и обобрать до последней нитки. Это была до того бесполезная информация, что забыли о ней через несколько рассветов совершенно все, оставляя Джамиля там же, где он был до попытки разузнать по людям, а есть ли у него вообще шанс затащить одного из абдов Окетры в постель. Так что он просто болтает ни о чем и обо всем сразу, исподволь пытаясь вызнать подробности произошедшего на Шахтерских Островах, подмигивает и завлекающе улыбается. В ответ Лололошка глядит исподлобья настороженно, не спеша опускать защиту и явно всё ещё не слишком доверяя, точно та кошка, а вот Зариф, явно понимая, что происходит, бросает не слишком одобрительные взгляды и лишь вздыхает, когда Джамиль в очередной раз бросает шутку, точно кости на игровой стол, и улыбается, получая ответные улыбки от старой леди и абда. От этих взглядов ему ни горячо ни холодно, особенно после того, как Зариф не то за компанию, не то в счёт первого плавания сделал скидку, запросив с пять утенов, что было весьма дёшево для такого дальнего маршрута, и Джамиль просто наслаждается происходящим, посмеиваясь, охотно делится взятым с собой ягодным соком, травит принесенные клиентами байки, а ещё, будто бы случайно и невзначай, пробегается кончиками пальцев по бедру сидящего совсем рядом Лололошки, с удовольствием ловя едва заметное напряжение мышц, когда тот то и дело вздрагивает, кося взглядом, но не отодвигается. Это безмолвное дозволение заставляет Джамиля довольно сильно воспрять духом, но дальше он не заходит, просто не желая что-то делать на корабле, среди бескрайних зыбучих песков и посторонних людей. Кажется, абд и сам понимает, насколько ужасная обстановка их окружает, так что через какой-то время кидает последний, немного хмельной взгляд из-под пушистых ресниц и отходит к кроватям, явно намереваясь уснуть. Алкоголь из сока перебродивших ягод неплохо действует на организм, что-то среднее между плохоньким снотворным и настойкой с расслабляющим эффектом, так что приятный вечер сам собой подходит к логическому завершению, когда все начинают зевать, и кто Джамиль такой, чтобы на чем-то вообще настаивать, рискуя получить по лицу уже не аккуратной ладонью с перстнем, а эфесом меча? Драки он любит, но на корабле они точно так же не к месту, как и секс, так что остаток пути до Зеленого Континента проходит в основном в молчании, только Зариф бормочет что-то под нос, сверяясь с компасами и картами на носу корабля. Лололошка его обществу явно предпочитает компанию матери Зарифа и больше не приближается, лишь кидает взгляды поверх очков, явно считая себя самым незаметным, а как только корабль швартуется в совсем небольшом порту, первым сходит на землю, тут же удаляясь в сторону маленького домика чуть в отдалении от других построек, явно гораздо более старых и ветхих. Такое поведение Джамиля несколько веселит, а на ум приходит давешнее сравнение с дикой кошкой, поседевший немного на коленях, а после опять сбежавшей куда-то высоко в ветки деревьев Проклятого Континента. От совершенно обычного абда, даже без сидения на коленях в более фигуральном смысле, в нем остаётся все меньше, и Джамиль восхищённо чертыхается под нос, качая головой. Так мастерски провести кого-то вроде него самого, сделав вид, что ничего особенного в нем нет и скрыв собственную необычность, - это нужно действительно уметь. А ещё, как выясняется часом позже, когда солнце окончательно скрывается из виду, Лололошка выглядит так до преступного горячо, размахивая мечом и расправляясь с полезшими из леса монстрами, будто для него это мелочи, что, вероятно, Джамиль первый даст в глаз тому, кто обвинит его в мужеложстве. Потому что стоит у Джамиля накрепко и падать не собирается, это практически смешно, если бы не начинало доставлять неудобства. В данной ситуации любимые тесные штаны были совершенно ужасными помощниками, сдавливая до отвратительного неприятно. – Хара тебе в рожу, – он ругается вполне громко, чтобы обратить на себя внимание Лололошки, но, пожалуй, недостаточно, чтобы привлечь внимание оставшегося на корабле Зарифа или проползающего в отдалении гигантского паука, вызывающего только желание помолиться Кнефмтити, чтоб такая зараза продолжала обходить его стороной. – Мне казалось, ты ушел в поселение местных жителей, – абд поднимает брови, явно несколько удивлённый, что у его схватки были свидетели, но довольно быстро отвлекается, осматривая средних размеров взрывную воронку, оставленную кем-то из нежити. – Ушел, – согласно кивает Джамиль, не отводя зачарованного взгляда. На мече едва заметно поблескивает мутная жижа, явно заменяющая кровь вылезшим из воды тварям, и Лололошка стряхивает её до того привычно, словно действительно занимается этим даже не в десятый, а в сотый и тысячный раз. Впрочем, почему «словно»? Должно быть, так и было, если принимать во внимание то, с каким знанием дела абд превращал монстров в неясное месиво, при этом лишь чуть запыхавшись да сдвинув очки на голову, чтобы не мешали обзору. – Но эти ребята были не слишком дружелюбны, так что я решил вернуться. – А, так вот почему их вдруг так много понабежало, – Лололошка только кивает, находя ответ на незаданный вопрос, и устало потягивается, разминаясь, тогда как брови Джамиля только ползут вверх. – Что, даже не возмутишься, что я привел на хвосте проблему, с которой пришлось разбираться тебе самому? – недоверчиво тянет он, на какой-то момент даже отодвигая собственное возбуждение. – Ерунда, – от вопроса отмахиваются с тем же профессионализмом, с которым недавно кромсали тварей, и Джамиль только больше уверяется в том, что подобное действительно происходит не в первый, и даже не в десятый раз. – Ну, ерунда не ерунда, а ты мне жизнь спас, – сдержать возмущённое фырканье не выходит, а Лололошка словно даже не задумывался о подобном, смотрит до того удивлённо, что Джамилю на какой-то миг становится немного совестно. Впрочем, это чувство быстро пропадает, снова уступая желанию припереть ходячую загадку к ближайшей поверхности, ответы на все свои вопросы выбивая вместе со стонами. В конце концов, о том, как доставить удовольствие партнеру он знает едва ли меньше, чем о том, где по самым низким ценам достать запрещённые вещества и алкоголь, а от короткого мыслеобраза, как хорошо мальчишка будет звучать под его пальцами, простреливает жаром от холки до копчика, заставляя первый шаг вперёд сделать инстинктивно, покачнувшись на дрогнувших ногах. – Так что позволь хотя бы отблагодарить, – в голове зреет план, не слишком коварный, но определенно неплохой, и улыбки Джамиль не сдерживает, растягивая губы только шире, когда взгляд Лололошки становится слишком внимательным. Тот явно не упускает ни горящих шалым огнем глаз, ни его собственной твердости, но кивает, и Джамиль не сдерживает короткого смешка, вытягивая руку, дабы коснуться высокой скулы, очаровательно отливающей румянцем в свете факелов небольшого домишки. – Ты ведь не откажешься провести небольшую экскурсию тому, кто первый раз оказался в этой части острова? – он почти мурлычет, подходя совсем вплотную, пожалуй, впервые за все время их знакомства разглядывая чужое лицо без помех, лишь немного сокрытое падающими тенями. – Разве ты уже не бывал здесь? – Лололошка вскидывает брови, легко находя несостыковки, но больше ничего не говорит, замирая на пару мгновений и растерянно моргая, когда Джамиль большим пальцем мягко касается кожи, стирая капельку мутной вязкой жижи с чужой щеки. – Ну, это было давно, – он отмахивается от логичного вопроса, улыбаясь только шире, будто разговор шел о погоде, и делает ещё один шаг вперёд, с нескрываемым весельем отмечая попытку абда сначала машинально сделать шаг назад, а после взять тело под контроль. – Но в доме, который построил ты сам, я точно не был, так что он порядком меня интересует. Особенно факт наличия в нем кровати. Разница в росте снова становится очевидна, но от намека Лололошка