Просто скажи, что я буду в порядке/ Ghost of you

"Просто скажи, что я буду в порядке.. . " Люку очень трудно сейчас. Ему трудно с тех пор, когда он потерял свою любовь, своё сердце и смысл своей жизни. Ему трудно сейчас. Трудно было и тогда. Ему кажется, что ничего уже не сможет вернуть ему вкус к жизни, не сможет вернуть ему смысл его жизни...его прежней жизни. Он так скучает по своей прежней жизни. По своей прежней жизни со своим любимым человеком. Со своим любимым кудрявым парнем. Со своим любимым Эштоном. С Эши... Как бы ему хотелось вернуться в один из тех дней, когда он был так счастлив. Вернуться в тот беззаботный день, когда солнце лениво пробиралось сквозь довольно плотные и тёмные шторы, чтобы разбудить своей нежностью и любовью одного спящего парня. Младший к тому времени уже просыпался и просто разглядывал спокойное, красивое и такое родное лицо любимого человека. Их любовь была такая тёплая, её можно было почувствовать, она была осязаема. Частички их любви витали в воздухе, в их солнечной, окутанной приятными тонами комнате. Их любовь была нежной, словно первые цветы в мае, которые только-только пережили холодную зиму и нашли в себе силы выбраться из под толстого слоя земли. Их любовь была красивой. Они были теми главными элементами их любви, которые и делали всю любовь крепче, сильнее и красивее. Они были красивой парой. Он, Люк, голубоглазое чудо для своего кудрявого малыша Эша. Они так нуждались в друг друге, были зависимы от объятий друг друга, поцелуев и переплетённых пальцев. Они так задыхались от избытка чувств. Они так тосковали друг по другу в моменты разлуки. А когда они ссорились, они никогда не разбегались в разные комнаты, чтобы сидеть там до утра в слезах и соплях. Они никогда не уходили друг от друга из-за гордости и обиды. Они злились друг на друга, но по прежнему находились в одной комнате и в одной кровати, только отвернувшись друг друга, кто куда: кто к стене, кто к окну. Кто лежал у окна, мог наблюдать полную Луну, которая всегда висела на тёмном небе. Этим кем-то был Люк, и в моменты ссоры, он тихо звал Эштона по имени, затем дёргал за рукав тёплой кофты, чтобы тот повернулся к нему и тоже смог лицезреть такую красоту. В такие моменты Эштон, как побитая собака смотрел грустными глазами на Люка, а потом прижимался к нему сзади, положив голову тому на плечо. Он всегда смотрел туда, куда указывал палец Люка в окно. Будь то полная, красивая и, по мнению, Эштона, грустная луна или одинокие, яркие и красивые звезды, которые мерцали на тёмном небе. Так они и мирились, просто смотря, как живут своими жизнями огромные звезды, планеты и спутники на небе, которых они могли видеть из своей маленькой квартиры. Они так любили танцевать в солнечной комнате под слышные только для них двоих медленные песни. И было совсем не важно, кто из них будет вести танец. Чаще всего это был Люк, потому что ему нравилось обнимать старшего парня за талию и класть свой подбородок на кудрявую макушку Эштона. Иногда Эштон вёл танец. В такие моменты он прижимал младшего парня к себе за талию одной рукой, а другой брал его ладонь в свою и рассекал воздух в комнате их стремительным танцем. Они могли весь день так провести, танцуя в приятной тишине комнаты, даже не сговариваясь, когда танец завершать, а когда слиться в объятиях и просто стоять и наслаждаться тёплыми лучами солнца. Сейчас Люк тоже танцует, только танцует теперь без его кудрявого малыша. Правильнее сказать, он танцует с признаком его кудрявого малыша. Танцует с призраком по пустой, больше не освещенной солнцем комнате. В их пустом доме. Каждое утро он просыпается с острой ноющей болью в груди, с ужасной тоской по любимому человеку и с крупными бусинами слез на глазах. Он поднимается с постели, бросает взгляд на их комнату и до боли закусывает губу, чтобы не закричать от переполнявших его эмоций, чувств и мыслей, от которых он никуда не может сбежать. Все предметы мебели в их комнате были связаны с Эшом, с его любимым человеком. Все вещи, которые