На злосручем сеновале...

      Герцог Западных Земель, Его Светлость Лонсо Злото в очередной раз скривил лицо. Эти изломы губ и лба уже так въелись в его благородные черты, что стали даже естественнее обычной покровительственной улыбки.       — Нет. Отвратительно, — проговорил Лонсо, и гофмейстер спешно убрал полоску шёлка, пропитанного ароматом очередного “подходящего” омеги.       Его Светлость начинал раздражаться, а у них оставалось ещё два десятка стеклянных колбочек с пробниками из самых отдалённых концов Трёх Земель. Некоторым образцам пришлось пересечь два моря и пережить столько приключений, сколько не выпадало самому герцогу за последние десять лет счастливого и праведного правления.       Лонсо рассеянно почесал бедро. Мягкая джинса отозвалась мурчащим шорохом — этот звук всегда унимал напряжённые нервы. Вот уже третий день он пребывал не в себе. Мышцы тянуло досадным беспокойством, пальцы беспрестанно перебирали то одно, то другое…       — Милорд, позвольте обратить внимание — очень хорошие рекомендации.       — О-о-о, уберите… Зияющая тьма, где они растят этих несчастных? На помойках?       А ночами… Что творилось ночами, Лонсо предпочитал не вспоминать даже наедине с собой.       Днём же внезапно вставали перед глазами живые картины, напитанные густыми ароматами и красками — предзакатные лавандовые поля, разомлевшие от дневного зноя.       Сие чудо Лонсо видел лишь однажды — будущий герцог пяти лет от роду так безутешно рыдал, отказываясь покидать лавандовые заросли, что батюшке пришлось его пристыдить за поведение, недостойное высокородного альфы. Но ничто не помешало юному Лонсо унести в сердце и сохранить навсегда цвет и запах счастья.       Из каких глубин памяти вдруг проявились давние образы, по какой причине — Лонсо не знал. Неужели начинается нервный срыв из-за возросшего давления Благой Опеки? — у герцога всё ещё не было наследника. В его-то двадцать восемь! На худой конец — даже жалкого бастарда, который мог заткнуть ядовитое шипение сплетен.       — Милорд! — тусклый голос гофмейстера не выражал ничего — и тем был многозначителен до безобразия. — Если вы закончили, позвольте огласить список дел на сегодня.       Лонсо, весь в мрачных думах, неопределённо пошевелил длинными пальцами.       — Сию минуту доклад шталмейстера о состоянии прислуги и племенных животных, далее Герцог Южных Архипелагов запрашивал удалённую видео-аудиенцию. Тема — предполагаемое несанкционированное проникновение контрабандистов на наши территории. Герцога беспокоит, что случаи участились.       Лонсо простонал из-под руки, прикрывающей лицо.       — Далее — обед с вашими подданными баронами. Дружеский визит по поводу рождения двойни.       — Клятая традиция, каждый раз разорять своего герцога, когда приплод превышает одного нормального здорового младенца. Распорядитесь приготовить подарок, Бэрроу.       Гофмейстер безучастно промолвил:       — Подарок уже ожидает вручения, милорд. Вечером — удалённая аудиенция с вашим батюшкой…       Лонсо вновь скривился так, что свело жилку под подбородком. После визита родителей двойни, разговор с отцом не сулил ничего приятного.       — Приступим, Бэрроу.       Дверь тут же открылась и в кабинет вкатился шталмейстер, изо всех сил скрывая одышку. В то же мгновение волосы на затылке Лонсо приподнялись, дыхание участилось, а ноздри расширились — будто бы от гнева, но совсем по другой причине!       — Чем, во имя зияющей тьмы, от вас пахет?! — рыкнул герцог. Шталмейстер присел на коротких ножках, как нашкодивший пёс, и затараторил:       — Ваша светлость, я мылся третьего дня! Не верьте наветам, будто я пренебрегаю…       — …Молчать! Откуда ты принёс на себе этот запах?       