так забавно теряется, что на пару мгновений Джамиль чувствует себя не просто старшим, а бесконечно старым, даже немного возвышающимся, пусть даже только в ментальном плане, и сам не может понять, действует ли это успокаивающе или заводит только сильнее. За ещё один небольшой шаг Джамиль оказывается совсем вплотную, так, что качнись вперёд - столкнулся бы нос к носу, или не столкнулся, если бы наклонил голову чуть вбок, делая невинный поцелуй гораздо более влажным и развязным… Лололошка взгляд на собственные губы замечает, как и жар чужого тела, разгоряченного после небольшой погони по заросшим джунглям, и сглатывает с очевидным трудом, переводя нечитаемый взгляд с лица Джамиля куда-то ему за спину, в сторону корабля, где остался Зариф с матерью. Он все ещё размышляет, неясно что прикидывая в голове, и Джамиль, пожалуй, отдал бы сейчас половину годового заработка ради информации о том, что происходило за вновь потемневшими от плохого освещения глазами. – Уж не изволь сомневаться, в благодарностях я знаю толк, – вместо разгадывания чужих мыслей ему надоедает ждать, а невозможность понять ход чужих размышлений только раззадоривает, и Джамиль хватает чужую руку немного выше запястья, игнорируя всё ещё зажатый в ней меч, и сам идёт к небольшому домику, сколоченному явно отличным от того, что принято в Нарфанисе стилем. Лололошка идёт за ним, несколько спотыкаясь, явно все ещё не на шутку озадаченный происходящим, но хотя бы не сопротивляется, и Джамиль засчитывает это как ещё одну небольшую победу на свой счёт, ради которой не жалко побегать по округе, собирая тварей со всей округи. Металл жалобно звенит, когда меч оказывается на полу, а сам Лололошка - на кровати, гораздо более взъерошенный, чем при сражении. Этим Джамиль, пожалуй, тоже гордится, целоваться на ходу, ещё и стараясь при этом никуда не вписаться и не пересчитать собой все стены домика - задача нетривиальная, но он все же преуспевает. Дыхание сбивается как-то немного сразу и у обоих, так что небольшой разрыв дистанции они используют как перерыв, чтобы снова дышать нормально, но Джамиль помнит, что его руки все ещё свободны, и с ухмылкой чуть нависает, упираясь ладонями в матрас по обе стороны от чужих бедер. – В одежде, пожалуй, я ещё не пробовал, и это выглядит не так горячо, как когда ты сражался с теми тварями, – на хриплый шепот Лололошка едва заметно краснеет снова, и решение занять этот домик кажется все более выгодным, висящие на стенах факела дают вполне достаточно света, чтобы румянец можно было без труда разглядеть. – А я, знаешь, люблю красивый мордобой, но свой комфорт ценю побольше, так что придется тебя раздеть. – Да пожалуйста, – это первое, что произносит Лололошка за последние пять минут, и взгляд у него немного ехидный, всё такой же темный, но виновато здесь уже не освещение, а зрачок, заполнивший собой почти всю радужку. При настолько бесконечно малом расстоянии между лицами Джамиль может разглядеть не только это, но и чуть влажные кончики волос (кажется, абд не терял времени и успел ополоснуться в явно самодельном прудике после вековой пыли бесконечного песчаного моря и ветров, гнавших этот самый песок по палубе), а ещё - каждый волосок бровей, довольно тонких по сравнению с любыми из тех, что он видел до этого. На языке крутится «ты ведь не здесь родился?», сменяемое тут же «чем ты заслужил целый остров?», но он приберегает это на более позднее время, сейчас даже ему самому хочется побыстрее перейти к делу, а не болтать, выведывая информацию. – Я сочту это за согласие, – вновь усмехнувшись, Джамиль крадёт с чужих губ ещё один поцелуй, уже гораздо более требовательный, а затем без обиняков стекает с кровати, опираясь на колени, и возится с бляшкой странного ремня на чужих штанах. Такой одежды жители Мисра тоже не носят, но вместо ещё одной порции вопросов он поступает более коварно, впрочем, как и всегда, и вжимается губами под задравшуюся тунику из странной ткани, слегка прихватывает зубами кожу, ухмыляясь только шире, когда Лололошка довольно громко ойкает, вздрогнув от неожиданности. – Если ты вдруг решил меня сожрать - так себе благодарность, – шутка выходит до того дурная, что Джамиль хохочет с пару ударов сердца, задевая щекотно горячим дыханием живот, сразу покрывшийся гусиной кожей. Кажется, он расслабился наконец, раз позволяет себе настолько ужасные высказывания, и это определенно радует, как и в конце концов поддавшийся ремень. Ненужную ткань Джамиль стягивает вместе с исподним сразу, чтобы не мешалось, и хмыкает довольно громко, запрокинув голову, прочерчивает взглядом белую шею, не скрытую наконец тоже потерявшимся где-то по пути странным клетчатым платком, четкую линию челюсти, немного припухшие от поцелуев губы, такой же тонкий и нетипичный для местных нос, а после наконец добирается до глаз, не спрятанных за оставленными на макушке очками. – Неужели я так хорошо целуюсь? – он улыбается до того нагло и ярко, что у несчастного абда, кажется, просто не остаётся выбора, кроме как отвести взгляд первым и закусить губу, безуспешно пытаясь скрыть смущение. Он не так чтобы тверд, но определенно несколько взбудоражен, и Джамиля это несомненно радует, но не уколоть безвредным ехидством он просто не может, не в его стиле, особенно когда реакция на слова выходит столь очаровательной. Вместо извинений он просто замолкает и позволяет Лололошке шумно вздыхать на каждое прикосновение, чуть ерзая, пока сам водит пальцами по коже, такой же бледной, как и представлялось, если не ещё белее. Сам Джамиль - до безобразия смуглый, его пальцы по сравнению с чужими бедрами - как сама ночь. После первого касания на несколько мгновений он замирает и сам, а после вздыхает, точно расстроенный ребенок, когда следа от его прикосновения не остаётся. Его бы, разумеется, и не осталось, если бы только он не вымазал до этого где-то ладони углем, но контраст цветов завораживает до того сильно, что на секунду он совершенно по-детски ожидал появления разводов на молочно-белой коже, как иногда бывает, если испачкать белые одежды в мутной воде. – Не бойся, есть точно не буду, – словно продолжая разговор, но на деле скорее просто отвлекая, весело хмыкает Джамиль, склоняясь ещё ниже, чуть бодает лбом, вынуждая откинуться немного дальше, а после осторожно берет в рот полувставший член, посасывает неспешно, добиваясь от Лололошки короткого шумного аханья. Тот было пытается дернуться, но ладони Джамиля все ещё на его бедрах, мнут и поглаживают нежную кожу, не давая ни отстраниться, не сдвинуться ближе, так что всё, что остаётся абду - это сжимать в пальцах одеяло, пережидая сладкую судорогу в мышцах. – Не ожидал, что суровые воины бывают такими чувствительными, знаешь, – снова запрокинув голову, Джамиль дразняще улыбается во все зубы, прежде чем демонстративно облизнуться. – Если продолжишь так сладко вздыхать, я возьму свои слова обратно и действительно съем, Лоло… – Просто Ло, – вдруг перебивает его абд, сжимает пальцы на плече и смотрит до того твердо, что на пару секунд Джамиля оторопь берет. – Но не считай это предложением дружбы, я всё ещё тебе не доверяю. – Ну и абды нынче пошли, не доверяют честным людям, – ситуация выходит такой странной, что его пробивает на короткий смех. Лололошка хмурится и морщит нос в смеси эмоций, снова начиная походить на кошку, но делить ложе Джамиль предпочитает с людьми, увольте, поэтому делает единственно-верное, отвлекая. – Тогда мне стоит постараться лучше, чтобы заслужить доверие, не так ли, Ло? Намеренно голосом выделив чужое имя, он ведёт ладонью по всей длине, с довольством отмечая, как под нехитрой лаской абд все сильнее твердеет, вместо ответа сбиваясь на ещё один тихий вздох. Это Джамиль бессовестно считает согласием, так что снова склоняет голову, трётся щекой о бедро, вынуждая развести ноги сильнее, а после губами чертит влажную линию от колена