... Пока не случилось этого.
– Да. – Поэтому глаз замотал? Он тебе его выбить пытался!? Осаму сконфуженно опустил взгляд вниз. Бинт змеёй окольцовывал голову, немного давя на свежую гематому. Видеть такого Чую ещё неприятнее. Его обычный образ ломался: разноцветные глаза, что обычно отливают какао с молоком и чистой лазурью неба, сейчас потускнели, пламенные и непослушные кудри потухли вместе с поцелуями солнца на щеках. Весь Чуя будто потерял от своей вырвиглазной яркости пару тонов, начиная сливаться с уличным мраком. Или Дазаю так кажется? Пауза негодования затянулась. – Он поднял руку на маму, я же не мог... – Он ЧТО сделал!? И вновь вспыхнул, как спичка. Лицо напротив исказила гримаса злости, а волосы горели ярче стоящего рядом фонаря. До чего же он всё-таки прекрасный. – Как вообще так можно? Твой папаша поехавший! Я просто не представляю, как... Завелась старая шарманка. Хотя, Дазаю нравится. Нравится, что его поддерживают. Нравится, что кому-то есть дело до этого кошмара, происходящего в их семье. Нравится быть нужным. Это чувство окрыляет. Под бурное негодование Чуи, сопровождаемое не самой цензурной лексикой и активной жестикуляцией, они двинулись в сторону парка. Фонари здесь встречаются намного реже, чтобы не тревожить местных обитателей. Лавочки одиноко стоят вдоль дорожки, добродушно предлагая присесть. Деревья, дрожа от усилившегося ветра, раскачиваются своими мощными лапами в разные стороны, отбрасывая причудливые тени и пряча подростков от назойливого взгляда спутника. Прячут их тайну, храня, как оберег. На небе разворачивается удивительная картина из тысяч бусин, рассыпанных по тёмно-синему полотну неба. Вон Большая Медведица, рядом Малая Медведица и Дракон, а вот ещё какое-то, но название Осаму так и не запомнил. Диалог, вернее монолог Чуи ушёл уже давно в другую, более приятную сторону и Дазай его не слушал, уйдя в рассуждения о созвездиях и лишь иногда кивая. Переведя взор на Чую, сердце сделало кульбит. Расслабленный, вещающий всякую чепуху и тоже наслаждающийся этим моментом. Безумно красивый. – Ты меня вообще слушаешь? Ау-у-у, с кем разговариваю? – Ты очень красивый. – А? – Говорю, что ты красивый. Чуя смущённо опускает глаза. Слишком милое зрелище. Дазай вновь поднимает глаза к небу. – Спасибо. – Лето кончается. – Ага, это грустно. Опять школа, злые учителя, гора домашки и звонки родителям. Ну и жуть, – рыжий парниша показательно скорчился. – Нечего в драки лезть. Сам хвастался мне всё лето, что выбил зуб какому-то придурку, а теперь жалуешься, – шатен хихикнул, видя поясничества товарища. – Так ведь за дело выбил! Он заколебал ко мне лезть. То коротышкой назовёт, то собакой. Собакой! – Вообще-то, Хаски очень милые. Да и про рост он не сов... АЙ! – Поделом тебе. Неплохой удар. Дазай, гладя место удара, даже не сомневается, что таким можно что-то выбить или сломать. У Чуи всегда была жёсткая политика насчёт оскорблений и рукоприкладства. Ему ещё в школе не сладко пришлось: внешность у него контрастирует с обычной японской, так ещё и гетерохромия вместе с невысоким ростом. Разгуляться в издевательствах есть над чем. Но только никто не учёл, что за спиной у парнишки вспыльчивый характер и несколько лет профессиональной борьбы. Начиная с первого класса и до сих пор Накахара часто встревает в разные драки с особо наглыми персонами. Даже познакомились они после конфликта. На Дазая наехала местная шпана, мол, какой-то ты странный, так ещё и не местный. Чуя тогда мягко указал им, что неприлично так докапываться до людей. Почти мягко. Разбитый нос и пара синяков, на том и разошлись. После этого рыжий тайфун, что так резко ворвался в жизнь Дазая, представился Накахарой Чуей, пятнадцати лет от роду. Осаму он заметил уже давно, но подойти к загадочному юноше не решался. Жути Дазай наводил даже своим видом: бледный лицом, худой не по годам, вечно потрёпанный и с синяками, с мёртвыми глазами. Если также учесть его вечно отрешённый вид и молчаливость, получается образ главного будущего злодея из какого-нибудь ужастика. Но они быстро и неплохо сдружились, проведя всё лето рука об руку. – Я скоро уеду домой, в Йокогаму. Накахара останавливается, за ним и Осаму. Страшно. Как Чуя сейчас отреагирует? В голове сотня мыслей и не одна не радует. Вдруг, Чуя сейчас расстроится, вдруг скажет, что тогда им лучше сейчас прекратить общение, а вдруг... – Тогда ты обязан попробовать рамён от моей мамы. Ещё мы должны съездить на велосипедах на речку, о ещё в гости ко мне сходить! Хочешь, хоть сейчас к моей бабушке пойдём? Всё равно. Облегчение. Осаму расплывается