Гофмейстер очнулся от изумления, уловив суть ситуации. Никто и никогда доселе не наблюдал своего герцога в таком возбуждении — сейчас он выглядел как типичный альфа, учуявший подходящего омегу.       С грехом пополам из перепуганного шталмейстера вытрясли, что перед докладом он прошёлся буквально по всему замку — от конюшен и коровников до центра связи. Герцог со свитой был вынужден повторить маршрут прямо в мягких домашних туфлях и простой футболке — не до церемоний, когда снедают первозданные чувства, ярче которых нет на этом свете (сей факт доказан бонтанскими учёными, между прочим).       Через два бесконечных часа, набитых до отказа суетой, мельтешением лиц со всеми оттенками удивления и смятения, возгласами и топотом ног, Лонсо был готов на крайние меры — выгнать всю челядь до последнего замарашки на площадь перед замком. Но сколько сказок начиналось именно так и продолжалось одинаковым поворотом — “но один омега всё же не вышел к герцогу (королю, императору, принцу), потому что был (наказан, слишком жалок и уродлив, чистил рыбу)”...       Наконец, не осмотренными остались только коровники и конюшня. Лонсо начал подавать признаки отчаяния, гофмейстер прилагал колоссальные усилия, чтобы сдерживать его ярость и вести поиски столь же тщательно, как и в начале — не упуская ни малейшей детали.       — Мы всё обошли? А там что? — Бэрроу указал на запертую постройку без окон, на небольшом удалении от только что осмотренных конюшен с бесценными племенными лошадьми, где милорд чуть не потерял лицо, схватив охапку сена с пола — рыча и непотребно двигая бёдрами.       — Там?.. Э-э-э… Сеновал, мистер Бэрроу. Но там никого нет!       — Вы уверены? А что за звуки мы слышим? Судя по всему, они доносятся как раз оттуда.       Герцог, вытянувшись, как гончая, взявшая след, шумно вдыхал здоровые деревенские миазмы.       — Ох, не стоит вашего внимания. Один юродивый омега, которого нам подсунули в качестве “подарка” с партией отличных крестьян… Крестьяне были и правда добротнейшие, с большими семьями! К ним претензий нет! А вот этого дурачка я понятия не имею, куда девать. У него течка началась несколько дней как — так он никого к себе не подпускает. Мы и лучших альф ему приводили, и даже бету из секретарей — он только орёт и кидается предметами!       Низкий утробный рык возвестил, что его светлость тоже осуждает такое глупое поведение.       — В общем, запер я его на сеновале — как раз новую партию сена привезли, чтобы зря не страдал, а делом занимался. Кормим, воду ему носим, чтобы мылся — никаких зверств, милорд! А эта бестолочь скоморошит да чудачит.       — Открывай! — прорычал Лонсо жутким голосом, решительно направив стопы к злополучному сараю.       — Ваша… ваша светлость! Милорд! Эта бестия, конечно, очень привлекателен — его наверняка хотели сделать наложником, но плюнули, из-за мерзкого характера… Милорд! Он злобный, да ещё сквернавец! С ним говорить — только честь марать понапрасну…       — ОТКРЫВАЙ! — рёв альфы смёл стайку птиц с ближайших деревьев.       Причитая под нос, шталмейстер завозился с замком, делая знаки парням покрепче раскрыть тяжёлые створки.       То, что в следующую секунду увидел Лонсо, высекло на диком рубине его сердца вечные сияющие грани.       В центре просторного помещения брикеты сена были сложены наподобие подиума. Сверху, через потолочный люк, лился поток солнечного света — яростно слепящий на контрасте с тёмными углами. На подиуме, как на сцене, буйствовала небольшая фигурка, подожжённая яркими расходящимися лучами. Лёгкие светлые кудри вились нимбом солнечной короны вокруг головы. Растревоженные клубы золотых пылинок роились в экстазе вокруг омеги, всецело отдавшегося каким-то своим фантазиям.       