вверх, размашисто ведёт языком от основания к головке, слизывая выступившую мутную капельку, и практически урчит: – Сла-адкий. – О, умолкни, – тут же бросает Лололошка в ответ, но голос у него хриплый уже от возбуждения, и с подобным сочетанием Джамилю приходится опустить ладонь к собственной одежде, чтобы хоть немного ослабить шнуровку, жавшую уже откровенно болезненно. – И почему я должен? – он даже не скрывает лукавства во взгляде, гладит нежную кожу, подушечками пальцев обводит венку, добиваясь нового короткого вздоха. – Потому что я так сказал, – чужой голос лязгает сталью настолько внезапно, что на пару мгновений Джамиль действительно замолкает, только продолжает водить сжатой в кольцо ладонью неспешно, одновременно слишком ошарашенный и зачарованный изменением поведения. – Ну, раз такова воля моего спасителя, то конечно, конечно, – впрочем, молчит он не долго, если не на работе, то молчать он вообще не слишком умеет, а оставлять при себе ехидные ремарки так и не научился ни в школе, ни после, половину драк начиная со своего языка. – Но неужели тебе так сильно не нравится быть для меня сладким, м? – Именно так, рад, что мы с этим разобрались, – Лололошка явно пытается выглядеть независимым и очень намекающе дёргает плечом, но голос его ломается, стоит Джамилю снова обхватить головку губами, а пальцы на коже ощутимо сжимаются, безуспешно стараясь подавить дрожь. – Из тебя вышел очень плохой лжец, знаешь, Ло, – его самого эта ситуация откровенно забавляет, но больше Джамиль ничего не говорит, решив наконец заняться делом основательно. Окончательно вставший член довольно неплохо ощущается на языке, а короткий стон, выдыхаемый Лололошкой вместо ответа, становится прекрасной благодарностью. Хватка у него сильная, ещё бы, с такой лёгкостью тварей мечом рубить, но волосы между пальцев абд сжимает на удивление осторожно, зарывшись ладонью в темные кудри, стоило только Джамилю втянуть щеки и начать плавно двигать головой. – Из всех людей… Тебя это должно… Волновать в последнюю, ха-а, очередь, – дыхание снова сбивается, но не иначе как из чистого упрямства Лололошка продолжает говорить, делая паузы лишь для того, чтобы втянуть сквозь зубы немного воздуха, с усилием проглатывая рвущийся наружу стон. – Мхм, – несколько с сомнением тянет на это высказывание Джамиль, сверкает глазами хитро, а затем опускается ещё ниже, беря до половины одним махом, и мычит снова, позволяя вибрации голоса расползтись по гортани вверх. От неожиданности, или просто уже сдаваясь на его милость, негромкий довольный звук Ло не сдерживает, только голову запрокидывает, немного вскидывая бедра вместе с этим, толкаясь ещё глубже. Джамилю приходится шумно потянуть воздух носом, чтобы не закашляться после внезапного движения, но вместо того, чтобы ругаться, он лишь отвлечённо думает, что арестовать Лололошку нужно обязательно. Просто за то, как горячо тот умеет выглядеть, напрочь расхристанный и едва заметно дрожащий от ласк, с тонким, чуть уловимым румянцем на высоких скулах… От тяжёлого движения чужого кадыка, на котором вдруг останавливается его взгляд, Джамиль сглатывает и сам, обхватывая член туже и намеренно совсем слабо задевая кончиками зубов, опуская свободную руку ниже, сжимая себя, чтобы хоть ненадолго облегчить мучительное желание. На непривычное острое ощущение царапанья Ло вдруг отзывается коротким всхлипом, дергаясь до того ощутимо, что Джамилю приходится отстраниться, с совершенно неприличным влажным звуком выпуская головку изо рта и быстро облизываясь. – Чего ещё я о тебе не знаю, м? Неужели так нравится боль? – взгляд его, куда более внимательный, блуждает по чужому телу, наполовину скрытом под одеждой, уже откровенно раздражающей. – Или ты, как и все прочие поклонники Кнефмтити, просто обожаешь острые ощущения? – Я же сказал тебе умолкнуть, – Лололошка огрызается почти мгновенно, недовольно смотрит, но глаза его слишком мутные, а жаркий румянец, с щек переползший ещё и на уши, довольно наглядно сообщает о том, что попал Джамиль именно туда, куда нужно. Так что на резкость чужих слов он самым коварным образом не реагирует, вместо этого снова ладонью обхватывает и с нажимом ведёт от головки вниз, ритмично двигая запястьем, обласкивая уже не слишком нежно, ещё не до грубости, но гораздо более ощутимо, чем за пару минут до этого, теперь не боясь так сильно передавить. И не то и впрямь выходит то что нужно, не то сам Джамиль слишком хорош, но мышцы живота под бладной кожей, покрытой в некоторых местах тонкими выцветшим нитями шрамов, напрягаются с каждым движением всё сильнее и очевиднее, а сам Лололошка снова начинает ерзать, пользуясь тем, что одной рукой удержать его гораздо проблематичнее. – Я, я близок, – стоит Джамилю вновь обхватить головку и мягко провести языком, тянет абд, почти задыхаясь, жмурится и впивается в плечо пальцами с такой силой, что наверняка в память о горячей ночи останутся синяки. Это горячо и умилительно одновременно, на несколько секунд Джамиль впрямь задумывается, чтобы позволить ему отделаться так легко, но быстро отметает такие мысли. Из-за этого мальчишки он несколько недель пребывал в подвешенном состоянии, то и дело мыслями возвращаясь к нескольким коротким встречам, по кирпичикам разбирая образы и разговоры, так что в награду определенно заслуживает немного его помучать, не так ли? Очередной тихий, почти жалобный всхлип, знаменующий, что нужно Лололошке ещё совсем немного, Джамиль пропускает мимо ушей намеренно и, не сдержав порыва, задирает остатки чужой одежды ещё выше, зубами прихватывая одну из белесых полос, так, чтобы вокруг шрама под ребрами гарантированно остался четкий отпечаток зубов. Вместе с тем он прекращает двигать ладонью и пережимает пальцами основание члена, заставляя Ло поперхнуться воздухом и сбиться на действительно жалобный звук, распахивая глаза. – А сказал, что не будешь есть, – его голос дрожит, брови сведены к переносице, а бедра практически живут своей жизнью, пытаясь толкнуться в кулак, чтобы вернуть нужную стимуляцию. – Зачем ты вообще это сделал… – Так я ведь не ем, – Джамиль только смеётся опять, улыбается белозубо и совершенно невинно, однако сам не обманывается, Лололошка не верит ему ни на секунду, только продолжая хмуриться в неудовольствии. – Я надкусываю, это большая разница. – Между действительной благодарностью и тем, что делаешь ты, тоже есть большая разница, – он прерывисто выдыхает, снова толкается бедрами, уже гораздо более осознанно, и тихо шипит: – Сделай уже что-нибудь… – Но я ведь и впрямь благодарен, м-м, – причмокнув губами для большего эффекта, Джамиль снова улыбается, мажет языком по мелким голубоватым линиям вен на внутренней стороне бедра, а затем прижимается губами к шовчику над колечком мышц, немного посасывает кожу. – Просто наши понятия не совпадают, это нормально для чужестранцев. Лололошка ничего не отвечает, только негромко ахает, не ожидая прикосновения горячего рта к нежной коже, и кидает до того сердитый взгляд, так что Джамилю проходится действительно сделать усилие, чтобы не засмеяться, выводя мальчишку из себя ещё больше. Он, конечно, любит балансировать на острие, но с Ло приходится быть более осторожным, они слишком плохо доверяют друг другу, чтобы влегкую простить шутки на грани фола и продолжить заниматься непристойностями, будто ничего не было. А поскольку он не слишком хотел лишаться всех прелестей ночи с опасным человеком, приходится всё же держать язык за зубами, хотя бы в одном из смыслов. Челюсть уже немного ноет, но скорее просто от непривычки, так что Джамиль игнорирует это на какое-то время и снова начинает двигать головой, постепенно беря всё глубже, обласкивая губами и помогая себе рукой, мягко посасывая, возвращая нужные ощущения. И, поскольку Лололошка уже порядком заведен, не проходит и пары минут, как он снова начинает поерзывать, едва заметно дрожа от напряжения