в счастливой улыбке. Точно, они столько запланировали на эти две недели. – Хорошо, я только за. – Ты же приедешь на следующее лето? – А куда я денусь? Так они и идут домой, разговаривая о какой-то ерунде. Путь длинный, луна вечно следит за ними, заботливо направляя заплутавших парнишек. После, Чуя получит нагоняй от бабули и они вместе поедят её стрепню. Накахара отведёт в свою комнату, где они будут играть в приставку всю ночь напролёт и вырубятся под утро, в обнимку проспя до обеда. Кажется, Осаму впервые чувствует, что дома. Действительно дома. Он впервые так счастлив, и счастье его длится ещё с начала знакомства с ярким парнишкой рядом. Но всё хорошее кончается. Придёт время прощаться и Дазай подарит чокер. Конечно, получит он за это и шутки про личного пса. А потом будут ещё две недели счастья. День отправления домой - траурный. Даже погода, прочувствовав всю печаль момента, горько льёт слёзы, что с силой ударяются об асфальт. Но небо яркое, лазурное, как глаза напротив. Оно вселяет надежду, что не всё потеряно и жизнь не закончится на этом. Но сердце непонятно щемит, что аж хочется выть. Прощание не затягивается, ведь машина отца уже загружена и ждёт отправления. Осаму залазит внутрь. Они трогаются, а Чуя машет ему в последний раз. Уже на пол пути Дазай понимает что это было лучшее лето. Первое и последние. На следующий год он не держит своё обещание. Родители продают участок, отрезая возможность попасть в дивный мир приключений и веселья навсегда. До чего же это обидно. Он не встретится с Накахарой ни в этом, ни в следующем году. Никогда. А время неумолимо идёт, не замедляясь ни на секунду и смеётся, смеётся над глупыми людишками. Вот и конец школы, и съезд от родителей, и обрывание с ними всех связей, и поступление на профессию мечты. Домашка, новые друзья, выпивка, сессии, попытки свести счёты с жизнью, короткие романы. Всё проносится с такой скоростью, что начинает укачивать. Двадцать два года свалились на голову, как снег летом. За это время Дазай изменился. Вымахал знатно. Худоба стала не такой болезненной, но до нормы веса явно не хватало. Лицо стало старше, острые скулы проступили на лице, под глазами залегли синяки от вечного недосыпа. Сегодня он тоже не выспался, воплощая свою больную задумку. "Это верх идиотизма," - уверял себя, держа билет на поезд. С чего он решил, что Чуя всё ещё там и всё ещё ждёт его? Да, мысль посетить тот дивный мир детства была постоянной гостьей в голове шатена. Она раздражала, постоянно всплывая в голове в самые неподходящие моменты. Но было страшно. Осаму просто было до бесконечности совестно перед своим приятелем за такую пропажу. И вот, в свои двадцать два, он наконец собрался с духом и пошёл на такую глупую авантюру. План был примитивен до предела и имел тысячу и одну прореху. Что, если дом снесли? Что, если Чуя давно уехал? Что, если... Подъезд невысокого и явно уже отжившего свой век дома встречает его плесенью, мигающей лампочкой и запахом чего-то давно забытого. Пролёт за пролётом, воспоминания всё сильнее накрывают его с головой. Тот самый этаж и та самая квартира. Именно сюда его привёл пятнадцатилетний Чуя, рассказывая о какой-то породе собак с милой мордашкой. Кнопка звонка держится на божьем слове и почти ломается под пальцем.Проходит минута, две, пять, десять...
Наверное, было глупо надеяться на успех этого плана. Конечно же ничего не вышло. Скорее всего, сейчас Чуя далеко отсюда. Развернувшись на каблуках своих туфель, он сталкивается с двумя округлившимися от удивления глазами, впадая в ступор. – Извините, вы, кажется, перепутали квартиру. Перед ним Чуя. Живой, настоящий. Не из красочных снов, нет. Он изменился почти всем, но не ростом. Низенький, но с явной мускулатурой под очень хорошо подобранной одеждой. Лицо слегка загорелое, глаза яркие, блестящие, веснушки утроились в своём количестве и теперь дополняют эту картину. Волосы, всё ещё ярко-огненые опустились в хвост на плече и скрыты на затылке шляпой. Но самое притягательное - чокер, оплетающий изящную шею. Тот самый, чёрт возьми, чокер. Накахара явно был крайне озадачен появлением постороннего на своей территории. А у Дазая, кажется, случился микроинфаркт. Иначе он не ног обьяснить, почему его сердце так бешено бьётся, во рту пересохло, а в лёгких так не вовремя кончился воздух. Чуя великолепный. Но надо собраться, а то они так простоят ещё чёрт знает сколько. И из всего, что хотел сказать в этот момент Дазай: приветствие, объяснения, извинения, да хоть чего-нибудь, он смог сказать самую тупую вещь в мире.– Ты стал ещё красивее, Чуя.