Великолепный! Невообразимый! Немыслимый в здешней убогой реальности своей абсолютной свободой — естественной для него, как само дыхание.       Это он издавал те самые странные звуки, не замечая прибытия высочайших лиц из-за больших наушников (разумеется, контрабандных и запрещённых).       — А-а-а-щ-ц-щ-ц… Дыц-дыц-дыц! Уо-оу-оу-у-у-у! Пщ-пщ… — голосил омега, широко расставив ноги и бешено вращая маленькой, но крепкой на вид, задницей.       Вошедшие застыли в немом изумлении, и лишь со стороны шталмейстера слышалось шипение:       — А я говорил… Малахольный!       Вдруг паренёк на сене схватил вилы, будто стойку микрофона и запел в торец рукояти:       — На злосручем (тыц-тыц-тыц пи-и-и-у)        сеновале (шау-шау-бау)        Мы с милёнком (о-е-е-е-бейба)        жопу рвали (бц-бц-фа-фа-у-у-у)!        Мне милёнок (пай-ра-па-па-у-ы)        помога-а-л (ту-ду-ду-пщ-щ-щ) —        Сено с жопы (а-о-а-о-у)        вы-ни-ма-а-а-л (та-да-дыщ-щ-щ)!       Закончив свой куплет, омега отбросил вилы, задрав руки вверх и запрокинув голову, принимая бурные овации, которые устроило ему его собственное воображение. Потому что со стороны ворот не было слышно ни звука.       Вдруг паренёк вздрогнул, будто его что-то кольнуло. Он чуть повернул голову ко входу, но не обернулся полностью.       — Ого! Ихняя светлость, никак, пожаловал — не прошло и года?       Лонцо широко улыбнулся — почуял, спиной услышал, всё как и должно быть.       — Ах ты стервец, где твоё почтение?! — заволновался шталмейстер. — Ну-ка слезай оттуда, да кланяйся в ноги своему властелину! Распустились, пользуетесь милостью Его Светлости…       Омега стащил наушники, но оборачиваться не спешил.       — Ага. Если герцог решил поприжать персонал, пусть начнёт прямо с тебя — засношал уже, свин злосручий.       Шталмейстер явственно хрюкнул, подавившись оскорблением, чем вызвал улыбки у всех, кроме Бэрроу. Тот лишь спросил:       — Милорд? Вывести людей?       — Да, — голос Лонсо почти потерял человеческий тембр, всё глубже скатываясь к звериному началу. — Стража по периметру. Не подпускать. Кого почую рядом — загрызу.       Лонсо услышал лишь шуршание шагов и стук сомкнувшихся створок.       — Всё, теперь мне не слиться? — ухмыльнулся омега.       — А ты разве сам желаешь того? — спросил Лонсо, легко запрыгнув на подиум, под солнечные софиты.       — Зависит от ответа. Чем от меня пахнет?       Лонсо осторожно сжал хрупкие плечи, приник носом к влажной шее.       — Лавандовыми полями. И грозовыми закатными тучами — тяжёлыми холодными каплями, зреющими в багрово-сиреневых массах, словно виноградины. И совсем немного — сухим шорохом ещё не родившихся молний.       Омега заметно расслабился и, судя по выдоху, улыбнулся:       — Сраную лаванду чуют все. А электричество — только батя ощущал. Ну и ты. Значит, жопенц омеженьке. Как пить дать — выебут.       — Откуда ты знал, что это я пришёл за тобой?       — Дык... Меня ж ваши долбоящеры в конюшни засунули! Когда вкурили, что шлюхан из меня никакой. Ну, я и спросил — чьё это седло так пахнет, что мне башню сносит? Когда сказали, что аж целый местный герцог — я полчаса ржал...       — Как тебя зовут, сердце моё?       — Радж.       — Нездешнее имя, я не слышал такого. Красивое.       — Если ты и фамилию не слышал, то ваше злосручее захолустье — ещё больше жопа, чем… ах… чем я считал.       Не в силах больше сдерживаться, Лонсо мягко скользил ладонями по телу омеги, изучая, упиваясь пропорциями — едва заметные выпуклости груди, тонкие руки с сухими, жёсткими мышцами, узкая талия и крепкие округлые ягодицы. Всё это великолепие требовало очистить себя от кощунства грубой одежды и покрыть драгоценностями прикосновений и поцелуев.       Лонсо развернул Раджа к себе и застыл, поражённый его красотой.       