в мышцах. Джамиль с некоторым внутренним упоением сжимает вторую ладонь, чувствуя, как те двигаются туго натянутыми канатами под кожей, стоит Ло прогнуться немного в пояснице, подставляясь под горячий язык сильнее. Это немного зачаровывает и, хоть Джамиль пытается сосредоточиться на основной задаче, в итоге всё же отстраняется, снова ведёт губами по внутренней стороне бедра и ощутимо прикусывает, оставляя глубокие полукружия следов, отлично заметные на такой светлой коже. – Эй, постарайся без следов, – тут же вскидывается Ло, но стон, который он не успевает сдержать за секунду до этого, звучит музыкой для ушей. Возможно, будь у Джамиля немного больше терпения и времени, и не будь он сам слишком взбудоражен, это было бы действительно хорошим поводом поиздеваться над Лололошкой ещё немного, намерено кусая и создавая гораздо больше ощущений, получая взамен открытую и мгновенную реакцию… Но сейчас он слишком занят самим Ло и старательной попыткой удержать и его, и себя на самой грани, не давая слишком много свободы, ведь, когда в твои руки попадает интересная вещица, стоит ей как следует воспользоваться, прежде чем передать дальше, не так ли? – Мхм, чёрт, – он жмурится и запрокидывает голову, вытягиваясь в струнку, когда Джамиль ведёт снова с нажимом по всей длине, чуть повернув руку. Очки с тихим бряцанием сваливаются сначала на кровать, а после - на пол, но Лололошка так увлечен собственными ощущениями, что, кажется, даже не замечает этого. Джамиль считает это хорошим знаком, немного ускоряет движения запястья, кружит языком по головке, вновь слизывает чуть терпкую, действительно немного сладкую влагу, причмокивает с жутко грязным звуком, поднимается короткими поцелуями по второй ноге, тоже прикусывает, но гораздо легче и мягче, а затем на пробу тянет: – Ты на удивление немногословен, как только убедил отдать целый остров? – Никого я не убеждал, – голос абда вновь звучит сталью, он хмурится и недобро смотрит из-под ресниц. Кажется, даже в такой ситуации он держит себя в руках и контролирует мысли, и Джамиль не знает, восхищаться ему чужим самоконтролем или вопрошать, откуда же у мальчишки подобный опыт. Тем не менее, тему он больше не поднимает, увлеченный тем, чтобы снова добиться от Лололошки громких звуков удовольствия, это ведь будет лучшим показателем его успеха. Рука продолжает ритмично двигаться, сильно и со знанием дела, но явно слишком медленно, чтобы вновь подвести к краю, потому что отпускать абда так просто он все ещё не собирается, вместо этого Джамиль давит свободной рукой на грудь, вынуждая Ло окончательно улечься на тонкое белое покрывало, кажется, из овечьей шерсти, вроде тех, что стояли в деревушках аборигенов. Хотя бы здесь его кожа не контрастирует так сильно, давая понять, что, даже если абд и был довольно бледным, до совсем белого ему было далеко, нежная кожа сохраняла более темный оттенок, ближе к бежевому, напоминавшему скорее о новорожденных котятах и мякоти персиков, нежели заснеженном горном хребте, до которого Джамиль однажды дошел, слишком сильно углубившись в Зелёный Континент. – Это определенно требует изучения, – хмыкнув, бормочет он под нос, и Лололошка, очевидно, что-то всё же услышавший, с некоторым трудом фокусирует на нем взгляд. – Что? – Ничего, – Джамиль мгновенно качает головой, усмехнувшись, легко давит большим пальцем на уздечку, выбив из чужой груди невнятный стон, и прижимается губами к губам, не давая больше говорить. Поцелуй выходит более хаотичным, чем в самом начале, Лололошку откровенно ведёт, он тает до того ощутимо, стоит лишь Джамилю чуть больше надавить, что становится даже немного не по себе. Этот мальчишка точно не был девственником?.. Может, Джамиль тут вообще малолетних совращает?.. И не спросишь ведь, хара, это даже за дурную шутку не сочтут. Ну, ладно, он и не спрашивает, он продолжает целовать, настойчиво и грубо, практически не церемонясь уже, поняв, что абд не имеет ничего против против лёгкой грубости, как истинный последователь Кнефмтити, не иначе. Туника из странного материала, который не удается определить даже на ощупь, окончательно задирается под пальцами, открывая наконец грудь полностью, и Джамиль даже ненадолго отвлекается от происходящего, просто с интересом рассматривая испещренный заметно давними шрамами торс. – Ты там клад нашел, что ли, – Лололошка глухо стонет, проследив за его взглядом, и закрывает лицо руками, толкается бедрами, знакомо напрягая пресс, и Джамилю почти стыдно, но хватку на члене он всё равно ослабляет, не давая вновь приблизиться к кульминации, поглаживает просто кончиками пальцев, снова кружит по венкам, дразнит. – Ну, если считать тебя самого за ведущую к нему загадку, – отзывается Джамиль, пожав плечами, заинтересованно касается ладонью почти неразличимой тонкой полосы над сердцем. – Откуда это? – Великие знания - великие печали, – мрачно бормочет абд, едва ли слишком обрадованный смене темы, и старательно пытается отдышаться. Это довольно мило, на самом деле, такая его реакция, и Джамиль улыбается. Этой фразой он сам иногда отвечал на незапланированные вопросы своих клиентов, и не иначе как шуткой богов слова вернулись к нему, ещё и в такой обстановке. Улыбку он, впрочем, поспешно прячет до того, как Лололошка её заметит и снова начнет хмуриться, вместо этого Джамиль выпрямляется, вновь опираясь о кровать коленями, и через голову стягивает рубашку, откидывая её неглядя куда-то назад, не заморачиваясь и вытирая ладонь о грубую ткань. Всё равно одежда уже старая, можно будет её просто сжечь, когда он дойдет до деревни местных жителей и выменяет себе что-то поновее. Мальчишка всё ещё тяжело дышит, его волосы - полный беспорядок, грудь неритмично вздымается и опадает, взгляд всё ещё мутный, но довольно цепкий, Джамиль замечает его на себе практически сразу и, красуясь, на пару мгновений напрягает мышцы, позволяя им тугими канатами приступить под кожей, ухмыльнувшись такой заинтересованности. Лололошка фыркает несколько смущённо, отведя взгляд, пойманный, и Джамиль не упускает своей возможности снова его слегка подразнить. – Что, неужели леди Окетре удалось привить тебе манеры, раз подсматривать стесняешься? Или просто никогда не видел такого красавчика? – тянет он, снова уперевшись ладонями в кровать по обе стороны от абда, ухмыляясь до того широко, что почти неприлично. Ло что-то бормочет совершенно невнятно, и Джамиль сводит брови к переносице, хмурясь в секундной вспышке недовольства, а затем двумя пальцами сжимает чужой подбородок и рывком поворачивает голову к себе, выдыхает практически в губы, цепко удерживая мальчишку, не разрывая зрительного контакта. – Если так и будешь пытаться вести себя тихо, мне придется решить это самому, но тогда нас услышит твой дружок. А ты едва ли хочешь, чтобы Зафир или как его там услышал, как ты срываешь глотку и мечешься подо мной, не так ли? Так что тебе придется быть немного громче, сла-адкий, – последнее он тянет немного язвительнее, а сам с интересом и азартом следит, как меняются эмоции на красивом лице. На секунду в глубине синевы чужих глаз мелькает гнев, и Джамиль почти готовится блокировать удар, но мгновение - и злости как не бывало, её сменяет нечто другое, непонятное, только по дрожащему выдоху он догадывается, что угроза подействовала не совсем в том ключе, в котором он рассчитывал. Отвечать ему ещё раз Лололошка точно не собирается, но что-то во всей этой ситуации его определенно заводит до такой степени, что мальчишка сам подаётся вперёд и вверх, зарывается пальцами снова в темные волосы и утягивает в беспорядочный, кусачий поцелуй. Кажется, с удовольствием резюмирует Джамиль, такая грубость его тоже заводит. Он коротко рычит, но на поцелуй отвечает охотно, почти сразу вновь перехватывая инициативу и вжимая чужую голову в подушку, сжимает ладонями талию ощутимо, постепенно скользит выше и сжимает между