когда-то носил, как сам Эш, так и Люк всё ещё держат запах родного тела. Они всё ещё тёплые, по мнению Люка, и уже насквозь пропитаны слезами его горя. Наверное, сейчас Люк ждёт, когда придёт этот этап светлой грусти, когда он уже перестанет так остро реагировать на внезапно воскресшие в его памяти воспоминания. Он ждёт этой светлой грусти, потому что ему невыносимо каждый раз, только о любом упоминании о Эштоне зарываться носом в подушку и реветь так до самого утра. Он ждёт этой светлой грусти, потому что хочет вспоминать время, проведённое вместе с улыбкой на лице, а не со слезами на глазах. Он ждёт этой светлой грусти, потому что знает, Эшу бы не понравилось такое разбитое состояние его Пингвинчика. Он бы не позволил Люку грустить и постоянно плакать. Он бы окружил его заботой, вниманием и любовью. Он бы захихикал совсем, как школьница от какой-нибудь глупой шутки блондина и всё бы встало на свои места. Люк бы поправился в следующую секунду. Этот смех бы снова вызвал в нем желание жить, вставать, а не воскрешать по утрам, наслаждаться каждыми моментами и событиями дня, а не ждать, когда наступит ночь, чтобы сверлить пустым взглядом грустную Луну, а потом глушить слезы и всхлипы подушкой. Он был бы в порядке. Правильнее говоря, он бы был в порядке, если бы Эштон был с ним. Люку так и хочется прошептать в пустоту и темноту их комнаты одни единственные слова : "Скажи мне, что я буду в порядке, что у меня всё наладится". Конечно, ответом ему послужил бы лёгкий шелест разорванных клочков бумаги с нотами и словами песен по полу. Потеряв любовь и смысл жизни, Люк написал пару песен. Потеряв любовь и смысл жизни, Люк стал представлять в своей голове те моменты, которые он бы хотел видеть. Он по-прежнему представляет, как встаёт по утрам под тихий скрип половиц пола под тяжестью танцующей фигуры. Он ложится на бок и устремляет свой взгляд на середину их комнаты, где танцует какой-то незамысловатый танец кудрявый парень. Он двигается очень красиво, медленно, ритмично. Он танцует с закрытыми глазами, даже совсем не опасаясь, что упадёт. Он не боится упасть, потому что знает, что его голубоглазое чудо подхватит его, не позволит упасть, прижмет к своей груди, погладит по кудрявым волосам и поцелует в ямочку на щеке. А затем Люк услышит звонкий смех. Услышит этот красивый, всегда разный смех. Но он знает, что в такой момент у его кудрявого малыша был бы смех, как у школьницы. На его щёчках появились бы ямочки, а глаза счастливо бы засветились. Эштон бы обвил шею Люка руками и закружил бы их по комнате в плавном танце. Кудрявый малыш сказал бы ему, как сильно он любит своё голубоглазое чудо. Люк бы сказал, что обожает Эштона, что любит его до Луны, которую они видят из окна их квартиры и обратно. Люк сказал бы, что не может да и не сможет существовать без их любви, объятий, поцелуев и прочих маленьких вещей. И он бы не соврал. Люк говорил ему ... им об этом, напоминал об этом каждый день, как мантру, словно бы делая самому себе ультиматум: он уйдёт и я уйду. Правда, когда ушёл Эштон, Люк не может уйти. Он хочет, но не может, потому что знает, что ему нужно жить дальше, жить во имя памяти о кудрявом малыше. Жить, чтобы таким образом показывать свою любовь, силу своего духа и характера. Сейчас у Люка есть только призрак Эштона. Призрак этого кудрявого малыша в его голове. Когда он танцует, он представляет, что холодная пустота в его руках со временем приобретет очертания и объем. Конечно, он знает, что эта пустота никогда не станет образом Эштона. Он только может представлять. Но он тратит столько сил на то, чтобы представлять и вспоминать, как всё это было тогда, из-за чего уже не может вспомнить движения их танца. Он пытается ухватиться за те прошлые воспоминания в его голове, в которых они вместе кружились по комнате и даже не обращали внимания на их ноги, которые сами выстраивали следующие шаги и движения. Только сейчас его ноги не танцют так, как они танцевали с Эштоном. Но его сердце будет по прежнему помнить...