А я люблю тебя, Адам?

Холодно. Снег бьёт в лицо, жестоко царапая щеки и покалывая в кончиках пальцев. Адам чувствует, как начинает дрожать. Неосознанно, от холода — его тело все еще являлось настоящим, и лишь личность была мнимой. Оттого он так хорошо чувствовал холод. И сам его излучал.. И тех, кто пытался его согреть, не понимал вовсе. И тех, кто согреться пытался сам тоже не понимал. И теплого Джону, который все время тусовался рядом с ним — холодным, эгоистичным — альтернатив тоже не понимал. Тех, кто умирает, Мюррей называл убежавшими. — Я кофе не пью.. — Маршалл выдыхает горячий пар в чужие руки, пытаясь их обогреть — зачем? — у меня от него сердце стучит. Самое главное — это выдержка. В частности, когда Джона был единственным, кому Адам позволял так делать. Трогать его руки например. Брать их в свои. Греть. Зачем он говорил с таким монстром ласковым голосом? Лучше страдать, чем надеяться. И сейчас Мюррей страдает. Больше всех на свете страдает — сжимает в замок посиневшие руки, закапывает их в снег. Боль из сердца перенеслась в руку, а из руки — в сердце. Всё, что должно отвалиться, должно отвалиться. И умереть. — А я люблю тебя? — Джона поднимает глаза, выдыхает рвано и, не отпуская бледных ледяных рук, целует тыльную сторону ладони. — Как ты думаешь, я люблю тебя? Влюблённый слаб. И Адам тоже. — Я от тебя уже почти весь в слабых местах, — фыркает привычно, но с неким раздражением, более сильным, наигранным. Отдёргивает руки, убирая их в карманы тут же и дав возможность Маршаллу лишь опустить взгляд. И чувствует, как тот дышит, все больше и больше покрываясь инеем. Отворачивается. — Ты просто пустой человек. И жизнь ты свою профукаешь. А Маршалл лишь улыбается, хотя было видно — он вот вот заплачет, не выдержав чужого движения против. Но так и стоит вкопанный. — Я тебе не нужен, конечно, я повержен.. — потирает плечо, сжавшись в комок. Жалкий, и Адаму жаль было тоже. — А я сейчас был бы согласный умереть.. Насколько я предельно счастлив.. Адам молчит несколько секунд и уходит, даже не хмыкнув, как это обычно было. Не поворачивается — кто же знал, что момент этот будет последним и лицо единственного близкого человека он больше не увидит? Мюррей плакал тогда, когда кто-то рядом должен был умереть. Он постарался быть сильнее своей любви, если это возможно. И сейчас он сидит рядом с замерзшим, заледенелым крестом, сам похожий на статую, занесенную снегом — весь покрытий инеем и слёзы застыли на его щеках красными пятнами обмороженных участков кожи. — А я любил тебя, как ты думаешь, Джона? — уже не чувствует движений собственных, но визуально – проводит ладонью, стирая тонкую пленку из инея с фотографии. — А я люблю тебя.. И ты.. Не люби никого, кроме меня, пожалуйста.