пальцев соски, выбивая из абда глухой, но весьма громкий звук. Мальчишка был, кажется, до чертиков чувствительный, причем везде, и это точно сводило Джамиля с ума, серьезно, ещё немного и он поедет крышей от возбуждения, по крайней мере, если ничего не сделает. А так как в схождении с ума приятного мало - он делает, да, одной рукой снова сжимает себя, стягивая штаны ещё ниже и делая пару коротких грубых движений, а свободную ладонь кладет на шею, просто фиксируя Лололошку, пока сам склоняется ниже чередой довольно болезненных укусов-поцелуев. Ло шипит и хмурит брови, но Джамиль следит за тем, чтобы не прихватывать зубами слишком сильно, а стоит ему накрыть ртом сосок и сжать губами, посасывая, как с чужих губ срывается гораздо более звонкий, чем до этого, стон, и Джамиля ещё раз прошибает мурашками вдоль хребта, потому что, хара, нельзя быть таким горячим. – Ты меня с ума сведешь – на выдохе бормочет он, ведёт широко языком по груди, оставляя влажную, чуть блестящую в свете факелов дорожку, и прикусывает второй сосок, оттягивает его слегка, уже более готовый, по крайней мере, морально, к чужой реакции. Лололошка выгибается, слабо всхлипывает даже, и Джамиль сам глухо стонет, ощущая, что опасно близок к краю просто из-за того, как этот невозможный абд реагирует на каждое его прикосновение, послушно мнется под ладонями, словно теплая вязкая глина, из которой лепились вазы и тарелки с кружками. – Такой сладкий и отзывчивый, посмотри на себя, даже не возражаешь, что я так крепко тебя держу, неужели вспомнил, как подобает себя вести абдам? – Джамиль шепчет в кожу, покрывает грудь влажными поцелуями, слегка прикусывает ключицу, а после возвращается к соскам, и Ло снова крупно подрагивает. Он слышит застрявший в чужой глотке слабый скулеж и, чувствуя, что на верном пути, намеренно игнорирует сочащийся смазкой член, продолжая лишь дразнить, выцеловывая грудь и живот, постепенно сползая немного ниже по кровати. – Или просто наконец решил, что доверяешь несчастному Джамилю настолько сильно? – Да, да, да, только сделай уже что-нибудь, – он бормочет, кажется, скорее автоматически, и если бы голос Лололошки умел становиться жалобным, именно на этот оттенок Джамиль бы подумал, но это всё ещё что-то иное, незнакомое, однако Ло просит, и это уже прогресс. А затем мальчишка открывает зажмуренные глаза и Джамиль понимает, что пропал с головой, потому что глаза у него опять синие-синие, такого глубокого оттенка синевы не имеет ни мелкая речушка на проклятом континенте, ни небо перед грозой, ни драгоценные камни, раскопанные на Шахтерских. А ещё его глаза влажные, слезящиеся, бликующие в отсветах пламени, и Джамиль самокритично признает, что весь его опыт пасует перед этим выражением лица, для мальчишки-абда со странным именем и ещё более странной биографией он, пожалуй, сделает вообще что угодно. Так что, со вздохом отложив в сторону план помучать Ло ещё немного, просто из природной вредности и, возможно, желания всё же вывести его на чистую воду, Джамиль опускается ещё ниже, вновь с глухим стуком ударяясь коленями о деревянный настил, обеими ладонями коварно подхватывает ноги под коленями и закидывает себе на плечи, добиваясь чужого короткого вздоха и ойканья, явно от неожиданности. Это тоже забавно, но больше Джамиль не отвлекается, он покрывает заново поцелуями нежную кожу на внутренней стороне бёдер, оставляет пару темнеющих следов, не сдержавшись, и только когда Лололошка требовательно мычит, потянув его за волосы, накрывает губами член, снова выбивая из абда короткое, задушенное аханье. Когда на тебя так реагируют - это приятно, очень приятно и льстяще, а Джамиль не любит оставаться кому-то должным, поэтому возвращает это приятное ощущение практически сразу, скользит по коже языком и причмокивает влажно, постепенно опускаясь всё ниже, почти до конца, а затем снова возвращаясь к головке и втягивая щеки. Лололошке явно многого не надо, спустя минуту он вновь ёрзает и мечется по постели, тянет слабо за волосы, дрожит и пытается свести бедра. Сделать этого Джамиль, конечно же, не даёт, он держит крепко, почти до синяков, и, отстранившись ненадолго, тянет: – Ну как, сладкий, спустишь мне в глотку? – горло самую малость саднит, потому выходит немного хрипло, но, во имя богов, это ничтожно малая цена, так что он просто продолжает говорить, на удивление даже несколько мягче, чем от самого себя ожидал. – Давай, я же знаю, ты хочешь получить свою награду, ты так близко, я слышу это по твоему голосу. Не волнуйся, я ведь обещал об этом позаботься. Лололошка отвечает ему глухим требовательным звуком, и Джамиль, посчитав это за ответ, больше не дёргается, двигает только снова головой, уже не стараясь взять глубже, концентрируясь действительно на том, чтобы довести мальчишку до финала. Тот, судя по всему, закусывает ладонь, но все равно из его горла рвутся звуки, которые Джамилю сейчас заменяют воздух, так что, потянувшись, он рывком пригвождает чужое запястье к постели, не давая заглушить голос. Это, кажется, становится последней каплей - и рывок, и его собственный глухой недовольный рык, Лололошка выгибается в пояснице так, что Джамиль на мгновение беспокоится, а не сломает ли мальчишка себе что-то, стонет громко и на удивление звонко, несмотря на то, что обычно говорил гораздо более низким тоном, и действительно изливается ему в рот, вцепившись пальцами, по ощущениям, совершенно намертво, так крепко, что только отрывать. Ничего отрывать Джамиль, конечно же, не планирует, так что просто послушно замирает, тянет лишь носом шумно воздух и царапает коротко стриженными ногтями середину ладони, чтобы не подавиться, прикрывает ненадолго глаза, просто оставаясь в моменте. Где-то в высоте, в макушках деревьев, гуляет ветер, на окраине расчищенной поляны шипят пауки, кажется, не рискуя приближаться к освещённой территории, тихо шелестит песчаное море и потрескивают факела. Джамиль просто растворяется в этих звуках на пару мгновений, смежив веки, и практически наслаждается. Практически - потому что с членом во рту это делать немного сложно, но он позволяет Лололошке несколько долгих секунд ещё толкаться, вскидывая бёдра, и лишь потом отстраняется, облизываясь. Нижнюю губу немного жжёт и печет, кажется, там была трещина, но это такая ерунда, что Джамиль почти сразу забывает об этом, поднимаясь с колен, осторожно опустив чужие ноги на постель. Лололошка смотрит в потолок пустым взглядом, пребывая явно немного не здесь, и он использует паузу, чтобы стянуть с себя одежду окончательно, бросив штаны куда-то туда же, где валялась рубаха, оставив только бурдюк с водой, из которого тут же делает пару глотков, кашляя. Горло действительно саднит, кажется, завтра он будет немного без голоса, но да ладно, местные жители всё равно едва ли его понимали, общаясь на каком-то своем наречии, а торговаться он умел и без этого. – Мхм, – наконец, Лололошка всё же шевелится, переставая напоминать труп, и Джамиль бросает воду ему, вернувшись к штанам, хлопая быстро по карманам. – На-ка, выпей. И не бойся, там обычная вода, себя самого мне травить не сдалось, – наконец, найдя небольшую, с ладонь размером амфору, на счастье, совершенно не пострадавшую от полета и последовавшего падения (он на пару секунд забыл, что она там, да, осудите его, у него тут, возможно, самый горячий секс в его жизни, думать получается с переменным успехом), Джамиль возвращается к кровати, без зазрения совести плюхаясь на постель совсем рядом с приходившим в себя абдом. Кажется, такой напряжённый раунд его несколько измотал, и это отзывается в Джамиле гордостью, потому что, он был уверен, с выносливостью-то у абда всё было хорошо, и бегал, и сражался он отлично. – Как ты себя чувствуешь? – А по мне не видно? – слабо, но с легко различимой подначкой протянул мальчишка, и Джамилю оставалось только цокнуть языком. Вот ведь язва, даже в