Радж, в свою очередь, с любопытством разглядывал герцога.       — Слава яйцам, про тебя не наврали, бейби, называя красавчиком. Правда — не такой уж и страхуляд, как все остальные. Я, честно говоря, и сам чуть симпотней обезьяна, так что мне ли перебирать…       — Ты… Ты само совершенство, — шептал Лонсо, приникая губами к милому лицу, бездонным ясным глазам, пухлым губам цвета малины, — я и не знал, что такая красота существует во Вселенной!..       — Ещё бы, вы тут на своём куске космического говна совсем одичали. Нормальных людей не видели. Ой, в жопу вашу внешнюю политику — ты целоваться умеешь или советников твоих злосручих звать, чтобы помогали?       Без дальнейших напоминаний Лонсо впился в приоткрытые губы — сейчас ты узнаешь, маленький засранец, как умеет целоваться герцог Западных Земель.       Сладкий рот омеги оказался какой-то сказочной пещерой сокровищ — в каждом крошечном закоулке, ребристом своде нёба, скользком горячем языке, Лонсо открывал невиданные доселе удовольствия чувственности. Как упоительно было бороться за владение этим источником наслаждения и сдаваться на милость возлюбленного, позволяя его ловкому вёрткому язычку хозяйничать у себя во рту.       — Сокровище моё, твой вкус чист и первозданен!       — Сраный стыд, я к вашему языку хрен привыкну — даже в самой гнилой дыре так давно не говорят. А по существу — ты типа доволен, что у меня до тебя не было ни одного альфы и мой чутка подвядший цветочек достанется только тебе?       — Правда? Не было?..       — Ага, традиция такая. Оба бати и дедуля полоскали мне уши — мол, ничто не сравнится с твоим истинным, даже самый популярный айдол бета-бэндов Правого Спирального рукава. К тому же, дети, зачатые истинной парой, получаются самыми умненькими и перспективными…       Радж вдруг посмотрел так доверчиво, распахнув неправдоподобно глубокие глаза.       — Это так странно, бейби, что ты просто мрак какой мутный, с нелепой стародревней речью — а будто сейчас мне ближе, чем батя, чем лучший друг… Гормоны, да? Хрен с ними… — резюмировал Ражд, запрыгивая ногами на талию Лонсо и валя с ног очередным поцелуем.       Краешком сознания Лонсо жаждал отнести неожиданного возлюбленного в опочивальню и сливаться с ним раз за разом в экстазе на узорных шёлковых простынях, но альфа, впервые захвативший власть над его телом, уже сдирал одежду скрюченными от страсти пальцами.       Два обнажённых тела сплетались на соломенном подиуме, залитые нестерпимо ярким светом — будто актёры одного из нечестивых авангардных театров (контрабандные записи строжайше запрещены), выставляющих сокровенное на всеобщее обозрение.       Жаркое солнце плавило кожу омеги, вытапливая крупные капли ароматного дурмана, который альфа собирал широкими мазками языка. Задыхаясь и рыча от вожделения, он посасывал изящные ключицы, чавкающими поцелуями сполз к налившимся и вставшим, как маленькие членики, соскам.       Альфа замучил ласками упругие горячие ягодки — вбирал их губами, сжимая у основания почти до боли, шевелил и теребил мягким языком, обводил едва касаясь пупырышков ареолы, то обволакивая жаркой слюной, то холодя дыханием — пока омега не взвыл дурным голосом:       — Да всади уже в меня свой вонючий хер, изверг!       Что из этого услышала выставленная вокруг стража, осталось исключительно на её совести, но альфа, глумливо ухмыльнувшись, продолжил истязать невинное тело, изнемогающее от желания продолжить род.       — Вам что, вашу ж бать, здесь совсем в школах не объясняют, что надо с омегами делать?! — почти рыдал несчастный, пока альфа медленно ласкал выпуклые бугристые краешки его ануса, ныряя время от времени в знойную тесноту двумя пальцами. Напряжённый до предела член омеги конвульсивно дёргался, блестя туго натянутой кожицей. Альфа приник губами к головке, скользя от дырочки до уздечки и обратно. Когда он всё же вобрал в себя розовую головку и спустился губами почти до основания, уткнувшись носом в мягкий светлый пушок, член дёрнулся, словно живое существо, извергаясь и наполняя рот альфы самым сильным афродизиаком — семенем омеги, сопротивляться которому не мог ни один истинный.       Альфа издал утробный рык, жадно поглощая сладкое семя, схватил дрожащее тело омеги и грубо подтянул к своему торчащему члену, подминая под себя.       — Зря тянешь, светлость… — прохрипел омега прямо в губы. — В любую минуту за мной могут прийти и навсегда отнять, недотраханного.       Осмысленные слова с трудом пробирались сквозь пожар звериных инстинктов.       — Чего? — только и смог выдавить возбуждённый до предела альфа.       — Быстрее, говорю! Быстрее трахни меня, бестолочь!       Быстрее… Вот это понятное слово, и полностью совпадает с обуревавшими альфу желаниями.       Омега раскинул согнутые в коленях ноги, полностью раскрываясь перед избранником. Крупная багровая головка альфы, раздвигая тугие неподатливые складочки, с трудом протиснулась внутрь. Омега коротко взвыл, запрокинув голову. Тотчас мягкие тёплые губы принялись утешать нежными поцелуями напряжённую шею, изломанный первой болью рот.       Потихоньку, дюйм за дюймом, альфа проникал в жаркое лоно возлюбленного, пока не упёрся лобком в нежные яички.       Отдышавшись, омега распахнул распутные глаза и сам толкнулся бёдрами, скрестив пятки на заднице альфы. Ещё… И ещё раз… Ощущение неожиданно понравилось обоим. Омега продолжил раскачиваться под животом альфы, ловко насаживаясь при этом на его член.       — О-о-о, да-а-а… А-а-а! Злосручая зияющая тьма, я что, должен делать твою работу?! — с издёвкой простонал омега, крутанув задницей и выгнувшись так, чтобы с силой зажать внутри себя член альфы стиснутыми до предела ягодицами.       — Засранец… — прорычал альфа и завёл руки назад. Через мгновение тонкие щиколотки омеги оказались прижатыми к соломе по обе стороны от плеч. Альфа вбивался сверху резко, не щадя верещащего на разные голоса любовника.       Животная страсть настолько овладела обоими, что человеческая речь забылась вовсе, и стены сеновала оглашались звучными шлепками, рычанием и стонами наслаждения. Спустя несколько минут бешеного траха омега выгнулся дугой, застыв в судороге. В этот миг нужные мышцы в лоне, где орудовал член альфы, начали волнообразно сокращаться, стимулируя у партнёра бурный оргазм.       Десятком яростных толчков альфа извергся внутрь, запечатывая разбухшей до размера кулака головкой выход, чтобы ни одна капля драгоценного семени не покинула омегу раньше положенного природой времени.       Любовники затихли без сил, лёжа на боку, в крепкой сцепке.       Альфа и омега постепенно расслаблялись, заползали в первобытные пещеры — на смену им явились пришедшие в себя Лонсо и Радж.       — Жизнь моя, как ты? Всё хорошо? Тебе не больно?       — Ну ты впедюрил мне знатно! Думал, мне жопенц — такой кайф колотил, почище самой забористой наркоты…       — Я невероятно счастлив, мой дорогой Радж. Ещё утром я страдал от бесцельно прожигаемой жизни, и вот — обрёл любовь и своего истинного… Навсегда… Ты ведь не будешь возражать, если свадьбу сыграем в этом же месяце? Наследник должен родиться точно в срок, иначе Благая Опека…       — Лонсо, ты глухой? Или соображаешь туго? Я же тебе сказал, что меня скоро здесь не будет.       — Что это значит, любимый?! Ты не хочешь связать свою судьбу с истинной парой?       — Ох, злосручий мрак… Легче тебя прямо щас вырубить, чем объяснять. Мы из разных миров, Лонсо.       — Я уже понял, что ты Извне, любимый. Ты был рабом, а станешь супругом самого герцога Западных Земель — одного из трёх владык этой планеты.       — Лонсо, бейби, ты в натуре не всекаешь. Никакой я не раб. Меня забросили сюда полгода назад, спасая от преследования смертельных врагов. Но, разумеется, меня ищут и скорее всего уже нашли — ты же в курсе, что на твои территории приземлился космический корабль?       Точно, даже герцог Южного Архипелага в курсе — поэтому и хотел поговорить…       — Уже скоро бойцы моего бати засекут сигнал от датчика ближнего действия — он вшит в первый позвонок.       — Радж… Кто… Кто твой отец?       — Ха, наконец заинтересовался? А ведь я пытался тебе сказать…       — Радж!       — Моё полное имя Радж Рейгенрот. Спрошу ещё раз, бейби, ты слышал эту фамилию.       — М-м-м… Что-то очень легендарное. Из глубины веков. Это род основателя первой Галактической Империи?       — Ну слава яйцам, родил. Громко не смейся — Рейгенроты до сих пор правят Галактикой. Кроме, видимо, вашей жалкой дыры, которая нахрен никому не взъебнулась.       Лонсо онемел от невообразимости только что услышанного. Какая жестокая ирония. Ещё утром он был одним из трёх самых главных людей на земле, а сейчас… Сейчас…       — Эй, бейби? Прости, что так в лоб, я не хотел причинять боль. И вообще, я не сын действующего Императора. Я внук родного брата тогдашнего Императора. Эти два венценосных долбоящера разосрались в полный жопенц, и мой дед ушёл в пираты. Организовал нехилое такое братство, не последний чел во Вселенной. А сейчас мы даже периодически обкашливаем тёмные делишки с нашими властными родичами.       Голос Лонсо непривычно дрожал, когда он пытался произнести самую трудную фразу в своей жизни:       — Радж, любимый… А как же мой наследник, которого ты произведёшь на свет? Ты отдашь его мне?       — Ну, знаешь… Лонсо, ты конечно извини, но я произведу на свет СВОЕГО наследника. Мои бати давно этого ждали. Вся семья будет очень рада.       Радж вдруг обернулся к своему недолгому любовнику, поёрзав на узле.       — Слушай, бейби… Не хочешь пойти со мной? Мой батя-альфа вообще был грузчиком в какой-то мраком забытой туманности, пока не встретил случайно свою истинную пару. А уж целому герцогу, пусть даже из такой дыры, бати будут рады до жопы!       Вдруг тело Лонсо пронзила жуткая низкочастотная вибрация, лишив возможности думать и двигаться. Как сквозь толщу воды он слышал обрывки фраз:       — Нет, ваше высочество, никто не пострадал. Эти тупые крестьяне просто свалились на землю. Через час придут в себя.       — Не надо с ним так, он отец вашего будущего Короля. И вообще, неплохой человек…       — Велите забрать с собой?       — Хм… Нет, пожалуй. Если приспичит — сам меня найдёт. Правда, Лонсо? Эй, бейби, — родной голос приблизился, — найди меня, если нужен. Мы с мелким будем ждать…       ***       — Совершенно неслыханно, милорд. Оба герцога выразили крайнее возмущение. Предлагают организовать общую оборону и…       — Бэрроу. А почему мы вообще отгородились от остальной Галактики?       — У нас крайне скудные ресурсы и на редкость уродливое население, милорд. Мы Галактике не интересны.       — Серьёзно? А вдруг наша догма — злосручая ерунда и мы ежедневно просираем миллионы шансов, запершись на этом куске космического говна?       — Эм… Ми-милорд?       Ха-ха, наконец, и этот напущенный чурбан вышел из себя!       — Бэрроу, подготовь-ка мне к завтрашней видео-аудиенции толковое обоснование необходимости начала внешней экспансии. Напряги аналитический отдел, пусть шевелят задницами в кои-то веки.       Лонсо подошёл к окну, сунув руки в задние карманы джинсов и вглядываясь в нежно-сиреневое небо.       — Думаю, нас ждут интересные времена!