кудряшки.

      это ощущалось как-то неправильно. «это» — было именно спокойствием и тишиной в квартире. даже слишком тихо, по крайней мере так шурику казалось. в спину упиралось, и не спеша расползалось спокойное, почти будто даже мёртвое, дыхание платона. это ощущалось странно, так будто этого не должно было происходить, но как-то так случилось, что теперь они лежат на диване, — платон точнее сидит, шурик почти лежит на нём, хотя казалось, что ещё немного и он откинется.        тут вот такая штука — платон до желчи под рёбрами тактильный.       шурик не то чтобы тактилофоб какой-то, просто каждый раз дёргается и почти пищит, когда его кто-то трогает, особенно если это происходит слишком неожиданно для него.       платону он ничего сказать не может, не потому что терпила, нет, просто за ним было интересно наблюдать. устроится как-нибудь поудобнее, и сидит как довольный кот.       он очень любит со спины обнимать, так непринуждённо, плавно и спокойно, устраивая голову на рыжей макушке — в принципе как и сейчас. шурик не был недоволен, просто слишком напряжён. со стороны это выглядело как низкосортная комедия по «россия 1», которую мама смотрела спиной, пока жарила котлеты.       — чувак, ну расслабься.       шурик не спеша опускает плечи и тихо вздыхает. платон вздыхает следом, но это было настолько приглушённо, что даже сначала было непонятно, что вообще произошло.       а на самом деле было непонятно ещё много чего. ну, как минимум, почему платон для своих тактильных потребностей «выбрал» именно шурика. скорее всего, потому что он тёплый, или потому что он мягкий, или потому что спокойный, пусть и тяжело принимает все прикосновения, или что, — почему?       это было самой большой загадкой. понять что у платона на уме — что-то явно за гранью невозможного, что уж тут говорить о том, почему и каким образом он вообще принимает какие-либо решения.       произошло то, что должно было рано или поздно — платон льнёт носом к коротким рыжим кудрям, и зарывается в них. шурика, казалось, сейчас просто разорвёт напополам. он сжимает пальцы и врезается выпученными глазами в пол, пытаясь сделать вид, что ничего серьёзного сейчас не происходит.       вот самое страшное — платона это не заботит. он делает это всё так, словно это норма, и вообще не волнуется о том, как это со стороны выглядит. наверное, странно, как минимум, да?       только говорить об этом было, как бы, необязательно, это вообще-то им обоим понятно, только один ногти грызёт, а второй просто кайф ловит — так вообще-то каждый раз происходит, ничего не меняется. стабильность это хорошо, да?       — я просто всё ещё не привык.       очевидно приспособиться к тому, что тебя каждый день тискают как маленького щенка — платон, кстати, подмечал схожесть шурика с его всеми любимым питомцем, — было несколько трудно. понятное дело, что это было очень лестно, и всё такое, но точно не когда это происходит каждый раз изо спины и с тяжёлым выдохом в шею. каждый раз как в первый — ноги подкашиваются.       ещё кислород полностью из лёгких уходит — платон осторожно и медленно прикасается рукой к чужим волосам. гладит так, будто делал это всю свою жизнь и получал свои заслуженные золотые — жора был бы счастлив.       шурик не против, наоборот — даже за, просто нервничает.       слишком нервничает.       вообще тут вот какая интересная штука в схожести — у платона волосы мягкие, почти шёлковые, завиваются в самых неожиданных местах, но ему в глаза не лезут особо, — даже если бы лезли, он ни за что не пойдёт в парикмахерскую.       у шурика они завиваются почти кудрями, словно он завивает их сам, правда ощущаются как какая-то сухая солома. но платону видимо это нравится, не жалуется ведь.       — ничего же плохого не произошло.       тонкие и длинные пальцы путаются в толстых копнах волос, перебирая и закручивая в узел. было не больно, тянущее чувство на коже было даже несколько отрезвляющим. короткие завитки немного щекотали затылок, а платону кадык.       в какой-то момент кончики пальцев углубились, начиная нащупывать кожу головы, чтобы немного почесать. шурик к тому моменту начал чувствовать себя немного спокойнее и заметно расслабился, и даже немного улыбнулся. было спокойно ведь, не о чем было переживать — приятная обстановка, непрошенные, но такие нужные нежности, которые получаешь по факту… просто так. просто за то, что ты здесь сидишь.       голова немного приподнялась — шурик смотрит снизу вверх, рука никуда не уходит, просто чуть ушла под другим углом, но гладить в одном и том же месте не перестала. напряжение начало уходить — всё-таки становилось тише внутри, а то по его лицу казалось, что он сейчас распадётся на атомы, если это будет продолжаться ещё хоть одну секунду.       нет, ну всё должно быть по-честному. шурик чувствует как его руки начинают трястись, но всё равно тянет одну из них к волосам платона. он однажды трогал их — невероятно мягкие, словно ненастоящие, — такой бархатности просто не может существовать. но тем ни менее, он здесь — сидит сзади него и бесцеремонно гладит каждый волосок, будто смахивает пылинки.       в момент как пальцы коснулись русых прядей, проводя по ним осторожно, так бережно, словно сделай он одно неверное движение — вся мягкость и блеск мигом исчезнут.       — давно ты так не делал.       казалось будто шурик уже дышать разучился. хотя нет, лучше бы действительно забыл, как это делать — дышал слишком нервно и тяжело, но продолжал раз за разом проводить по чужим волосам по одной и той же траектории.       ощущение от этого были неописуемыми, чем-то максимально нереальным и невозможным — в какой-то момент даже показалось, что это всего лишь на всего сон.       — я- я думал ты против.       шурик почему-то резко замялся — показалось, что он сказал полную чушь. очевидно, что платон не против. был бы он против, он бы давным давно сказал об этом. но нет, он ведь ясно и кристально чисто видно кайфует.       вообще от всего кайфует — от того, что есть кого потискать под боком, есть с кем пообниматься и с кем можно было то и не волноваться о том, что он против такого.       и шурик то против вовсе не был.       — да забей, ты же знаешь, что это не так.