таком состоянии острит что-то. Почти сразу он, впрочем, думает о другом - если у Лололошки ещё остались силы острить, значит останутся силы и на него самого, потому что Джамиль, увы и ах, всё ещё явно нуждался хотя бы в руке помощи, в прямом и переносном смысле, к тому же - не намеревался отпускать Ло от себя так просто, особенно уж после того, как тот даже разрешил звать его сокращенным именем! Где такое вообще видано, в самом-то деле. – Видно, – легко соглашается Джамиль и, не отказав себе в маленькой слабости, подушечками пальцев ведёт по центру грудной клетки вверх, поглаживает нежную кожу, обводит ключицы, чуть царапает гортань и наконец легко мажет по губам и скуле, зарывается в волосы, тоже на удивление мягкие. У самого Джамиля они жёсткие, сухие и ломкие, выгоревшие под пустынным солнцем, такие были у очень многих здесь, в Мисре, а Лололошка снова выделился, даже ничего для этого не делая, ведь, судя по всему, волосы были такими от природы, вызывая слабую волну зависти. Самому Лололошке от его неозвученных размышлений явно было ни горячо, ни холодно. Точнее, холодно как раз было, но это уже просто потому, что на землю опустилась ночь, а всё тепло стремительно её покидало, заставляя покрываться мурашками уже от понижения температуры. Абд эту проблему решает просто. Явно уловив чужой настрой, он легко, доверчиво прижимается к ладони, в который раз вызывая ассоциацию с кошками, даром что не мурчит. От его тела тоже исходит жар и, Джамиль уверен, если сейчас вновь накрыть его, прижаться грудью к груди, настолько вплотную, чтобы почувствовать биение сердца, станет снова тепло, жарко до невозможности. Но пока что это нужно немного отложить, Лололошка явно не готов к ещё одному раунду, он смотрит осоловело, постепенно возвращая себе контроль над собственным телом, и с интересом разглядывает на свет факелов амфору, больше похожую на обычную флягу с деревянной пробкой, чем на изящную вазу или стеклянный бутылек, из которого было перелито её содержимое после того, как Джамиль случайно забыл одну из таких бутылочек в трюме корабля, а после был вынужден резюмировать, что без контакта со светом хранилось то дольше. – Что это? – уточняет негромко Лололошка, снова глядя так требовательно, совсем не как абд, и Джамилю остаётся только вздохнуть, потому что рано или поздно он точно попадет впросак за такую наглость и открытый, ничего не боящийся взгляд, который положено иметь разве что Богу-Фараону, а никак не обычному человеку и слуге. – А по нему не видно? – из природной вредности возвращает он подколку. – Не видно, – сразу же отзывается Ло, до того довольный ответом, что Джамиль, не удержавшись, легко щипает его за шею. Мальчишка ойкает, морщится, но улыбается всё равно и продолжает: – Стенки же не прозрачные. – Ну, тогда можешь открыть и проверить, – Джамиль великодушно машет рукой, а после вновь зарывается пальцами в чужую шевелюру, перебирает легко, просто наслаждаясь ощущением мягкости. У Лололошки слова с делом явно не расходятся, он тут же осторожно выщелкивает деревянную пробку из горлышка, благоразумно откладывает её на рабочий верстак, чтобы не потерять, а затем менее благоразумно трясет ёмкостью, отчего первые капли падают ему на нос и лоб. Хохотнув, Джамиль мягко собирает их и растирает между пальцами, а Ло морщит лоб и даже ведёт носом, задумчиво принюхиваясь. – Для вина или сока слишком вязкое, но тут точно есть что-то фруктовое, – бормочет он, выдавая экспертизу через пару мгновений, заставляя Джамиля снова улыбнуться и отобрать амфору от греха подальше, возвращая ей вертикальное положение. – Ты прав, обычно сюда добавляют немного сока манго, он неплохо вяжет остальные ингридиенты между собой, – ему остаётся лишь кивнуть, и лицо мальчишки тут же немного светлеет от разгаданной загадки. – Это какое-то зелье? – тем не менее, с подозрением тянет Ло. – Ну, вот что я тебе скажу, дружочек эта штука точно делается на алхимическом станке, может, видел его? В портовом рынке точно есть лавка алхимика, – Джамиль снова кивает на вопрос, пожав плечами. Вся эта ситуация его несколько забавляла, как и внезапное рвение абда самостоятельно угадать, что это вообще было. – Давай, последняя попытка или сдаешься? – Это лекарство? – несколько менее уверенно предпологает Лололошка и даже чуть подтягивается на руках, опираясь затылком о подушку, чтобы держать голову выше. – Ну, в некоторой степени, – хохотнув, Джамиль подкидывает ёмкость, легко перехватывает её второй рукой и чуть взбалтывает. – Чтоб задница по утру не болела. – А, – Лололошка только моргает, заставляя улыбнуться шире. – Ага. – Оу, – кажется, до мальчишки наконец всё же доходит, что было в сосуде, поскольку лицо его, на удивление, начинает наливаться румянцем. – Что такое, никогда снизу не был? – от столь неожиданной реакции Джамиль даже забывает добавить в голос привычную подначку и лишь изгибает брови. – Нет, эм, не то чтобы, я не уверен? – бормочет Лололошка, тоже приподнимая брови и глядя куда-то мимо него в пространство. Джамиль даже коротко хохотнул, как это «не уверен»? Как можно быть неуверенным в подобном вопросе?.. – Даже если и нет, никогда смазку не использовал что ли? – он скептично фыркает, одной гримасой постаравшись выразить весь свой спектр недоверия к происходящему. – Я просто… Неважно, – окончательно зажевав остаток фразы, абд коротко мотает головой, и Джамилю остаётся лишь вздохнуть, к более конструктивному диалогу тот был явно не готов, а давить и расспрашивать настроения не было совершено, настроен он был совершенно на другое. – К тому же, я думал, мы уже, кхм, закончили. – Ты оценил ценность моей жизни одним средненьким отсосом? – практически натурально возмущается Джамиль и даже всплескивает руками, но глаза его откровенно смеялись, и Лололошка тоже смешливо фырчит, закатив глаза, приходя в себя наконец. – Я ничего не оценивал, это ты меня сюда притащил под предлогом благодарности, – немного вяло отбивается он. – Ну вот я и продолжаю благодарить, сам себя я оцениваю явно выше, спасибо большое, – ворчит притворно Джамиль, а после, вернув зрительный контакт, демонстративно облизывается. – К тому же, как я могу ограничиться только этим, когда меня ждёт такая сладость? – Ох, замолчи, – Лололошка обречённо стонет, закрывая лицо ладонями, но кончики его ушей слабо краснеют, вызывая улыбку. Этот мальчишка, пожалуй, действительно был на удивление сладким, где только прятал это всё? Может, на него так Зелёный Континент действовал и отсутствие стражников поблизости?.. – Даже и не собираюсь, – проведя языком по губам ещё раз, на этот раз скорее плотоядно, Джамиль перемахивает через бедра и, осторожно отложив сосуд, опирается ладонями по обе стороны от чужой головы, слегка сжав ноги коленями. С такого ракурса Лололошка определенно выглядел гораздо лучше, чем если смотреть сбоку наискось, и Джамиль, вопреки словам, молчит, говорить в поцелуй не очень удобно. Ло коротко выдыхает, поняв, что перерыв закончился, но не сопротивляется (хотя явно мог бы, с его силой ничего не стоило оттолкнуть Джамиля), обвивает руками шею, прижимает к себе покрепче и даже немного сгибает ноги в коленях, вынуждая податься вперёд. – Вот так, хороший мальчик, – отстранившись, довольно выдыхает он, большим пальцем гладит легко скулу в поощрении, и абд издает неясный звук, не то от возмущения, не то от смущения, не то ещё что. Джамиль не различает, он целует снова, на этот раз ещё дольше, медленно и почти изучающе, ведёт кончиком языка по кромке зубов, мимолётно удивившись, когда Лололошка поддался почти сразу, даже не укусив. Оргазм явно действует на него умиротворяюще, ха, стоило бы запомнить. Постепенно Джамиль начинает чувствовать, как мальчишка вдруг плывет всё больше, его дыхание снова сбивается. Кажется, тот просто забывает дышать через нос, а пальцы едва ощутимо подрагивают и царапают загривок и плечи в ответ на влажные тихие звуки. Посчитав это хорошим знаком, Джамиль тянется за амфорой и, держа её за горлышко одной рукой, переворачивает, чтобы смазка стекала на пальцы. Второй рукой он всё ещё упирается в кровать, не желая пока свалиться прямо на Лололошку, даже уверенный, что тот его весь спокойно выдержит. Но мальчишка всё же не лыком шит, он упирается ладонями в грудь и слабо, даже не в четверть силы, толкает, но этого достаточно, чтобы Джамиль понятливо отстранился и, быстро слизнув ниточку слюны, приподнял брови. – Что такое? – Дай, я сам, – он всё ещё немного задыхается, но смотрит из-под ресниц уже не так поплывше, и Джамиль кивает сам себе, делясь смазкой. Действительно, не в первый раз он чем-то подобным занимается, раз понимает, что это и зачем оно. И тем умилительнее была информация, что таким чувствительным и отзывчивым Ло был сам по себе. К тому же, что вероятно, к него давно ничего не было, в первый раз он оказался близок, пожалуй, очень быстро, это Джамиль признавал вполне спокойно и без урона собственной самооценке. – Мне казалось, дать тебе отдохнуть и расслабиться этим вечером - тоже часть моей благодарности, – он лишь негромко хмыкает, но не возражает особо, вместо этого жадно следя то за лицом, по которому пробегали неясные гримасы, то за пальцами, исчезавшими в жарком нутре с тихим звуком. Подготавливал себя абд тоже со знанием дела, заставляя Джамиля лишь языком прищелкивать в восхищении и, не сдержавшись, неторопливо касаться себя, слишком уж соблазнительно мальчишка выглядел, едва заметно подрагивающий от недавно пережитого финала и кусающий губы, изредка тихо шипящий на дискомфорт, разводящий ноги шире, окончательно сбивая одеяла в один беспорядочный ком. – А м-мне казалось, что подобные связи н-не почетаемы фараоном, – с ядовитым сарказмом отбивает Ло точно так же, как сделал это во вторую встречу, и Джамиля невольно пробивает на смех, даже если ситуация для веселья не самая подходящая. Чужая наивность иногда поражала его до глубины души, даже собственное возбуждение никак этому факту не мешало. – Побольше слушай фараона, окажешься за решеткой быстрее, чем успеешь помолиться Кнефмтити, – он, пожалуй, уже даже не обижается на чужое ехидство, но от маленькой мести не удерживается, выбивая из абда тихий сладкий звук, которым заканчивается его фырканье, стоит Джамилю отпихнуть всё же его запястье, добавить смазки и осторожно начать двигать пальцами самому, подыскивая нужный угол. – Стой, стой, – абд коротко всхлипывает, когда он добавляет третий палец и снова немного наклоняет запястье. Джамиль послушно тормозит ещё раз, поднимает вопросительный взгляд, немного ерзая. Собственный член, капающий смазкой на покрывало, которое явно придется стирать или просто выбрасывать после, снова начинал ныть без нужного внимания, но игнорировать это пока было не слишком тяжело, даже если чужой голос звучал преступно-сладко на таких высоких нотах, вместо остановки вынуждая желать продолжения. – Ещё больно? – после короткого размышления уточняет он, немного повернув ладонь так, чтобы не приходиться пальцами прямо по чувствительному месту, а лишь оглаживать, добавляя пряности ощущениям. – Ага, – с явным усилием выдавливает Ло, набирает в грудь воздуха, но сбивается и вместо слов издает негромкий стон. Джамиль, со знанием дела покивав, сползает ниже, чмокает коротко головку и снова обхватывает её губами, отвлекая от ощущений. У него и самого иногда такое бывало, слишком чувствительное тело отзывалось на удовольствие не приятными судорогами, а болью, ничего не поделаешь. – Потерпи, скоро станет легче, – губы вновь немного саднит, а челюсть тянет с непривычки, так что приходится отвлекать немного по-другому. Джамиль прижимается ртом к белой коже, целует небольшой шрам-звездочку под ребрами, кажется, от стрелы, ещё один шрам на солнечном сплетении, уже от чего-то режущего, легко прикусывает выступающую подвздошную кость и оставляет засос. К просьбе не создавать следов он относится, в принципе, с пониманием, но есть довольно большая разница между «не оставлять следов» и «не оставлять следов там, где это могут заметить другие», и сам Ло эту разницу демонстрирует вполне наглядно, невнятно ахая, но едва ли возражая, когда на коже расцветает небольшой кровоподтёк. Скорее наоборот, если брать во внимание то, как плечи Джамиля сжимают цепкие мозолистые пальцы, а мышцы живота на мгновение поджимаются, ещё отчётливее преступая под кожей. Мальчишка так откровенно наслаждается этой лёгкой грубостью и так открыто тает в его власти, что рот невольно наполняется слюной в мимолетном желании пометить его всего, присвоить, заполучить только себе в единоличное пользование. От одной этой мысли тело снова наполняется жаром, но дальше простого ощущения ничего не заходит, Джамиль, несмотря на возбуждение, всё ещё помнит, в каком они положении и кем друг другу приходятся. После этой ночи абд едва ли станет доверять ему ещё больше, скорее предпочтет просто не вспоминать о произошедшем, и это почти грустно, но Джамиль видел за свою жизнь столько всего, что подобное даже не трогает, к чужим желаниям он всё ещё относится с пониманием. Стоит вновь прикусить сосок, как Лололошка вскрикивает, скорее от неожиданности, и пережимает его руку у запястья. Мальчишка тоже до ужаса тверд, тяжело дышит и посекундно облизывает потерявшие четкий контур, зацелованные и закусанные губы, Джамиль на несколько ударов сердца просто замирает, откровенно любуясь. Вкупе с необычной внешностью зрелище действительно было прекрасным. – Достаточно, я, я выдержу, – тем временем, Ло всё же собирается с силами и словами, чуть ёрзает и старается от себя оттянуть его руку. – Да и ты не настолько большой. – Я мог бы оскорбиться, знаешь ли, – Джамиль коротко хмыкает, встряхивает головой, но ладонь покорно убирает, переводит чуть выше и не то в качестве мести, не то просто потому что захотелось, он не слишком различает эти мелкие порывы, просто сжимает пальцы чуть ниже головки, ведёт плавно, но ощутимо, с небольшим нажимом. – Никогда не оскорбляй женщину насчёт внешности, а мужчину - насчёт его достоинства и зарплаты, неужели никогда не слышал об этом? – Может и слышал, – Лололошка дёргает плечом, снова жмурится и закусывает губу, прерывисто выдохнув, явно пытаясь все ещё держать в уме нить диалога, что выходит с некоторым трудом, судя по всему. Джамиль на этот короткий миг чувствует себя практически всемогущим, и улыбка сама наползает на лицо, он продолжает двигать запястьем, целует настойчиво, отвлекая, прижимаясь к губам почти голодно, а свободной рукой обхватывает себя, локтем чуть давит на бедро, вынуждая снова развести ноги, после чего наконец плавно толкается, не сдержав хриплого прерывистого звука, как только горячее нутро обхватывает его со всех сторон. Он думал об этом моменте последние полчаса или даже чуть больше, но ощущения всё равно никак не сравнить с обычными мыслями, потому что сейчас всё реально, взаправду, и ощущается во сто крат лучше, Джамиль с большим трудом сдерживается, чтобы не толкнуться одним рывком на всю длину, заставляя себя двигаться медленнее. Лололошка всё равно глухо шипит и кривится в неудовольствии, так что он ускоряет немного движения второй руки, крепко держит за бедро и отстранялся лишь на пару фаланг, чтобы хрипло шепнуть: – Теперь ты, кажется, уже не уверен, что я «не такой большой», да, Ло? Расслабься, давай, иначе только больнее выйдет. Мальчишка выдыхает какой-то слабый, далёкий от довольного звук, но давится им, стоит Джамилю ускорить движения ладони ещё сильнее, мелко всем телом продрагивает и действительно постепенно расслабляется, это он отмечает с лёгким налетом сожаления. Было, всё же, что-то приятное в том, как ощутимо сжимали его мышцы, не позволяя даже шевельнуться толком. Но вместо озвучивания своих мыслей, Джамиль повторяет негромкое «хороший мальчик» и наконец толкается, выбивая из Лололошки полноценный стон. Звук проходится коротким эхом по полупустым стенам домика и оседает мурашками по коже, вынуждая и самого Джамиля коротко рвано выдохнуть, двигая бедрами ещё раз. О, он передумал, это ощущается даже лучше. – Вот так, такой податливый и чувствительный, думаю, я всю жизнь мог бы только этим и заниматься, – горячо выдыхает он между поцелуями, за что получает лёгкий удар по плечу. Абд снова обвивает его руками и слабо царапает лопатки, как только Джамиль выводит нормальный ритм. – Помрешь от усердия, – ворчит Лололошка в ответ, но голос его дрожит так откровенно, что Джамиль не воспринимает это всерьёз от слова совсем и только целует жёстче, так, чтобы ни сил, ни возможности огрызаться у мальчишки больше не было. Его, конечно, заводила эта несвойственная абдам наглость, но это не значит, что он собирался позволять и дальше вить из себя веревки. – Мне много где смерть обещали, но, как видишь, ни одна из тех гадалок не оказалась настоящей, – Джамиль хмыкает, дёргает за бедро, вынуждая проехаться слегка по кровати, меняя угол, а затем сжимает между пальцев сосок, чуть розоватый и ужасно нежный по сравнению с его рукой, оттягивает его, слегка выкрутив, одновременно с этим толкаясь и теперь уже намеренно проезжаясь по чувствительному месту, вышибая из мальчишки дух на краткое мгновение. В его чувствительности, пожалуй, были плюсы и кроме уже озвученных. – Миль, Миль, – не то намеренно, не то непроизвольно сократив имя, Лололошка выгибается, хватает ртом воздух снова, точно рыба, выскочившая из Молотового моря, и скребёт пальцами по спине. Там наверняка останутся после длинные бледные полосы от ногтей, он уже сейчас чувствует лёгкий дискомфорт и боль, но это совершенно ничто по сравнению с происходящим. Джамилю до ужаса хорошо, он осознает, что долго не выдержит даже в таком, казалось бы, не слишком быстром темпе, слишком уж долго он терпел и мешкал, но довести мальчишку до края первым - это было уже скорее делом чести, проигрывать ещё и здесь было совершено недопустимо. Так что Джамиль лишь ухмыляется на такую реакцию, упирается ненадолго ладонью в матрас, склоняясь, и снова сжимает пальцами бедро до красных отпечатков по коже, толкаясь грубо и глубоко, постепенно сокращая амплитуду, но увеличивая силу, стараясь как можно чаще задавать чувствительную точку и, вернув пальцы на член, рукой тоже двигает ритмично, в такт толчкам, постепенно взвинчивая темп лишь сильнее. А чтобы не завалиться сверху, он упирается лбом в чужое плечо, терпеливо дожидается, пока успокоятся пальцы в волосах, и прикусывает сосок, втягивает его в рот снова, вдумчиво посасывает, проходится языком, откровенно пользуясь тем, как много у абда было чувствительных мест, в которые было ужасно приятно давить, как фигурально, так и более физически. В этот раз Лололошке требуется гораздо меньше времени, но, возможно, как скромно признает Джамиль, если бы они не начинали сначала дважды, чтобы кончить впервые ему тоже не потребовалось бы порядка двадцати минут. Но тогда было бы не так интересно, как сейчас, это Джамиль тоже признает, потому что в это мгновение ему до одурения хорошо, азарт пополам с удовольствием захлестывает его, как захлестывают рыбацкие суденышки высокие морские волны. Мальчишка под ним мечется, разрываясь между попытками толкнуться в ладонь и насадиться на член самостоятельно, его глаза крепко зажмурены, а ресницы подрагивают, с зацелованных губ то и дело срываются громкие стоны вперемешку с поскуливанием и коротким хныканьем, голос у абда в такие моменты действительно более высокий, и от такого резонанса кружит голову. – Хара, какой же ты шумный, – Джамиль и сам стонет, потому что выглядит Лололошка преступно хорошо сейчас, вот так, на грани оргазма, не задумывающийся ни о чем, кроме собственного удовольствия, кажется, даже не обращающий внимания на то, насколько сильно его собственные пальцы впиваются в кожу. Плечи и спина к утру обещали расцвести синяками и царапинами, вот уж точно. Но Джамиль с лёгкостью прощает совершенно любые неудобства за один короткий взгляд, затуманенный удовольствием, мальчишка открывает глаза за секунду до того как излиться, и радужки за зрачками вновь почти не разглядеть, взгляд его мутный, подернутый поволокой похоти, но Джамиль уверен, даже явись сейчас перед ним Пятеро, он без сомнения продолжил бы смотреть только в эти глаза, потому что ничего прекраснее он точно не видел, да и не увидит, скорее всего. – Завались, – тише шелеста ветра отзывается Лололошка через слишком большую чтобы быть приличной паузу, вызывая смешливую оторопь, потому что Джамиль, вообще-то, последние полминуты точно молчит и даже не двигается, стойко перенося все неудобства, чтобы дать абду прийти в себя немного. – Ц, нехорошо быть таким грубым. Какой-нибудь высокородный на моем месте уж точно послал бы тебя уже на казнь, – отмечает он мимоходом, а сам продолжает разглядывать чужое лицо с почти исследовательским интересом. Мальчишка больше не закатывает глаза и, кажется, в целом постепенно вновь ожидает, раз снова находит силы огрызаться. Джамиль считает это хорошим знаком, так что двигается наконец, выскальзывая из горячего нутра, и с некоторым удивлением замирает, услышав недовольный стон. – Что такое, понравилось ощущать меня в себе? О, не волнуйся, я с тобой ещё не закончил. Наглым абдам всегда стоит преподносить урок. Лололошка смотрит с таким чистым непониманием, что Джамиля разбирает смех, но он только щерит зубы в хищной ухмылке и рывком переворачивает мальчишку на живот, явно обрывая того на середине слова, заставляя подавится вдохом, опять. Это тоже несколько забавно, но его терпение подходит к концу, серьезно, он и так слишком много и долго сдерживался, так что больше Джамиль ничего не говорит. Он входит до конца, как и хотел изначально, одним глубоким резким толчком, и Ло запрокидывает голову, прерывисто ахнув, совершенно точно не ожидая чего-то подобного. Его реакции явно всё ещё несколько замедлены, но Джамилю это на руку, потому что тело снова податливое и точно шёлковое, он с наслаждением зарывается пятерней в шевелюру, жёстко удерживая голову немного запрокинутой, и практически сразу взвинчивает темп снова, сжимает бедро, не позволяя даже на пять выгнуться вперёд, отстраняясь. Мальчишка стонет хрипло и до безобразия красиво, с каждым грубым толчком Джамиль выбивает из него короткий звук болезненного удовольствия и стонет сам, наполняя помещение голосом и громкими шлепками кожи о кожу. Мышцы в бедрах уже горят от напряжения, но многого ему не требуется, организм и без того был слишком на взводе от всего происходящего, последним рывком толкнувшись до упора, Джамиль изливается внутри, склонившись и ощутимо прикусив Лололошку за холку, отпустив волосы, сжав вместо этого талию обеими ладонями. Ничего, прикроет, если что, своим этим платком, не зря же носит постоянно. А Джамиля одинокими холодными вечерами будет греть мысль об этом, воспоминание, как он действительно пометил и присвоил такого загадочного, хранящего в себе сотню тайн и загадок мальчишку… Когда он открывает глаза в следующий раз, за окном занимается рассвет, серое безоблачное небо расцвечивается багряно-алым и нежно-розовым, вдалеке глухо рычит нежить, ветер снова треплет кроны самых высоких деревьев. Мальчишка сопит куда-то ему в шею, его нога покоится на бедрах, а рука крепко удерживает за талию, используя Джамиля вместо игрушки. Кажется, не было ни единого шанса выскользнуть из крепких объятий, однако Джамилю не так чтобы и хотелось. Снаружи наверняка было до ужаса холодно, а здесь, под одеялом, с личным обогревателем, было хорошо, в мышцах разливалась нега от отлично проведенной ночи, так что он закрывает глаза обратно и засыпает снова. Помывка и всё остальное подождёт его ещё пару часов, ничего страшного, перед длинным днём стоит отдохнуть.